Kostenlos

Фарватер

Text
Als gelesen kennzeichnen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

Глава XIII

   Уж не знаю, был Тим знаком с судовой жизнью раньше, но он вел себя так, как будто провел на корабле всю жизнь. То есть, я имею в виду, что вопросов по типу: “А как называется вот эта палка, на которой вот это болтается” он не задавал, да и колбасу у кока вроде не потаскивал. Но учить его мне все равно пришлось.

– Так, – говорил я, важно вышагивая по шкафуту, – тебе поступил приказ убрать грот-марсель. Что для этого нужно?

– Потянуть…

– Выбрать, – поправил я.

– Выбрать, – послушно повторил он, – нок-гордень, бык-гордень и гитовы.

– И?

– И принайтовить.

– Закрепить! Найтовят шлюпки или груз.

– Закрепить.

– Покажи.

Он ловко, как мартышка, вскарабкался по вантам на грот-марса-рей, ухватил горденя и гитовы, виранул к себе, быстро, восьмеркой, закрепил снасти – и вуаля! Грот-марсель безжизненно повис на рее. Я подошел и проверил узел.

– Молодец, – похвалил я. – Теперь пойдем, покажешь, как поднимаешь бизань, – сказав это, я направился на ют.

– Не особо строгие порядки, верно? – с ухмылкой поинтересовался Тим, засунув руки в карманы.

– В каком смысле?

– Ну, раз вы пускаете на корму простых смертных, – объяснил парень, идя за мной.

– Идиотское правило, – заметил я. – В мое время меня оттуда гоняли. Ты, кстати, откуда об этом знаешь?

– Был на “Скате”. В детстве, – ответил он, беря в руки фал. – Когда он еще не рехнулся от горя и не спился.

Я облокотился о поручни и достал трубку, искоса поглядев на паренька.

– Капитан! – вдруг донеслось с вороньего гнезда.

– Чего тебе?

– Шесть румбов по правому борту флажный семафор!

Я повернулся. “Скат” сигналил нам.

– Ясно, – кивнул я сам себе и рявкнул: – Лево руля!

Рулевой без вопросов переложил руль на бакборт. Но без вопросов все равно не обошлось.

– Что происходит? – заволновался Тим.

– А как ты думаешь? Мы поворачиваем.

– Зачем?

– Начинается самое интересное, – ответил я, предвкушающе потирая руки.

– А что это?

– Мы разделяемся.

– Как?

– Смотри, и увидишь, как.

– Мы будем одни? – не переставал ужасаться парень.

– На борту 55 человек. Тебе этого мало?

– Дюк!

Обернувшись, я обнаружил Хета, сложившего руки рупором и кричавшего что-то. К сожалению, ветер был боковой, и поэтому его слова донеслись до меня вполне отчетливо.

– Не забудьте, никаких захватов!

– Что за?.. – беспомощно крикнул я.

– Ни на кого не нападайте, вы меня слышите? Попробуете захватить какой-нибудь корабль, я узнаю, и вас из под земли достану! Слышите, не смейте!

– Почему?!

– Берегите сына! Если с ним что-нибудь случится!..

– А что мне тогда делать?!

– Просто… учите его. Покажите, как курс прокладывать, как счислять. Как лагом, квадрантом там пользоваться. Ну, вы знаете. Не забудьте, все как мы договаривались! Ясно?

– Ясно, – прорычал я. Впрочем, он уже не мог слышать моих слов. Ни черта мы не договаривались! И я знаю, почему. Сейчас, когда проклятый мальчуган уже был у меня на борту, я не мог отказаться. Вот хитрый черт! Беру свои слова назад, он не хороший человек. Очень нехороший. Я опустил взгляд, чтобы посмотреть на источник своих проблем, желая обругать его на чем свет стоит, однако и чертенком не смог его обозвать. Тим не мог иллюминаторы отвести от удаляющегося корабля. Корабля, на котором находился единственный его родитель. Морской ветер шевелил его курчавые волосы, словно человек, ласково треплющий мальчика по голове. Я последовал его примеру.

– Ах ты ж проклятье на мою несчастную голову, – пробормотал я.

“Проклятье” подняло на меня извиняющийся взгляд и так по-доброму, как умеют только дети, улыбнулось.

– Иди, посмотри, как реи брасопятся, – я подтолкнул его к боцману, который, деловито прогуливаясь по палубе, передавал мои приказы. Сразу как только я сбагрил наглое существо ему на руки, мой помощник, приемник Мэйта, Кент, разочарованно спросил:

– И что, Дюк, мы правда никого не захватим?

– Правда, – с горечью отозвался я. – Да ты не переживай, – я похлопал его по плечу. – Со скуки, авось, не помрешь. Придумаю что-нибудь.

– Что? – сразу оживился парень.

– Иди жрать, “что”. Потом скажу.

В кают-компанию действительно начали созывать, и голодные матросы очень скоро подчинились.

– А вы? – спросил помощник, уже направившись в любимую матросами каюту.

– Да иди ты уже, – я махнул на него рукой. – Еще заботится он обо мне будет, – пробормотал я ему вслед и пошел в каюту, обдумывать, стоит слушаться, или нет…

   Через месяц бесцельного блуждания по Морю, как потерявшиеся дети по лесу, во время нашей игры в карты, послышался крик:

– По носу корабль!

– Какой? – спросил я, подперев подбородок рукой и не отрывая взгляда от своих карт.

– Линейный, – последовал ответ с гнезда.

– Расстояние какое? – На кону игры стояла моя честь, и я не хотел отрываться от нее до того, как узнаю, стоит ли моя задумка свеч.

– Полумиля.

Стоит. Свеч – не свеч, но точно стоит. Я плюнул на свою честь и вскочил. На горизонте крейсировал линейный, трехмачтовый корабль. Хорошая жертва, подумал я, но нет. Не сегодня.

– Топселя, кливера поднять! Рифы отдать!

Матросы нехотя поднялись. “Ла Либре” ускорила свой ход. Мы приближались прямо к военному кораблю.

– Тим! – позвал я.

– Да, капитан? – он мгновенно материализовался рядом. Тихо, как кошка.

– Смотри и учись.

Я оглядел свою команду и крикнул:

– Поднять флаг!

– Мы идем на захват? – спросил Лич, матрос, имеющий привычку по-собачьи наклонять голову набок.

– Конечно, нет! – я с ужасом посмотрел на него. – Ты что, не слышал коммодора? Мы просто… немного позабавимся.

Он ни черта не понял, но вопросы задавать перестал. Веселый Роджер был поднят и вызов, соответственно, брошен. Мы выдали себя, дали противнику знать, что мы пираты. Ну а он был, в свою очередь, обязан поймать преступников. Корабль, который до того стоял к нам бакбортом, привели к ветру и взяли левее.

– Капитан… – заволновались ребята, явно уже ощущая кандалы на запястьях.

Я шикнул на них. Еще немного, еще немного… Я смотрел, как бушприты кораблей медленно приближаются друг к другу, нос вражеского корабля вот-вот подойдет к нам. Сейчас. Я в два прыжка добрался до ахтерштевня и резко крутанул штурвал. “Ла Либре”, словно дразня противника, повернула и на полном ходу убежала от ответственности. Нам уже ничего не угрожало, но я не дал ребятам выдохнуть. Поставив первого попавшегося человека за руль, я, скача, как кенгуру, отдал приказы:

– Фор-марселя и фор-брамселя шкот на левую! Тим, выполняй! Право руля!

Мы обогнули корму корабля. Парни, ровным счетом ничего не понимая, на должном расстоянии провели шхуну от корпуса судна. Корабль встал галфвинд и продолжил преследование. Но мы были уже далеко. Мы могли, уже второй раз, облегченно выдохнуть, но не тут-то было. Сердце бешено стучало.

– Наветренные шкоты выбрать! Руль на ветер! Поворот оверштаг завершить!

Ребята посмотрели на меня так, будто я только что на их глазах загрыз человека.

– В дрейф, Дюк?

– Так и есть, выполнять!

– Зачем?!

– Надо.

Они, ворча, послушались. Мы легли в дрейф. Корабль стал постепенно нас нагонять. Мы поставили паруса в изначальное положение, положили руль на борт. Шхуна снова понеслась вперед. И вот это продолжалось пару часов точно. “Ла Либре” ловко удирала от преследования и снова немного замедлялась, как бы насмешливо поджидая своего преследователя. В конце концов, мы окончательно ушли от погони.

– Надеюсь, я развеял вашу скуку? – сцепив руки за спиной, спросил я у припавшего к бутылке с водой помощника. Он не удостоил меня ответом.

– Что это было? Зачем это было? – поинтересовался у меня очумевший Тим. Я лично проследил, чтобы он скакал по салингам вместе с остальными.

– Привыкай, малыш. Пока твой отец не разрешит мне заняться настоящим пиратством, я буду развлекаться так. Все, отдыхайте. – Я свистнул и махнул рукой коку. – Накорми их, пока они не решили поднять мятеж против меня. И налей всем по чарке. Можно даже по две.

Ничто не может приободрить сильнее сказанных тогда мною слов. В кают-компании устроили целый праздник. Вот так просто, без повода, без трофея, без денег. Зато ишь как весело, вы бы их видели!

– Видели, а вы видели, нет, слушайте, вы видели, какое лицо они сделали, когда мы их обогнули, а? – прыская со смеху и перебивая друг друга, кричали ребята. Вот так вот из редкостной мрази я превратился в героя дня. В кают-компании творился бы ад, если бы в аду было весело. Какая-нибудь леди потеряла бы сознание, если бы оказалась здесь хотя бы на миг. Я пробыл там до того момента, пока не понял, что кружкой по голове никто не получит. В тот вечер я почти ничего не выпил (!), поэтому за штурвалом стоял на крепких ногах. Как странно после того шума выйти на опердек, где было так тихо, что мягкие, кошачьи шаги Тима показались мне пушечными выстрелами.

– Ты чего? Или папа вдолбил тебе в голову, что ром – это плохо?

– Мне просто не понравилось, – отвечал он, пожимая плечами.

Я покивал головой, хотя мне его уж точно было не понять. Я в пятнадцать лет… Впрочем, ладно.

– А разве так можно? – робко поинтересовался мальчик, рассеянно взбивая каштановые волосы на затылке.

– Как?

– Устраивать вот такие…

– Гуляния?

– Да. Кто знает, кто встретится нам на пути, а команда нетрезвая.

Я пожал плечами.

– Без них никак, Тим, без них никак. Работа у них тяжелая, жизнь у некоторых далеко не такая легкая, как у нас с тобой, да? – Я потрепал его по плечу и поставил его за руль. – Самое главное у рулевого – это крепкая рука. Она у тебя есть?

Он кивнул.

– Норд от оста отличишь?

 

Снова кивок.

– Вот и отлично. Но ты не переживай сильно, у тебя всегда перед носом будет нактоуз. Хочешь непрошеный совет? Будь рулевым, а оттуда до штурмана рукой подать.

– Почему именно штурман? – полюбопытствовал Тим.

– Они очень ценятся в наше нелегкое время тотального отсутствия мозгов и обилия мускул. А если у тебя есть и то, и другое, ты никогда не пропадешь. Ну а у боцманов работа грязная.

– Почему? – удивленно повторил он.

– Если палача или профоса на судне нет, их обязанности выполняет дракон. Сомнительная честь, – улыбнулся я. Он, нахмурившись, отвел взгляд. Я понял, что все-таки хряпнул и ляпнул лишнего и засмеялся.

– Не принимай слишком близко, малыш, мало ли что вырвется у старика. И нашему боцману ни слова!

Тим улыбнулся и я про себя выдохнул. Я отошел от него и задумчиво поднял с палубы интеграл.

– Эх, ну и бардак у меня. Бомба взорвалась, и подмести забыли. “Ската” отцовского видел? Идеальный порядок. – Тут я уже забыл про существование мальчика по имени “Тим” и пустился в свои мысли вслух. – А на тогдашнюю “Ла Либре”, ну, лет 10 назад, смотреть больно было. Бросание чего-нибудь на палубу каралось чуть ли не смертной казнью, так что мы все расставляли по своим местам, а я все равно ничему не научился. М-да… Мне четвертый десяток лет идет, а я матросов порядок держать заставить не могу.

– Когда вы барабанили на королевском флоте? – с невинным лицом осведомился Тим.

– Откуда ты…

– Да бросьте, – он нетерпеливо махнул рукой. – Баковые вести.

– А, понятно… Удивляюсь, как все обо мне все знают. Ну да, когда я барабанил на королевском флоте.

– А каково там? – все так же невинно, как младенец, поинтересовался парень.

– Каково?.. – задумчиво переспросил я, обеими руками ухватив интеграл. – Я скажу тебе, каково. Мой командир был из числа тех людей, которые повиновения добиваются линьком. И не только. Нескольких людей он утопил во время килевания… Но чаще всего люди, конечно, отдавали концы под “кошками”. Ну, хех, дисциплина же превыше всего…

– Э-э… капитан?.. – неуверенно окликнул меня Тим, но я уже вошел в раж.

– … Мы ведь матросы, низший чин. Он волен делать с нами, что пожелает. Ха! Боже, как я его…

– Капитан!

– Что?

Он молча ткнул пальцем в согнутый интеграл у меня в руках. Я подумал, как выглядел со стороны – злобно бормоча, медленно сгибая огромный стальной прут. Устыдившись, я разогнул чертову железяку и швырнул ее в сторону.

– Извини, малыш, это все нервы, – я провел ладонью по лбу.

– Простите, что поднял эту тему.

– Так все, хватит, – резко сказал я. – А то сейчас засыпем друг друга любезностями, а у нас это несолидно.

Подняв глаза в небо, я произнес:

– Поздно уже, иди. Ты поди, ложишься до того, как первая звезда на небе появляется.

– Доброй ночи, – он передал штурвал мне с намерением отправиться в кубрик.

– Да иди уже, – я махнул ему рукой. Дождавшись, пока он уйдет, я достал трубку и табак и закурил, выпуская пар. Я удивился собственной слабости. Столько лет ведь уже прошло. В ту ночь я не спал. Кого я должен был поставить вахтенными?

   Спустя месяц мы собирались пересечь экватор. Я лично уже на тот момент проделал это раз семь, но для многих моих товарищей, если можно так выразиться, это был первый и очень волнительный опыт. Жара была неописуемая, но время было подгадано верно, и штиль, сущее наказание, худшее, чем шторм, нас не настиг. Мы ходили по пояс раздетые, обвязав рубашками головы, благо, стесняться было некого. Ребята частенько, прямо с борта, прыгали в воду, шутливо пытаясь утопить друга. Гармония, мир и покой, что еще сказать? Когда до невидимой линии экватора осталось не более полукабельтова, мои мысли прервал окрик, принадлежавший Джоку, неопытному молодому матросу с огненно-рыжими волосами и не сходящей с лица улыбкой.

– Тим!

– Чего тебе? – отозвался тот в свою очередь, оторвавшись от разглядывания скал, возле которых мы крейсировали.

– Ну чего ты сразу “чего тебе”? Хочешь экватор увидеть?

Мальчик недоверчиво сморщил нос.

– Его же не видно.

Джок громко фыркнул и сказал:

– А что там тогда такое? – матрос махнул рукой на 3 румба по штирборту.

– Где? – не на шутку заинтересовался Тим.

– Так ты ничего не увидишь. На, – он протянул ему подзорную трубу и тот поднес ее к глазу. – Ну что, видишь?

– Ага, – взбудоражено ответил парень и перегнулся через планширь. И тут произошло то, чего ждали все, включая меня. Джок с силой хлопнул его по спине и чересчур доверчивый мальчик вывалился за борт. Парни, включая и самого зачинщика, покатились со смеху. Я подошел, бросил взгляд в воду и истошно закричал:

– Он тонет! Он не умеет плавать! Скорее доставайте его!

Первым вскочил и подскочил к фальшборту Джок. Он начал рыскать глазами по водной поверхности и орать:

– Где?! Где он?!

Хлоп! Всплеск, хохот задыхающейся от смеха команды и наивный матрос вынырнул рядом со своей жертвой. Надеюсь, он на меня не обиделся тогда (пусть обижается). Я поднял с палубы подзорную трубу и со смешком нашел красную линию, нарисованную на объективе.

   Оба “пострадавших” скоро вылезли и, посмотрев друг на друга, расхохотались и сами.

   Через пару недель мы открыли землю островов Уна-Муе. Был слабый зюйд-вест и все торопились пришвартоваться где-нибудь, прежде чем наступит штиль. Райские Уна-Муе вполне подходили для этой цели. С прошлого моего посещения их, там мало что изменилось. Местные жители еще не переняли привычек колонизаторов, во всем тут была до невозможности красивая дикость. Может, именно поэтому я устремлялся сюда, когда нам нечем было заняться. И вот тут, на экваторе, окруженный красавицами с типом внешности Шебы, правда, не стоящим и ее ногтя, я без зазрения совести разрешил себе расслабиться. Мы пробыли там достаточно долго, три недели, но этого мне, как, я уверен, и всем остальным, было мало. Мы бы остались там на подольше, но однажды в бухте как ни в чем не бывало объявился “Скат”. Об этом я узнал только от самого Хета, когда он нашел меня в одной таверне. Обнаружив меня валяющимся в кресле, в окружении нескольких прелестных девушек, он, как обычно когда я, на его взгляд, не заслуживал уважения, перешел на “ты”.

– Где Тим?

– Я тоже рад тебя видеть, старина.

Он поморщился, но, рассудив, что сейчас не время для придирок, простил мне этот страшный грех и повторил:

– Где Тим?

– Кто? – я приподнялся на локтях, жестом говоря всем разойтись.

– Где мой сын, Дюк?! – он, сжав кулаки, навис надо мной, как грозовая туча.

Я щелкнул пальцами и сказал:

– А, этот, что ли? Мелкий такой, кучерявый?

– Да!

Я пожал плечами.

– Не знаю.

– Как не знаешь?! – заорал он. – Я доверил его тебе, а ты…

В тщетных попытках встать, я помахал в воздухе пальцем и быстро сказал:

– Давайте не будем горячиться. Мы обязательно его найдем, сейчас я только соберусь с мыс… Нет, нет, нет, давайте без!..

Не успел я договорить, как на мою физиономию была вылита новая порция холодной воды.

– … этого.

Хет отбросил в сторону стакан и, скрестив руки на груди, участливо поинтересовался:

– Ну, тебе уже лучше?

Я кивнул и покорно встал.

– Где ты видел его в последний раз?

– На “Ла Либре”.

Он шумно сделал вдох и выдох.

– Когда ты видел его в последний раз?

– Три недели назад. Я предупреждал, я говорил, мне нельзя доверять детей! – попытался защититься я, когда мы достаточно быстро направились к двери. Коммодор, тяжело дыша, резко распахнул дверь и внезапно остановился. Чудом не налетев на него, я посмотрел, что же его так удивило. Тим, эта маленькая наглая бестия, преспокойно стоял, прислонившись о переборку и весело насвистывая какую-то мелодию. Увидев нас, он ничуть не удивился и с улыбкой сказал:

– Коммодор, капитан, здравствуйте!

Хет молча подошел и обнял его. Я, уловив молчаливую просьбу в глазах мальчугана, отвернулся, намереваясь вернуться в таверну, но меня прервал окрик:

– А куда это вы собрались? Мы отчаливаем. Как только вы соберетесь.

– Есть, сэр, – пробурчал я и отправился на поиски своего экипажа.

На следующий день мы подняли якорь и покинули этот замечательный, цветущий остров, лелея надежду, что еще сюда вернемся. Зато перед выходом в Море один очень великодушный человек таки разрешил нам заняться делом.

Глава XIV

  Ждать не пришлось. Первый корабль встретился нам спустя каких-то жалких двух недель. Это была шнява. Никаких проблем возникнуть не могло.

   Мы легко обогнали шняву, пробив пробоину в ее бакборте. После этого шхуна обогнула ее с носа и сделал залп и по правому борту. Прежде чем шнява пошла на дно, мы забрали груз с нее и преспокойно удалились. Но важно было другое. Спустя пару дней мне сообщили, что у нас в кильватере два корабля.

  Это были корветы. И они нас узнали. Вероятно, видели, как мы напали на шняву.

  Я дал приказ вступить в бой, хотя мы могли преспокойно убежать. Никто об этом вслух не говорил, но я знал – всех охватило волнение. Увидев, как парни нервно ходят по шкафуту, то и дело бросая пугливые взгляды на гонящиеся за нами корабли, я покачал головой. Не дело идти на линейный корабль, а тем более, на два таких, с неуверенной командой. Я поднялся на квартердек и, заложив два пальца в рот, свистнул. На меня мгновенно обратилось всеобщее внимание.

– Не был бы я уже столько лет капитаном, если бы не видел страха, затесавшегося среди нас, как шпиона. Я с вами относительно недавно, именно поэтому я отдал приказ идти в бой. Понимаете, я большую часть жизни провел с теми, с кем вы большую часть своей ведете борьбу. Я привык не убегать, вы уж меня простите. Одно слово, и я прикажу на всех парусах бежать, поджав хвост, как побитая собака. Скажите, что вы, пираты, опытные моряки и фехтовальщики, трусливее флотских неженок. Я всю жизнь считал вас, людей, действующих на свой страх и риск, достойными соперниками. Что ж, я вижу – ошибся. Подтвердите мне это и я не стану так рисковать. Я жду. – Я сделал скучающий вид. Первые несколько секунд царила гробовая тишина, но тут кто-то крикнул:

– Их больше, чем нас. Они лучше вооружены, чем мы. Мы не трусим, Дюк, мы лишь констатируем факт. Нам не победить.

– Если вы не уверены в моем корабле, то предоставьте это мне, – с ухмылкой сказал я. – За нее я ручаюсь. А уверены ли вы в себе? Вот о чем я спрашиваю вас. Если нет, то избавьте меня от удовольствия опозориться перед офицерами.

Так же, как только что в воздухе висел страх, над кораблем повис стыд. Тем временем я продолжал:

– В них нет этой заразы – страха. Они верят, что нагнут нас. Я спрашиваю вас – это так?

– Нет.

– Я осилю все, что ни выкинет судьба. – Что ж, ради поднятия духа пойдешь даже на ложь. – Я не боюсь. А вы?

– Нет!

– Ну так готовимся к повороту фордевинд, парни! Мы идем в бой.

Поворот был совершен и шхуна с наглой уверенностью устремилась к проходу прямо между противниками. Мало этого, так мы еще и фок с бизанью спустили! Шхуна медленно, по своим меркам, встала между корветами, подмывая врагов выстрелить. Они не заставили себя долго упрашивать. Однако, одновременно с тем, как крышки орудийных портов открылись и воздух вот-вот должен был разразиться несколькими залпами, паруса на шхуне приготовившимися матросами одним махом были подняты и та в мгновение ока, со скоростью ветра, улизнула. Но выстрелы действительно раздались, хотя большая часть ядр теперь миновали наш корпус. Я говорю “большая часть”, потому что мы не остались безнаказанными. Но цель моя была достигнута – открыв огонь по шхуне, корветы чуть не утопили друг друга. Поняв обман, один из них с яростью погнался за нами. Прежде чем пуститься наутек, “Ла Либре” сделала дразнящий залп, впрочем, не принесший большого вреда. Паруса у нас снова были убраны. Корвет приближался. Тогда “Ла Либре” ускорилась. Корвет предчувствовал победу. И тут мы, резко встав фордевинд, открыли огонь. В другое время наш противник не понес бы больших потерь, но крутость, с которой мы легли на другой галс, дала нам крен, а крен позволил нам прицелиться ниже ватерлинии корабля. Трюм корвета тут же начал наполняться водой. Мы ограбили тонущий корабль и вернулись ко второму корвету, изрядно пострадавшему.

   Я подвел шхуну достаточно близко для абордажа. Матросы перебросили абордажные крюки с ловкостью гарпунщиков и они зацепили их, как леопард цепляет когтями свою жертву. Мы перескочили на вражескую палубу и оказались встречены ее защитниками. Своим первым натиском пираты, как штормовая волна, снесли стену врагов. Тут и там гремели выстрелы и звучали лязги стали, выбивающей искры. Закрывшись от одного нападающего и отбросив другого, я полез на фок-мачту. Через несколько минут флаг был сорван с фор-бом-брам-стеньги. Оставшиеся в живых сдались.

 

   Мои разразились восторженными криками. Я поручил нашему врачевателю немногих раненых, в том числе и военных. Зная их слабости и желания, я приказал открыть анкерки с выпивкой. Среди всеобщего ликования, уголком иллюминатора я уловил движение. Бессознательно обернувшись на него, я увидел поднимающегося с палубы Тима. Хаким протянул было ему руку, но он махнул ему. Тот пытался что-то ему сказать, но парень упрямо отошел на бак. У лекаря было и без него проблем навалом, поэтому он оставил его в желанном покое. Что-то в его виде меня насторожило и я лег на галс по направлению к нему.

– Ну, все еще уверен, что на суше тебе делать нечего?

Он неопределенно опустил голову на плечо и ничего не сказал.

– Живой хоть, целый? – спросил я.

Он что-то невнятно буркнул.

– Так, парень, – я потерял всякое терпение. – У меня нет времени сидеть тут и с заботливым взглядом выжидать, когда ты соизволишь сказать что-нибудь. У нас там ахтерштевень перебило, между прочим.

– Ну так идите, – рассеянно отозвался Тим. – Это вы ко мне пришли, я вас не звал.

Я засмеялся.

– Ладно, малыш, ты победил. Выкладывай давай, где у тебя червоточинка.

Парень сглотнул и еле слышно ответил:

– Я убил его.

– Кого? – испугался я.

– Того солдата. Он замахнулся шпагой, пошел на меня… Я даже не понял, что случилось…

Он поник и приложил ладонь к глазам, как будто она была единственным, что ему хотелось видеть. Я не знал, что сказать. Когда от моей руки впервые пал человек, я даже не задумался над этим, хотя был, как он. Как-то не до этого было.

– Ну… Ты победил… многие бы гордились. Не каждый в твоем возрасте…

– Тоже мне повод для гордости, – с горечью хмыкнул Тим и добавил, еще тише, чем раньше: – Как будто тут, – он положил судорожно сжатый кулак на грудь, – что-то сломалось.

– Ох, поверь мне, если бы у тебя треснул киль со шпангоутом, ты бы не говорил об этом так спокойно.

– Мама так же погибла.

Увидев, что от моих попыток шутить только хуже, я отбросил их и принял серьезный вид.

– Малыш, – я положил руку ему на плечо, – ты не виноват. Это жизнь, такова уж она. Жестока, но прекрасна, и надо жить! Даже такой ценой… Так посмотреть, самая последняя трюмная крыса дороже всех сокровищ вельмож, только вот это никого не волнует. Ничего не поделаешь, остается только смириться. Только на подлость идти не надо, ну так ты на это не способен. Ты только знай, что ты не виновен. Ничто так не разъедает сердце, как чувство вины.

Он молчал, а я продолжал:

– Я знаю чувство, о котором ты говоришь. Правда, как человек не такой благородный, как ты, не при таких обстоятельствах я его познал. Правда в том, что я спился тогда. Но ты сильнее меня, ты переживешь, верно, сынок?

Я попытался заглянуть ему в глаза, сам не заметив, как последнее слово вылетело у меня. Он не двигался, словно окаменев, только лишь пробормотал:

– Даже не знаю, как жить теперь…

– Хэй! – решив пойти другим путем, я взял его за плечи и повернул к себе. – Ты – мой матрос, я твой капитан, и я приказываю тебе встряхнуться, стиснуть зубы и жить дальше! Слышишь ты меня, жить дальше! Умереть ты всегда успеешь, а вот жить другого шанса не будет.

Он неохотно поднял на меня взгляд.

– Иди отдыхай теперь, потрещи с товарищами, послушай их кровожадные истории и чтоб я твою кислую физиономию больше не видел, ясно?

Я потрепал его по голове и чуть ли не силой оттолкнул от фальшборта в сторону кубрика. Он поплелся туда с таким трудом, будто ему привязали балласт на обе ноги. Убедившись, что он достигнет места назначения, я продолжительно выдохнул и почесал затылок. Боже ж ты мой, неужели мне теперь еще и депрессивных мальчишек успокаивать придется? Да еще и чьими словами.

   Второй корвет, пусть и был нехило потрепан, примеру своего товарища не последовал и стал нашим трофеем, наши повреждения были незначительны и корму мы быстро починили, пустившись в дальнейший путь. Тим скоро пришел в себя.

  Помню, однажды, мы проходили по 59 параллели и наш путь лежал через место встречи Калтского моря и океана. Самые молодые члены экипажа чуть не вываливались за борт, желая поглядеть на то, как серые волны Калтского моря бурно несли свои воды на запад, где сталкивались с могущественным, спокойным и темно-синим Мировым океаном, не желая смешиваться с ним, как люди, разные, но все равно держащиеся вместе. Красиво, что тут скажешь. Только вот я понятия не имею, отчего это. Для меня это зрелище не в новую, поэтому я улучил момент, чтобы посмотреть на Тима. В его глазах светилось не меньше любопытства, чем у остальных, и я успокоился. Время и дорога все лечат.

   Тим оказался благодарным учеником. То ли отцовская кровь в нем играла и бурлила, то ли он все схватывает на лету, но матрос из него получился на отлично, и останавливаться на этом не стал. Я видел, что у него великое будущее. И я был прав.

   Надеюсь, вы простите мне отсутствие деталей и обобщенность в этой части моего повествования, я не люблю вспоминать об этом. В тот злосчастный день мы бросили якорь в бухте острова Усталого путника. После того, как мы наполнили трюм, я вступил на борт своего корабля. И… Видимо, судьба посчитала, что двух ударов по башке в жизни мне было мало. Потому что только я встал на опердек обеими ногами, как тут же над головой у меня что-то просвистело и я в ту же секунду потерял сознание. В этот раз было даже больнее. Бедная моя голова.

  Но я снова выжил. И в этом случае действительно об этом жалею. Очнулся я… где, вы думаете? В трюме (и почему я не могу хоть раз очухаться в теплой каюте, под покрывалом и со свободными конечностями?). Однако на этот раз ни своего корабля, ни команды рядом не было. Первым, что я почувствовал была тонкая струйка крови, стекающая у меня с затылка. Вспомнив, кто я такой, я окинул взглядом помещение. Я был здесь однажды. Это был трюм “Победителя”, фрегата контр-адмирала. Если верить свету из иллюминатора, был день. А если верить тому, что нас отчаянно качало, мы были в пути. А вот где проходил наш рейс, я не знал. Как не знал и того, как я там, собственно, оказался. Если память мне не изменила, я был на “Ла Либре” и срочно отправляться на “Победителя” никогда не собирался. Ладно-ладно, я слукавил, говоря, что не знаю, как я там оказался. Причина могла быть только одна – кое-кто решил показать себя героем-избавителем этого мира от меня. Честно, я ждал, что он снизойдет ко мне, чтобы поиздеваться. Но этого не произошло. Он поступил умно, сделав вид, что я пустое место для него. Ага, мели, мели, дружок. Целый трюм мне одному предоставить – да кому я вообще нужен? Да даже – о Боже мой! – стратегию продумать. Найти “Ла Либре”, додуматься не нападать на вооруженного до зубов пирата в открытую, дождаться меня, в конце концов – это ж надо иметь на плечах настоящую голову, а не задницу. Удручало меня только одно – моя шхуна снова оказалась в его руках. Если он ее не потопил… Мысль, что он мог назло мне пробить в ней брешь и оставить, скребла мою душу хуже, чем абордажные кошки борт корабля. Но делать нечего, сидя вот так, я и себе-то помочь ничем не мог.

  На время нашего путешествия я ни с кем не виделся – он все еще делал вид, что забыл о моем существовании. Тогда я тешил себя надеждой, что так оно и есть, и мне не придется снова увидеть его рожу. Хотя я бы многое отдал, чтобы сцепиться с ним в последний раз… Чтобы усилить эту иллюзию, он решил заморить меня голодом и жаждой. Но как вы понимаете, это была только видимость. Рейс наш был недолгим, и для меня оказалось делом весьма простым прожить в одном положении без жратвы, с дырой в голове несколько дней. Но даже для меня, с моим “бычьим” здоровьем, это не обошлось без последствий. Так что на свет Божий я вышел в полусне и с завязывающимися в якорный узел ногами. Естественно, я не сопротивлялся, когда меня опять куда-то поволокли.

   Под воздействием выплеснутой на меня воды более-менее оклемавшись, я обнаружился в какой-то дыре, напоминающей кутузку. Передо мной стоял человек, в котором я признал судового бухгалтера с “Победителя”.

– Так, Дюк, ответишь мне на парочку вопросов, хорошо? – сказал он, поставив ведро и беря какой-то букварь. – Если ты не можешь говорить, качай головой, хорошо?

– Что?

– Начнем. Как ваше имя?

– Что?

– Слушай, а Дюк – это полное имя? Пусть будет полное. А фамилия… Как там тебя рогатые окрестили? “Бешеный”? Так и запишем, – ответил он сам себе и чиркнул что-то в свою книжку. – Осознаете ли вы, за что вы тут?