Маша Трауб

Замуж не собираюсь, но маникюр и педикюр делаю регулярно, чтобы патологоанатом не подумал обо мне плохо.

вылетать. Почему не надо звонить? Хорошо, что вы нас ждете, но я все же позвоню

Я с детства знала - "чем меньше родственников, тем лучше". И то, что "правда никому не нужна".

В эфире Много лет назад мы с мамой жили в маленьком, еще строящемся

лашу? – спросила Лариса. – Не думаю, что это хорошая идея, – ответила Нелли Сергеевна. – Давайте тихо посидим, только близкие. В твоем положении шумные мероприятияНелли Сергеевна подняла одну бровь – Лариса уже знала, что это означает конец дискуссии. Еще она мечтала о белом пышном платье. Но никто не предложил ей поехать в магазин

Зачем ты мне все это говоришь? И если я такое чудовище, подлец и скотина, а ты все видела и понимала, почему была со мной? Все это время? – Вряд ли ты поймешь. Да я и сама себя никогда не понимала. Каждый раз обещала себе, что этот раз – точно последний. Больше не приеду. Но иногда, в определенные моменты, ты был совершенно другим. Гением. Художником. Это завораживает по-настоящему. Никто никогда на меня так не смотрел. Будто моя нога или рука – шедевр, который невозможно повторить. Недосягаемый идеал. Благодаря тебе я чувствовала себя настоящей женщиной. Красивой. Да, наверное, поэтому. Ты давал ту уверенность в себе, которой мне всегда не хватало. Будто сеанс гипноза. От тебя я выходила другой. Той, какой никогда не была – яркой, дерзкой, наглой. На какое-то время хватало, а потом мне снова требо

И у Евы наступил этап, когда нужно срочно отстричь мешающую челку. Что она и сделала маникюрными ножницами. Выстригла «изнутри». – Знаешь, у нее теперь прическа, как у мужиков, которые отрастили длинные волосы

Ивановна, в девичестве Романовская, менять фамилию на мужнину категорически отказалась. А дети, да, пусть страдают. С отцовской фамилией ходят. Елена Ивановна рассказывала, что отец ее детей был удивительным, просто показательным скандалистом. Мог на пустом месте устроить истерику. Придирался ко всему – пыль на косяке входной двери. Не так заглажен воротничок рубашки. Не там стоят тапочки, не так сложены футболки, не та зубная паста, не тот вкус отварной картошки. Шпоркин мог

У каждого своя память. Если сравнить воспоминания двух людей об одном и том же событии, получите две разные версии, зачастую противоречащие друг другу. И даже если эти люди находились в одном месте в одну и ту же минуту, все равно будут разные истории. Память – защитный механизм, вычищающий из подкорки все то, что может убить, но щедро оставляет то, что заставляет страдать. Тут на помощь приходит еще один защитный механизм – наш собственный взгляд, подчас фантазии, которые пусть медленно, но за

– «Учебный год как беременность. Длится девять месяцев, а тошнить начинает на второй неделе».