Владимир Васильевич Гриньков

разумению. Нет! Все иначе! Мы составляет

– Вы мне тут нервы не нервируйте и настроение не расстраивайте

и вправду была хороша. Лицо за эти годы истончилось

. Посидели пять минут. Да спать пора было ложиться. Женщины, соседки наши, уже легли. Я ушёл в туалет, потом вышел в тамбур. Там было холодно. Но я постоял у двери, дыханием выплавляя в заледеневшем окне маленький кружок. И всё равно в тот кружок ничего не было видно. Чернота. Я вернулся в вагон. И Пётр Тимофеевич, и сын его уже

– Да, – согласился, подумав, Петя. – А больше всего страшит – что? – Что? – эхом отозвался Петя. – Не то, что уже случилось, а то, что может случиться. Ожидание несчастий пугает больше, чем само несчастье. – Да? – удивился Петя, который никогда о таких вещах, похоже, не задумывался. – Конечно, – уверенно