Альт перелетный

Его всегда отличал вдумчивый и несколько иронический взгляд на окружающих.

Однажды (ему было года четыре) моя сестра обмолвилась, что я сижу в доме творчества.

– Что это – дом творчества? – спросил мальчик.

Моей сестре некогда было вдаваться в эту совершенно неинтересную тему, и она сказала:

– Ну… это такое место, где писатели творят.

– Что творят? – насторожился Боря.

– Что хотят, то и творят, – легко ответила его торопливая и занятая мама.

– Что хотят – творят?! – потрясенно переспросил Боря. – Они там на ковер какают?!

Очевидно, подобное действие в Борином воображении было проявлением высочайшей духовной свободы.

Но, несмотря на очевидный провал наших предпринимательских затей, тема продажи альта время от времени все же возникала где-то в басах жизни. Правда, она все время видоизменялась, как это бывает с любой темой в любых вариациях, – менялись ее интонации, регистр звучания, мажорные и минорные лады. Например, совсем исчезла пафосность аккордов. Вместо них на фоне тотального безденежья возникла жалобно-заискивающая тема «А вдруг?», которой вторили жуликоватые интонации деревянных: «Чем черт не шутит!»

Из окон мансарды нашего пансиона открывался величественный вид на старинный гранд-отель «Пупп». К ночи он выплывал, мягко и таинственно освещенный, – так в фильме «Амаркорд» мимо ошеломленных жителей Римини, в жемчужном тумане и скрипичных волнах далекой музыки, проплывает корабль… Все шесть дней нашего пребывания в Карловых Варах меня не оставляла музыка из этого любимого мною гениального фильма Феллини.

В этот час надо оказаться в Йозефове – старом еврейском гетто, где-нибудь в районе Майзелевой улицы, пойти по направлению к Староновой синагоге. И дождаться, когда поток туристов иссякнет. Лучше бы пошел дождь, загоняя их в бары и отели…

Тогда становится слышна протяжная тишина давно умерших звуков, сложная тишина погасшего хохота, оживленного шепота влюбленных, шелеста юбок, поскрипывания башмаков и сандалий, монотонного распева молитв, звонких детских окриков, трубного гласа глашатая средневековой общины: «Слу-у-у-шайте, любезные ребоса-ай!!!» – тихий стон времен, выдох уставшего Бога, легкое покашливание небес, изошедших пеплом…

лучшая шерсть на свете, другого ты не услышишь! …Он приходил к нам по субботам. В будние дни его визиты были слишком тяжелой нагрузкой. Он требовал соучастия, ежеминутного отклика, немедленного сочувствия всем своим соображениям и рассуждениям… А в пятницу вечером, за первой субботней трапезой, время катилось живее