Buch lesen: «Ложь во благо»

Schriftart:

Посвящается Эве.
Я тебя люблю.

Глава 1

Пристижная улица все еще хранила следы ужаса. На канарских пальмах было развешаны листовки с информацией о пропаже человека: выцветшие из-за погоды, со свернутыми от ветра и дождя уголками. На круговой подъездной дорожке перед поместьем из белого камня уже не было полицейских машин. Фургоны прессы и камеры медленно перешли к другим историям. Железные ворота, которые не пускали внутрь желающих посочувствовать посторонних, были закрыты. Тяжесть тишины висела в солнечном воздухе Лос-Анджелеса.

Скотт Харден проковылял по обрамленному пальмами тротуару к воротам. Когда он двигался, дом качался перед ним, а вид расплывался из-за пота, жгущего уголки глаз. Его поло с монограммой, запятнанное за недели носки, прилипало к спине, а запястья обвивали синяки и ссадины, оставшиеся от жесткой веревки. Он ускорился, по мере приближения к дому переходя на беге и остановился у панели безопасности на воротах. Из пореза на груди сочилась кровь.

Он вбил код на клавиатуре, оставляя кровавые отпечатки. Ворота звякнули и с жужжанием открылись.

* * *

Нита Харден стояла перед зеркалом в ванной, пытаясь найти энергию и мотивацию, чтобы взять зубную щетку. Полочка, когда-то заставленная духами и дорогой косметикой, пустовала. У светлых локонов, всегда безупречных благодаря еженедельным визитам в салон, теперь были полдюйма отросших темно-седых корней. В черном костюме для йоги, висевшем на ней, она ничем не напоминала собранную светскую даму, вырвавшую себе место в верхнем эшелоне общества Беверли-Хиллз. Разве плохой запах изо рта имел значение, когда твой сын пропал без вести? Имело ли значение хоть что-нибудь, когда каждый день казался просто ужасающей игрой в ожидание, пока кто-нибудь обнаружит его тело?

Убийца, прозванный Кровавым Сердцем, действовал безотказно. Он похищал красивых, популярных мальчиков-подростков, таких, как ее Скотт.

Он держал каждого мальчика в плену месяц или два, душил, уродовал тела, а потом выбрасывал трупы как мешки с мусором. До Скотта он похитил шестерых: было найдено шесть обнаженных тел с сердцем, вырезанным на груди. Прошло почти семь недель с тех пор, как Скотт пропал. Его тело могли обнаружить в любой день, и тогда ее позовут в морг на опознание сына.

Прозвучал сигнал системы безопасности, и она оторвала взгляд от зубной щетки, прислушиваясь к мелодии, установленной на воротах. Когда они строили дом, каждый выбрал для себя уникальный код и сигнал к воротам. Когда она подъезжала к воротам на своем «Ягуаре» и нажимала на кнопку пульта или вбивала личный код, звучал мягкий перезвон колокольчиков. Сигналом ее мужа был гимн УКЛА. А Скотт выбрал простую трель… Ее зубная щетка со стуком упала в раковину, когда в большой ванной послышалась мелодия Скотта.

Ее сердце пронзила резкая боль, и она издала болезненный вопль, услышав знакомый звонок, мгновенно напомнивший о его широкой улыбке, которую она годами воспринимала как данность. Скотт всегда врывался с рюкзаком, закинутым на плечо, и направлялся прямиком к еде. Она подошла к большому окну в углу ванной и выглянула во двор, ожидая увидеть машину одного из его друзей или фургон их уборщиков или садовников, ведь Скотт мог сказать свой код любому из них. Сквозь заросли ей так и не удалось увидеть автомобиль, поэтому она прижала руку к стеклу, прикрывая глаза, и попыталась разглядеть ворота.

По дорожке, усыпанной раскрошенными ракушками, с трудом продвигался человек, который немного волочил за собой ногу, оставляющую длинный след позади. У нее болезненно перехватило дыхание при виде знакомого серого поло, идентичного дюжинам тех, что все еще висели в шкафу сына. Лица не было видно, потому что он смотрел вперед, но она мгновенно узнала эту фигуру. Резко обернувшись, она споткнулась о медную когтистую лапу ванной и упала на одно колено. Всхлипнув от переполнявших ее эмоций и боли, она вскочила на ноги и бросилась в спальню через арочный проем. Несясь в холл, она столкнулась с горничной, когда поворачивала к лестнице, и ринулась вниз по ступенькам, крепко держась за перила, потому что ее глаза застилали слезы.

– Джордж! – закричала она, поворачивая голову к кабинету мужа, где он часто работал из дома. – Джордж! – не останавливаясь проверить, дома ли он и слышал ли ее, она дернула тяжелую бронзовую ручку входной двери и приоткрыла ее достаточно, чтобы протиснуться наружу.

Она счесывала босые ступни о раскрошенные ракушки, но не обращала внимания на боль, несясь по дорожке и выкрикивая имя сына.

Скотт поднял голову и дергано остановился, выглядя изможденным, когда его губы дрожа сложились в улыбку. Он медленно поднял руки, и она бросилась в них.

Невероятным образом ее сын вернулся домой.

Глава 2

Слушая голосовое сообщение от Джона Эбботта, я задумалась, убьет ли он в этот день свою жену.

– Доктор Мур, – неровно, взволнованно прохрипел он. – Перезвоните мне. Она уйдет от меня к нему. Я знаю. Это случится.

Джон – который всегда приходил за пять минут до начала наших консультаций в выглаженных вещах и безупречно опрятный, который выписывал мне чеки до боли аккуратными печатными буквами, – звучал так, будто разваливался на куски. Я дослушала сообщение до конца, а потом нажала на экран, включая его заново.

Вздохнув, я перезвонила ему. За год наших психиатрических консультаций я определила, что Джон страдает патологической ревностью. Первые два месяца мы фокусировались на его жене и ее предполагаемой увлеченности садовником. Джон противился поведенческой терапии и решительно отказывался принимать фенотеазины. После недель настоятельных призывов он прислушался к моему совету и уволил садовника, что разрешило ситуацию. Теперь он нашел новый источник беспокойства – их соседа. Его подозрения казались необоснованными, что нельзя было бы назвать поводом для беспокойства, если бы он, помимо этого, не испытывал нарастающего побуждения убить жену.

Ожидая ответа, я открыла холодильник и достала литр молока. Был ли Джон Эбботт на самом деле способен убить свою жену – спорный вопрос, но все же тот факт, что он почти год обдумывал это, был серьезным тому подтверждением.

Он не ответил, поэтому я сбросила звонок и положила телефон на столешницу. Я налила стакан молока, а затем отодвинула жесткий тюль и выглянула в окно над раковиной. Сквозь тонкий слой пыльцы я увидела, как моя кошка топчется по отполированному красному капоту кабриолета. Я попыталась привлечь ее внимание, постучав по стеклу.

– Эй!

Клементина меня проигнорировала. Я одним глотком допила молоко и сильнее постучала в окно. Никакой реакции.

Сполоснув стакан, я поставила его на верхнюю полку посудомойной машины и взглянула на телефон. Это был первый раз, когда Джон Эбботт позвонил мне на мобильный. В отличие от Рика Бикона, не способного даже договориться о встрече без моего одобрения, Джон был из тех клиентов, которые воспринимают просьбу о помощи как признак слабости и несостоятельности. Для него оставить голосовое сообщение во вторник утром было серьезным шагом. Может, он подловил Брук? Или же его паранойя и ревность достигли пика?

Она уйдет от меня к нему. Я знаю. Это случится.

Для мужчины вроде Джона утрата могла стать концепцией, способной сломать его мир, особенно когда он был всецело сфокусирован на жене, которую воспринимал искаженно. Эта сфокусированность переросла в одержимость, пронизанную нитью жестокости, граничащей с маниакальностью.

Я снова позвонила ему, и моя обеспокоенность возрастала с каждым безответным гудком. В моей голове возникли непрошенные предположения. Фармацевт с безупречным почерком и двумя пропущенными консультациями в этом месяце, стоящий с окровавленным ножом в руке над своей женой.

Нет, исправила я себя. Не ножом. Не с Брук. Это было бы что-то другое. Что-то менее очевидное. Яд. Это была его последняя фантазия.

Я взглянула на часы микроволновки. Он звонил мне больше двух часов назад. За два часа могло произойти все что угодно. Это моя расплата за позднее пробуждение. «Эмбиен», в три часа ночи показавшийся мне отличной идеей, стоил мне этого пропущенного звонка.

Еще один звонок, сказала я себе. Я собиралась немного подождать, а потом позвонить еще раз и заняться другими делами. Одержимость, как я часто напоминала своим клиентам, никогда не влияла на внешние ситуации. Она только усугубляла внутренние переживания, а с ними и все вытекающие действия и решения.

Я поджарила тост и съела его, медленно и сосредоточенно жуя, пока сидела в столовой и смотрела на телефоне серию «Сайнфелда». Протерев столешницы, вернув хлеб в пакет и помыв руки, я позвонила ему снова.

Он проигнорировал мой звонок, как и в первые два раза.

* * *

В девять сорок пять, когда я направилась в офис на первую консультацию, Джон Эбботт не появился на свою смену в аптеке «Брейерс».

Все мгновенно забеспокоились. Этот человек был тираном в отношении пунктуальности настолько, что двое младших фармацевтов уволились в слезах, подвергнувшись его длинным и почти жестоким выговорам об учете времени. Когда его опоздание затянулось до десяти тридцати, а потом одинадцати, и звонки на его мобильный остались без ответа, трое работников за медицинскими стойками посовещались о дальнейшем плане действий. Очередь покупателей, тянувшаяся дальше секции со взрослыми подгузниками, теперь достигла отдела травяных лекарств. Стоявший спереди мужчина с кустистыми белыми усами и в ковбойской шляпе прочистил горло.

Было принято решение найти на Facebook его жену и отправить ей сообщение. После этого они подождали еще пятнадцать минут, а потом отправили самого младшего и незначительного работника к нему домой.

Джоэлу Бленкеру был двадцать один год, он приехал из Литл-Рок в Арканзасе и работал стажером в аптеке. Ему нравились «Подземелья и драконы», латинские девушки и куриное филе в кляре с большим количеством кетчупа. Пока я слушала, как Фил Анкерли рассуждал о документальном фильме о Теде Банди, Джоэл припаковался у дома Эбботтов и написал младшему фармацевту о том, что машина Джона была на месте, припаркованная на дорожке за белым седаном. У Джоэла были простые указания: позвонить в дверь, спросить у Джона, придет ли он на работу. Пригнуться и бежать в укрытие, если он начнет кричать.

Джоэл начал с входной двери белого одноэтажного дома, чувствуя, как вспотели его подмышки от жары Лос-Анджелеса, пока прислушивался к эху звонка в доме. После второй попытки, не услышав никакого движения в доме, он обошел его сбоку. Легонько постучав в боковую дверь, он подождал, а потом приложил согнутые ладони к стеклу, заслоняя свет, и заглянул внутрь.

При виде крови и тела он отшатнулся, зацепившись туфлей за бордюр. Его телефон проскользил по земле и остановился у колонны. Он прополз по аккуратно подметенной поверхности и взял телефон. Игнорируя новую сетку трещин на дисплее, он разблокировал его и ввел 9-1-1.

* * *

После моей второй консультации я заехала в тренажерный зал на Пятьдесят пятой Авеню. Мое беспокойство о голосовом сообщении Джона Эбботта развеялось, когда я переоделась в свою спортивную форму и забралась на беговую дорожку. Я увеличила скорость и оглядела ряд телевизоров, остановившись на том, что показывал лицо телеведущей и слова «КРОВАВОЕ СЕРДЦЕ» у нее под подбородком. Пустившись бежать умеренной трусцой, я не сводила глаз с экрана, пытаясь понять тему пресс-конференции. Камера переместилась на красивого подростка в застегнутой доверху рубашке и хаки возле своей матери, который робко улыбался, пока она обнимала его за талию.

«…благодарны, что он дома. Пожалуста, дайте нам возможность побыть наедине с нашим сыном…»

Я ткнула кнопку «Стоп» на беговой дорожке и схватила свой телефон. Несмотря на остановку движения, мое сердцебиение ускорилось. Неужели последняя жертва Кровавого Сердца сбежала? Последние три года я вместе с другими жителями города неотрывно следила за новостями о каждом трагическом деле от исчезновения до смерти. Казалось невозможным, что жертва сбежала, да еще здоровой. В это время обычно обнаруживали обнаженное тело жертвы с отрезанным пенисом, выброшенное с такой же небрежностью, как окурок.

Убийца был уникальным, действовал точно и доказал свою искусность на предыдущих шести жертвах. Меня поразило, что он мог проявить небрежность, позволившую жертве улизнуть. Может, это дело рук подражателя? Обман? Или момент слабости в стратегии и исполнении? Я разблокировала телефон и поискала последние новостные статьи, а потом снова взглянула на беззвучный телевизор.

«…высвободился от Кровавого Сердца и пробежал несколько миль, отыскав дорогу домой…»

Вот оно. Подверждение черным по белому. Как Скотту Хардену удалось сбежать? Я сошла с тренажера, поспешила через людную зону для кардио и выбралась на лестницу, сбегая на первый этаж по широким ступенькам. Когда я добралась до последней, дисплей моего телефона изменился и в наушниках раздался рингтон звонка. Мне звонили из офиса, поэтому я вставила второй наушник и ответила:

– Алло?

– Доктор Мур? – приглушенным голосом спросил Джейкоб. Я представила его за столом в приемной, со сползающими очками в проволочной оправе и капелькой пота, стекшей до середины лба, усыпанного шрамами от акне.

– Привет, Джейкоб, – я толкнула дверь женской раздевалки и взяла верхнее в стопке пушистое полотенце с монограммой.

– К вам пришел детектив. Тед Сакс. Он сказал, дело срочное.

Я протиснулась мимо кучки разодетых в неоновые цвета любительниц йоги и нашла свой шкафчик.

– Он сказал, в чем дело?

– Он мне не говорит и отказывается уходить.

Черт. Прошло почти шесть часов с момента, как Джон Эбботт оставил мне сообщение, и я так и не получила от него ответа. Случилось ли что-то? Или этот визит касается кого-то другого из моих клиентов?

– Я сейчас вернусь, – я прижала телефон плечом, стаскивая шорты для бега. – А, и Джейкоб?

– Да?

– Не пускай его в мой кабинет. И не говори ему ничего. Неважно, о чем он спросит.

Наш администратор, работавший на полставки, настраивавший пианино и обедавший желейными конфетами в форме акул, не колебался:

– Будет сделано.

– Спасибо, – я завершила звонок, стоя со спущенными до лодыжек красными хлопковыми стрингами у всех на виду. Пролистав до сообщения Джона, я быстро удалила запись, потом открыла папку с удаленными голосовыми и убрала его оттуда.

Это действие было инстинктивным. Мои знания психиатрии обвинили бы в этом мое детство, когда я заметала следы и прятала все, что подтолкнуло бы мать-алкоголичку к ярости. Но здесь ставки были выше – пощечина от агрессивной домохозяйки была бы меньшей из проблем. Последствия того, что Джон Эбботт навредил своей жене – если дело было в этом, – были бы гораздо хуже. Потенциальное расследование моей практики. Проверка медицинским комитетом. Внимание прессы на мне и моих клиентах – клиентах, которые требовали полной конфиденциальности.

Все-таки я лечила не трудоголиков с низкой самооценкой. Я специализировалась на убийцах. Извращенных, нестабильных убийцах.

Положив телефон на скамью, я выбралась из шорт и покрутила замок, вводя комбинацию. Хотелось поскрее вернуться в офис и покончить с этим.

* * *

Детектив Тед Сакс оказался высоким мужчиной в дешевом сером костюме с бейджем, висящим на шее. Я отперла свой кабинет и жестом пригласила его к паре мягких зеленых стульев, обращенных к столу.

– Пожалуйста, присаживайтесь.

То ли назло, то ли из упрямства он остался стоять. Я обошла стол и уронила сумку в боковой ящик, прежде чем погрузиться в кожаное кресло на колесиках.

– Чем я могу вам помочь?

Наклонившись вперед, он поставил пакет для улик на чистую деревянную поверхность. Я подняла прозрачный полиэттлен и оглядела предмет внутри.

Это была одна из моих визиток: в сдержанном стиле, с напечатанным именем, титулом доктора и номером телефона офиса. На обороте был от руки написан мой личный номер. Я снова взглянула на него.

– Где вы это нашли?

– В кошельке Джона Эбботта, – он снял очки-авиаторы с лысой головы и продел их через воротник рубашки. Этот парень был совершенно обычным. Худой и строгий, с угольно-черной кожей и недоверчивым, хмурым лицом. – Вы знали мистера Эбботта?

Витающее беспокойство, что Джон Эбботт что-то натворит, преобразилось в тревогу. Что он сделал? Опустив пакет для улик, я кашлянула, лихорадочно обдумывая возможные варианты.

– Да. Он мой клиент.

«Этические принципы психологов и Кодекс поведения» Американской психологической ассоциации твердо стояли на положенной клиентам конфиденциальности. Также было ясно прописано, что эту конфиденциальнность можно нарушить, если я считаю, что мой клиент представляет угрозу для себя или других.

Предыдущие консультации Джона Эбботта, на которых он описывал свою борьбу с желанием навредить жене, технически были в зоне того, о чем нужно сообщать. Его утреннее голосовое сообщение могло классифицироваться как тревожный инцидент, требующий вмешательства полиции.

Но это было всего лишь сообщение. Неуверенный в себе мужчина, говорящий то же самое, что и весь предыдущий год на консультациях. То, что он забавлялся с идеей убить Брук, не означало, что он когда-либо это сделает, и если бы я звонила в полицию каждый раз, когда кто-то из моих пациентов подумывал кого-то убить, я бы отправила в тюрьму много невиновных людей, и на этом мой список клиентов закончился бы.

Правда в том, что желание кому-то навредить или убить является обычной частью ментального цирка человека. Хоть среди нас есть некоторые высокоморальные святые, никогда никому не желавшие зла, двадцать процентов общества взвешивали «за» и «против» убийства в какой-то момент своей жизни.

У пяти процентов было достаточно моральной гибкости, чтобы воплотить эту возможность в действительности.

Десятая часть процента одержима этим, и самые благонастроенные из них ищут психиатрической помощи в управлении этой фиксацией. Мои клиенты были лучшими из худших, поэтому я твердо ощущала обязанность защитить их, работая с их самыми честными признаниями.

В конце концов их мысли не были действиями. Люди не умирали от мысленной деятельности. Но если эти мысли превращались в действия… это было обратной стороной медали игры, в которую я ежедневно играла со своими клиентами.

Теперь, когда напротив меня сидел детектив, все казалось ясным как день. В этой игре – игре Джона Эбботта – я проиграла, недооценив риски.

Сакс кашлянул:

– Джон Эбботт этим утром не вышел на работу. Его сотрудники забеспокоились, поэтому один из них поехал к нему домой, чтобы проверить, все ли в порядке. Это он вызвал полицию.

Я приложила ладонь к груди, потирая мягкий шелк блузы и желая, чтобы сердце перестало колотиться так быстро. Я собиралась спросить, арестовали ли они Джона, когда детектив продолжил:

– Оба тела нашли на кухонном полу. Работник аптеки увидел тело мистера Эбботта, заглянув в окно.

Мысли застыли. Тела? Тело мистера Эбботта?

– Похоже, Брук Эбботт умерла от сердечного приступа во время завтрака. Мы нашли ее мужа рядом. По всей видимости, самоубийство.

– Что? – нахмурилась я. – Вы уверены?

– Ранение ножом в живот. Угол нанесения удара и ситуация позволяют предположить, что он был нанесен им самим.

Я попыталась не представлять Брук Эбботт, с которой я неожиданно столкнулась в продуктовом магазине в прошлом месяце. Симпатичная женщина. Добрые глаза. Дружелюбная улыбка. Она тепло меня поприветствовала, даже не подозревая о дюжинах разговоров между мной и ее мужем о том, почему убивать ее – плохая идея.

Год консультаций, и Брук Эбботт умерла от сердечного приступа в течение часа после его звонка мне? Я в это не верила.

– От чего вы лечили Джона?

Я цокнула языком.

– Это конфиденциальная информация, детектив.

– Ой, бросьте, – насмешливо сказал он. – Пациент мертв.

– Достаньте ордер, – сказала я. – Послушайте, мне жаль, но я связана этическим кодексом.

– И я уверен, что вы растягиваете границы этого кодекса, – он фыркнул. – Все мы знаем, на чем вы специализируетесь, доктор Мур, – он наконец-то сел. Какая неудача, ведь я уже приготовилась к его уходу. – Док смерти? Разве не так вас называют?

Я вздохнула, услышав прозвище.

– Я специализируюсь на склонности к насилию и одержимости, но это не единственные расстройства, которые я лечу. Многие мои клиенты являются абсолютно нормальными и приятными людьми, – ложь слетела с языка легко. У меня не было нормальных клиентов в последние десять лет.

– Убийцы, – он снова фыркнул. – Вы лечите убийц. Нынешних, будущих и прошлых. Вам придется простить меня, док. Я называю вещи своими именами.

– Что ж, как я уже сказала, я не могу обсуждать мистера Эбботта.

– Когда вы в последний раз с ним говорили?

Начиналось хождение вокруг да около. Я осторожно подбирала слова, понимая, что они, вероятно, уже знали о его звонках.

– Наша последняя консультация была две недели назад. Он отменил встречу, запланированную на эту неделю. И он звонил мне этим утром. Я пропустила его звонок и перезвонила ему через несколько часов, но он не ответил.

Сакса, похоже, не удивила эта информация; это значило, что у них уже был список его недавних звонков. Слава богу, я не оставила голосовое сообщение.

– Что он сказал, когда звонил вам?

– Просто попросил перезвонить.

– Я хотел бы услышать это сообщение.

– Я его удалила, – вздохнула я. – Извините, я не придала ему значения.

Он кивнул, как будто принял мои слова к сведению, но только в том случае, если он верил в сердечный приступ и самоубийство.

– Тот номер на вашей визитке, это по нему он позвонил?

– Да, по номеру на оборотной стороне. Это мой мобильный.

– Вы всем своим клиентам даете номер мобильного? – он нахмурился. – Даже опасным?

– Это номер телефона, – я откинулась на спинку кресла. – Это не мой домашний адрес или код от входной двери. Если они этим злоупотребляют, я прекращаю с ними работать. Если мне нужно сменить номер, я его сменю. Невелика беда.

– Как человек, видящий трупы каждый день, должен сказать, док – не думаю, что вы достаточно серьезно относитесь к своей безопасности. Вы привлекательная женщина. Один из этих чокнутых вдруг станет одержим вами, и у вас появится серьезная проблема.

– Я ценю ваш совет, – я натянуто улыбнулась. – Но они не чокнутые. Они нормальные люди, детектив. Некоторые люди страдают от депрессии, некоторые – от тяги к насилию. Если бы мои клиенты не заботились о защите окружающих, они не оказались бы в моем кабинете.

– Поэтому Джон Эбботт ходил к вам? Он не хотел навредить людям?

Я сохранила доброжелательное выражение лица.

– Как я уже говорила, я лечу клиентов по разным причинам. Некоторым просто нужно с кем-то поговорить. Если хотите узнать больше, мне нужен ордер.

– Эй, мне стоило попытаться, – сказал он, побежденно поднимая руки. Взглянув в сторону окна, он несколько мгновений изучал пейзажи парка. – Есть причины подозревать, что это не самоубийство?

Он сомневался не в той смерти.

– Если исходить из того, что я знаю, то нет.

– Вы бы поклялись в этом под присягой?

– Однозначно, – пожалуйста, только не спрашивайте о Брук.

Он медленно кивнул:

– Я свяжусь с вами, если возникнут еще вопросы, доктор Мур, – он встал, оттолкнувшись от подлокотников. – Спасибо, что уделили мне время.

Я провела его в приемную и ободряюще улыбнулась Джейкобу, с интересом наблюдавшему за нами. Вернувшись в кабинет, я закрыла дверь и прерывисто выдохнула.

Шансы, что это моя вина, были крайне высоки. У меня имелась одна задача, и я эпически провалилась не только с Брук, но и с Джоном. Из-за этого двое людей были мертвы.