Zitate aus dem Hörbuch "Бессердечный", Seite 3
— Выглядишь невыспавшимся, Лео, — отметил он.
— Не выспался, — рассмеялся я нервным смешком.
— Проблемы?
Я просто провел пальцем над головой.
— Могу чем-то помочь? — спросил приятель.
— Сам справлюсь.
— Уверен?
— Понимаешь, Альберт, — вздохнул я, отпив кофе, — я будто в колею попал. Теперь не свернуть. Либо добегу до финиша, либо сдохну. Третьего не дано.
— Все так серьезно?
— Не знаю, — рассмеялся я. — Просто не знаю. Я уже ни в чем не уверен. Мой талант пошел вразнос, и кажется, что все вокруг создано моим воображением. А как только отворачиваюсь, реальность рассыпается серой трухой.
Поэт надолго приник к бокалу с горячим вином, потом произнес, глядя на канал:
— Всех нас, Лео, время от времени посещают подобные мысли.
— Вот только я могу провернуть это, а остальные нет.
— Не думаю, что у тебя настолько извращенное воображение, — с улыбкой покачал головой Альберт Брандт. — Лео, проклятье! Почитай газеты, разве такое могло прийти тебе в голову? Взрывы, забастовки, войны! Мир летит в тартарары, мировой порядок рушится, империя трещит по швам! А чудеса науки? Каждый день происходит что-то новое, каждый день!
— Я и не претендую на роль творца, — пожал я плечами. — Просто хандрю.
— Тише! — шепнул я, рывком распахнул дверь и шагнул внутрь со вскинутым пистолетом. Теодор быстро ступил следом и поднял лампу над головой, освещая темный сарай.
Застигнутый врасплох лепрекон досадливо сдвинул на затылок смятый гармошкой цилиндр, выплюнул на пол самокрутку и выругался:
— Драть, как не вовремя!
И в самом деле, когда тебя ловят у выложенного на верстак свежего трупа с ножовкой в руке, это и в самом деле совсем не вовремя…
Девушка задумчиво уставилась в чашку с чаем, потом отодвинула ее от себя и сходила за вином; бутылку крепленого красного она прятала в ящике с крупами.
Спал без снов, но когда открыл глаза, то решил поначалу, будто тронулся умом и брежу наяву.
Посреди камеры на раскладном стуле расположился Фридрих фон Нальц собственной персоной. Он с виноватым видом улыбнулся и вдруг попросил прощения:
– Извините, виконт. Не хотел вас будить.
– Это что-то новенькое, – пробормотал я, приписав появление главного инспектора проделкам своего таланта. Никак иначе объяснить происходящее не получалось.
Голая кладка каменных стен без единого окна, ржавая решетка светильника, глухая дверь, обшарпанная лавка… И на фоне всего этого безобразия – сверкающий орденами и медалями парадный мундир главы полиции метрополии.
Бред? Бред.
В любом цирке, в любой самой респектабельной труппе неминуемо отыщется паршивая овца если не из самих циркачей, так из подсобных работников. Руководство о темных делишках, разумеется, догадывается, но где еще найти человека на это место за такие смешные деньги? К тому же это ведь сущие пустяки…
Но пустяками это кажется лишь до тех пор, пока не пожалует полиция.
Чем подвижней психика, тем крепче череп. Поэты в этом плане, скорее, подтверждение правила, нежели исключение.
Алчность – это плохо. Грех стяжательства недостоин благородного человека. Не в деньгах счастье, в конце концов.
Я знал это. Знал, но не мог оторвать взгляда от трех куцых предложений.
«Лой и Ко, Цюрих. Десять миллионов франков в депозитах на предъявителя. Для истребования…»
Дворецкий вернулся к жизни. Не воскрес, просто перестал быть окончательно и бесповоротно мертвым.
– Она увлеклась вами, вы вскружили ей голову.
– Я?
Главный инспектор посмотрел на мою помятую физиономию, излишне угловатую и носатую, перевел взгляд на заляпанную грязью одежду и вздохнул:
– Никогда бы не подумал, но факты говорят об обратном.
– Вы обвиняете меня в том, что у меня была связь с вашей дочерью и что она сбежала со мной, не желая свадьбы с нелюбимым человеком? Но это же бред! Мы были бы вместе, разве нет?
– Возможно, вы уже получили от нее, что хотели.
– Что такого я мог получить от нее? – не подумав, брякнул я и немедленно схлопотал новую затрещину.
