Виртуальность реальности

Она произносила все это, прекрасно понимая, что нельзя больше обидеть мать, чем незаслуженно в чем-то обойти или задеть ее чадо. И теперь, подтверждение этой истины она с ужасом считывала на лицах подружек. Уж их-то она знала хорошо. У Ники и Майи тоже были достаточно взрослые дочери. Вовка, благодаря любасиному агентству, да и капитанству в команде КВН, не менее узнаваемое лицо, но на «жигуленке». А почему не купить машину Петьке? Для поддержания статуса и, наконец, повышения конкурентоспособности при трудоустройстве. А, если Ванька самый младший из детей, так он вообще не в счет? И что, эти двести сорок только на детей? Лялька реально понимала, каждая из ее подружек имеет право на одну из подобных мыслей. В этом есть своя логика. И все же она продолжила:

– И еще. Юлька работает на ответственном участке, откуда возможен приток клиентов. Можно сказать, она работает на наш резерв. Как знать, вдруг потребуется пополнение. Вы же сами знаете, один умер, другой уехал.

Она словно оправдывалась, испытывая острое желание, чтобы едва уловимое недовольство, повисшее над их бесшабашной и так радостно начавшейся трапезой, куда-нибудь исчезло, растворилось, улетучилось.

– И вообще, я не с этого хотела начинать, – она не смогла скрыть в голосе нотки досады.

Первой очнулась Майя.

– Это я влезла со своим подсчетом…. Слушайте, да что мы прямо по еврейскому анекдоту: «Шел еврей по улице, нашел сто долларов, положил в карман и сказал: «Мало»

– Да я не хочу, чтобы Юльке, – начала было Маруся.

– Послушайте, мы о чем? Федерал перечислил… Мы даже не знаем, что с ним Лялька сделала, чтобы его на такое сподвигнуть, – отозвалась Ирча, которая исповедовала истину: дружба любит счет, и в житейских делах обладала здравым смыслом.

– Кстати, что же ты с ним все-таки сделала? – Мира подхватила импульсивное желания спасти ситуацию.

– Или все под грифом «секретно»? – включилась Лейла.

– Именно так, вы же не хотите, чтобы он киллера по мою душу прислал? – Лялька поняла, что опасность миновала, начался их традиционный треп с пикировками и приколами.

– А каков срок давности? Через сколько лет расскажешь? – Маруся делала вид, что совершенно не в курсе истории с Федералом.

– Не давите на меня. Обязательно расскажу, когда почувствую, что уже можно. Кстати, давайте про два миллиона и, если не ошибаюсь, сто шестьдесят тысяч поговорим. С юлькиной машиной, я так понимаю, мы определились. И помните, у нас общие дети. Поехали дальше.

Из моря благих идей, на которые можно было бы употребить деньги Федерала, выкристаллизовались изначально четыре. Первая – талантливые дети. Вторая – одинокие старики. Третья – бездомные животные. Четвертая – экология, борьба с цивилизационной бедой – бытовым мусором.

Обсуждали конструктивно, эмоционально, весело. Драйва добавляло ощущение, что буквально полчаса назад они все вместе справились с искушением. И миновали какую-то опасную черту, переступив которую, могли бы разрушить противоречивую, многослойную, многоконтекстную, но такую теплую связь, которая соединяла их много лет. Они очень дорожили ею, хотя никогда не обсуждали как явление, даже не называли это дружбой, потому что женской дружбы, якобы, в природе нет.

«Ваза склеилась», – подумала Лялька, и перед ее мысленным взором, как при обратном показе, мелкие кусочки хрусталя, переливающиеся на солнце всеми цветами радуги, вновь стали на место. А ваза, словно оттолкнувшись от пола, опять запрыгнула на стол. Именно такой картинки волшебства жаждала она тогда, в детстве, когда разгрохала любимую мамину хрустальную вазу. Кстати, единственную в их доме. Образ вазы не раз посещал ее в самых различных жизненных ситуациях. Да что там, эта хрустальная ваза, то разлетающаяся брызгами осколков, то вновь совершенно целая, по закону обратного действия, стала для нее символом хрупкости мировой гармонии. Вот, что значит сила детских эмоций

Созидательная сила корысти

Четыре вектора благотворительности, на которые можно было употребить деньги Федерала, обсуждали заинтересованно, даже страстно.

– Давайте конструктивно. Кто станет отрицать важность этих, да и еще кучи других направлений, – Маруся по-профессорски решила промодерировать дискуссию. – Но, провозглашая идею, предлагайте механизм осуществления. Голого тезиса мало – мне так представляется. А то сейчас проспорим до хрипоты или чего-нибудь похуже.

Лялька подумала о «вазе». По лицам поняла, что все уловили суть марусиного предложения и опасность второй раз за вечер оказаться у роковой черты.

– А давайте вернемся к началу, – предложила Мира, выразительно жестикулируя руками. – Вспомните, пару лет назад из стеба родился проект. Мало ли чего не рождается после третьей рюмочки. Но какое наше общее желание подтолкнуло тогда к потоку продуктивного сознания? Не помните?

– Да, да, припоминаю, – включилась Ирча. И все с легким удивлением повернулись в ее сторону – обычно она страдала амнезией на детали. – Мы хотели денег, чтобы иметь загородный коттедж – место для уединения и вот таких пикничков. А сидели тогда в лялькиной квартире. Это потом уже лялькины интервьюеры всплыли, как возможный финансовый источник.

– Точно, тогда как-то все сплелось: лялькины журналистские байки про «пэров-мэров», как их обозвала Мира, и жажда пройтись босиком по траве, – модель Ника, сбросив лапти, босиком прохаживалась по газону, решив размяться – засиделась.

– И я о том же, – продолжила Мира. – Эгоистическое, корыстное, а, следовательно, истинное желание оказалось двигателем. Случилось невозможное – материализовался шанс заработать деньги за то, что Лялька общается с ее статусными клиентами. Использует свой потенциал – помогает как-то гармонизоваться. И за это платят! Но затевалось-то все, потому что нам всем, – Мира подчеркнула последнее, – нам всем хотелось иметь свой кусочек земли, коттедж и все такое. Логичен вопрос: а чего нам хочется всем?

– Ну, ты закрутила, Мира, как всегда, – не удержалась Ирча.

– Чего нам хочется? Денег, счастья, интересной жизни. Да, и уверенности в завтрашнем дне.

– Правильно, – подхватила Мира. – А нам всем уже не по восемнадцать, и хоть мы все еще бодры и веселы, но впереди….

– Ой, давайте не будем о грустном, – лучезарно улыбнулась Майя.

– Вот и я о том же, – не уступала Мира. – Чтобы не было грустно через тридцать лет (надеюсь, у каждой из нас активной жизни не меньше), давайте все устроим сегодня.

– Не вполне понимаю тебя, Мира, – Лейла отстаивала идею создания приюта для бездомных животных и никак не могла отследить логику подруги.

– Ну что тут не понять? Давайте на средства Федерала создадим пансионат для одиноких стариков, но сделаем его таким, чтобы, когда нам будет по восемьдесят, ну ладно, под стольник, мы в нем могли бы радостно и беззаботно осмысливать реальность.

В очередной раз за вечер повисла пауза, а потом все заговорили почти одновременно. И о том, что это должно быть не какая-то ночлежка или банальный стардом, а уютное пристанище для каких-то особых лиц. Для людей, которые сделали что-то созидательное для человечества, пусть всего лишь в ближайшем социуме. И что у каждого должно быть свое собственное жизненное пространство, на восемь постояльцев – они просто посчитали себя.

– Нет, девять, – возразила Лейла. – А Алекс?

– Пусть девять, даже десять. Еще же и Иннокентий, хоть он и молодой еще, – добавила Лялька.

Идеи фонтанировали. Они уже представляли и кухню-столовую, и помещение для персонала, и общую гостиную с роялем и библиотекой, и зимний сад, и картинную галерею, ну, конечно, и цветничок с огородиком…

– Обязательно с верандой, – настаивала Ирча.

Все знали, что покурить на веранде в кресле-качалке было ее излюбленным занятием.

– Кстати, должна быть комната для гостей и детская – у нас же будут внуки и правнуки, они будут навещать.

Лялька слушала их и диву давалась: когда обсуждали их тайное дамское предприятие с предполагаемыми мужскими откровениями, резвились и стебались по полной, а тут и шутки в меру… Видно мысли об одиночестве и немощности, возможных не за горами, из подсознания не выбросишь. Никто не хотел примерять на себя роль беспомощной старухи, но они уже достигли возраста, когда заглянуть в завтра, оглядываясь по сторонам, все-таки приходилось.

– Вот и хорошо. У нас не по косому десятку детей, а у Ляльки с Лейлой их вообще нет. Так что дети у нас общие, и очень не хотелось бы заедать их жизнь, стать им в обузу. Ну, на закате. А вместе, да еще, если мы сейчас все обустроим и опробуем на других, будет гораздо веселее, – поддержала идею Маруся.

– И я о том же, – удовлетворенно подвела черту Мира. – Кстати, а как вам название пансионата «Радостный закат»? Ну что вы? Как рабочий вариант…

– И надо делать где-то здесь, в дачном поселке, поблизости, – предложила Майя.

– Ой, только не по соседству. Не готова принять на грудь, кроме наших клиентов, еще и постояльцев пансионата. Мне тогда житья не будет. Да и, знаете, я не сильно терпелива к старикам. Я не Лейла с ее безусловной любовью к старикам и бездомным животным. Говорю честно, увольте, – Лялька не пыталась казаться лучше, чем есть. Она давно сроднилась с истиной: нет ничего честнее эгоизма. А честность – это вообще наименее затратная форма общения с миром. Поменьше лукавства – проще жить.

– Лялька права – ей и ее клиентов хватает, – поддержала Маруся. – Но, я согласна, надо делать это все за городом.

– Кстати, красотки, а мы ведь никогда не жили все вместе под одной крышей даже и неделю, – иронично-прагматично заметила Ирча. – А здесь планируете пожизненное соседство.

– Мне кажется, терпимость с возрастом должна возрастать, – предположила Лейла. – Да и чего мы, в самом деле? Мы же пока о пансионате для других говорим. Это же не завтра под одну крышу съезжаться.

– Я вам там по вечерам у камина… Там, кстати, камин же будет? …Буду анекдоты читать, – Мира решила: пора возвращаться в день сегодняшний. – Так что предлагаю выпить за наши блестящие перспективы лет этак через «дцать»!

– Да, и за здоровье Федерала, на всякий случай, – продолжила Ляля, поднимая бокал.

– Слушайте, – не унималась Мира – ее опять понесло, – а потом еще и лялькины клиенты к нам подтянутся. Там должен быть еще и танцпол.

На тему счастливого будущего перед последней чертой веселились еще часа полтора, но идея обрела право на жизнь.

Предупрежден – вооружен

Идею пансионата Федерал одобрил. Опасения лялькиных подружек, что он сбагрит туда всех своих престарелых родственников, не оправдались, но одну кандидатуру он все же назвал…

На летних каникулах, когда его, школьника с Урала, родители отправляли в Славногорск к дедушке с бабушкой, брал он уроки живописи у местного художника. Да и уроками, строго говоря, это назвать было сложно: приезжал мальчик, который учился в художественной школе, и здесь, в Славногорске, ходил хвостом за Петром Ивановичем, который дружил с дедом. С красками и мольбертами исходили они все окрестности. В его мастерской будущий Федерал проводил времени больше, чем у родителей отца. Так что не только родные могилы тянули его сюда из Первопрестольной – он навещал и своего учителя-наставника, к которому питал теплые, практически родственные чувства.

Петр Иванович в Славногорске – личность известная. Лялька как-то пересекалась с ним еще в свою бытностью секретарем горкома комсомола. И Ника его знала по выставкам работ в местном краеведческом музее – все же статус заместителя начальника управления культуры обязывал.

Кандидатура №1 определилась.

С идеей пансионата все складывалось на удивление благоприятно – верный признак, что попали в точку. Высшие силы тому способствовали. Лялька давно уже заметила – богоугодные дела легко решаются. Она не сильно распространялась подружкам об этой своей непоколебимой уверенности, дабы не попасть под обстрел их острот. Да и под «богоугодными» она разумела широкий спектр деяний, нередко к церковности и религии не имеющих никакого отношения. Случалось, в каком-то сложном деле, которое и не знала как довести до конца, вдруг появлялась твердая уверенность – надо действовать, одобрено Свыше. Вот и с пансионатом все завертелось как-то быстро, само собой. И участок пустой, с одним фундаментом, нашелся быстро, буквально на второй день после их «совета в Филях». На другом конце поселка, ближе к городу, прямо у автобусной обстановки. Так что лучше и придумать трудно.

Ника вышла на бригаду строителей, которая с подачи Мента (ну и дал же Иннокентий ники их клиентам – будь здоров), рекордно быстро отстроила их первый, лялькин, коттедж. Кстати Мент обрадовался и в своей далекой Австралии включился в тему – мужик-то он с головой, в строительных делах толк знает: прислал варианты проекта, до деталей предусмотрел, как лучше осуществить задуманное. Лялька предположила, что есть за этим и его личная корысть. Уезжая жить к сыну в Австралию, именно им оставил деньги и поручение присмотреть за мамой его погибшего друга. Говорил, что ему она, как мать. И пока живет одна – младший сын с семьей все еще на Северах, никак на пенсию не выйдет.

– Ну, значит, так тому и быть, – решила Лялька. – Все идет естественным путем.

Строительство увлекло и Иннокентия. Он притащил доку в вопросах альтернативных источников энергии, и вообще продвинул идею максимального внедрения на объекте новых, экологически чистых технологий. Короче, Лялька в реально-виртуальном режиме объединили Иннокентия, Нику, Мента и его строителей. Пристегнула Ирчу с Майей для контроля за рациональным расходованием средств и ушла в сторону, потому что процесс ее общения с клиентами требовал сил, сосредоточенности и уединения. С ними не соскучишься.

«Это уж точно, – подумала Лялька с ужасом и вернулась к размышлению. – Что делать, если все то, о чем предупредил Ахмад… Да что там предупредил, что уже оплатил Ахмад, станет реальностью? Что-то Иннокентий пропал, мой внутренний „SOS“ не ловит. Надо звонить. Пусть приезжает». И, не откладывая «на потом», тут же набрала его номер.

– Ага, – услышала она голос Иннокентия. – Чую, понадобился, – нахально-радостно, как показалось Ляльке, донеслось из мобильника. – Что, старушка, опять экстрим?

– С чего взял? И чего веселишься? Ты где? Нужно увидеться, – из гаммы ее противоречивых чувств почему-то поперло раздражение, как тогда, в ситуации с поркой Федерала. Без Иннокентия и его «адептов» она ни за что бы не справилась. Но сколько раз тогда готова была отпинать его за оптимизм и хладнокровие. Умом понимала, что так вел себя, потому что она, Лялька, была в полной растерянности – уж точно, лучше бы не стало, начни он тогда утирать ей сопли и причитать.

– А я уже по пути в Славногорск. Приеду к сытному (последнее подчеркиваю особо для недогоняющих) обеду, – и он отключился.

– Едет твой Иннокентий, сказала она вертевшемуся у ног Сиднею.

«Зачем говорю? Он и так все поняла…. Вот, собака…»

– Ну чего ты так паникуешь? Для начала успокойся, – Иннокентий с аппетитом заглотил полноценный обед из трех блюд. И в ожидании чашечки кофе, аромат которого, казалось, заполнил пространство всей кухни-столовой, извлек одну из своих бесчисленных трубок.

Выглядел он как всегда достаточно экзотично: пучок непослушных волос до плеч стянут в хвост, из-под коротких рукавов майки (пиджак он снял) выглядывали его наплечные тату, чуть ли не на каждом пальце по кольцу, в ухе – серьга, на шее – амулет. Правда, брюки, майка и мягкие туфли – в коричнево-бежевой гамме.

«Взрослеет. Что-то нынче он не такой пестрый, как раньше», – хмыкнула про себя Лялька, словно сорокалетний Иннокентий был пятнадцатилетним подростком – «взрослел».

За время их знакомства, а тому уже пару лет, с начала их по-авантюрному необычного проекта, Лялька видела его в разнообразной цветовой гамме. Это Любася тогда предложила, а Маруся поддержала идею привлечь к обсуждению сути предприятия их знакомого мага. С ним подруг свела судьба на диком морском берегу у Медведь-камня, куда бежала Любася, дружески сопровождаемая Марусей, от своих невозможных переживаний, обманутых ожиданий и страданий по поводу Апполона. Нет, не греческого бога, а вполне реального плотского создания, в которого Любася вздумала влюбиться, додумав образ, чем и приклеила себя к нему. Так нередко случается с одинокими женщинами. Наделала кучу ошибок, к счастью, не роковых. Причем, все происходило в таком блиц-режиме, что всего год отсутствовавшая в Славногорске Лялька (это когда она задержалась в паломническом поиске себя настоящей) стала свидетельницей лишь обломков любасиной страсти, последовавшего затем быстрого выхода из депрессивной ямы, с резкой сменой парадигмы жизни. Из ипостаси завуча школы Любася трансформировалась в бизнес-леди досуговой сферы – поставила на своей педагогической карьере жирную точку. Мягкое прохождение такой высокой амплитуды чувств, эмоций и перемен, дамское сообщество, с подачи Маруси, вменяло в заслуги Иннокентию – «магу», как он себя отрекомендовал. В поиски истины – маг он или не маг, Лялька не вдавалась, но то, что он давал дельные советы и жил, ощущая многослойность реальности, обладал интуицией, знанием психологии, основ эзотерики, народного целительства и чего-то еще, отрицать не могла. Что грешить против фактов? Да и помогал он ей уже пару раз, когда от эмоционально-психологического напряга, а, может, и от волн иного свойства, которые накатывали на нее девятым валом, лялькин организм давал сбой.

– А ты бы не паниковал? – защищалась Лялька.

– Но ты же хотела составить представление, свое личное, о первых людях планеты? Сама признавалась, рассказывая о журналистских амбициях. Или забыла? А кто у нас нынче «Number One»? – Иннокентий раскуривал трубку и хитро улыбался.

– Ну, хотела, как журналист.

– Вот и надо четче формулировать желания, – хмыкнул Иннокентий.

– Ну и что я с ним буду делать? – ее бесило его нарочитое спокойствие, будто ситуация совершенно штатная.

– Что и с остальными, – он отхлебнул кофе.

– А что я делаю со всеми? С ужасом думаю, что ничего я с нашими клиентами не делаю.

– Ага. И они за здорово живешь тебе по миллиону в год отстегивают, – он словно специально хотел ее довести до крайней точки кипения.

– Во-первых, не по миллиону, а по восемьсот тысяч, – защищалась Лялька, сама понимая сейчас всю глупость этого аргумента.

– А во-вторых, что бы я ни делала, мне на их болевые точки давить приходится, называть многие вещи своими именами.

– И тут, старушка, придется, – он сидел в клубах табачного дыма и, как из заоблачных высот, пророчествовал.

– Ты с ума сошел? Да я от эстрима с Федералом еле выжила. Реально думала, киллера пришлет.

– Помню-помню, но «Number One» – не твой Федерал. Этот «перец» про себя, да и других все знает, – продолжал Иннокентий невозмутимо.

– Но ты с «перцем» -то поаккуратнее. Как-то беспардонно, – она посмотрела на него с укором.

– Ну да, надо как на инаугурации, – и он дикторским голосом в полную мощь начал:

– Внимание!..

Лялька ладошкой захлопнула ему рот.

– Знаете, Кеша, – обратилась она к нему, как никогда раньше, – не паясничайте, имейте уважение к статусу и личности. Не переходи грань и поаккуратнее, – уже в своей обычной манере закончила она.

– Ну успокойся, я же специально хочу, чтобы с тебя сошел великодержавный трепет – смесь почтения с генетическим страхом времен железного занавеса. У тебя и чувство юмора, и здоровый авантюризм куда-то выветрились. Прям-таки полный паралич мыслительной деятельности.

– Вот тут ты прав, – как ни странно она почувствовала, что успокаивается.

– Да и как же спасительный тезис: «все люди…» – он уже видел, что перелом в ее состоянии произошел. – Давай, помоделируем ситуацию, хотя, скажем честно, я не сильно верю в реальность его появления здесь. Так что перестань трястись, словно над лесничеством уже вертолет заходит на посадку.

Лялька, казалось, схватилась за спасительный круг:

– Я тоже думаю, что это маловероятно, Так что миллион Ахмада трогать не будем и через время вернем назад.

Увидев, что она уже успокоилась, но готова, как страус, зарыть голову в песок, он спокойно продолжил:

– Но если есть хоть малейшая вероятность (Ахмад, конечно, не скупец, но и миллионами не разбрасывается), надо сосредоточиться. Постарайся увидеть хорошее. Предупрежден – вооружен.

Сердце Ляльки опять ушло в пятки, но это уже были американские горки с динамикой и выплеском эмоций, а не тягучая высокочастотная внутренняя паника, как было эти пару суток, когда Ахмад благополучно отбыл.