И Валя была даже весела. Только рассеянна стала не в меру. Раз поехали они в Версаль, втроем (всегда втроем гуляли и катались), и Валя, хотя за рулем сидеть ей было привычно и машину свою она знала, – вдруг, без нужды, чуть на грузовик не наехала.
– Нет, – сказала удивленная мама. – Влюбленным девочкам такого дела поручать нельзя. Да не красней, пожалуйста!
– А влюбленным мальчикам можно? – засмеялся Лева и сел на Валино место, за руль.
Валя, от маминого замечания, действительно покраснела: если б мама знала, какая это правда, о влюбленной девочке!
В конце марта Лева объявил, что едет «домой». Всегда в это время ездит. «Традиция! Мой старик ждет. А теперь и надо его повидать».
Вскоре собралась на юг и Валина мама.
Накануне отъезда, вечером, в неурочный час, Валя вошла в мамин кабинет. Мама, за бюро, проверяла какие-то счета, звенела ключами. Вскинула темные ресницы.
– Что тебе, девочка?
Красивой мамой своей Валя недаром гордилась: совсем еще молодая, и так на Валю не похожа: смуглая, с теплым румянцем, с быстрыми движениями.
– Я, мама… – начала Валя и остановилась, будто задохнулась. – Я не хочу… не хотела бы ехать.
– Не хочешь ехать? Да почему? Что с тобой?
Валя опустилась в кресло и заплакала. Плакала смешно: лицо не изменялось, только из открытых глаз крупными горошинками падали светлые слезы.
– Пойдем, деточка, ляг в постель, – сказала мама, покачав головой. – Изнервничалась, сама себя не понимаешь.
Валя и вправду себя не понимала. Чего она боится? Разве не все уже обдумано, решено на вечные времена? Ну, увидит опять «его», встретятся они глазами, и пройдет он, неизвестно куда, неизвестно кто, вечно и тайно любимый… Что изменилось?
Однако в первый день приезда, Валя, чтобы не выйти на Променаду, пожаловалась на усталость и легла в постель. А было такое яркое солнце! Спать не хотелось, но лежала с закрытыми глазами. Мама что-то говорила ей, – о Леве, кажется; не слушала.