Ирина Пивоварова

Шустрые, видно, у тебя гусеницы! – сказал он. – Знаешь что, приятель, пойди-ка

рыжие кудри. Ритуальный полуденный сон Гарик упорно игнорировал. Он тихонечко лежал в своей кроватке, выдергивал из пододеяльника нитки и долго, вдумчиво их жевал. «Какой глупенький», – решила Манька и тотчас в него влюбилась. В знак своей любви она выдернула нитку из пододеяльника, скатала ее в комочек и принялась жевать. Нитка на вкус оказалась совсем пресной. «Фу», – поморщилась Манька.

куда я только в этих случаях не попадал: и в аквариуме с рыбками плавал, и в телевизор впечатывался – прямо в Андрюшу Малахова, он даже замолкал ненадолго от удивления…

Гм… – сказал дядя. – Немного бестолково, но рифма хорошая. Может, списал

– Пойдём к гостя́м, Лю́ся, – сказа́ла ма́ма, – а то ты огло́хнешь от свои́х тре́лей. Мне не нужны́ глухи́е де́ти! Вон у тебя́ уже́ круги́ под глаза́ми!

сказал Спичкин. – Он знаешь как на меня всю дорогу

полонез Огинского… Больше меня к Марии Карловне не водили. СЕЛИВЕРСТОВ НЕ ПАРЕНЬ, А ЗОЛОТО! Селиверстова в классе не любили. Он был противный. У него уши красные были и торчали в разные стороны. Он тощий был. И злой. Такой злой, ужас! Однажды он меня чуть не убил! Я в тот день была дежурной санитаркой по классу. Подошла к Селиверстову

Мне очень нравилось, когда нас во дворе звали «Люська большая» и «Люська маленькая».

И вдруг Люська выросла. И стало непонятно, кто из нас большая, а кто маленькая.

А потом она выросла ещё на полголовы.

Ну, это было уже слишком! Я на неё обиделась, и мы перестали гулять вместе во дворе.

...

Джему моего сердца

...

Олег Кургузов

рассказ "Джем твоего письма"