– Но я ничего не сделал! – искренне возмутился клевете полицейский. Вырвавшись из лап охранников, он надменно задрал нос и приказал: – Немедленно снимите кандалы! Это – унизительно и незаконно!

– Вы – серийный маньяк. О каком освобождении идет речь?

– Прекращайте маскарад, челядь! Вы не подозреваете, с кем связались.

– Отнюдь, мы прекрасно осознаем кто перед нами, господин «покровитель убийц». Сейчас в зале ровно столько людей, сколько вы откупили ублюдков за время службы.

– Вам придется ответить за глупую шутку!

Грянул дикий хохот. Со всех сторон на Мирона пялились откровенно глумящиеся лица. Искажаясь в зловещих гримасах, они больше походили на демонов, чем на людей.

– Нас не запугать, – стукнув молотком так, что треснул стол, ощерился косматый. – Все дурное давно случилось. Ваша очередь отвечать по закону.

– Да как вы смеете! Где доказательства?

– Зачем они, когда полно свидетелей?

– И где? Предъявите хоть одного! – победно фыркнул полицейский, не сомневаясь, что всегда работал чисто и отлажено – не подкопаешься.

– Повсюду! – в глазах судьи блеснул дьявольский огонек. Он оскалился шире, и, опершись на скамью, тяжело поднялся. – Оглядитесь. Мы все подтверждаем вашу причастность.

Едва развернувшись в зал, Мирон побледнел. Вместо возмущенных зрителей сплошь стояли пробудившиеся трупы, как в мерзком кино про зомби: покалеченные, изрезанные, с дырками от пуль, без достающих частей тела. Все они ехидно ухмылялись и тянули к нему грязные, скрюченные пальцы. От увиденного по коже поползли мурашки.

– Что за чертовщина? – невнятно пробубнил полицейский, то отмахиваясь, то зажмуриваясь. Поверить в реальность происходящего он не осмеливался. – Чем меня накачали?

– Это не видение, голубчик, это – кара.

– Но я ни в чем не виноват!

Окончательно поседевший мужчина ошалело попятился к судейской трибуне. Тщетно стараясь наполнить воздухом сжавшиеся в спазме легкие, он вдыхал не живительный кислород, а едкий трупный запах. Концентрация оказалась такой насыщенной, что его начало тошнить.

Толпа неумолимо приближалась.

– «Не виноваты»? Уверены? – прозвучал голос лохматого возле уха Мирона.

– Я всего-то брал плату, чтобы живые имели шанс на «завтрашний день», – захныкал полицейский, безуспешно пытаясь остановить рвоту. – Я думал, мертвецам безразлично.

– А как же доброе имя и светлая память? Ты сделал нас козлами отпущения. Мы тоже ищем крайнего. Если не ты, то кто будет нести ответственность за преступления, совершенные над нами?

– Все, кто заплатил! Я назову имена, раскопаю адреса – что пожелаете.

– Это народный суд, как я могу… – тон председателя изменился, стал елейным и чудовищно знакомым. – Кроме того, эти милые люди хорошенько раскошелились, как можно отказать? Но… Если ты предложишь больше…

Учуяв подвох, Мирон обернулся. На него смотрела собственная надменная рожа. Ядовито улыбаясь, она светилась жадностью и безучастностью.

– Какого хера?!

Полицейский привычно замахнулся, чтоб нанести удар, но так и не смог. Кто-то крепко схватил руку сзади и безжалостно вывернул кисть.

– Действительно, «какого»? – вторил двойник, хищно облизывая зубы. – Исполнить наказание немедленно!

Стая голодных мертвецов разом набросилась на мягкую плоть. Сквозь жгучую боль от укусов, разрываемых мышц и сухожилий, Мирон жалостно скулил о прощении. Он умолял дать шанс, обещал выдать виновных, но палачи остались глухи к просьбам. Они глодали тело пленника, не пропуская ни сантиметр – равнодушные к чужой беде, как он когда-то. Десятки полуразложившихся конечностей снова и снова тянулись к заветным кусочкам мяса. Старательно впиваясь когтями, покойники раздирали кожу, и пили кровь, обсасывали хрящи и ломали кости. Полицейский ощущал запах своей крови, чувствовал ее вкус на губах. Понимая, что его ждет, он истошно заорал. Умирать предстояло мучительно долго.

***

Сбежав от буйного алкаша на безопасное расстояние, Венера влетела в первую незапертую комнату, закрыла дверь, придавила комодом, набросала сверху предметы помельче, и, рыдая, опустилась на пол. Сжавшись в комочек, она накрыла уши руками и стала монотонно раскачиваться взад-вперед.

Особняк пошатнуло. На сей раз мощнее. Стены зашевелились, поменяли цвет, и вот девушка сидит в кабинке смутно знакомой уборной. Дышать стало сложнее. Воздух сделался спертым, отравляющим, будто захлопнули крышку гроба. Жара нарастила мощь так, точно дом превратился в баню. Кое-где даже проступил пар, но испуганная гостья списала данное обстоятельство на помутнение рассудка.

Венеру трясло, как осину: то ли от ноющих ран, то ли от перенесенного потрясения. Бедолага не знала, сколько просидела в отключке, обнимая унитаз, просто в какой-то момент, собравшись с мыслями, толкнула дверь туалета. На удивление, тот стоял посреди спальни, где несчастная пряталась. Немного осмелев, девушка попыталась остановить кровь подручными средствами: вылила на поврежденные участки флакон духов, найденный на прикроватном столике, и обмоталась обрывком простыни. Дрожащими, непослушными пальцами, она с надеждой достала сотовый. Безрезультатно: связи по-прежнему не было, а цифры на часах показывали все те же – два десять. Оставляя бордовый след, бедняжка подползла к окну. Во-первых, комната, в которой она находилась, чудом спустилась со второго этажа на первый. А, во-вторых, стало более чем очевидно: за пару часов звезды вновь не сдвинулись ни на миллиметр. Венере не привиделось: небо, как и все прочее – застыло.

– Дело не в маньяке, а в месте. Безумный алкаш не ошибся – оно проклято, – пробурчала она, еще сильнее убеждаясь в сказанном из-за полнейшего отсутствия людей на улице. – В особняке никто не обитает, но он выглядит так, словно покинут пять минут назад. Единственная живая душа – водитель: доставил, взял плату, исчез. И еще нестерпимое пекло: удушающее, нарастающее с каждой минутой как напоминание. Два десять…

Девушка закрыла глаза и попробовала вспомнить. Ей казалось, главное – понять, что случилось до того, как их вырубило. Танцпол, вокруг извиваются тела, диджей играет музыку. Она жутко нервничает, беспрестанно косится на pip-boy, поправляет его и оглядывается. Далее – образы, бесконечные образы. Голова поворачивается: слева – пьяный Тимур Валентинович поднимает энную стопку, неподалеку сидит суровый Мирон с бокалом пива; справа, на балконе для постоянных клиентов, Серафим обжимает какую-то девку; из-за двери подпольного казино показался нос Ильи, а из ВИП-зоны в очередной раз выбежала разъяренная Анжелика. Сейчас или никогда…

***

Тихий, настойчивый стук развеял воспоминания как пепел:

– Венера, открой!

Голос принадлежал Серафиму. Воспарив духом, девушка поплелась навстречу мужчине, но на полпути замерла. С чего она решила, что хлыщу стоит доверять? Он был завсегдатаем Мустанга, девок охмурял «на раз-два», – внешность и деньги тому способствовали. Что мешало именно ему подыскивать в злачном заведении жертв и притаскивать их в мрачный особняк?

– Венера, умоляю. Илья мертв. С Мироном мы разделились. Я пытался найти старика, но дом вновь «заходил ходуном». Испугавшись, я бросился в главный зал. Там обнаружил труп Тимура и стал разыскивать тебя. Вероятно, уцелели лишь мы, нельзя терять друг друга из виду.

Еще один аргумент в пользу причастности аристократа к происходящему. Но она не так наивна, как кажется.

– Кто ты? За что так с нами? – понимая, что вечно отсиживаться не получится, отчаянно взвыла девушка. – Как устроил зловещие декорации: подвижность помещений, застывший звездный купол, безлюдные улицы вокруг?

– О чем ты? – искренне удивился мужчина, продолжая скрестись в дверь.

– Плевать на остальных, – не сдерживая слез обиды, причитала несчастная, – может они заслужили. Откуда мне знать? Но что сделала я?

– Какой правильный вопрос: «что сделала» ТЫ? – зашептал ей на ухо женский, до боли знакомый голос – ее.

Венера качнула головой. Нет, Серафим – не маньяк, он такая же жертва. Пора осознать правду: они не выберутся из поместья, пока не признают, что поступали дурно. Но прежде необходимо восстановить в памяти, что натворила она.

На деревянных, непослушных ногах девушка доковыляла до баррикад. С трудом разобрав их, она, наконец, впустила собеседника в комнату.

– Что стряслось? – изумленно пялясь на ее кровоточащие раны и синюшный цвет кожи, ужаснулся аристократ. – Долбаный алкаш, – догадался он, бросаясь на помощь шатающейся бедолаге. – Хорошо, что сдох, туда ему и дорога.

– Я тебя видела раньше, – опираясь на подставленное плечо, первым делом призналась Венера. – Ты был в баре, как и все мы.

– Да, клууб, – протянул Серафим, понимающе кивая. – Твое лицо с самого начала выглядело знакомо.

– Нас никто не похищал. У меня есть догадка. Она звучит бредово, но не покидает мозг с тех пор, как я сбежала от очумевшего алкаша. В два десять в «Мустанге» случилась трагедия. Она плохо закончилась, после чего мы и очнулись здесь.

Миловидный красавец молча смотрел на блуждающий взгляд собеседницы. Его тоже давно преследовала похожая, невероятная мысль. Принять ее было страшно, и аристократ упорно отмахивался, не желая верить. Но видимо время пришло.

– Считаешь, мы погибли? – обреченно прошептал он.

– Думаю, да. Водитель автобуса – проводник, а дом – наш личный ад. Так мы расплачиваемся за совершенные грехи.

– Но почему из всего клуба – лишь шестеро? Что произошло? Перестрелка? И мы в ней – случайные жертвы?

– Сомневаюсь. Я помню, где находился каждый, кто попал в ловушку: слишком значительное расстояние для банального стечения обстоятельств. Трагедия была массовой.

– Но из толпы разношерстных гостей вряд ли только нас причислили бы к нечестивцам.

– Согласна и полагаю, между нами существует связь.

– Какая?! Ни с кем из вас я никогда не встречался.

– Может мы совершили нечто схожее, одну непростительную ошибку. У остальных уже не спросишь, но нам-то рано сдаваться. Давай попробуем разобраться: что натворил ты?

– А ты?

Венера поджала губы, и виновато опустила ресницы: стыдно было признать, что в памяти провалы. Мужчина в ответ грубо и зло рассмеялся. Реакция Венеры пришлась ему не по вкусу. Он побледнел и стал холоден:

– Глупое предложение. Лучше будем выбираться.

Серафим потащил слабо упирающуюся спутницу к лестнице.

– Нет! – психанула девушка, кое-как вырываясь. – Мы должны раскаяться, взять на себя ответственность и тогда…

– Что – «тогда»? Отправимся в рай?

– Не знаю! Но раз очутились в подобном месте, значит, шанс на искупление есть!

– Ну, так покажи пример, начни исповедь первая…

Спору не суждено было закончился. Здание в очередной раз загремело, норовя разрушиться окончательно. Перегородки задрожали, потолок посыпался, а пол дал солидную трещину и разъехался. Оставшиеся в живых угодили по разные стороны разлома. Та, на которой стоял Серафим, с грохотом взорвалась и, являя на свет высокую сцену, подкинула мужчину на несколько метров вверх.

Венера на секунду отключилась, а когда очнулась, обстановка изменилась до неузнаваемости. Вместо особняка на восемьдесят процентов обрисовался «Мустанг». Кое-где еще мелькали следы роскошного дома, но в единичных, малоприметных вещах: где комод затесался, где часть стены сберегла дорогие обои, а где сохранилась посуда и антиквариат. Лишь одна общая странность по-прежнему не покидала дом: нестерпимая духота, как тогда, перед смертью, обжигающая кожу жаром.

Смутно различая сквозь дым силуэт аристократа, девушка бросилась на помощь. Он был жив-здоров, даже пыль на одежде не осталась. Раскрыв в недоумении рот, Серафим пристально вглядывался в плотный туман, различая нечто, чего взор Венеры уловить не мог.

***

Промозглый ветер продирал до костей. Было сыро, серо и пасмурно. Серафим чувствовал себя гадко: то ли серьезная простуда, то ли ломка, – мышцы выкручивало, а живот сводило спазмами. Едва удерживаясь на подкашивающихся ногах, он облокотился к холодной стене многоэтажки и равнодушно огляделся. Его чудесным образом перенесло на оживленный проспект, где каждый прохожий, либо больно толкал в плечо, выдавая ругательства, либо заткнув нос, быстрее пробегал мимо.

Мужчина опустил взгляд: возле ног разложены газеты, да дырявая шляпа с мелочью. Он брезгливо отодвинулся. Вонь стояла невыносимая: потом, мочой, незаживающими язвами, прогнившими ранами и прочим смрадом. Чтоб перебить кошмарный запах, аристократ уткнулся в рукав, но стало только хуже. Вместо элитных духов разило тухлятиной, а шикарную, брендовую одежду сменили рваные, старые лохмотья, пропитанные грязью, кровью и смолянистыми пятнами.

Безразлично пожав плечами, Серафим медленно поплелся к витрине ближайшего магазина. С любопытством изучая отражение, он насмешливо фыркнул и даже кокетливо покрутился: длинные, патлатые сосульки волос, сваленная борода с крошками от помоев; неестественная худоба и стеклянные глаза обдолбанного наркомана. Прошло пять минут, и ехидная ухмылка бывшего красавчика растянулась шире. Не сдерживая себя, он дико загоготал.

– И «это» должно напугать? Заставить раскаяться? Вернуть на путь истинный? Кто бы ты ни был – глубоко заблуждаешься. Я слишком богат, чтоб превратиться в унылое говно.

– Отнюдь, мальчик мой, – за спиной гордеца выросла статная фигура отца. Суровый вид мужчины говорил о крайнем недовольстве. – Ты ведешь омерзительный, разгульный образ жизни, и недостоин носить мою фамилию.

– О да, нравоучения в стиле разочарованного папаши. Но вот беда, как бы старый хрен не ненавидел меня, я – единственный наследник. Пердун вынужден терпеть выходки отморозка-сына ради будущих, более достойных его трона, внуков.

– Самоуверенность всегда тебя подводила. Неужто считаешь, не найдется внебрачных детей? Когда-нибудь мне надоест тебя вытаскивать, и я обращу взор в их сторону.

Улыбка сошла с лица Серафима, а желваки на скулах дрогнули. Как бы хладнокровно он не держался, слова задели за живое.

– К чему глупые игры? – угрюмо прохрипел аристократ. – Достаточно. Мы обо всем догадались. Я принимаю свою смерть.

– Просто хочу, чтоб ты знал, как сложилась бы судьба, сумей ты уцелеть, – усмехнулось отражение, трансформируясь в женский силуэт.

Улица потемнела. Все вокруг, кроме витрины, размылось в черное пятно.

– Я не сомневался, что объявишься именно ты, – надменно бросил аристократ, всматриваясь в тень.

– А кто еще? Ты обижал многих, но убил лишь однажды.

– Я и тебя не трогал. Очнулся, а рядом багровая куча, приправленная костями и кишками. Мы оба были невменяемы: порошок, алкоголь, таблетки. Что, по-твоему, мне следовало предпринять?

– Как насчет: вызвать скорую? – удивляясь бессердечности богача, предложила молоденькая, броско одетая девушка.

Серафим пренебрежительно скривился. Приведение, в отместку, стало мерцать и меняться – то милая прелестница, то изломанный, больше похожий не на человеческий, а паукообразный, кровавый труп.

– То есть, добровольно сдаться, и подорвать репутацию семьи? Меня бы посадили, повесили клеймо наркомана и убийцы! Я опозорил бы отца. Тот не простил бы и лишил наследства! Мне, итак, пришлось «в лепешку разбиться», чтоб замять дело.

– Это я «разбилась в лепешку».

– Произошел несчастный случай! Я тебя даже не знал.

– И все же меня можно было спасти!

– Ты себя видела? – с отвращением заявил мужчина. – Осталась бы глубоким инвалидом, страдала бы каждый день. Я сделал хорошо обоим.

– Ты «сделал хорошо» себе.

– И ни капли не жалею!

– Это я и желал услышать! – ответил ему чересчур знакомый голос.

Серафим резко развернулся. Он снова очутился в задымленном особняке, нос к носу с двойником. Озорной блеск бегал в хитрых глазах самозванца, а на губах играла слащавая ухмылка. В пустоте, прямо перед ним, порхала ровная, белоснежная дорожка порошка, плавно высыпающегося из пакетика с надписью «ЭГО». Достав из кармана крупную купюру, мерзавец свернул ее трубочкой, смачно сплюнул и заржал.

– Предлагаю раздуть непомерное эго, пока чувство собственного достоинства не повалит через край! – весело понес чепуху близнец, не втягивая, как принято, а выдувая наркотик.