Оксана Рабафф

– Но, Руния, запомни, знахарка не может любить, – коротко добавила Нурсун. – Разве я люблю его? – удивилась девушка. Нурсун засмеялась её неопытности. – Любовь многолика. Она и доброта, и забота, и материнское тепло, и солнечный день. Она же боль и печаль, страдания и жертвы.

– А по-вашему, людям в форме верить нельзя? – взбесился Озеров. – Только манерным училкам? – Мне кажется, разница очевидна, разве нет? – подливала масла в огонь. Не умела вовремя остановиться. – Вроде педагог, а тупая, как пробка! – ответил совсем без злости, отворачиваясь. Спокойствие, с которым Озеров это произнес, вывело её больше, чем сами слова.

Руки с аккуратными ноготками покрывали мелкие-мелкие морщинки. Но они всегда были тёплыми и нежными. Тётя Маша носила вязаные кофты и пахла ландышами.