Я – легенда (сборник)

Вдруг его осенило: вчера ночью он смотрел на внешнюю вселенную, но должна ведь быть и внутренняя, а может быть, и не одна. Скотт снова встал. Почему ему никогда не приходила в голову мысль о микроскопических и еще более мелких мирах? Об их существовании он знал уже давно, но вот приложить это к себе не мог, потому что думал о вселенной и о всем сущем в ней с точки зрения убогих представлений человека об измерениях. Да, человек измеряет мир дюймами, но ведь природа его этому не учила. Это для человека ноль дюймов означает ничто, ноль – ничто. Но в природе нет состояния нуля: все в ней существует, проходя бесконечные циклы развития. Теперь это казалось так просто: он никогда не исчезнет, потому что во Вселенной все существует вечно. Скотт сначала даже испугался: настолько непривычно было думать о том, что он будет бесконечно двигаться из одного измерения в другое. Но потом к нему пришла успокоительная мысль: может быть, разум, как и природа, существует в бесконечном множестве измерений и миров? Возможно, он найдет братьев по разуму.

Если человек становится достойным жалости, он обречен. Жалость – это участь беспомощных созданий.

Да потонет в водах этого потопа последний островок моего здравомыслия. Да пойдет наперекосяк хрупкое равновесие моей ясноглазой дальновидности, только, пожалуйста, поскорей. Как же я их ненавижу

угодно способен привыкнуть – если не оставить ему другого выхода. Доделав чесночные «бусы», Невилл вышел во двор. Снял с заколоченных окон старые, потерявшие свой чудодейственный запах связки, укрепил на их месте новые. Эту операцию приходилось проделывать дважды в неделю. Чесночные «бусы»  – его первая линия обороны и пребудут ею до тех пор, пока он не подыщет средство получше. «Ах, линия обороны? – частенько всплывал в голове вопрос. – От чего обороняемся?» Сегодня с полудня до самого вечера Невилл занимался изготовлением кольев. Он делал их на токарном станке из толстых деревянных палок, предварительно распиленных на девятидюймовые заготовки; прижимал к бешено вертящемуся точильному кругу кончик каждого кола, пока тот не становился острее кинжала.

Когда-то мне казалось, что они поют, потому что с миром все в порядке, – подумал Роберт Невилл. – Теперь я знаю, что ошибался. Они поют, потому что ни хрена не смыслят».