Царь Дмитрий. Московская история

Тем временем царь Борис мирно восседал на престоле, к которому так долго стремился, не упуская ни единой возможности заставить народ позабыть, сколь преступным путем он пришел к царствованию. Его благоразумие и кротость вернули народу радость и удовольствия, людям казалось, что они беззаботно живут под его правлением, и сам он обрел свое счастье в их счастье¹⁹.

Его двор славился изысканностью и великолепием, его сын и дочь привлекали ко двору молодых вельмож со всего государства и всех соседних монархов.

Царевич Федор Борисович, его сын, был высокого роста и статного сложения, обладал он и разумом, но этот разум был ни на что не способен; он был груб и свиреп, опьяненный своей властью и своим счастьем, он считал, что все должно подчиняться его воле, его гордость казалась тем более нелепой, что не поддерживалась ни единым добрым качеством.²⁰ Сибирская царевна ростом была выше среднего, ее походка была благородной и величественной, живые и полные огня глаза могли бы пробудить нежность в любом сердце, у нее был маленький рот с ярко-алыми губами. Во всем ее облике сквозило невыразимое очарование, у нее была ласковая улыбка, а нежное и кроткое выражение делало ее бесконечно трогательной. Она обладала ясным умом и веселым нравом, не имевшим ничего общего с суровостью и грубостью, свойственным людям в тех краях. Царевна была щедра и отзывчива, добродетель направляла все ее поступки²¹.

Борис, рассчитывая укрепить свое положение иностранными союзами, пригласил ко двору принца Густава, сына шведского короля Генриха²², и принца Иоанна, брата короля Дании Христиана²³.

Густав был героического сложения и внешности, обладал добрым и храбрым сердцем, он любил славу и во всех своих действиях руководствовался понятием чести. Его грациозные и предупредительные манеры смягчали гордое выражение лица. Он жаждал военной славы, но при этом был способен на самые нежные чувства.

Принц Иоанн был мал ростом, вида мрачного и грубого, имел коварный нрав, был тщеславен сверх меры, безжалостен в ненависти и жесток в мести. Он полагал, что для его удовольствий нет преград, что все люди родились лишь для того, чтобы угождать ему. Собираясь навредить кому-либо, он принимал вид кроткий и великодушный; его бесчеловечное сердце радовалось лишь несчастьям других людей.

Многие московские вельможи также немало способствовали процветанию двора, среди них следует особо отметить князей Шуйского, Голицына, Худуна²⁴ и Мстиславского.

Поскольку мы намерены уделить много места князю Шуйскому в нашей истории, думаю, теперь самое время вам его представить.

Князь Шуйский был одной из тех беспокойных душ, которые, кажется, родились для того, чтобы изменить весь внешний облик земли. Он был смел до дерзости, предприимчив до безрассудства, презирая религию, он использовал ее лишь в политических целях, он умел приспосабливаться к моменту, был учтивым или надменным, когда это было ему выгодно. Он был умён, всегда строил великие планы, был трудолюбив и неутомим, от природы добр и даже щедр, но пожиравшие большие амбиции позволяли ему прислушиваться лишь к тому, что могло быть использовано для их удовлетворения. В целом же в нем было достаточно качеств, чтобы стать как великим человеком, так и великим злодеем²⁵.

Благодаря своему происхождению и значительному положению, которое он занимал при дворе, он осмелел настолько, что обратил свои взгляды на Сибирскую царевну, не опасаясь конкуренции со стороны двух принцев, которым царь позволил за ней ухаживать. Князь не осмеливался оспаривать ее у принцев или заявлять о своих чувствах открыто, но никогда не упускал случая доставить удовольствие или угодить ей. Его соперники были озабочены тем же самым, поэтому двор наслаждался праздниками, весельем и удовольствиями, чему способствовало состояние глубочайшего спокойствия, в котором пребывала держава.

Так выглядел двор, когда в нем появился Дмитрий под именем Гришки; сначала всеобщее внимание привлекла его милая внешность, а вскоре его храбрость и сила завоевали все сердца.

Принц Иоанн любил царевну весьма пылко и постоянно старался дать ей это понять; она же едва замечала его, питая к нему смесь равнодушия и презрения. Принц Густав был встречен ею гораздо более благосклонно, она отдавала должное его достоинствам, но ее чувства к нему ограничивались одним лишь уважением. Ее сердце пока еще не было затронуто, так что ей нелегко было ощущать себя объектом ухаживаний принцев, она терпела их лишь по велению отца. Долгое время она отказывалась от праздника, который хотел дать в ее честь принц Иоанн, и всегда находила какой-нибудь предлог, чтобы отложить его, но, в конце концов, ей пришлось согласиться. Для праздника она выбрала принадлежавший царю дом в нескольких верстах от Москвы, где принц все устроил с великолепием, на которое способна лишь сила любви.

Все дамы отправились туда в повозках, а принцы следовали за ними верхом.

Желая воспользоваться случаем и увидеть весь двор, Гришка хотел было затеряться в толпе вельмож, но его благородный вид и искусство наездника очень скоро привлекли к нему внимание окружающих.

Царевна первая заметила его и дорого заплатила за приятное зрелище; румянец, покрывший ее лицо, объявил о ее поражении. Ее сердце охватило то неясное беспокойство, тот нежный трепет, которые свидетельствуют о зарождающейся любви. Царевна с удивлением почувствовала нарастающее волнение и угадала приближение любви, ибо не раз слышала о ней от других. Она обнаружила, что испытывает к этому приятному незнакомцу те самые чувства, которых так ждали от нее принцы. Поначалу ее гордость и благоразумие пытались противостоять этой зарождающейся страсти. Она твердила себе, что стыдно вот так поддаваться очарованию человека, быть может, без роду без племени, тогда как сердце ее нечувствительно к достоинствам двух принцев, которые вожделеют ее. Однако ее сердце было глухо к доводам разума, и, в конце концов, она полюбила еще сильнее. Когда настает роковой момент любви, когда сердце очаровано и делается чувствительным, его попытки сопротивляться всегда бесполезны, его стремление защититься приносит лишь еще большие муки без надежды на излечение.

Царевна не могла удержаться от того, чтобы обратить на Гришку внимание сопровождавших ее принцев. Густав проникся к нему восхищением, и с этого же момента воспылал к нему самыми теплыми и дружескими чувствами, но принц Иоанн не мог взирать на чужие достоинства без зависти и тоски.

В этот момент лошади, запряженные в повозку, в которой находилась царевна, закусили удила и понесли с такой прытью, что все испугались за ее жизнь.

Принцы немедленно устремились к ней на помощь, но лошади свернули с главной дороги, и помчались в сторону довольно глубокой реки, протекавшей неподалеку. Ни сила, ни ловкость возницы не могли сдержать этой стремительной гонки, лошади тащили повозку прямо в реку, царевне грозила опасность почти неминуемой гибели. Принц Густав прыгнул в воду, чтобы спасти ее, но сам оказался в опасности, поскольку не умел плавать. Тогда следовавший за ними по пятам Гришка ринулся в реку. Он одной рукой поддерживал царевну, подхватив другой Густава, пока не подоспели другие вельможи и не вытащили обоих.

Этот неприятный случай всех расстроил, и праздник решили отложить. Все вернулись в город, где новость быстро распространилась, и расположила всех в пользу Гришки.

Принц Густав, и без того ему симпатизировавший, сердечно поблагодарил его за оказанную услугу и заверил в вечной признательности. Гришка ответил на все эти знаки дружбы так, что понравился всем еще больше.

На другой день Густав представил его царю, который принял юношу благосклонно, нисколько не сомневаясь в его благородном происхождении и величии; царь полагал, что перед ним принц, которого привело ко двору желание путешествовать и который не хотел быть узнанным.

Между тем царевна с трудом оправилась от испуга, вызванного близостью опасности, которой она лишь чудом избежала. Ей приходилось делать над собой усилие, чтобы побороть в себе страсть, даже в зарождающемся состоянии столь сильную, что она лишь усугубляла общее недомогание. Царевна узнала, что спаслась от смерти благодаря вмешательству очаровательного незнакомца. Глубочайшая признательность соединялась в ней с симпатией к нему и заставляла умолкнуть рассудок. Поначалу ей казалось, что, прислушиваясь к говорившим в его пользу чувствам, она испытывает лишь благодарность: едва полюбив, мы еще не осознаем, что любим. Однако вскоре сила этих ощущений не оставила сомнений в том, что она влюблена; видя, что сопротивляться бесполезно, она постаралась лишь скрыть свои чувства от того, кто породил их.

Как только она немного пришла в себя, Борис сам привел его в ее покои, преувеличивая значимость оказанной им услуги и благодарность, которую она должна к нему испытывать.

Ей хотелось спрятаться в каком-нибудь укромном месте, чтобы скрыть от отца свое волнение и проступивший на лице румянец. Она долго не могла взять себя руки, и, наконец, ответила царю таким тихим и слабым голосом, что он не преминул бы догадаться о причине ее волнения, если бы ее недомогание не отвлекло все его подозрения.

После этого царь почти сразу ушел, и разговор, которому его присутствие и значимость придавали серьезный и печальный тон, сделался более свободным и игривым. Царевна поблагодарила Густава за храбрость, с которой поспешил к ней на помощь, и оказала Гришке несколько знаков признательности, на которые он ответил так, что еще больше распалил ее. Он внимательно смотрел на нее, находил ее очаровательно-трогательной, но она была не властна над его сердцем. Когда сердце молчит, разум будет тщетно восхищаться красотой.

Тем временем в его взгляде, от природы нежном и томном, читалось столько страсти, что она была глубоко впечатлена. В глазах влюбленного все кажется любовью; она решила, что ее очарование зажгло в его сердце такую же страсть, что она испытывала к нему, и эта сладкая надежда наполнила ее решимостью не бороться со своим чувством. Когда нас любит достойнейший человек, трудно тешить себя этой любовью, не испытывая ответного чувства. Приняв желаемое за действительное, она всецело отдалась жгучей страсти, думая, что эта страсть взаимна. Она отказалась от дальнейшего сопротивления, голос разума утих, глаза озарились живым огнем, наполнившая ее сердце радость отразилась и на лице, еще выгоднее оттенив ее красоту, так что почти все сердца оказались подвластны ей, кроме того, которое она хотела завоевать.

Датский принц почувствовал к ней еще более пылкую любовь; князь Шуйский с трудом сдерживал пламя, которое эти чарующие взгляды зажгли в его сердце. Сколько неудач породил впоследствии этот роковой день, и сколько несчастий вызвали эти неразделенные страсти!

Принц Густав, чье сердце было свободно от страстей, вскоре заметил чувства, которые царевна питала к Гришке. Густав не был влюблен в нее и ухаживал, лишь следуя воле отца. Он был рад, что она симпатизирует его другу и надеялся, что она сможет сделать его невероятно счастливым.

Тем временем здоровье царевны полностью восстановилось, и не чаявший в ней души царь решил отпраздновать это событие вместе со всем двором. Поскольку она сама занималась устройством праздника, в нем не было ничего от грубости, присущей здешнему народу, – это был замечательный бал, на котором Гришка мог бы в полной мере насладиться ее благосклонностью.

Мысли о мести, неотступно занимавшие его с самого приезда в Москву, сперва не давали ему заметить все ухищрения, направленные на завоевание его сердца, но, в конце концов, взгляды, которые постоянно бросала на него царевна, выдали ее чувства к нему. Несмотря на ее красоту и ее ум, он видел в ней лишь дочь узурпатора, с которого он намеревался спросить за утраченное. Ее симпатию он расценивал как оскорбление, лишь усиливавшее его ярость; ее происхождение было ему ненавистно, он воспринимал ее любовь как средство отмщения ей и всем своим видом изображал полное к ней равнодушие.

Царевне было больно видеть это безразличие, она так надеялась воспламенить его сердце так же, как он воспламенил ее собственное. Она небезосновательно полагала, что он заметил ее попытки поймать его взгляд, но вместо ответа на эти проявления любви он избегал ее и уходил от разговоров, поводы для которых она так тщательно подыскивала. Это причинило царевне острую боль и погрузило в столь трогательную печаль, что принц Густав не мог остаться равнодушным. Он заметил, что ей приходится делать над собой усилие, чтобы отвечать принцу Иоанну, не отходившему от нее ни на шаг. Чтобы хоть немного облегчить ее страдания, он увел принца Иоанна в сторону под предлогом важного разговора.

В этот момент царица, отличавшаяся слабым здоровьем, упала в обморок. Это нарушило всеобщее веселье, поскольку царь, нежно ее любивший и встревоженный ее нездоровьем, остановил праздник и сам попытался привести ее в чувство. Принц Густав, удивленный безразличием Гришки к царевне, пожелал узнать его причину и вышел вслед за ним. «Гришка, – сказал он сказал он, – ваше поведение по отношению к царевне удивляет меня. Не знаю, должен ли я отнести это на счет вашей дружбы ко мне. Думаете ли вы, что я влюблен в нее и избегаете ее взглядов из нежелания стать моим соперником? Если именно это движет вами, я чрезвычайно вам признателен, но, чтобы вы впредь могли действовать свободно, я открою вам свои чувства. Хоть царевна и обворожительна, она нисколько не затронула мое сердце, я оказываю ей знаки внимания только по воле моего отца, уверенного в том, что лишь союз с Борисом может положить конец распрям, с давних пор разделяющим Швецию и Московию. Но ваши интересы дороже мне соображений боязливой политики. Царевна питает к вам чувства, от которых ничто не заставит ее отказаться, ваши достоинства привлекают ее, признательность к вам переросла в любовь. Воспользуйтесь милостью судьбы: ваши добродетели очаровали Бориса, царевича Федора народ ненавидит, вы можете, ответив на любовь царевны и направляя разум ее отца, в один прекрасный день стать государем Московии. Подумайте еще раз, воспользуйтесь представившейся возможностью, будьте осторожны: если вы сейчас упустите ее, другого раза может не быть».

Гришка прекрасно видел, как относится к нему царевна, и понимал, что, ответив на ее чувства, он смог бы взойти на трон предков, но благородство не позволяло ему через какие-либо соглашения с врагом получать то, что принадлежало ему по рождению и что его храбрость позволяла ему отвоевать.

«Сударь, – ответил он принцу, – невозможно еще более ценить вашу доброту, но я не могу ею воспользоваться. Очарование царевны ничуть не задело мое сердце, ничто не может заставить меня изображать чувства, которых я не испытываю».

Этот ответ вызвал у принца еще большее удивление. Он понимал, что Гришка явно благородного происхождения, но он не мог себе представить достаточно веских причин для отказа от того, о чем могли лишь безнадежно грезить знатнейшие принцы. Он не удержался и поделиться с Гришкой своими мыслями.

Гришка считал, что еще не время обнаруживать свое происхождение. Он ответил, что тайные соображения, которые он не в силах раскрыть, полностью отчуждали его от царевны. Он находил ее достойной любви, но мог лишь ее ненавидеть.

Густав предпринял еще несколько попыток преодолеть отвращение, казавшееся ему несправедливым и необоснованным, но видя, что сердце Гришки неприступно, он попрощался и ушел.

Тем временем князь Шуйский испытывал к царевне такую страсть, что не в силах был далее держать ее в себе. Прежде ему удавалось скрывать ее под маской совершенной преданности, лишь глаза порой выдавали его, но эти красноречивые взгляды не были замечены. Царевна видела в нем лишь друга и относились к нему исключительно ласково, поверяла ему свои самые сокровенные мысли. Он мог видеть ее почти в любое время, и эта свобода лишь позволяла ему открывать для себя все новые прелести, еще больше распалявшие его страсть и усиливавшие боль, ибо он не мог даже надеяться на то, чтобы заполучить ее. Он чувствовал себя еще более несчастным оттого, что она была исключительно добра к нему, но это доброта была продиктована чувствами совсем иного свойства. Ему приходилось постоянно подавлять свою страсть, и при этом у него даже не было возможности кому-либо пожаловаться – высшее несчастье всегда скрывать свое горе! Печаль и вялость, которые он с некоторых пор заметил в царевне, заставили его опасаться, что причиной их стал кто-либо из его соперников, что он опоздал, и сердце ее уже занято другим. Это опасение побудило его искать случая, чтобы наконец признаться ей в своей любви.

Между тем царевна страдала ничуть не меньше, безразличие Гришки причиняло ей острейшую боль. «Он меня не любит, – говорила она своей доверенной служанке Велике, – и мне не следует надеяться, что он когда-нибудь полюбит меня».

Привычка и время не способствуют рождению любви, она рождается с первого взгляда. Если некая склонность или привязанность не появятся с самого начала, далее возможно лишь уважение, но не любовь.

Она не подозревала, с каким рвением Густав отстаивал ее интересы: принц по-прежнему пытался воспламенить сердце Гришки, но все усилия были бесполезны, все восхваляемые им прелести царевны, казалось, лишь еще больше отдаляли их. Густав счел, что время и ее красота помогут победить эту неоправданную ненависть, для чего решил почаще приводить его во дворец и устроить ему встречу с ней. Такая возможность вскоре представилась. Однажды царевна была одна в своих покоях с несколькими служанками. Он ловко сумел их отослать и оставить ее одну с Гришкой.

Тот невольно покраснел и был немного зол на Густава за его хитрость. Тем временем царевна, не имевшая до тех пор случая поговорить с ним хоть минуту, была в восторге от представившейся возможности, возникшей без какого-либо ее участия. «Сударь, – сказала она, – смею ли я спросить, что привело вас к нашему двору? Ваш приезд оказался столь благоприятным, что государь, без сомнения, сделает все возможное, чтобы задержать вас здесь».

Эти слова вывели его из состояния волнения и неловкости. «Сударыня, – ответил он, – желание путешествовать заставило меня покинуть родные края; я хотел повидать самые красивые дворы Европы и начал с Московского, который хвалят за великолепие и изысканность. Я благодарю судьбу за то, что прибыл сюда как раз вовремя, чтобы спасти ярчайшее украшение этого двора».

Царевна была в восторге от этого ответа, объясняя любовью то, что было продиктовано лишь учтивостью. Она спросила его, долго ли он намерен оставаться в Москве, не встретил ли он здесь кого-то, кто мог бы его удержать. Он прекрасно понимал, с какой целью она задает ему этот вопрос, однако, как ни хотелось ему убедить ее в своей нечувствительности, подобрать нужные слова ему было не так-то просто. Наконец, он ответил, что его сердце всегда отвергало любовь, он никогда не желал почувствовать страсть, которую не считал себя способным вызвать в другом человеке. Затем он добавил, что, если он и решится полюбить, то не в стране, где он не смог бы остаться.

Эти последние слова он произнес с весьма равнодушным видом, давая понять царевне, что ей не следует надеяться на ответные чувства.

Князь Голицын, появившийся в дверях покоев, избавил Гришку от продолжения неприятного разговора, и, чтобы покончить с ним, он тотчас же вышел. Принц Густав последовал за ним, снова надеясь преодолеть холодность, с которой тот встречал любовь царевны. Видя, что растопить его сердце не удается, принц перестал заговаривать на эту тему.

Трудно передать, как горька была царевне мысль о том, что ей не суждено никогда быть любимой. «Неужели, – говорила она Велике, – мне не стоит даже надеяться когда-нибудь тронуть его сердце? Он видел мою слабость и не воспользовался ею? За что мне такое несчастье? Я равнодушна к двум принцам, которые обожают меня, и я унижаюсь понапрасну ради человека, чье происхождение, быть может, значительно ниже моего». Слезы и рыдания прервали ее стенания; преданной Велике хотелось утешить ее, но никакие слова не могли унять ее боль. В этот момент ей сообщили, что царь желает ее видеть.

Принц Иоанн²⁶, видя, что все его ухаживания не трогают царевну, и опасаясь, как бы разные заслуги не принесли Густаву то, в чем ему, Иоанну, было отказано, сумел заставить действовать в своих интересах Худуна и Мстиславского, приближенных царя. Он обещал им солидное вознаграждение, если они сумеют сделать его счастливым. Они указали Борису, что пришло время сделать выбор в пользу одного из принцев, прибывших ко двору в надежде жениться на царевне. Они добавили, что по политическим соображениям принц Иоанн предпочтительнее принца Густава. Последний, взойдя на трон после смерти своего отца, увезет царевну в Швецию, в то время как Иоанн, обязанный ему своим счастьем, останется навсегда при дворе и будет поддерживать его сына-царевича. Худун и Мстиславский указали на опасность укрепления мощи врага, и без того весьма грозного. Царевна стала бы для Густава поводом для волнений в империи, которую он, возможно, даже захочет отобрать у царевича, неспособного защитить страну. В конце концов, они так настроили его уже слабеющий разум, что он согласился выдать царевну за принца Иоанна и тотчас же послал за ней, чтобы объявить свою волю.

Царевна, не подозревая о намерениях отца, вытерла слезы и поспешила в его кабинет, где он объявил ей, что сделал выбор в пользу принца Иоанна, и велел ей относиться к нему как к суженому.

Эти слова так удивили ее, что она не нашла в себе сил ответить. Борис, не мысливший, что она может воспротивиться его воле, принял ее молчание за согласие, и вышел из кабинета. Она последовала за ним, пряча боль внутри себя.

Оказавшись в своих покоях, она бросилась на постель и дала волю вздохам и слезам, не в силах более сдерживаться. Она так жалобно сетовала, что Велика крайне обеспокоилась состоянием своей госпожи. Она опустилась рядом на колени и спросила о причине ее страданий.

«Мало того, – отвечала та слабым голосом, то и дело вздыхая, – что меня не любит тот, кого я полюбила, так меня выдают за того, кто мне ненавистен. Я должна стать женой принца Иоанна». От горя у нее перехватило дыхание, и стоны сделались единственными признаками жизни, которые она подавала.

В этот момент князь Шуйский вошел в ее покои. Он не в силах был далее бороться со своей страстью и пришел объявить о ней той, что являлась ее объектом. Царевна уважала его и позволяла ему приходить без предупреждения. Увидев его, она зарыдала пуще прежнего. Что за зрелище для влюбленного! Он бросился на колени, устремив на нее взгляд, полный нежности и печали. «Вам ли плакать, сударыня? – сказал он. – Грусть – удел несчастных. Кто смеет нарушать спокойствие вашей души и причинять вам горе? Говорите же, сударыня, говорите, и, если в моих силах утешить вас, располагайте моей жизнью». «Увы, – ответила она с трогательной слабостью, – моей беде нельзя помочь. Отец хочет, чтобы я вышла замуж за датского принца, – продолжала она. – Силы Небесные! Неужели вы допустите, чтобы этот брак совершился?»

Эти слова глубоко опечалили князя. «Нет, сударыня, – воскликнул он в порыве страсти, – нет, вы никогда не станете женой принца, даю вам слово. Я не смогу видеть вас в объятиях этого недостойного соперника? Чтобы он обладал вами? Чтобы он видел вас каждую минуту, тогда как другие влюбленные томятся, не смея даже заявить о своей любви к вам? Но что я такое говорю? Я не в силах больше сдерживать в своем сердце страстную любовь к вам. Простите, сударыня, это дерзкое признание, долгое время уважение заставляло меня лишь тихо вздыхать, я сдерживал свои рыдания. Я всегда скрывал от вас свою страстную любовь, я бы скрывал ее и впредь, если бы мое сердце, теряющее всякую надежду, было мне подвластно. Пускай моя нежнейшая любовь не обижает вас, я обещаю молчать о ней, лишь мои глаза будут всегда говорить вам, что я ваш самый верный поклонник».

Царевна была так взволнована и так удивлена его словам, что не нашла в себе сил прервать его. Она относилась к нему с уважением и вниманием, его советы нередко направляли ее поступки, и эти его чувства к ней привели ее в отчаяние, ей хотелось, чтобы он позабыл о них или никогда больше о них не упоминал. «Вот и вы, Шуйский, – ответила она, – объявляете себя моим врагом, вы, на кого я рассчитывала как на верного друга. Но я хочу верить, что вы только что сказали мне все это не подумав, и я готова все забыть, чтобы мне не пришлось наказывать вас за дерзость. Впредь никогда не говорите со мной о любви, не которую я не хочу и не должна отвечать».

Князь был более возмущен равнодушием, с которым она произнесла эти слова, нежели самым резким ответом. Он увидел, что она испытывала к нему презрение, и был сражен горем. Однако в надежде разрушить ее будущий брак и, быть может, в один прекрасный день добиться от нее взаимного чувства, он спрятал свою боль и гнев, и решил сделать все возможное, чтобы помешать счастью своего соперника.

Он подумал, что следует сообщить принцу Густаву о предпочтении, которое было отдано принцу Иоанну. Он отправился к принцу и объявил о выборе царя, стараясь всячески настроить его и против соперника, и против царя. Даже не будучи влюбленным в царевну, Густав был раздосадован, узнав, что ему предпочли принца Иоанна. Он полагал, что его слава и доблесть должны были бы предотвратить столь несправедливой выбор, и он решил употребить все средства, чтобы добиться его отмены. Он поблагодарил князя Шуйского за предупреждение, не желая знать, какие соображения им двигали. Князь смотрел на все лишь с точки зрения собственного невезения в случае, если кому-либо из двух принцев отдадут предпочтение. Между тем, видя охвативший Густава гнев, он подумал, что тот пойдет на все, лишь бы разрушить счастье принца Иоанна, более того, он надеялся воспользоваться их враждой и уничтожить двух соперников их же силами.

Тем временем принц Иоанн был вне себя от восторга: он страстно любил царевну, а Борис пообещал ему ее. Близость счастья вызвала в нем невероятное волнение. Конечно, он не был уверен, что любим ею, но не верил, что никто никогда не сможет получить это преимущество. Желая знать, как она восприняла волю своего отца, он направился в ее покои, откуда как раз вышел князь Шуйский. Увидев печаль на ее лице, он был очень тронут. «Я не ожидал, сударыня, – сказал он, – увидеть в вас так много грусти в день, как мне казалось, предназначенный лишь для радости. Вы противитесь счастью, которым царь наградил меня? Я был бы очень огорчен, сударыня, если бы причинил вам боль. Мое постоянство и моя любовь смогут завоевать ваше сердце, но, если они останется закрытым, я не хочу вас неволить. «Сударь, – ответила она, с бесконечной тоской, – нам не дано прислушиваться к своему сердцу, когда вершатся наши судьбы. Дочь царя, жертва варварской политики, может лишь повиноваться, не следует ждать от нее ничего иного».

«Так вы, сударыня, – отвечал он, – повинуетесь против своей воли, вы невинная жертва, которую я силком потащу к алтарю? Нет, чтобы ни говорило мне сердце, я не стану злоупотреблять правом, данным мне вашим отцом. Вы свободны, сударыня, я не желаю, чтобы вы принадлежали мне иначе, как по собственной воле. Я не буду счастлив ценою терзаний вашего сердца».

«Повторяю вам, сударь, – ответила ему царевна, – я знаю, что значит послушание. Оставьте мое сердце в покое, и вот вам моя рука».

«Без вашего сердца, сударыня, – ответил он, – смогу ли я быть счастливым? Именно сердце ваше я хотел бы затронуть? Все мои ухаживания, все мои вздохи – ради чего они были, как не ради вашего сердца, которое мне ценнее всех корон вместе взятых».

«Однако, – сказала она, – мне кажется, вам не о чем особенно беспокоиться. Если бы вы хотели угодить мне, вы бы посоветовались со мной, прежде чем просить моей руки у отца. У вас были свои причины, я не желаю их знать. Вам удалось убедить царя, он велел мне относиться к вам как к будущему супругу, я повинуюсь его воле, – добавила она, уронив несколько слезинок, которые не сумела сдержать, – не требуйте от меня большего». С этими словами она встала и заперлась в своей комнате. Принц знал, что она тайно ненавидела его так же сильно, как он пылал к ней страстью. Сначала он почувствовал острую боль, но удовольствие от одержанной над соперником победы утешило его. Он решил, что долг сделает с сердцем царевны то, чего не сумела сделать любовь, что она полюбит в качестве супруга того, кого ненавидела как поклонника. Он покинул ее покои и спустился в дворцовый сад, где его должны были ожидать Худун и Мстиславский.

Идя по аллее с двумя приближенными царя, он увидал принца Густава. Принц же, преисполненный намерения разрушить его счастье любой ценой, едва завидев его, решил с ним драться. С этой мыслью Густав подошел к нему и, заявив, что желает поговорить с ним без свидетелей, отвел его в небольшую рощицу в конце аллеи. Смерив его надменным взглядом, Густав сказал: «Принц, докажите мне, что вы достойный соперник. Я пытался завоевать сердце царевны, не прибегая к позорным ухищрениям, вроде подкупа ее отца. Я хотел видеть в вас равного себе и оспаривать ее лишь с помощью своих добродетелей, не упоминая о преимуществах, данных мне от рождения и достаточных для того, чтобы заполучить ее. Теперь же я узнал, что вы подкупили министров и приближенных царя, чтобы склонить его в свою пользу».

«Сударь, – отвечал принц, – я считаю, что в любви, как на войне, все средства хороши для обеспечения победы. Если у вас достаточно уверенности в собственных добродетелях, чтобы полагаться лишь на них одних в борьбе за сердце царевны, почему я должен подражать вам?»

В этот момент Худун и Мстиславский появились у входа в рощу. Заметив, с каким настроем Густав подошел к своему сопернику, они испугались, что он нападет на него и что принц Иоанн уступит его силе, и пришли разнять их. Густав, видя, что его план не удался, удалился, бросив на принца угрожающий взгляд.

Тем временем Гришка, ни о чем не подозревая, прогуливался в другой части сада и мечтал о том, как в скором времени отнимет у Бориса скипетр. Пересекая одну из аллей, он увидел царевну с ее служанкой. Он хотел избежать встречи с ними и, стараясь не попасться им на глаза, вошел в небольшую беседку, находившуюся поблизости, и присел в глубине на скамью из дерна.

Царевна, не заметив его, некоторое время продолжала гулять, печально глядя себе под ноги и не произнося ни слова, затем она решила отдохнуть в той самой беседке, где он укрылся от нее. Поскольку внутри царил сумрак, ему несложно было спрятаться. Царевна некоторое время молчала, а затем, непрестанно вздыхая, обратилась к любимой Велике.