Издательство Corpus

Их совместная жизнь, их будущая свадьба. А главное, его собственная потребность блистать рядом с ней, не раствориться в ее свете.

Вообще, ущерб, который эти семьдесят лет нанесли человеку, гораздо страшнее катастрофы в экономике, экологии и национальных отношениях. Деформация психики, разрушение личности - вещи непоправимые. В результате Гражданской войны, коллективизации, массовых убийств, потом другой страшнейшей войны изменился генетический фонд нации. Погибли лучшие, самые честные, самые смелые, самые гордые. Чтобы выжить, надо было приспосабливаться, лгать и подчиняться. Конечно, я видела, как люди сопротивлялись, и не только диссиденты. Каждый из нас временами пытался делать что мог. Для творческого человека честно выполнять свою работу, выражать свои мысли, не идя на уступки, - это уже было сопротивление. Не поднять руку на собрании, когда все поднимали руку, подписать письмо протеста - это, конечно, уже другая степень сопротивления. Но все равно это был бунт безоружных рабов.

Как бы производители ни старались, со вкусом что-то было не то. Впрочем, в конце концов они перестанут стараться, потому что те из нас, кто еще помнит вкус свиньи и коровы, забудут его, а потом родятся дети, которые никогда уже не узнают, каким был этот вкус.

— Знаете, каков единственный способ понять, насколько вы любите человека?

— Нет.

— Потерять его.

Друг – это тот, кого хорошо знаешь и тем не менее любишь.

У людей, которые покупают собаку, главная проблема в том, что они обычно не понимают: это не вы заводите собаку, а, наоборот, собака решает, кто ей подходит. Это собака заводит вас и, чтобы вас не огорчать, делает вид, будто подчиняется всем вашим правилам

Должна существовать связь между волей к власти и половым бессилием. Маркс симпатичен мне: чувствуется, что он и его Женни занимались любовью с энтузиазмом. Это ощущается по умиротворенности его стиля и по неизменному юмору. В то же время, как я заметил однажды в коридоре университета, если спать с Надеждой Константиновной Крупской, человек потом с железной неотвратимостью пишет что-то жуткое, типа "Материализма и эмпириокритицизма".

«Тот, кто нападает, всегда освободитель от чего-нибудь».

Когда человек беден, он никак не может повлиять на то, что с ним происходит. Ему кажется, будто он вообще ничего не контролирует

медицинской историей болезни, стало чем-то личностным, даже нутряным – биографией недуга.