Пески забвения

Глава 2
ШУГЛА

Люди зачастую путают влюбленность с любовью.

Влюбленность – преходяща. А любовь – одна и на всю жизнь. Любовь – это способность пожертвовать самым дорогим – жизнью ради любимого человека и,

в то же время, способность не принять такой дар

от любимого или любимой.

А.Косанов

Шугла была родом с Аральска. Родители ее были учителями. Она хорошо училась в школе, также занималась дополнительно танцами и пением. Хороший поставленный ее голос поражал многих, когда она, в кругу друзей и близких, могла петь казахские народные песни. Ее приятный и волнующий голос, захватывал всех ее слушателей и погружал их, в свои потаенные мечты.

Каждый раз после своего выступления она, окружаемая истинными почитателями, краснела и убегала, на что ее мама, всегда ценившая ее талант, оправдывалась, за ее неуместную стеснительность. Но, конечно же, безудержным ее увлечением все же были танцы. Причем разные. Собираясь, порой они со школьными подругами каждый раз могли под музыку виниловых пластинок в отсутствие, конечно, родителей, пробовать выделывать свои танцевальные па. Никто из подруг не мог превзойти ее в грации. То время, когда они учились в школе, казалось для них и таких же совсем юных девчат, будто оно остановилось. Им же хотелось, чтобы, как в порыве закруженного вальса, их в этом чувственном танце Жизни унесло бы в «море исполнения их желаний, в океан любви и счастья».

Так порой они, собираясь на школьных мероприятиях по празднованию различных торжеств, были зачинателями различных игр и затей. Чтение стихов, песни и непременные танцы, где все участвующие в нем одноклассники, всегда просили на бис выступление Шуглы. Учителя, зная все ее способности, все же советовали ей по окончании школы поступить в педагогический институт. Ее умение держать себя в обсуждении различных тем на школьных дискуссиях, манера подачи своего довода, такт и выдержка, всегда их импонировала.

Но ее все же, в желании быть ближе к природе, в любви к животным, тянуло к тому, что она хотела стать ветеринарным врачом.

Рассказывая порой за долгими вечерами своей подруге Айне различные свои истории, они в конце своих рассказов обязательно делились своими мечтами. И только она, всегда слушавшая ее внимательно, искренне желавшая ей успеха везде и всегда, могла давать свои, как казалось ей тогда, мудрые советы.

В желании вместе поступить и закончить один и тот же вуз, она хотела всегда быть с ней рядом. С подругой, которой ей, как казалось, что если бы были всегда вместе, то все их мечты сбылись бы…

Десятый класс, как и завершившиеся следом выпускные экзамены, не застал врасплох Шуглу. Хорошие отметки, порадовали ее и родителей. Удачно сдав вступительные экзамены, она поступила в Алма-атинский зооветеринарный институт. Казалось, что весь мир был с ней, в ее радости.

Она, кружа в своих мыслях, словно как в неком танце, вся счастливая, могла смеяться всем вокруг. По возвращению ее уже домой родители, сообщив всем своим близким родственникам новость о поступлении дочери в институт, пригласили их к себе домой. Взрослые люди, похваливая Шуглу, желали ей выучиться на хорошего специалиста и добиться новых высот в жизни. Племянники и племянницы, окружив ее, спрашивали о ее первых впечатлениях об Алма-Ате. Предчувствие наступившей взрослой и самостоятельной жизни, где многое уже придется решать ей одной там, ее волновало. Ее подруги, уже как не те вчерашние девчата, стараясь вести себя по-взрослому, которые также смогли поступить в разные институты, в различных городах, не могли уже находить время, для их встреч. И только раз, сумевши собраться вместе в ее доме, только тогда, они узнали, кто куда поступил. Огорченные вынужденным расставанием, спешно вытирая прослезившие свои глаза, они, искренне желая друг другу успехов и счастья в жизни, обещали держать связь. Связь, которую на протяжении десяти лет, скрепляла их школьная дружба. Их искренняя дружба, основанная на многих испытаниях, ссор и обидах, о которых они сразу забывали, как выпадала первая возможность.

Первый год обучения для Шуглы, был сложен. Большой город и спешащие всегда, как в неком муравейнике, люди, не находили у нее места в душе. Ей хотелось домой. Ведомая тоской по дому, она часто могла звонить домой, чтобы услышать их родные сердцу голоса. Расспрашивая маму и папу об их здоровье, она непременно не забывала спросить о своем маленьком брате. Порой, подходивший к телефону он старался тоже вести себя уже не тем маленьким мальчишкой. Задавая уже казавшиеся Шугле, взрослые вопросы, она замечала все те изменения, которые случились с ее братом. Она радовалась этим приятным изменениям у него и старалась отвечать на его вопросы, как можно серьезно. Но бывало, когда, чтобы его рассмешить, в попытке желания сгладить свою тоску по нему, она невольно вспоминала, его смешные детские моменты. И тогда она слышала все тот же его заливистый смех, который так ей не хватал и, сейчас, радовал ее сердце.

Первый год учебы пролетел быстро. Закончив летнюю сессию, она возвратилась в свой родной город. Подросший брат, встречавший ее вместе с папой на железнодорожном вокзале, успел первым к ней подбежать и обнять ее крепко. Только подоспевший следом папа, чуть прослезившись, следом также обняв, поцеловал ее в щеку. Не отпуская ее из своих объятий, не показывая выступившие от радости свои слезы, он, поглаживая ее по голове, пробовал долго и несвязно что-то бормотать.

Уже дома, ее рассказы об учебе и о новом городе, заставляли всех их прислушиваться. Только мама, всегда желавшая, что-то приготовить ей новое и вкусное, убегала на кухню. Возвращаясь уже оттуда, она приносила с собой на своем домашнем халате, все новые и новые ароматы готовившихся блюд.

Как-то раз, возвращаясь с магазина домой, она увидела одного парня, который посреди улицы, наклонившись, гладил лежащего щенка. Щенок лежал и только посматривал на незнакомца своими испуганными глазами, не в силах что-либо сделать. То, как он, наклонившись, проделывал свои действия, для нее показались странными.

Что случилось со щенком то? – поинтересовавшись, она спросила его.

Да вот, и сам я не знаю, видать сбили ее машиной что-ли… Может, это случилось, когда она выскочила на дорогу, – ответил он ей и даже, не оторвав свои глаза от щенка в сторону, пробовал успокоить его своим поглаживанием.

Бедный щенок, такой маленький… – сказала тихим голосом Шугла.

Точно. Помрет же, если не показать ветеринару. Эх, бедняга, не могу же я забрать тебя домой. Бедный щенок, тебе бы здесь, у кого-то бы остаться… – все еще нахмуренно, он пристально засматривался на уже начавшего скулить щенка.

Дайте мне его посмотреть, я ветеринарный врач – ответила Шугла незнакомцу.

И только после ее слов, отойдя, он посмотрел на нее. Перед глазами стояла молодая и красивая девушка. Тонкое платье прикрывало ее стройную фигуру. Собранные в косы ее волосы, подчеркивали ее итак изящную шею. И только ее тонкие пальцы умело и быстро прощупывавшие щенка, удивили его. Его одолевали некие сомнения, что такая молодая девушка, которая невзначай, посреди дороги встретившаяся, могла оказаться именно тем нужным ему человеком.

Только не давите на его бок, видать больно там, – ответил он, и уже отряхивая свои брюки, стараясь отойти в сторону, сделав шаг назад, начал более внимательно засматриваться на нее.

Может ей и ребра задели… А где вы живете, может отвезете щенка к себе домой, а я приду завтра и принесу щенку лекарства? – сказав Шугла, бросила неуверенный взгляд на незнакомого собеседника.

Я бы и забрал бы, но я не местный. Я с аула Акбасты. Ведь добираться долго до нас. Жаль щенка, конечно. Без ухода, точно пропадет. Видно, что вы любите собак… – сказав это он, только теперь решился посмотреть в ее глаза.

Вы что!? Я ей не дам пропасть. Кстати, зовут меня Шугла. Я недалеко живу тут. А вас как зовут? – подправив свое платье, взяв щенка в руки, она тоже решила посмотреть ему в глаза.

А меня зовут Адиль. Да вот приехали мы в райцентр, скоро собираемся домой обратно. Мы это я и старший мой брат. Вы точно врач? Так вы же молоды, ведь? – пожалев о своем неуместно заданном вопросе, он неуверенно было опустил свои глаза вниз.

Заметив засмущавшегося, и как бы, меж тем, удивленного собеседника, она тихо ему попробовала ответить:

Я студентка, только окончила первый курс зооветеринарного института. Вы же учитесь где-то или работаете?

М-да, хорошую профессию вы выбрали. Завидую белой завистью. Так и я хотел бы тоже выучиться на ветеринара, но хозяйство у нас в ауле большое. Работы непочатый край. Родители и хотели бы, чтобы я выучился, но нужно помогать им в хозяйстве. Как можно видя, как они, пожилые люди, отдаются работе сполна, я бы оставался в стороне от этих дел?! Вот я сейчас, можно так сказать, этим, как бы, и занят. Приехали с братом в райцентр. Одним словом, пока ему помогаю. Однозначно буду работать в ауле. Что город?! Вот аул – это да! Бескрайняя степь, тысячи животных, ведомые тобой и ждущие от тебя приказов. Ведь чем это не армия и я, как не командир?!– сказав это, в желании ее как-то рассмешить, он заулыбался.

– Тогда вы точно Наполеон! Мсье, мечтательный Наполеон! – захохотала Шугла.

И все же, я понимаю вас очень и очень даже хорошо – добавила она еще.

Так и не заметив, они быстро подошли к дому Шуглы. Также быстро попрощавшись, они договорились, что на следующей неделе Адиль проведает щенка. То было желание Шугла, с которым Адиль, даже и не ожидав такого исхода, охотно согласился.

Осмотрев все вокруг, в желании лучше запомнить ее дом, он поспешил к договоренному месту, где они с братом должны были встретившись, поехать обратно к себе домой.

– Ты куда пропал-то, Адиль? Так вечереет же?! Надо ехать домой. От друзей идешь? – встретив холодно и буркнув под нос, начал переспрашивать его брат.

Да нет же, неужели вы не помните? Мама же просила навестить родственников. Кое-какие от нее были поручения мне. Вот от них я и иду. Между прочим, тут щенка спасали мы… – хотел было продолжить свой разговор Адиль, но найдя своим взглядом источник приятного запаха в салоне машины, замолкнув, начал распечатывать тот сверток.

Вечно ты любишь возиться с этими щенками! Садись быстро в кабину, какой-то ты довольный сегодня. Странно даже. Держи тот кулек, там для тебя я купил поесть. Ешь, пока горячие они. Наверное, бегая за щенком, и покушать-то толком у родственников не успел. Как они, все? – уже теперь довольным лицом, шевеля своими усами, он, посматривая на младшего брата, старался прислушиваться к звуку двигателя машины.

Кушая купленные ему братом, пирожки, он только и думал о Шугле. Ее приятный слуху смех, кружился в голове, что даже его некоторое молчание, как бы стало задевать брата.

Ты что, молчишь? Невкусные попались пирожки? Еще и выпрашивай у него это «спасибо» …

Ах, да! Спасибо за них, конечно! Еще какие вкусные! Просто призадумался. Так кто такой Наполеон то? – внезапно задал свой вопрос Адиль и стал глазами сверлить брата.

Наполеон?! То, великий когда-то хан. Хан земель чужестранных – захохотавши, он стал интересоваться, зачем ему это надо было.

Ну да, сиди и верь вам. Так надо же, вроде и знакомое имя, но вот незадача, не могу вспомнить и все. Молчать будешь, то и ненароком, небось, вы его и к казахам припишете. Ах да, точно же, как я это и упустил – это же французский император ведь, – засмеявши, Адиль удобнее постарался устроиться на своем сидении.

Мое дело простое, братик. Кручу себе баранку и смотрю на дорогу. Хочешь еще, чтобы я тебе, уроки истории прочитал? А ведь когда-то мне профессия учителя нравилась. Так хотел выучиться на него, даже и готовился поступать в пединститут. Да вот, что вышло, то, как говорится и вышло… Ведь эта профессия самая благородная профессия. Тебе нравится эта профессия? И если бы ты, отучившись, стал учителем, я бы, от радости этой, закатил бы той²¹. Подумай об этом, Адиль, на досуге. Давай подкладывай под голову ту сумку и постарайся заснуть Дорога долгая. Отдыхай. А я свои песни попою – подтолкнув брату сумку, он медленно пробовал запевать.

Брат, а можно попросить вас, чтобы грустные песни вы напоследок оставили? Так хочется ваши веселые песни, но можно и песни о любви… – с ожидающим и хитрым взглядом, сказав это, Адиль посмотрел на старшего брата.

Как прикажете, мырза²². А что так-то? Ни разу так не просил ты!? Странно даже. Ээ, Адиль, смотри в оба. Моя невестка непременно должна быть самой красивой. Иначе, мои будущие племянники и племянницы от моего красивого братика, точно будут некрасивыми. Чего-чего, но этого мне не надо. Я прав, Адиль? И все же, ты так и не ответил, на мой вопрос, – сказав это, он, как будто что-то предчувствуя, теперь посмотрел на Адиля.

Конечно, вы правы. Ведь надо же учиться. Но, как же степь? Неужели, я смогу выдержать расставание с ней? М-да, на все воля Всевышнего – тихо и многозначительно ответил ему на это Адиль.

Ммм. Но будь так, по-твоему. Сумел, однако, вывернуться от ответа ты, все-таки… Кстати, я начну песню, но и ты тоже подключайся. Вдвоем петь всегда веселей! А может, ты и сам начнешь первым? Я бы с удовольствием и послушал. Договорились? Ну, давай же, начинай запевать, – проезжая через очередной поворот, ожидая ровную без извилистых зигзагов дорогу, заходил в столь приятную свою творческую состоянию.

Не в этот раз точно. Вот в следующий раз я, непременно, начну первым… Давайте же, ведь ждем. Был бы я вами, то с таким талантом как у вас, точно бы, пел на сцене, – зная то, что его брат всегда любил, чтобы его упрашивали, прежде чем он сам начинал запевать, ехидно подбадривая его гордыню, замолкнув, ожидал его первые ноты.

Привычка петь за рулем, было у него неудержимой. В репертуаре всегда присутствовали почти все народные казахские и пара-тройка русских песен. Только за нескольким исключением, в состоянии хорошего настроения и в отсутствии стороннего слушателя, он мог исполнять свои, казавшиеся ему, как бы корявыми, песни. То желание, которое шло от его сердца и души, было для него необъяснимым. Его бархатистый голос, приятно заволакивая кабину машины, завораживал любого пассажира, кто оказывался рядом. Кто-то молчал и слушал, а кто то, не в силах сдерживать себя, забывая про свою усталость, подключался и тоже запевал. Тогда же, посреди степи, в кабине ехавшего по извилистой дороге машины, стараниями наших певцов, звучали приятные сердцу песни о любви к родине, матери и, конечно же, о своей далекой красивой девушке… И та дорога, куда бы она ни вела, была непременно легкой и короткой.

Люди степи, всегда любившие восхвалять свою землю, также всегда могли слагать об этом песни. Заложенные предками эти качества, всегда их выделявшие, эти люди, не могли не радовать других. Поощряемые родителями, еще детьми, они робко и старательно пробовали передавать все то умение, которое им закладывалось бабушками и дедушками.

Красивые степные пейзажи, звери и птицы, неустанные в своем вечном беге за ветром и в неумолимом желании жить и радоваться жизни, будто старались передать все это, здешним людям. И это, конечно, со временем, стало неотъемлемым качеством казахов. Те казахские народные песни своей невиданной нитью, связывая все живое и неживое, могли объединять сердца и души людей. Бескрайняя просторами казахская степь была полна талантливыми людьми.

Голос поющего брата, убаюкивая, уводил Адиля в сон. Даже ухабистая грунтовая дорога своей извилистой колеей, не могли его оторвать, чтобы он, под тяжестью уже своих век, не мог не думать о своей новой знакомой.

Неделя пролетела быстро. Договорившись с братом, он снова приехал в райцентр. Справившись с родительскими поручениями, купив различные нужные вещи и оставив их у брата, он пошел к Шугле. Быстро найдя тот дом, он постучался в дверь. Залаявшая в глубине двора собака, так и не хотела останавливаться. Через некоторое время, Шугла, одетая в халат, открыв дверь, неожиданно увидев его, заулыбалась.

Привет Шугла. Как вы? Как наш щенок-то? Да еще, это вам, – поприветствовав, он протянул ей сверток, где завернутые в марлю, были уложены там по отдельности курт, иримшик и брынза²³. Источавшие приятный и нежный аромат, словно было бы как огромные куски янтаря, они предательски выступали из наспех завернутого Адилем кулька. То был первый и столь важный в его жизни, самим приготовленный, ей, вкусный подарок.

Здравствуйте. Проходите. У меня все нормально, а сами вы как? А это что? – недоуменным взглядом, уже было, взяв от него тот сверток, теперь посмотрела она на него.

Так это же вам, гостинцы. Берите, берите. Как же так, я, живя в ауле, приду к вам с пустыми руками?! Негоже так, я думаю, – ответил Адиль.

Тогда спасибо большое. Даже как-то и неожиданно. Пойдемте, я покажу нашего щенка, – сказав это, она повела его дальше во двор.

Пройдя за дом, Адиль увидел то, чего его не могло не рассмешить. Возле привязанной на цепи большой собаки, из ее было конуры, высовывалась и скрывалась маленькая и смешная морда щенка, который тоже, следуя примеру своего старшего собрата, хотел лаять. То был лай и жалостливый скулеж одновременно. Его старания были так забавны, что, даже выскочив оттуда, он, в попытке угрожающе выпрыгнуть, пару раз упал. Завидев это, Шугла и Адиль захохотали. На это и взрослая собака, непонимающе озираясь, то на незнакомого визитера, то на неумеху-щенка, зевнув, легла и стала молча уже смотреть на непонятно смеющихся людей.

Молодец Шугла. Точно не дали пропасть щенку. Сдержали свое слово ведь. А я-то, если честно, и не питал надежды … – уже поглаживая щенка, заулыбавшись вновь, сказал Адиль.

Так-то оно так, но все же пришлось хорошенько поухаживать за ним. По книге смотрела и лечила…Видать, только ушибли ее. Смотрите, до сих пор ведь есть прихрамывания… Понравился уже он нашей семье, особенно мой младший братик, с ним любит возиться. Сейчас его нет дома, иначе он и не подпустил бы нас к его щенку. Как такое чудо не полюбить то? – ответила уже было она, также, как и тогда взяв на руки, начала прижимать его к себе.

Любишь ты животных, и они тебе тем же и отвечают. Точно, по-другому лучше и не скажешь ведь. Как же, если не нам, за ними, за такими милыми животными не присматривать и не помогать им? Я бы мимо и не прошел, не оказав им помощь… – произнес Адиль.

Вам спасибо за это чудо. Ведь тогда, если бы вы, не пригнувшись, не остановились бы над щенком, я могла бы и не заметить его, – сказав это, уже грустными глазами всматривалась, в такие же, как и у нее самой, мокрые глаза щенка.

Это очень даже хорошо, что он так сейчас выглядит. Шугла, могли бы мы продолжить наше общение? Я бы хотел, чтобы мы еще ближе узнали бы друг друга, – уже дрожащим от неуверенности голосом, он произнес эти заготовленные свои слова.

Не знаю даже. Давайте попробуем, конечно. Через полтора месяца, ведь мне, обратно уезжать в Алма-Ату… Конечно, приходите. Буду только рада, – ответила ему Шугла.

И сколько же тогда вас не будет? Целый год? Конечно же, жаль. Тогда, может, я раз в неделю буду приезжать? – в ожидании от нее согласия, он робко посмотрел ей в глаза.

Как вам будет удобно. Ведь и у вас много дел в ауле. Считай и хозяйство большое у вас, я думаю. Смотрите сами по ситуации. Пока никуда поездок нет у меня, и я буду дома. А дом вы уже видели мой, так что, как решите, так и приезжайте, – стараясь скрыть свои эмоции, она тихо дала свой положительный ответ на вопрос Адиля.

Эти последние летние дни, пролетели для обоих быстро. Каждую неделю, он, старался вырваться с аула и приезжать в город. Справляясь с домашними делами с особым рвением, он, каждую ночь, уставшим, валился в постель. Даже мама, замечавшая эти изменения, хотевшая расспросить своего сына о его делах, не могла для этого за целый день, найти возможности. Адиль, ловко манипулируя ситуацией, избегал любого обсуждения. Лишь всегда приподнятое настроение у сына, давало ей надежду, что все у него хорошо и что он каждую неделю ездит в райцентр к своим друзьям пообщаться или даже просто развеяться. Не смея, как-то неловко задеть его, она, лишь молча, желала ему только искренних и хороших друзей.

Долгие прогулки с Шугла, по вечернему Аральску, давали возможность узнать друг друга. Шугла старалась показать город таким, каким она хотела бы видеть его в своих далеких желаниях, рассказывая по дороге разные свои истории. Для Адиля же, старавшегося тоже рассказать многое о себе, о своих родных и близких людях, не выпадала такая возможность, что даже его это и не расстраивало. Он внимательно слушал и лишь изредка, в попытке может где-то дополнить ее, вносил свои подправки.

Однажды, приехав с Акбасты чуть ранее и встретившись девушкой, он заметил некую ее взволнованность. Она попросила его сопроводить ее к заболевшей тете. Для него не было разницы куда идти и он, не мешкая, дал свое согласие. По дороге, не смея первым расспросить ее, выжидая, когда она сама первой расскажет о случившемся, он шел и молчал. Не выдержав этого молчания, она, чуть всхлипывая, рассказала о том дорогом для нее человеке, что всегда ее поддерживала и учила всему в жизни. Даже порой, оставаясь у нее ночевать, что та непременно была всегда этому рада, они, тогда, как две подруги, не могли долго заснуть, рассказывая истории и делясь своими мечтами. Тогда же ее родная тетя, всегда излучавшая для нее как бы свет, желавшая мотивировать ее на правильные дела и поступки, всегда была уверена в своей племяннице, что она непременно добьется в жизни успеха.

Сейчас же она, младшая сестра мамы, настигнутая внезапно болезнью, в кругу своих родных и близких, тихо угасала. Никто не мог из ее окружения догадаться, что она ждала только Шуглу, чтобы прижать своими, ослабевшими так внезапно от болезни, пальцами рук, свою племянницу. Посмотреть ей в глаза и попрощаться навсегда.

Обо всем этом Шугла догадывалась и поэтому она летела к ней. Летела, не чувствуя своих ног и, только изредка, разве что не обидеть своим молчанием, рядом идущего Адиля, она изредка, задавая несвязные вопросы, старалась поддерживать, итак не складывавшуюся, их беседу. Адиль же ей нужен был, чтобы она, уже выйдя из дома тети, сумел ее выслушать и поддержать. Она знала, что, увидев ее, они оба, с любимой тетей, могли расстроившись, заплакать. Ведь обоим им было, что сказать на прощание. Слова теплые и, меж тем, как никогда, нужные.

Дом тети был расположен в другой части города, в районе Курортного, недалеко от Судоремонтного завода. Вдоль улиц, над которыми нависали когда-то большие деревья карагачей, закрывавшие, можно было сказать небо, что непривычно всегда было для города, сейчас Адилю это грустно напоминали лишь толстые их оставленные стволы. Теперь же на них, лишь, как рваным лоскутком материи, стояла редкая крона листвы.

По дороге, Шугла, попросила его свернуть к аптечному киоску, где она хотела купить некоторые заказанные мамой, для тети, лекарства.

Расположенная вдоль проходной Судоремонтного завода, рядом с продуктовым магазином, она являлось для многих заводчан и просто неподалеку живших тут людей неким пусть даже и маленьким островком, но самым настоящим спасительным кругом. Приятная в общении аптекарша, тщательно выслушивавшая людей, не могла позволить любому из них, уйти без искомой панацеи.

Адиля внезапно удивило то, что несколько детей, пропуская Шугла вперед, после нее, с трудом потягиваясь к окошку, в желании купить также свое, протягивали своими маленькими ручонками, собранные с копилок разную мелочь. То, что мелочи были с их копилок, убеждал для него тот факт, что ее держали в руках рядом стоявшие дети. Они покупали гематоген. Ничто в мире не могло затмить для них, его приятный и сладких вкус. Радостные тем, что в руках у них теперь находилось как бы сокровище, отойдя в сторону, пробуя разделить ее поровну, они напряженно переглядывались между собой. Обмазываясь им, спешно съедая доставшие после неимоверно справедливого между собой дележа, они, снова собравшись и что-то жарко обсуждая, планировали дальнейшие свои действия.

Все происходящее перед глазами событие, уводило его в детство. Где они, в поиске новых приключений с детьми, снаряжались в бойцов красной армии и немцев, и бегали, даже порой в полуденную жару по своим кошарам.

В тот миг, ему подумалось, что насколько повезло детям, стоящим сейчас у этой аптеки, что они могли себя сейчас побаловать гематогеном. Им же тогда приходилось радоваться тоже не менее сладким белым конфетам-подушечкам. Вытаскивая с карманов баурсаки и очищая их от попавшихся на них крупинок песка, радостные и довольные, они, бурно обсуждая свою игру, съедали все и расходились по домам.

Проходя возле вышеуказанного завода, Адиля, можно даже сказать, испугал, так близко прозвучавший громкий звук. Каждый житель города, в том числе и он, знали, что это был гудок завода, чье громогласное повелевание двигало тысячу людей на работу и обратно домой. Слыша этот гудок на окраинах города, люди по ним сверяли свои часы. В данный момент, Адиля удивило то, что вышедшие вмиг через проходную тысячи людей, заполнили всю улицу.

Знакомые друг другу люди, что-то эмоционально рассказывали следовавшему рядом собеседнику; некоторые сосредоточенным взглядом молча шли и при этом смотрели себе под ноги, а другие, порой мимолетом, весело здороваясь с неподалеку идущим человеком, успевали еще и подшучивать над ним – все они возвращались домой с работы, спешили к своим домашним делам.

Сильные духом и телом заводчане, самоотверженно выкладываясь на работе, олицетворяли былую и настоящую гордость их красивого края. Та гордость, прорезая бескрайние просторы моря, без устали борясь с ее коварными волнами, служила во благо людям. Красивые корабли, бороздившие море, были непременно детищем их завода. Гордые за свой неимоверный труд и люди не могли не походить на свои создания. Такие же красивые и трудолюбивые, как созданные их мозолистыми руками корабли, они, молча и без пафоса, кто как мог, вносил свою лепту в дело возрождения Арала.

Идя им навстречу и протискиваясь через торопящихся людей, Адиль старался не потерять Шуглу из вида. Буквально за несколько минут, как вода, впитавшаяся в песок, люди быстро поредели и они, быстро найдя друг друга, продолжили свой путь. Уже приблизившись к дому тети, Шугла, попросила его подождать на улице.

Дав ей знак, что он будет поблизости, он отошел под дерево, где под ее покровом, в тени, он мог бы дожидаться свою взволнованную спутницу.

Доносимые через громкоговоритель голоса и множество одетых в спортивную форму молодых людей, привлекли его внимание. Теперь же для Адиля происходящее вокруг иное столпотворение подсказывало то, что недалеко от него происходило что-то интересное и что это было каким-то необычным событием.

На стадион Судоремонтного завода «Водник» собирались люди для празднования Дня Физкультурника. Множество людей, как только что растаявшие весной ручейки в степи, собираясь в большие потоки, что по велению Природы, в своем безудержном стремлении движения, хотело, если не подчинить, то увлечь собой все живое тут.

Все происходящее вокруг событие, окунало наблюдавшего человека в происходящий вокруг праздник: громкая музыка, прибитые на стены стадиона спортивные лозунги и ряды высоких флагштоков с разноцветными на них флагами, которые желали только вырваться, колыхались на ветру. Все причастные к спорту и физкультуре люди в ожидании этого состязательного дня, не могли его пропустить. Пройдя за ворота стадиона и оказавшись внутри него, как бы в эпицентре клокочущего кратера вулкана, он, остановившись, захотел постараться охватить все своим взором.

На центральном поле шел футбольный матч между одноименной футбольной командой судоремонтного завода и футбольной командой «Чайка» военно-морской части Аральского военного гарнизона. В равном бою, что выдавал счет на табло, сошлись давние противники. Команда заводчан, ведомые спортсменами-энтузиастами, под шум и улюлюканье местных зрителей, требовала от них подвига – непременно, а главное, достойно выиграть в красивой игре эту команду, составленную из офицеров и матросов.

Выделывая искусные, скорее заготовленные на тренировках, после трудных своих работ на заводе, финты на поле, на которые непременно попадались их грозные противники, они, несомненно, этим воодушевляли зрителей. В порыве спортивного азарта люди, болевшие за родную команду, уверенные, что их наставления они непременно слышат, перебивая друг друга, кричали во все горло и махали им своими руками. Тот неистовый раж, в который их затянул этот матч, уводил их в воодушевлении, их разве что, как бы, в Мундиаль²⁴. С виду меньшие по своим габаритам, заводчане, ловко пробираясь перепасовкой мяча между крупными широкоплечими визави, успевали завершать свои атаки ударами по нему. Но точность ударов по мячу, так не хотевшая соответствовать их создаваемым заделам в игре, не хотела радовать их и зрителей. Лишь в воздушной борьбе за мяч, крепкие военные моряки не оставляли никаких шансов своим юрким и неуловимым соперникам.

В соревновательном списке футбольных команд, что висел рядом с табло, дожидались, делая свои разминки для следующего выхода на футбольное поле, команды военных частей «Урал» и «Сокол».

Оторвав свое внимание от футбольного матча, Адиль обратил свой взор также и на идущих параллельно этому событию, еще и ряд других состязаний. На подготовленных площадках проходили тоже жаркие по своему накалу, соревнования по баскетболу, волейболу, легкоатлетическим прыжкам в длину, перетягиванию каната среди трудовых коллективов города, ну и, конечно, поднятию гири. Каждый тут присутствующий на стадионе, мог найти свое, где он бы мог окунуться в знакомую атмосферу состязания, принять, может быть, участие или даже поболеть за выступающих, как болельщик.

Но Адиля, особое его внимание, привлекло несколько неприметно расставленных поодаль, в углу стадиона, столов и сидящие над ними люди. Это были шахматисты и шашисты. Уж точно, для него, как великими мыслителями, они, поглощенные игрой, силой своей мысли, оторвавши себя от происходящей суматошной реалии, сидели и раздумывали свои и чужие ходы. Жаркие по накалу их рыцарские ристалища, могли оценить, разве что, проходящие рядом, непричастные совсем к этому соревнованию, люди. Порой, ошарашенными, вмиг возникавшими спорами на фоне, как бы размеренной игры, своими выраженными жестикуляциями, они пугали прохожих. Непонятно переглядываясь на них, те, крутили свои пальцы у виска и смеялись. На что, конечно, никто не мог и не хотел обижаться.