Тяжел и неблагодарен труд колхозника. Рабочий день начинается на рассвете и заканчивается на закате. Целый день на солнцепеке, в пыли, солярке, навозе. Зарплата мизерная. Разве это жизнь?..

Зато после обеда сядешь на пенечек в легкой тени посадки и кайфуешь. Окинешь гордым взглядом колосящееся поле золотой пшеницы, и душа радуется. А вечером, как свалило начальство восвояси, откупоришь с мужиками всё в той же посадке чекушку. Выпьешь, закусишь салом доморощенным, что супруга с любовью завернула вместе с хлебом и зеленым луком, и понимаешь – есть в жизни счастье.

Посидишь так с полчасика и снова на свою верную ласточку. Та затарахтит, загудит, ласково обдаст измельченной соломой и вперед и с песней:

«Широка страна моя родная…»

Пошли убирать во вторую смену. Потому как за перевыполнение плана экономистка, то есть я, обещала премию. Душой я не кривила. Пользуясь эффектом, произведенным господином немцем на Глеба Игнатьевича, я протолкнула положение о премировании. Посему готовилась к начислению в этом месяце рекордно высокой зарплаты для тех, кто особо отличится и побьет все рекорды, вырвавшись на передовую.

Сегодня я опять по заданию Луганского отправилась на целый день в поле. Натянула уже ставшую привычной полевую униформу – яркие красные шорты, белую футболку, яркую кепку. Мужики уже привыкли. Как заприметят, сразу работать усерднее начинают. Подкалывают, конечно, особенно когда Луганский начинает ревностно сверкать глазами на мои голые ноги.

Он вообще в последнее время какой-то нервный. О причинах я догадывалась, но старалась деликатно умалчивать. Измаялся бедный мужик… И не то чтобы я против перевода наших отношений на новый, так сказать, уровень, просто случая подходящего нет. Последняя неделя была крайне напряженной. Домой я не прихожу, а приползаю. Поэтому Ваську, в лучшем случае, остается только полежать тихонько рядышком и повздыхать.

Сам он все время где-то пропадает. Иногда приезжает в офис весь хмурый, недовольный. Провожает злобным взглядом Петермана, который так и обосновался в его кабинете. Пару раз даже закатил мне сцену ревности. Юбки я, видите ли, слишком короткие надеваю, чтобы покрасоваться перед блондинчиком. Каюсь, была такая подленькая цель. Но это только ради дела. В котором я, кстати, нисколечко не преуспела.

С момента нашего с Петерманом разговора прошло чуть больше недели, и я уже тысячу раз пожалела, что отказалась от его предложения. Вот что мне мешало быть чуточку хитрее и, согласившись, познакомиться с ним поближе? Одним словом – идиотка. Время идет, а я так ничего не смогла предпринять. Одна радость – с завтрашнего дня обещали целую неделю дождей. Это немного отодвинет сроки завершения уборочной кампании.

– Николавна, похоже Михалыч едет, – раздался рядом голос агронома, который целый день слонялся за мной.

Пригляделась. И вправду, директор пожаловал. Радостно заулыбалась и поспешила навстречу. Соскучилась по нему за последние дни. Внедорожник затормозил. Открылись двери, и улыбка моя пошла на убыль. Вместе с Васьком приехал еще и господин Петерман. Принесла его нелегкая. А так хорошо начинался день.

С приклеенной к физиономии улыбочкой я чинно поздоровалась с начальством и осторожно поинтересовалась причиной столь неожиданного визита. Петерман немного замялся с ответом, но все же выдал:

– Интересно, как вы тут справляетесь. В офисе вас не застанешь. Ничего не поломалось опять? – он подозрительно покосился на местами кисточкой крашенный фасад старенького комбайна и скривился. – А то у вас тут техника на грани фантастики.

– Не у нас, а у вас, господин Петерман, – тут же нашлась я и лучезарно оскалилась, глядя блондинистому жмоту прямо в глаза.

Он снова скривился и отвел взгляд.

– Я вижу, у вас, Евгения Николаевна, не забалуешь, – раздался голос Луганского, подошедшего к нам. – Хотите побить все рекорды по срокам?

– Что нам стоит в глазах бесстрашных, Василий Михайлович! Тут приварим, тут прилепим и готово. В бой идут одни старики.

Петерман, что в этот момент решил попить холодненькой минеральной водички, поперхнулся так, что чуть глаза из орбит не повылазили.

– Что ж вы так неаккуратно?! – воскликнула я и от всей души похлопала его по спине.

Рука у меня тяжелая. Немец еле увернулся и на всякий случай отошел чуть подальше. Это зря. Я бы его догнала обязательно, если бы не предупреждающий взгляд Луганского. А я что? Ничего такого не делаю.

Дальше отчиталась начальству о ходе выполнения операции «сбор урожая». Петерман слушал с неподдельным интересом. Когда что-то становилось непонятно, переспрашивал, высказывал свое мнение. Короче, было заметно, что он очень заинтересовался всей нашей сельскохозяйственной «возней». По-другому то, чем мы занимались, просто язык бы не повернулся назвать.

– Вон поглядите на соседнее поле, – сказала я Петерману. – Это поле арендовал местный фермер. Он нанял два немецких Class. Три часа и все убрали. А что мы?! Плетемся почти в самом хвосте.

Он понимающе покивал и немного задумчиво проводил взглядом разворачивающуюся старушку «Ниву». Я продолжала вдохновенно рассказывать о наших оперативных буднях, изредка поглядывая на Луганского. Тот почти не вникал в разговор и отрешенно рассматривал местный пейзаж. Затем в какой-то момент просто исчез с поля зрения и опять смотался по каким-то своим делам, оставив меня одну развлекать Петермана.

– Не переживайте, за мной водитель скоро приедет, – заверил немец.

Вот как ему объяснить, что меня мало волнует, каким способом он будет до конторы добираться. Хоть верхом на ишаке.

Пытаясь скрыть досаду, я достала из кармана телефон и набрала номер Луганского.

– Вась, а куда ты умчался? – тоном ревнивой супруги поинтересовалась я, как только он поднял трубку.

– У меня куча дел. Я тебе вечером наберу. Приготовься. У меня для тебя сюрприз. Давай, зайка. Пока, – на одном дыхании протараторил Васек и отключился.

Несколько мгновений я тупо смотрела на мерцающий экран смартфона. Я не поняла – это что сейчас было? Сюрприз? Зайка?!!! У меня слуховые галлюцинации, или Васек только что назвал меня зайкой? Ну, всё! Будет ему вечером по приезду и сюрприз, и ведро моркови вместо отбивных. Пусть грызет. Ему полезно.

– Что-то случилось? – услышала я голос Петермана.

Подняла голову. Он стоял, облокотившись на машину агронома, и предавался своему любимому занятию – курил. И так мне захотелось составить ему компанию, что, не взирая на некоторое стеснение в обществе начальства и негласную субординацию, немного нагло поинтересовалась:

– Не угостите даму сигареткой?

– А не мала для того, чтобы сигаретками баловаться? – в тон мне ответил он.

Вот тут я реально психанула. Мало мне нервы Луганский трепет, так еще этот выпендривается.

– Ну и ладно. Пойду у мужиков попрошу. Они не такие жадные.

Крутанулась и гордо направилась в сторону посадки, где водители ждали своей очереди на загрузку.

– Подождите! – окликнул меня Петерман. – Я пошутил.

Я затормозила и, обернувшись, недоверчиво посмотрела на мужчину. Он стоял, казалось, в абсолютной растерянности. Невольно ухмыльнулась, очень довольная собой, и вернулась обратно на исходную позицию.

– Господин Петерман, можно вам задать вопрос? – потянулась за сигаретой, но, покрутив ее между пальцами, поняла, что курить расхотелось.

– Ян, – ответил он.

Я непонимающе посмотрела на него.

– Простите?

– Зовите меня по имени, а то это ваше «господин Петерман» звучит как-то… не очень, – объяснил он.

– А-а-а, – протянула я, – А как по батюшке?

– Лучше не надо.

Понимающе покивала. Не надо, так не надо.

– Вы хотели задать вопрос, – напомнил мне немец.

– Хотела. А когда приедет ваш водитель?

Он криво улыбнулся и поддел:

– Что, не терпится избавиться от моего общества?

Ой, как неудобно. Знаю, иногда мне явно не хватает чувства такта. Сначала говорю, а потом думаю.

– Нет, что вы! Просто я хотела доехать до тока…

Больше сказать я ничего не успела.

– Николавна!!! – раздался дикий ор Василича. – Давай, скорее, поехали чай пить, пока Колян все Томкины плюшки не поел!

Я почувствовала, как у меня запылали уши от стыда. Василич – это просто находка для шпиона. Вот что теперь подумает обо мне Петерман? Неловко потопталась на месте, пошаркала ножкой, и наконец, подняв на немца смущенный взгляд, осторожно поинтересовалась:

– А вы сегодня завтракали?

Я ожидала какой угодно реакции, но только не того, что он весело рассмеется и, подхватив под руку, потащит в сторону посадки, где поджидал Василич на своей «Ниве».

– Позавтракал, но вам, похоже, завтрак не помешает.

Это он так тонко намекнул, что меня откормить бы не мешало? Фу, как некрасиво. Нет, я, конечно, за последний месяц сбросила пару кило. И это при моем-то росте. Одежда стала заметно свободнее. Так это естественный процесс. Летом все худеют.

Пока я пыталась понять, стоит ли обижаться на слова Петермана, мы добрались до посадки. Василич, увидев меня в компании высшего руководства, вытянулся по струнке, втянул живот, расправил плечи и поздоровался так, словно честь отдает главнокомандующему.

За все время знакомства с нашим господином немцем, я одного понять не могу – чего его все так боятся. Нормальный он мужик. Да, характерный. Да, немного высокомерный. Но если делать поправку на его положение, то это все естественно. За всю свою карьеру я со всяким начальством успела поработать. Порой попадались такие экземпляры… б-р-р…

– Поехали? – спросила я у Василича.

До зоотехника, видимо, наконец дошло, что Петерман едет с нами, и он с ужасом посмотрел на меня. Едва заметно пожала плечами. А что я могу сделать?

Прошла ровно неделя, как Тамара Сергеевна под фанфары и шумные проводы сменила место обитания. Если раньше она была «королевой» офиса, то теперь стала полноправной владычицей тока и всей прилегающей территории. Нужно заметить, что уговорив Луганского перевести баклажаниху на эту должность, я нисколечко не прогадала. Во-первых, Тамару Сергеевну будто бы подменили. Никогда бы не подумала, что человек может так быстро поменяться в лучшую строну. Любовь и вправду творит чудеса. С Коленькой своим она помирилась уже на второй день, и теперь весовая стала не только местом постоянного воркования снова влюбившихся друг в друга супругов, но и приятным местом отдыха для всей нашей честной компании.

И теперь повелось, что как только часы переваливают ближе в десяти утра, все потихоньку подтягиваются на весовую попить чайку с пирожком. У баклажанихи оказались недюжинные кулинарные таланты, коими она потчевала своего любимого Коленьку. И нам перепадало.

Ток встретил нас шумом, гамом и пылью вперемешку с шелухой от пшеницы. Я раздраженно почесала шею от непрошенных воспоминаний. Ненавидела, ненавижу и буду ненавидеть ток во время уборки, потому как на собственной шкуре ощутила, как к середине рабочего дня все тело чешется от проклятой шелухи, пота и пыли.

В былые времена, когда я еще не была супер специалистом, элементарного уважения к собственной персоне приходилось добиваться огромным трудом. Колхозники в некоторой степени очень высокомерный народ. Они терпеть не могут городских выскочек. А я была именно выскочкой. Нет бы сидеть себе тихо, как мышка, и кнопки на калькуляторе щелкать. Не-е-ет! Я лезла в самое пекло, чтобы доказать всем и самой себе, что я – это не просто симпатичные ножки, что обитают в кабинете по соседству с директорским. Дура? Еще какая! Только по прошествии лет начинаю осознавать собственную глупость. Доказала? Только вот доказательства эти оказались никому не нужны, впрочем, как и я сама. Такая вот петрушка…

От мрачных воспоминаний меня отвлек Василич, который мягко потянул меня в сторону весовой со словами:

– Да чего на них смотреть-то, Николавна. Кидают, да кидают. Грузят, да грузят.

И правда, я в последнее время постоянно притормаживаю. Словно за хвост кто тянет. Тряхнула головой, отчего тот самый хвост хлестанул по спине, и обернулась. Немец молчаливо следовал за нами. Выражение его лица было несколько раздосадованным. Он хмурил свои светлые густые брови и смотрел себе под ноги.

– Томка! Ставь чайник, – скомандовал Василич, едва мы зашли внутрь.

Тамара Сергеевна, что в тот момент вдохновенно о чем-то рассказывала своему Коленьке, округлила глаза при виде Петермана и, подскочив как ужаленная, стала носиться по комнате в поисках подходящей посуды.

Весовая была довольно просторным двухкомнатным домиком. Первую комнату занимали учетчики, а вторую, где собственно и стояли весы, баклажаниха. Здание было старым и давно нуждалось в ремонте. Тут всегда пахло сыростью, плесенью и мышами. Куда ж без них, родимых?

Пока Тамара Сергеевна налаживала чаепитие, мы уселись за старый обшарпанный стол, который тут был для совещаний. Меня тут же обступили со всех сторон учетчицы с различными вопросами.

– Евгения Николаевна, а как норму применять?

– А как премию начислять?

– Николавна, а когда Василий Михайлович будет?

Я всем мило улыбалась, отвечала, объясняла, разжевывала и одним глазом косилась на Петермана, который был явно не в своей тарелке. Он сидел напротив, скрестив руки на груди, и с брезгливым видом озирался по сторонам. Я невольно хмыкнула. Мда-а-а. Это вам не шикарный кабинет с кожаным креслом, господин Петерман.

Тем временем баклажаниха с прытью, которой я не замечала ранее, поставила перед высшим руководством кружку с чаем и целую гору ароматных пирожков, от вида которых мой бедный желудок сжался.

– Угощайтесь, – сказал она и поспешила ретироваться под предлогом, что нужно рабочих проконтролировать.

Петерман проводил ее взглядом и с явным отвращением на лице уставился на предложенный ему чай. Это был самый обычный пакетиковый чай, у которого ни вкуса, ни аромата. Плюс кружку баклажаниха ему выдала хоть и чистую, но старую и страшную. Чуть не фыркнула. До того он потешно выглядел.

Когда учетчицы, наконец, оставили меня в покое, навела себе кофейку и, подцепив пирожок, стала завтракать. Немец посмотрел на довольную меня, потом на пирожки, снова на меня и…решился.

Минут десять мы ели в абсолютном молчании. Краем глаза заметила, что вслед за первым пирожком мужчина подцепил второй, затем третий. Четвертый? Вот это у него аппетит с учетом того, что он вроде бы завтракал. А с виду и не скажешь, что много ест. Вот на Луганского посмотришь сразу понятно, что такого легче прибить, чем прокормить. А этот – кожа да кости.

– Спасибо, – вежливо поблагодарил он, наконец насытившись. – Очень вкусно.

– Это не меня нужно благодарить. А Тамару Сергеевну, – отозвалась я и отхлебнула глоточек кофе.

Я еще медленно жевала пирожок, а Петерман откинувшись на спинку стула, наблюдал за мной. Не знаю, чем ему так понравилась моя персона, но тяжелый взгляд напрягал. Я поежилась от неловкости и, решив хоть как-то отвлечься, стала пролистывать свободной рукой учетные листы.

– Я заметил, что вас очень уважают и ценят работники, – внезапно сказал он.

Я чуть последним кусочком пирожка не подавилась. А все из-за того, каким это было сказано тоном. Голос немца был холоднее льда. Будто он не комплимент только что мне отвесил, а отругал.

– Э-э-э, – был мой умный ответ.

А немец тем временем, продолжая сверлить меня взглядом, продолжил:

– У меня возникает ощущение дежавю.

Я непонимающе вскинула брови.

– Смотрю на вас и понимаю, что всё это уже было, – загадочно произнес он.

Чего-чего? Внимательно присмотрелась к блондину, сомневаясь в трезвости его рассудка. Может баклажаниха ему чего в чай подлила? Что за чушь он несет?

– Я говорю о Луганском. Пять лет назад он был таким же, как и вы. Полон энергии, оптимизма и неуемной жажды деятельности. Еще тогда я присмотрелся к нему и предложил пойти на повышение. Но он оказался так же упрям, как и вы.

– Почему? – невольно задалась вопросом я.

– Вот и мне интересно, почему, – с нажимом сказал Петерман, одним сильным движением поднимаясь со стула. – Почему вы с таким упорством цепляетесь за всё это? – он, словно издеваясь, оглянулся по сторонам.

– Потому, – буркнула я в ответ.

Немец с минуту смотрел на меня, словно баран на новые ворота, а потом со вздохом достал пачку сигарет, раздраженно закурил, взглядом ища пепельницу. Я любезно подтолкнула ему обрезанную алюминиевую банку, где когда-то было пиво. Местные мужики использовали ее вместо пепельницы.

Блондин скривился, но говорить, слава богу, ничего не стал, а то я ему бы ответила. Так ответила, что мало бы не показалось. Как пирожки есть – это он горазд, не побрезговал, а тут рожи корчит.

– Я совершенно вас не понимаю, Евгения, – сказал он, с явным наслаждением выпуская дым из легких.

– И не пытайтесь, – по доброте душевной посоветовала я.

– Почему это?

– Вы же немец, – радостно сообщила я.

– И-и-и? – он явно начинал злиться, не улавливая причинно-следственной связи.

– Одни уже попытались понять и приспособить под себя русского человека. Целых четыре года пытались и нарвались…

И все это с ослепительной улыбкой на губах. Несколько мгновений Петерман застыл, как мраморная статуя с сигаретой в руке, а потом внезапно рассмеялся. Да так, что под конец закашлялся и уронил на собственный ботинок пепел.

– Я по вашей вине ботинок испортил, – капризно заметил он.

– Это что! У Луганского уже полгардероба испорчено, – тут же нашлась я. – А вы говорите – ботинок…

На такой вот немного веселой и практически дружеской ноте мы решили пройтись по току. Когда выходили с весовой, Петерман, следовавший за мной по пятам, внезапно остановил со словами:

– И всё же вы не правы на мой счет.

– Это почему это?

– Я немец только наполовину.

Бросила оценивающий, чуть кокетливый взгляд из-под ресниц на блондина.

– Значит, вы не совсем безнадежны.

– Не кочегары мы, не плотники, но сожалений больших нет. А мы монтажники-высотники! И с высоты вам шлем привет! – с выражением пропела я, выглядывая из узких окошек ЗАВа.

Красотень да и только. Вид с высоты птичьего полета дает мимолетное, неуловимое ощущение свободы. Над током стали сгущаться первые тени сумерек и народ, уже уставший от тяжелой работы, отлынивал от обязанностей и пытался занять руки чем угодно, только не лопатой. Кто-то нервно курил в сторонке. Кто-то пил уже вторую кружку чая. А кто-то пристально наблюдал за мной…

Мимолетно скосила глаза в сторону стоявшего неподалеку немца. Он с абсолютно невинным видом рассматривал, как сортируются зернышки через огромные решетки, и выглядел таким бодрым и энергичным, что вмиг подумалось – точно ли господин Петерман человек?

Я весь день пыталась отвязаться от его навязчивого присутствия, прибегая к самым разным уловкам. А ему хоть бы хны. Приклеился, как банный лист, и таскается с самым заинтересованным видом. А это его постоянное «зачем», «почему» и «для чего» достало меня до зубного скрежета. Надо будет, когда домой приеду, первым делом проверить, на месте ли зубная эмаль. Чувство такое, будто половину стерла.

– Пора выдвигать в сторону базы. Темнеет, – стараясь перекричать шум работающего ЗАВа и бубнеж агронома, заметила я.

Мужчины повернули головы, и агроном вопросительно уставился на немца, ожидая отмашки. Тот покивал головой и галантно протянул руку в мою сторону, явно намереваясь помочь спрыгнуть со своего наблюдательного пункта, куда забралась от нечего делать, пока Петерман выслушивал лекцию по агрономии в Серегином исполнении. Тут у меня в кармане завибрировал телефон, и я прокричала:

– Спускайтесь! Я догоню!

Мужчины спорить не стали и неспешно спустились по узкой деревянной лестнице. Проводила их взглядом и перевела на дисплей. Сообщение от Андрюхи.

«Женька, у нас беда. Глава решил подписать предварительные договора раньше срока. Едет в контору. Уже договорился с Яном о встрече», – гласило оно.

Я почувствовала, как моментально бросило в холод, несмотря на сорокоградусную жару. Это еще что за шуточки. Они же должны были подписать их недели через две. Я думала, что время еще есть.

«Почему так скоро?» – написала и отправила я.

«У Виталия Ивановича горячая путевка на Мальдивы», – было ответом.

Просто супер! Война войной, а внеплановый отпуск у главы строго по расписанию. Я в отчаянии закусила губу. Что же делать?

«Ты случайно не знаешь, когда у него самолет?» – написала Андрюхе.

Осторожно спустилась с окошка и поплелась к лестнице, тыльной стороной утирая образовавшийся от волнения пот. Загорелся экран и на нем высветилось:

«Может тебе еще и номер рейса узнать? Я не служба безопасности при президенте».

Что такое не везет и как с эти бороться? «Думай, Женька! Думай!» – зло приказала самой себе и тяжело опустилась на грязные ступеньки. Нужно расстроить их сегодняшнюю встречу любым способом. А после что-нибудь обязательно придумается. Не бывает безвыходных ситуаций.

Я отрешенно смотрела на пустынный пейзаж на задворках тока, а мозг лихорадочно соображал. В любом случае глава уже известил Яна о своем прибытии. И тот наверняка вызвал водителя. А что если?…

«Задержи водителя Петермана любыми возможными способами», – накалякала я, от волнения пропуская буквы и окончания.

Поразмыслила и отправила еще сообщение с одним словом «Пожалуйста!!!».

Через две минуты пришло скупое «Ладно».

А еще через минуту я подорвалась со ступенек и, искря как реактивная ракета, поспешила разыскивать свое уважаемое начальство.

Немец нашелся на весовой в одиночестве. Хотя почему это в одиночестве? Компанию ему составлял очередной пирожок. Их за целый день мы поели немыслимое количество. И как только у баклажанихи терпения хватает по вечерам столько много лепить теста?

– Приятного аппетита, – произнесла я, заприметив кружку чая в руке блондина.

Он обернулся и, нахмурившись, сдержанно кивнул. Только сейчас заметила, что второй рукой к уху он прижимал телефон. Прислушавшись, поняла, что разговор идет на немецком. И поскольку я его ни капли не понимаю, то вполне уместно будет пристроиться где-то поблизости и тоже перекусить.

Оглядевшись, поняла, что пирожки, увы, закончились. Вздохнула и поплелась наводить себе кофе. Хоть кофеином подзаправиться. Если всё пойдет по плану, то домой я нескоро еще попаду.

Приблизительно через полчаса Петерман стал заметно нервничать. Трижды набирал кого-то по телефону и каждый раз, не получив ответа, становился темнее тучи. Судя по всему, этот кто-то был водителем шикарного Мерседеса.

Я в душе злобненько хихикнула. Есть! Андрюха устранил водителя. А дальше все пойдет как по маслу. Даже напрягаться сильно не нужно. Зачем придумывать идиотские ситуации, если есть ОН – Василич. Выглянула в окошко – зоотехник как раз собрался заводить свою старенькую «Ниву». Она бедняжка в последние два дня заводится только с толчка…

Еще несколько минут понаблюдала за душевными терзаниями Петермана и его смартфона, а потом осторожно поинтересовалась:

– Ян, у вас что-то случилось?

Мужчина опустился рядом со мной, с интересом покосившись на учетные листы, которые я последние полчаса усердно «проверяла», и вздохнул:

– До водителя своего не могу дозвониться. Он должен был двадцать минут назад меня забрать на встречу. Не пойму, что могло произойти.

– Да вы что?! – округлила глаза я. – Что же с ним могло приключиться?

Немец погрустнел и снова начал тыкать в телефоне. И снова его ждал облом.

– Послушайте, – обратилась я к нему, – мы с Василичем на базу собирались. Подбросим вас.

И глаза сделала невинные-невинные. Ян перевел взгляд с моего лица в окно, где Василич выплясывал перед открытым капотом «Нивы» и с сомнением спросил:

– А мы точно доедем? Мне казалось, у него машина сломалась.

– Ой, да она у него каждый день так ломается, – весело отозвалась я. – Считайте это ритуальными танцами перед каждой поездкой. Сейчас он ее попинает, поругает, а потом позовет Коляна на ГАЗоне и заведется как миленькая.

Все произошло, как я и говорила. Ян с искренним удивлением наблюдал за Василичивыми ухищрениями.

– Кошмар, – вынес он вердикт.

– Вы ж сами сказали – техника на грани фантастики, – процитировала я, со смехом глядя, как Петерман озадаченно почесывает подбородок. – Ну что? Поехали?

Блондинчик горестно вздохнул, погипнотизировал смартфон напоследок и решился.

– Поехали.

Я злорадненько потерла ручки. Есть контакт! Пока немец поплелся искать местную уборную в виде деревянного домика, я со всех ног рванула к зоотехнику, чтобы провести инструктаж.

– Василич, дело есть, секретной важности, – издалека начала я.

– А? Что? – непонимающе уставился на меня он. – Дело?

Я строго посмотрела на зоотехника.

– У господина Петермана проблема – водитель задерживается. Поэтому до базы поедет с нами.

– Как скажешь, Николавна.

– Только Василий Михайлович просил об одном одолжении, – заговорщическим шепотом продолжила излагать мысль я. – Нужно поехать по самой длинной дороге. Прямо кругами, чтобы приехать не раньше, чем через час.

– Как это? – удивился мужик. – Тут езды минут десять от силы.

– Василич, приказ начальства не обсуждается. Как хочешь.

– Ладно. Если Михалыч сказал – сделаем в лучшем виде, – нехотя согласился мужик. – Только ты это… лимит по бензину подпиши, а то на завтра мне не хватит.

– Само собой, – согласилась я. – И да! О просьбе Василия Михайловича ни слова.

Зоотехник, преисполненный важности от возложенной на него тайной миссии, выпятил вперед свою богатырскую грудь, которая по ширине все же не могла соперничать с его животом, и клятвенно заверил, что все сделает в лучшем виде.

Пока все складывается самым удачным образом. Я уселась на заднее сиденье «Нивы», которая уже мирно тарахтела, и довольно улыбнулась. Однако не стоит терять бдительность. Петерман не прост, и может вскоре раскусить мою маленькую диверсию.

Немец вернулся довольно быстро, и мы быстренько укомплектовались в «Ниву». Василич клятвенно пообещал прокатить с ветерком и помчал по полям, посадкам и лесам. Везде, где не ступала шина нормальной машины.

Василич не зря от Луганского премию в том месяце получил. Передовик! Ух! К любому делу подходит ответственно. Вот и к моей просьбе подошел со всей ..хм…основательностью.

Чем дальше мы ехали и сильнее становились ухабы на дороге, тем больше мне казалось, что зоотехник слишком буквально воспринял слово «кругами». Видимо, круг почета он решил сделать до соседней деревни прямиком через болота и леса. Зачем нам дороги? Танки грязи не боятся!

Нужно отдать должное Яну – первые минут двадцать он не задавал лишних вопросов, видимо думая, что мы поехали какой-то другой дорогой. Но по прошествии оных стал заметно нервничать.

– Местность какая-то совершенно незнакомая, – заметил он после нескольких минут нетерпеливого ерзания. – Вы уверены, что мы движемся в правильном направлении?

– А как же! – с жаром заверил его Василич. – Мы просто едем короткой дорогой.

– А-а-а…, – немного растерянно протянул блондинчик, но беспокойство его не унялось.

Я сидела на заднем сиденье тише воды ниже травы, стараясь не привлекать к своей персоне внимание. Только тихо выдохнула «слава богу» от облегчения, когда мы выехали на асфальтированную дорогу, и Василичева тачка прибавила скорости.

Но радость моя была недолгой. Не успела я осмыслить, что произошло, как тусклый свет стареньких фар осветил нечто огромное и лохматое внезапно появившееся перед капотом. Режущий слух звук удара, сильный толчок в спину и громкий мат Василича, который едва удержал «Ниву» на дороге, чудом не слетев в канаву.

– Что это было? – сипло выдавила я, немного придя в себя.

– Не знаю, – ответил Василич и повернулся ко мне. – Цела?

Я кивнула головой, про себя отмечая, как вытянулось в немом испуге лицо Петермана. Он тоже обернулся и, удостоверившись, что все невредимы, решительно вышел из машины. Подошел к капоту, и в неясном свете фар стало заметно, как недовольно нахмурился. Василич выкатился из салона следом, скрипя не хуже старой телеги. Видимо, удар отозвался на его больной спине. Мужчины несколько мгновений смотрели на повреждения, потом немец достал из кармана джинсов телефон, пригляделся к экрану и смачно выругался. По-настоящему…в смысле по-русски.

Чувствуя, как к горлу подступает паника, я выскочила из салона вслед за мужчинами и застыла, в ужасе глядя на покореженный капот Василичевой старушки и кровавые потеки на фарах.

– Кого мы сбили? – прошептала я, хватаясь одной рукой за сердце, а второй пытаясь нащупать телефон, чтобы набрать Луганскому.

Василич бросил на меня растерянный взгляд и, ничего не ответив, поплелся в сторону посадок. С сильно бьющимся сердцем набрала Васьков номер и поднесла к уху. Но вызова так и не последовало. Трясущейся рукой повторила манипуляцию. Опять не вышло. Когда я в третий раз ткнула по экрану пальцем, глухой голос Петермана с издевкой известил:

– Тут связи нет. Можешь не пытаться.

Я подняла на немца округлившиеся от панического ужаса глаза. Тот с преспокойненьким видом оперся бедром о покореженное крыло «Нивы» и достал сигарету. У меня мгновенно свело спазмом горло, и я осознала – это расплата. Не рой другому яму.

– И что же теперь делать? – пропищала я.

Петерман затянулся, с явным наслаждением выпустил дым и неопределенно пожал плечами. Чувствую, как задергался левый глаз.

Тут из темноты появился Василич. Он, запыхавшись, оперся ладонью о машину и выдал:

– Слава богу! Это телок!

Я прижала руки к губам, чтобы приглушить вскрик.

– Живой?

Василич покачал головой.

– Телок? – удивленно переспросил Петерман.

– Ага. Здоровый такой, лохматый…порода новомодная, – Василич запнулся, вглядываясь в темноту дороги.

Мы с Яном проследили за взглядом зоотехника – по дороге медленно приближалась какая-то машина, и, судя по небольшой скорости, водитель явно что-то высматривал по обочинам.

Наверное, правду говорят, что человеческий мозг в стрессовых ситуациях открывает новые горизонты мышления. Не сильно понимая, что именно делаю я молниеносным движением раскрыла дверцу «Нивы» и содрала драное покрывало с заднего сиденья. Под изумленными мужскими взглядами накрыла им капот и сама вскарабкалась сверху, уселась, поставив ноги на покореженный бампер.

– Евгения…? – выдохнул блондинчик.

Я остановила поток слов жестом руки, а в следующую секунду наши головы повернулись в сторону подъехавшей к нам «Бехи». Дверцы со всех сторон открылись и на дорогу вышли два здоровых лба кавказской национальности. Один держал в руках верёвку, другой – палку. Потом вышел еще и третий. Посмотрел исподлобья на наши замершие в немом ужасе физиономии и поинтересовался, коверкая слова своим ярко выраженным акцентом:

– Вы тута теленочка не видели? Маленкай такой, курчавенкай.

Я чуть не икнула с испугу и перевела взгляд на Василича. Тот побледнел, глазки его забегали с верзилы на веревку, с веревки на палку.