Zitate aus dem Hörbuch "Детство Никиты", Seite 2

Никите казалось, что во время умножения - "одна в уме" или "две в уме" быстро прыгали с бумаги в голову и там щекотали, чтобы их не забыли. Это было очень неприятно.

- А я, знаешь, третьего дня Степку Карнаушкина победил. - Это кто Степка Карнаушкин? - Первый силач. Я ему как дал, он - брык. Я ему ножик перочинный подарил с четырьмя лезвиями, а он мне - свинчатку,- я тебе потом покажу. Никита вылез из постели и не спеша начал одеваться. - А я одной рукой Макарова словарь поднимаю,- дрожащим от досады голосом проговорил Виктор, но было ясно, что он уже сдается. Никита подошел к изразцовой печи с лежанкой, не касаясь руками, вспрыгнул на лежанку, поджал ногу и спрыгнул на одной ноге на пол. - Если быстро, быстро перебирать ногами,- можно летать,- сказал он, внимательно поглядев в глаза Виктору. - Ну, это пустяки. У нас в классе многие летают.

«Милый Никита, я вас совсем не забыла. Я вас очень люблю. Мы живём на даче. И наша дача очень хорошенькая. Хотя Виктор очень пристаёт, не даёт мне жить. Он отбился у мамы от рук. Ему в третий раз обстригли машинкой волосы, и он ходит весь расцарапанный. Я гуляю одна в нашем саду. У нас есть качели и даже яблоки, которые ещё не поспели. А помните про волшебный лес? Приезжайте осенью к нам в Самару. Ваше колечко я ещё не потеряла. До свидания.Лиля».

Уча арифметику, по крайней мере можно было думать о разных бесполезных, но забавных вещах: о заржавленных, с дохлыми мышами, бассейнах, в которые втекают три трубы, о каком-то, в клеёнчатом сюртуке, с длинным носом, вечном «некто», смешавшем три сорта кофе или купившем столько-то золотников меди, или всё о том же несчастном купце с двумя кусками сукна. Но в алгебре не за что было зацепиться, в ней ничего не было живого, только переплёт её пахнул столярным клеем, да, когда Аркадий Иванович объяснял её правила, наклоняясь над стулом Никиты, в чернильнице отражалось его лицо, круглое как кувшин.

"Искал покоя в мудрости,нашёл забвение среди природы".

Отец три дня пролежал в жару, а когда пришел в себя, первое, что спросил,-жив ли Лорд Байрон? Красавец-жеребец был в добром здравии.

В прихожей пахло печным теплом, шубами и сладковато-грустным запахом старинных вещей из ящиков огромного комода.

Швея Софья была такая скучная девица, словно несколько лет валялась за шкафом, - её нашли, почистили немного и посадили шить.

Коту было не скучно и не весело, торопиться некуда. «Завтра, - думал он, - у вас, у людей - будни, начнете опять решать арифметические задачи и писать диктант, а я, кот, праздников не праздновал, стихов не писал, с девочкой не целовался - мне и завтра будет хорошо».

Преодолеть застенчивость труднее, чем страх смерти...