– Иван Валентинович, можно?
Николай покосился на второго человека в кабинете – генерала Беккера, командующего военной базой. Почему-то в парадном мундире… но если китель застёгнут на все кнопки, то у рубашки верхняя пуговица болтается свободно, а форменный галстук вообще валяется на столе рядом с двумя чашками.
– Я прошу прощения, но дело отлагательства не терпит.
– А, Коленька? – как-то странно непривычно мягко встретил его директор. – Ты заходи, заходи. Присаживайся, – показал он на свободное кресло рядом со столом и поставил третью чашку. – Так что там у нас?
– Сын сенатора Тейлора опять напился, устроил в гостинице самую настоящую оргию. Причём публичную. Сейчас сидит в камере и кричит, что ему надоело торчать в нашем захолустье, поэтому как вернётся, всех виновных в задержке… Дальше угрозы меняются каждые пять минут. Но что хуже, успела вмешаться со своим репортажем эта самая звезда новостей, Устенкова. Из-за халатности моих людей записи оказались на борту «Лебедя». Пока они не стартовали, надо обговорить ситуацию с капитаном, чтобы наложил своё вето. Но главный инженер на вопрос, когда будет завершён ремонт «Лебедя» и мы, наконец, сплавим лайнер со всем содержимым, переадресовал обратиться непосредственно к вам.
– Засади-ка ты этого Тейлора, как положено, на три месяца в камеру, – вдруг предложил директор. – А дальше… Что у нас там согласно законам о нарушении общественного порядка? Направишь на полезные хозяйственные работы. С журналюшкой этой ещё проще. Камеру разбить и пообещать, что если ещё раз вякнет – пожизненно отправится работать вниз, на фермы по заготовке биомассы.
Видя, как округлились глаза безопасника, генерал и директор переглянулись с какой-то странной усмешкой. После чего Беккер сказал:
– Да не бойся ты, Коля. Если уж моих подвыпивших ослов получалось скручивать в бараний рог – то здесь и подавно справишься. Можешь, если сильно уж надоел, этого «золотого сосунка» отвести в дальний сектор, шлёпнуть и закопать. Хотя нет, лучше в общую переработку потом. Органика всё-таки. На глотни, для храбрости.
Генерал достал из-под стола пузатую бутылку и плеснул в свободную чашку. Коньяк! Чтобы директор и генерал пьянствовали в разгар рабочего дня?! А судя по глазам, оба уже приняли изрядно.
– Настоящий «Арарат» с самой Земли, не какая-то там подделка с Новой Бретони. Берёг пару бутылок обмывать новую должность, официальный приказ в следующем месяце прислать должны были. Да вот судьба другой повод подкинула. Ты пей, пей, – подтолкнул чашку Беккер.
Коньяк оказался отменным, а ещё крепким. Дождавшись, пока Николай допьёт порцию, генерал налил ещё. Директор же принялся объяснять.
– В общем, мы, Коля, теперь потерянная колония. Причём не на пару лет, как это случилось на Омеге, а надолго. Когда «Лебедь» к нам сел, весь инженерный состав только в затылке чесал. Паруса Хофманна вещь в любом корабле самая надёжная. Реактор во время гиперпрыжка рванёт, внешний корпус, там, на выходе трещину даст – это бывает. Но вот чтобы гравитационный парус сколлапсировал, да так, что генераторы выжгло – такое в первый раз. Хотя, как просветил нас Его высоколобейшее светило, заведующий местным филиалом Академии Наук Федерации – сам знаешь, у нас в Кратере Ясности стоит такое – теория Зарецкого–Хофманна, в принципе, во время выхода из гипера допускает… Вот в том-то и дело, что до сих пор считалось только «в принципе». Но затем опоздал рейсовый «Четырёхсотый».