Татьяна Степанова

экспедиции обвиняли тогда другого басмача, Абдуллу Насреддина, – заметила Катя.  – И еще – насчет отрубленной головы Юрия Велиантова… Дэв-хан обезглавливал китайцев, это его личный жуткий почерк. А через тридцать лет в шестьдесят втором кто-то расправился с московским переводчиком

Нет имени тебе, мой дальний… Но счастье было безначальней. И тишина. Была весна… Мгновенье в зеркале старинном я видела себя, себя… И шелестела платьем длинным встречать тебя. И жали руку эти руки… Нет имени тебе, мой дальний… Блок.

43–44-го размера. Но почва после дождя даже на следующий

робов приказал мне трогаться с места. Мы заехали

Вопли и ругань — это признак отчаяния.

В старых публичных библиотеках особая атмосфера. Катя окунулась в тишину, в скрип натертых воском паркетных полов, глотнула книжной пыли, присутствующей в воздухе, несмотря на современные кондиционеры. Сев за стол, включила зеленую лампу на мраморной подставке. И поняла, что ей тут нравится.

они сгорели. Он раньше долгое время служил в элитном

ври! – приказал Клавдий. – Ее папа-начальник открыл на ее

Ты вечно один против целой армии, но один против самого себя – совсем другое…

Лаврентьева была одета по-домашнему – старые спортивные штаны