Время

Человек одинок в своей боли, обиде и унижении.

Ничего не зная об этой войне, он знал только, что на любой войне убивают. Не боялся, что его убьют, — боялся убить. Ни трусом, ни храбрецом старик не был, а боялся по одной-единственной причине, простой и понятной: убивать нельзя.

Родная речь…Ты помнишь край, где колосилась рожь на

сереньком картоне под названьем «Родная речь»?

Тот самый край, где ложь мы ложками столовыми

хлебали и где кормили нас канадскими хлебами,

хоть на обложке колосилась рожь? Но до сих пор

восторженная дрожь от этих «р» в словах: «родная

речь», хоть нет давно страны СССР, хоть речь

родную некому беречь. Ты помнишь край?.. Постой,

не умирай, моя родная! Сильно изувечена, ты

выживаешь силою извечною так, словно прямо из

земли растёшь, как на обложке выгоревшей – рожь.

В детстве трехлетняя разница в возрасте - почти пропасть; зато они читали одни и те же книги, а такое сближает быстро.

Если не забывать войну, появляется много ненависти. А если войну забывают, начинается новая. Так говорили древние.

Поехали обратно. Чай кончился, восемнадцати тебе нет, заняться нечем. А мне завтра на работу к семи утра.

Наполеону приписывают выражение: «Три враждебные газеты опаснее 100 тысяч враждебного войска». Эта фраза стала во многом применимой к русско-японской войне. Русская пресса была откровенно пораженческой в протяжении всей той войны, каждой её битвы. И, ещё важней: она была нескрываемо сочувственной к  террору и революции. Эта пресса, неоглядно развязная в 1905, толковалась в думское время, по словам Витте, как пресса в основном «еврейская» или «полуеврейская»[1378]: точнее, с  преобладанием левых или радикальных евреев на ключевых корреспондентских и редакторских постах. В ноябре 1905 Д. И. Пихно, редактор национальной русской газеты «Киевлянин», уже 25 лет на этом посту и изучивший российскую печать, писал: «Еврейство… поставило на карту русской революции огромную ставку… Серьёзное русское общество поняло, что в такие моменты печать сила, но этой силы у него не оказалось, а она оказалась в руках его противников, которые по всей России говорили от его имени и заставляли себя читать, потому что других изданий не было, а в один день их не  создашь… и [общество] терялось в массе лжи, в которой не могло разобраться»[1379].