Лена Обухова

– Какой человек, чем напугал? – подтолкнул Соболев.

Сколько прошло времени, он не знал, но все ощущения вернулись разом. Войтех сделал глубокий вдох, открыл глаза и увидел Сашино лицо, склонившееся над ним. Она была перепугана насмерть, но в то же время в ее глазах он увидел ту самую уверенность в необходимости действовать. Как будто это были ее ощущения во время видения. Но, когда она увидела, что он пришел в себя, по ее щекам внезапно покатились слезы. Она что было сил ударила его по плечу раскрытой ладонью и вскочила на ноги. – Только попробуй еще раз так сделать!  – прошипела она, и в ее голосе Войтеху почудилась паника, прячущаяся за злостью. Она стремительно вылетела из комнаты, хорошо хоть дверью не хлопнула. Войтех медленно сел, только сейчас понимая, что все это время лежал на полу спальни, и огляделся. Рядом с ним на корточках сидел Максим, а вокруг в беспорядке валялись выпотрошенные из аптечки лекарства. – Что случилось? – спросил Войтех. Максим положил на пол ампулу, которую держал в руках, и с легкой насмешкой, за которой тоже скрывалось беспокойство, сказал: – Ты не дышал минуты три. Саша страшно перепугалась. Этим ты ее держишь возле себя?

Хотел бы я сказать, что тьма сгущается перед рассветом, а за черной полосой идет белая, как у зебры… Но как известно, у нее есть полоса белая, есть полоса черная, а есть задница. И как бы мы не оказались сейчас в ней…

Никуда ты от меня не денешься, милая. И не выгонишь, потому что ты здесь никто. А я хозяин земель. И замок этот скорее мой, чем твой. Так что ты выйдешь за  меня. Не захочешь по собственной воле – заставлю. И никто мне не помешает. Слышишь? Никто! Ты моя и будешь моей! Ника слышала. И понимала. И уже почти не удивлялась. Потому что чего-то подобного и боялась.

За любое богатство с него спросят в десять раз больше, любая власть над другими бесполезна, если в итоге потеряешь власть над собой, а любовь… Настоящую любовь Ангелы дать не могли, только болезненное обожание, основанное на полном подчинении.

Тень тебе на башку неудачно упала, судя по всему, – проворчал Ваня, снова в покадровой развертке пересматривая интересующие его секунды.  – А следом за ней прилетел кирпич, который ее отбрасывал

Большинству из нас не дано знать, когда стихнет их музыка. Нев может прожить еще двадцать, тридцать, сорок лет и надоесть тебе до чертиков. А, может быть, твоя песня внезапно оборвется завтра на полуслове. Никто не знает. Я не призываю жить каждый день как последний, но инвестируя в будущее, нельзя делать это за счет настоящего. Можешь быть счастлива сегодня – будь. Не отказывайся от этого во имя завтра, ведь оно может и не наступить.

– Так ты еще и экскурсоводом на полставки подрабатываешь? – не удержался Ваня. – Только персональные экскурсии, – тут же среагировал Карел, интимно понизив голос.

Воистину нелегко быть женщиной, – пробормотала Стефани, глядя на свое отражение в зеркале после того, как умылась прохладной водой. – Мотает то в одну сторону, то в другую, и так каждый месяц!

– Всегда знаете свою норму? – Нет, просто не пью. – Вообще? – Вообще. Диана чуть прищурилась и неожиданно для самой себя брякнула: – Вы что, алкоголик? Карпатский рассмеялся и все-таки полуобернулся, с интересом разглядывая ее. Хотя смотреть на нее этим утром едва ли было приятно. – Почему сразу алкоголик?