Zitate aus dem Buch «Хент»

— Я вам расскажу одну притчу — сказал он своим товарищам. — Когда-то лесные деревья известили своего царя, что изобретено орудие их гибели. — «Как называется это орудие?» — спросил царь. — «Топор», — ответили деревья, — «Из чего он сделан?» — «Лезвие из железа, а рукоятка из дерева», — ответили деревья. — «Если рукоятка сделана из нас же, то это очень опасное орудие», — сказал лесной царь.

— Рукоятка сделана из нас же…— повторил Вардан, подчеркивая последние слова. — Рукоятка орудия, которое эксплуатирует нас, грабит, мучит, делает нас рабами, которое уничтожает нас и разрушает наши дома, — рукоятка этого орудия сделана из нас, армян. Такие люди, как Томас-эфенди, служат подобными рукоятками в руках врага. В истории армян немало подобных примеров. Там, где предают отечество в руки врага, замешан армянин. Там, где совершено свержение с престола армянского царя и передача его трона чужестранцу, замешан армянин. Там, где увидите родную землю, обагренную кровью армян, их жилища, уничтоженные огнем, а самих обитателей в плену, — там опять обнаружите участие армянина. В подкопах и кознях против нации, религии и святой церкви всегда замешан армянин. Одним словом, во всех страданиях и гонениях, пережитых и переносимых нашим народом, всегда действовал топор армянина. Армянин сам своими руками подкопал фундамент национального здания и сам же расшатал его святые устои. Зачем же мы обвиняем других?..

— А разве мало было таких случаев? По правде говоря, мне не особенно жаль денег и двенадцать возов муки, меня возмущает другое, — отдав им даром хлеб, мы же сами должны еще доставить его нашими волами! Что же это за наказанье божье! Я не знаю, до каких пор будут грабить нас эти курды! Приходят, уносят и уносят все без конца; всего требуют без совести, без стыда, точно бог создал нас кормильцами их.

— Неужели ты не знаешь, что это так, — ответил старик, крепко затянувшись, будто хотел табачным дымом потушить свой гнев. — Что мы можем сделать! Если не отдавать волей, они отымут силой. Все же лучше, что они грабят с просьбой, во имя дружбы.

— Мы сами научили их этому разбою, — ответил сын. — Мы можем не давать им ничего, тогда они вынуждены будут сеять и потом добывать свой хлеб; но мы учим их лени и жить за наш счет.

— Это верно, но нам очень трудно уничтожить то, — печально возразил отец, — что установлено на наше несчастье нашими дедами. Мы пожинаем горькие плоды, посеянные их глупостью. Послушай, сын мой, я знаю, что в твоем сердце кипит ненависть; я знаю, что рабство слишком возмущает тебя, но все-таки спрашиваю тебя: что мы можем предпринять? Какими средствами? Если мы перестанем исполнять их требования, то наживем себе врагов, и тогда, смотришь — возьмут да и угонят все наши стада овец. Кому жаловаться? Кто услышит нас? Те, которые призваны уничтожать зло и защищать правду, — все разбойники, начиная с вали и паши до последнего мюдира и каймакама. Разбойники живут как братья. Они, как говорится, «собака собаке — родня». Ты сам слышал, что эрзерумский вали вместо того, чтобы заковать в цепи разбойника Фаттах-бека, подарил красивого коня этому злодею, наводнившему целый край кровью и слезами. Если вали поступает так, то к кому же нам обращаться с жалобой? Остается один бог, но он нас не слышит, вероятно, мы сильно согрешили перед ним. Айрапет слушал молча. Старик продолжал:

— На нас, армян, наложено божеское проклятие. Мы сами своими же руками разрушаем свои дома: раздоры, ненависть, вражда и другие пороки свили себе гнездо в наших сердцах, и мы несем наказание за эти грехи. Если б у нас было единодушие и мужество, что бы мог сделать с нами этот ленивый и глупый курд?

Хачо попросил разжечь ему чубук, и сын, подав огня, заговорил.

— Отец, нас шестеро братьев, достаточно было одного твоего знака, и мы сейчас же прогнали бы Фаттах-бека с его тридцатью всадниками, и они не посмели бы больше врываться к нам так нахально.

— Знаю, сын мой, но какая польза от этого? Вы подрались бы с ним, быть может, многих бы убили, а завтра налетела бы целая орда курдов и сравняла бы наш дом с землей. Кто из армян явился бы к нам на помощь? Никто! Пожалуй, нашлись бы и такие, которые обрадовались бы этому. Таков наш брат. Курды не такие.

Если случайно убьют курда, то целое племя мстит за пролитую кровь, у них развито единодушие. Они как бы все члены одного семейства. А у нас разве есть такое единство? Всякий тянет свою лямку и думает только о себе, до другого ему дела нет; пусть будет что будет — ему нет времени заботиться о соседе. Какое ему дело до других, если сам он спокоен, если никто его не трогает? Глупцы! Они не понимают, что каждый существует для всех, а все для каждого.

Эфенди повторял распространенное среди народа мнение, что жестокий, разбойничий характер курдов объясняется тем, что они смешанной крови. Одно только верно: курды, смешавшись с армянами, хотя и потеряли свой национальный тип, но создали новое, облагороженное племя. В течение веков похищая самых красивых армянок (курды любят высоких женщин), они улучшили свое племя. Наоборот, по той же причине армяне, потеряв лучшую, физически совершенную часть нации, утратили красоту. Кто хорошо изучил курдов Турецкой Армении, найдет большое сходство во внешнем облике местных армян и курдов, ибо курды не что иное, как новое племя, образовавшееся от смешения с армянами.

— Вы сами позволяете таким низким негодяям чинить над вами насилие — продолжал Вардан разгорячась — потому что терпите все их злодеяния, стараясь их не замечать. Я еще могу понять турка и курда, когда они грабят и убивают армян — так поступали они веками, — для них это своего рода потребность, без которой они не проживут. Но если армянин поступает с соплеменниками хуже, чем турок и курд, это уж последнее дело. Все это я и сказал эфенди в лицо, и он не знал, что ответить.

— Все равно. Что бы вы ни сделали, дело не скроется. Здесь много найдется подобных Томасу-эфенди людей, готовых вас выдать. Здешние армяне, если есть возможность расположить к себе турок, ни перед чем не остановятся. Армянин зачастую более, чем кто другой, вредит самому себе; он сам себе враг…

— Русские воюют теперь за свободу христиан — турецких подданных, — продолжал Дудукджян. — Не забывайте, что из всех христиан, подвластных туркам, наиболее угнетены, измучены армяне. Вам это лучше известно — вы на своей шкуре испытали варварства турок. Значит, пора, чтобы и армяне подумали о своем освобождении.

— Зачем нам думать об этом? — ответил старик Хачо, — сам же ты говоришь, что русские будут бороться за освобождение христиан. Помоги им господь! Они придут и спасут нас тоже.

— Так-то так, но не забывайте, что «пока дитя не заплачет, мать не покормит его», — вмешался Вардан. — Армяне своим молчанием, своим терпением и благими надеждами на будущее ничего не добьются. Армяне должны протестовать.

— Да, должны протестовать! — повторил Дудукджян, — и так, как это сделали христиане славяне…

— Хотите сказать, что и армяне должны бороться? — перебил его старик.

— Да, хочу сказать именно это. Теперь такой порядок в мире, да и всегда было так: кто не умеет владеть оружием, кто не способен проливать кровь и убивать врагов, тому говорят: «Ты не имеешь права быть свободным». Значит, если армяне желают добиться чего-нибудь и хотят быть свободными, то должны доказать, что и они не лишены храбрости, что и они умеют сражаться. А теперь самый удобный момент для этого.

Старик горько усмехнулся.

— Чудак! Чем же они докажут свою храбрость и способность сражаться? Ведь турки не оставили армянам даже ножа, чтобы зарезать курицу.

— Нельзя изменить жизнь народа без участия женщин. Если наш народ коснеет в невежестве, то это отчасти и потому, что женщина не играет в обществе никакой роли. Эта сила, эта жизненная энергия, будучи втиснута в узкий круг семейной жизни, пропадает у нас даром. Дело образования в нашем народе надо начинать с женщин. В этот приезд я объехал всю Армению и везде наблюдал армянку; сведения, добытые мною, оказались утешительными. Насколько мужчина измельчал под влиянием турок, потерял свою национальную самобытность, настолько женщина сохранила неиспорченность и нравственное целомудрие. Нет худа без добра. Если запертая в четырех стенах женщина не сделалась общественным человеком, то в этом заключении она сумела сохранить дух нации. Это — великое дело. Таким образом, поддерживается постоянное равновесие: то, что теряет мужчина, восполняет женщина. Наблюдать это можно на самых мелочах. Ненависть женщины к магометанству доходит до фанатизма; все, что исходит из рук магометанина — противно; она не ест мяса животного, зарезанного турком, не ест сыра и хлеба, приготовленного рукой мусульманина. Мужчины не знают такой брезгливости. Мне рассказывали о многих случаях, когда похищенные магометанами армянки старались убежать, если это удавалось; если же нет — то кончали самоубийством. Есть еще одно очень важное обстоятельство: во многих местах, в особенности в городах, турецкий язык сделался обыденным для армянина, но я не видел ни одной армянки, которая говорила бы по-турецки или хорошо знала бы этот язык. Женщина сохранила наш родной язык и вложила его в уста детей. Это отразилось на курдах, служащих в армянских домах: все они говорят по-армянски. Женщина дала нам язык, национальность и сохранила основы нашей семьи. Армянка — чистый, неиспорченный материал в наших руках, из которого можно создать чудеса.

— Не надо думать, — продолжал Айрапет, — что у здешних армян нет сердца и души и никаких стремлений к свободе. Но есть у них одна плохая черта. Каждый армянин в отдельности осторожен, рассудителен, нерешителен и не имеет своей воли. Он всегда ждет примера и пойдет за тем, кто его покажет. Пример, и особенно пример удачного дела, оказывает на него громадное влияние. Но он не интересуется жизнью людей чуждых ему стран и не следует их примеру, а непременно ждет его от армян. Значит, мы будем первыми, и я уверен, что за нами последуют многие. Я знаю хорошо наш народ; он так сильно исстрадался, что при первой возможности готов растерзать турка и курда. Сердце его переполнено тайной ненавистью к ним.

— Да, «пока умный думает, хент переходит реку», — ответил Вардан смеясь.

— Это верно, — подтвердил Дудукджян. — Очень часто умных подводит их собственный ум, и они тогда только понимают свою ошибку, когда видят, что сумасброд и безумец опередили их. Было время, когда наши рассудительные константинопольцы считали более удобным и выгодным для армян находиться под управлением невежественных турок, чем под властью какого-нибудь цивилизованного правительства. Они думали, что цивилизованное государство своим высшим культурным развитием может поглотить и уничтожить армян, между тем как армяне при своем уме могли бы пользоваться глупостью турок, соперничать с ними в борьбе за существование и выйти победителем. Этот вывод теоретически верен, но лучшие философские теории очень часто оказываются неверными в применении к жизни. История имеет свои неправильности.

— Если великая цивилизованная нация уничтожает мелкие народности, — продолжал Дудукджян, — то же самое может сделать относительно своих подданных и нецивилизованная. Разница только в способах борьбы: одна убивает варварскими средствами, другая — культурными. Скажу яснее. Никто из нас до сих пор не понимал тайной политики турецкого правительства в отношении армян. Каждый из нас с недальновидностью ребенка повторял: «Будущность наша в Турции». Мы смотрели на совершающиеся несправедливость, беззакония и варварства как на явления случайные, вовсе не подозревая, какая дьявольская махинация скрывалась за ними. Мы видели только, как эксплуатировали, убивали нас, заставляли силой принять магометанство и как соседними варварскими племенами совершались другие злодеяния. Мы не знали, что все эти безобразия совершались по тайному наущению, не знали, что все это делалось с высшего разрешения. Мы обвиняли правительство только в слабости и беззаботности, в неумении сдерживать страсти своих диких подданных. Но мы не понимали, что сами чиновники правительства возбуждали варваров против армян, чтобы уничтожить христианский элемент в стране. «С какой целью?» — спросите вы меня.

— Турция хорошо поняла, что если в один прекрасный день она лишится своих европейских и азиатских владений, то причиной этому будут местные христиане. Она поняла, что раз в ее владении будут находиться христиане, то это всегда даст повод другим государствам вмешиваться в ее дела и снова поднимать «восточный вопрос». Вследствие этого, дабы не лишиться своих владений и оградить себя от вмешательства других христианских держав, Турция принуждена уничтожать христиан, из-за которых она потеряла уже некоторые провинции в Европе, и вот-вот отымут у нее и остальные. Что же касается азиатских владений, то там уцелела только лишь Малая Азия, в которой единственная христианская нация, угрожающая спокойствию Турции — армяне. Следовательно, чтобы успокоить европейские державы, нужно показать им, что в Армении нет армян. Для исполнения этого плана Турция избрала удобнейших палачей — курдов и черкесов.

— Если собрать все факты, совершившиеся в течение последних двадцати-пятидесяти лет, то можно убедиться в справедливости всего, что я сказал. Мы увидим, что гнет, преследования, грабежи армян, словом, все варварства — не случайные явления. Мы убедимся, что за ними крылась заранее обдуманная политика, цель которой — систематическое ослабление армянского народа, ведущее к окончательному его уничтожению. Я укажу только на некоторые факты. Чтобы лишить армян возможности самозащиты, Турция связала им руки — отняла у них оружие и вручила его врагам армян. Однако, увидев, что эта мера не способна обессилить армян, как народ трудолюбивый, предприимчивый, способный соперничать со своими врагами и сохранить свое существование материальной силой — богатствам, правительство прибегло к другим мерам, чтобы обессилить, убить его экономически. И вот увеличили налоги; изъяли из употребления бумажные деньги (без предварительного объявления об этом), словом, пустили в ход всякие финансовые хитрости с тем, чтобы деньги, оставшиеся в руках народа, потеряли цену, и он не мог платить налогов. Этим хотели заставить его продать казне за долги самый необходимый в хозяйстве инвентарь и лишить его таким образом средств к обработке земли. Однако и это не привело к желаемой цели: неугомонные армяне, увидев, что на родине нет заработка, отправлялись в чужие края и, приобретя там деньги, возвращались домой. Что же оставалось делать правительству? Турция решила сразу иссушить все источники жизни армян, издав хитроумные земельные законы, в силу которых армянин лишался права землевладения. Принадлежавшие армянам земли перешли в руки курдских беков, черкесов, муфтиев, кадиев и другого невежественного духовенства. Они сделались хозяевами, а армяне, трудолюбивые и деятельные армяне, обратились в рабов, обрабатывающих земли этих варваров. Все земельные споры между армянами и турками в Армении или остаются без всякого внимания со стороны правительства или же разрешаются непременно в пользу магометан. Тому тысячи примеров. Достаточно расследования одного из этих процессов для доказательства того, что правительство не желает оставлять земли в руках армян. Они хотят, чтобы армяне, лишившись наследства прадедов, покинули свою родину, усилив таким путем переселение армян. Освободив Армению от армян, Турция заселит ее курдами и черкесами.

— Теперь вы видите, что все эти злодеяния связаны друг с другом, и под ними скрывался адский замысел? Я считаю лишним указывать на такие факты, как искусственно созданный голод в провинциях, населенных армянами, — это было изобретением местной администрации для убийства армян, спасшихся от оружия курдов и черкесов. На подобное изуверство, на такое чудовищное убийство способен только безжалостный, бессовестный турок. Ослабить экономически народ, лишить его последних средств к существованию, довести до крайней нищеты — вот то оружие, которое избрал он теперь для уничтожения армянского народа. Турок знает по опыту, что всякое другое оружие бессильно для убийства народа, сила которого заключается в трудолюбии, энергии и в материальной обеспеченности. У зейтунцев нет плодородных земель. Главные источники их существования — железные рудники; они сами обрабатывают руду, делают оружие или продают сырье в ближайшие провинции, покупая на эти деньги все, что им нужно. Правительство сделало несколько попыток отнять у зейтунцев эти рудники, и только отчаянное сопротивление храбрых горцев спасло их единственный источник существования. Большой пожар в Ване подтверждает очевидность подобных политических махинаций. В этом городе армяне приобрели солидную материальную силу; вдруг в одну ночь все их богатства предали огню. Армяне протестовали, просили правительство расследовать это дело, чтобы открыть имена преступников, но просьба их осталась без внимания — не могло же правительство назначить следствие над самим собой.

Мы всегда удивлялись, почему власти лицемерят перед предводителями курдов и черкесов, перед шейхами и другим духовенством, которые иной раз причиняют немало забот и правительству, не платя налогов, совершая большие набеги на те или другие провинции. Неужели, думали мы, правительство не может усмирить этих разбойников? Теперь мы уже понимаем, что Турции необходимо иметь таких союзников. Цель — ясна…

— Я клевещу?.. На тебя, который и с турками совершает намаз и в армянской церкви слушает обедню, чтобы заслужить расположение темного люда? Не ты ли выдаешь турецкому правительству лучших, благороднейших армян, думающих о благе своего народа! Не ты ли при турках называешь всех армян «гяурами», а при армянах ругаешь турок! Не ты ли, дружа с разбойниками, даешь на суде ложные показания против армян? Не ты ли, наконец, женился в десяти местах и, оставив всех жен, хочешь жениться еще раз? Ты ли не следуешь обычаям турок? Но я тебе скажу, что турок в тысячу раз благороднее тебя, так как ты и ни армянин, и ни турок…