Оскар Уайльд

На одном явлении из области новейшей философской критики, известном в России только по наслышке, мы хотим на этот раз остановиться, чтобы, дав его краткую характеристику, рассмотреть на нем некоторые вопросы, возбуждающие умственное брожение современной интеллигенции. Несколько лет тому назад в Лондоне появилась небольшая книжка под названием «intentions», заключающая в себе четыре статьи: «Падение лжи», «Перо, карандаш и яд», «Критик как артист» и «Правдивость масок». Большинство этих статей написано в диалогической форме с холодным блеском изысканно дилетантского, парадоксального дарования. В короткое время имя Оскара Уайльда стало произноситься в разнообразных кругах лондонского общества, а его рискованные, пикантные афоризмы распространялись среди разочарованных героев аристократической богемы, как выражение самого тонкого и оригинального художественного вкуса. Его манеры, смелые и претенциозные, его изящный костюм старого стиля из роскошных тканей, ласкавших его болезненно раздраженные нервы и совершенно не гармонировавших с прозаической обстановкой лондонской жизни, – все придавало его образу какое-то новаторски-декадентское обаяние в глазах толпы, жадной ко всяким зрелищам в литературе и жизни. С самого начала его имя стало окружаться скандальной легендой. В суматохе политических треволнений, среди общей умственной озабоченности, деловых операций и научных изысканий, фигура неумеренного, изнеженного эстетика не могла не производить самого странного загадочно-притягательного впечатления. Баловень судьбы, аристократ по умственным привычкам, Оскар Уайльд быстро шел к яркому литературному успеху. Как вдруг жизнь его, блестящая снаружи, но таившая в себе внутренние язвы, разыгралась в гнетущую драму с отвратительным уголовным финалом. Те самые руки, которые до сих пор с сладострастным наслаждением скользили по атласу его эксцентричного одеяния, теперь принуждены производить грубую работу с мучительным однообразием сурового тюремного режима. И странно сказать – эти две полосы его жизни, так резко противоречащие друг другу, имеют в себе нечто общее: его аристократические радости были так-же бесплодны, так-же оторваны от творческого процесса истории, как и его монотонный, изнуряющий душу труд, предписанный ему в возмездие за нарушение общественной морали.