День
– Что это еще такое? Вы думаете, она жива? И почему вы заткнули ей рот?
К лицу Ликин поднесли тряпку, издающую сильный острый запах. Резко вырванное из небытия сознание мутилось, голову наполнял противный звон. Ликин чихала, и никак не могла остановиться, но дышать все равно было тяжело, кляп душил немилосердно, и вытаскивать его никто, по-видимому не собирался. Хорошо, хоть мешок сняли.
Она была уверена, что ей конец, когда ее, упаковав в плотный, тяжелый мешок, втащили на седло и подняли коня в галоп. Дышать было нечем, каждый вдох стоил таких усилий, словно она тонула, но не в воде, а в тяжелом, рыхлом песке. Вот что чувствуют рыбы на берегу, подумалось теряющей сознание Ликин, когда она пыталась прекратить бить ногами, извиваться, мучительно напрягаясь, бессмысленно тратя последние капли воздуха. Сейчас она готова была и сказать, и сделать все, что угодно за один нормальный вздох, лишь бы ей дали один лишь глоток воздуха, хоть один раз вдохнуть полной грудью. Но ее просто швырнули, как тюк, на низкий стул тяжелого темного дерева, стоящий в дальнем от входа углу. Будто она действительно была вещью!
Люди в комнате кричали друг на друга, и все вместе – на следователя. Они пререкались и обвиняли друг друга во всевозможных должностных проступках – от небрежности до прямого предательства. Старый человек, одетый, как высокопоставленный чиновник, резко и брюзгливо бросал реплики о неуместности этого сбора, о молодых выскочках, прикрывающих собственные недоработки суетой, беспорядочными действиями и показной многозначительностью. А за громкими словами о расследовании и разоблачениях – не более, чем пшик, ничего осязаемого.
Другой, по виду военный, в панцире, с широкой перевязью для оружия больше молчал, но несколько фраз, громко брошенные им в ответ старцу, были пропитаны таким агрессивным презрением, что заставили всех на миг смутиться и замолчать.
Худощавый мужчина средних лет, одетый, как слуга из хорошей семьи в бордового цвета длинный халат с гербами дома, старался сохранять самообладание. Он смирно и спокойно стоял неподалеку от выхода с опущенным лицом и не поднимая глаз, но поза выглядела слишком скованной – страх заставлял его сжаться, тяжелым грузом ложился на плечи, сгибал колени.
Еще один слуга в бордовом, помоложе, с белым от страха лицом, то кусал дрожащие губы, то вдруг начинал неистово кричать, что он ничего не знает, что его должны отпустить, потому что у него работа стоит.
И, наконец, совсем молодой человек, одетый строго и аккуратно, молча сидел возле самой стены. Сидел на втором точно таком же стуле из темного дерева и с резьбой, прямо напротив Ликин. Сидел и молчал, обреченно ожидая чего-то, по сравнению с чем спокойное сидение позади всех – занятие завидное и приятное. Немного позади, примостившись на корточках у стены ждал с терпеливым видом его слуга.
Ликин, сосредоточенная на попытках вдохнуть носом побольше воздуха, не следила за спором. Она дала себе обещание не мучиться мыслями о будущих бедах – допросах, тюрьме и рудниках. Глядя на обреченно-спокойное лицо молодого мужчины в высокой чиновничьей шапке, она невольно расслабила плечи и почувствовала, как ее напряженно сведенные вверх брови вновь опустились мягкими дугами, как разгладилась некрасивая страдальческая складка между ними. Лицо этого человека казалось ей смутно знакомым…
Вошедший в комнату прихрамывающих сгорбленный человечек в некогда светлом в серую полоску, но потертом и выцветшем от времени халате и шляпе со свисающими бахромой ремешками, почти совсем закрывавшими лицо, с громким стуком опустил ставни и начал суетливо устанавливать тяжелые металлические курильницы слева и справа от Ликин. Затем он втащил, едва не уронив, большое полусферическое зеркало и начал деятельно закреплять его позади Ликин.
Мужчины замолчали, с удивлением воззрившись на эти приготовления.
Воспользовавшись паузой, следователь проговорил спокойно и четко:
– Принося господам извинения за беспокойство, прошу внимательно выслушать показания арестованной. Предыдущим вечером курьерша мятежника еретика Шу должна была доставить некое послание сообщнику Шу, но не доехала до адресата, попав в руки бандитов. До сих пор она отказывалась назвать получателя и сообщить местонахождение отправления. Однако сейчас все выяснится, и мы получим, наконец, недостающие факты для изобличения предателя. Господин командующий фронтом сможет начать запланированную операцию в срок, и уважаемые господа так же получат возможность наиболее точно отразить в отчете все аспекты таковой. Сообщники Шу, организовавший утечку, конечно, будут немедленно арестованы, что позволит успешно завершить операцию, не опасаясь более удара в спину.
Военный, поджав губы, воззрился на Ликин.
– Вы что, намерены здесь…
– Никаких нарушений закона при производстве расследования допущено не будет! – Прозвучал резкий ответ. – Более того, наши методы позволяют обойтись и без дозволенного количества палочных ударов. Мы пригласили этого человека, он неоспоримо является специалистом по восприятию невысказанных человеком мыслей и чувств.
– Какие-то глупости! – Сердито отрезал старый чиновник. – Девчонка, бродячий шаман-отшельник… Что за театральное представление!
– Если глупости, напишите на меня очередной доклад! Впрочем, если угодно, можете проверить сами.
Отшельник остановился напротив рассерженного чиновника, коротко поклонился и сдвинул шляпу на затылок. Старик заметно смутился, отчего лицо его стало еще злее.
– Что за чушь! Ну, пусть скажет, в каком году я родился, если он может читать мысли, как вы говорите!
Человечек согнулся, вновь опустил шляпу на глаза и отступил.
Лицо чиновника отразило сначала раздражение, потом самодовольство.
– И что же ты молчишь, любезный?
– Простите, однако я не решался заговорить… притом, господин слишком известная персона… Смею ли я…
Человечек говорил отдельными путаными фразами, то взглядывая на чиновника, то опуская голову.
– Требуется ли искусство, чтобы знать год рождения … господина начальника дворцового управления связи… Год Крысы, первый в круге, знак дерева, могут ли быть в том сомнения… Сомневаться – значит обдумывать… Одно неверное решение.... это недопустимая оплошность. Осуждение… Ужасна участь человека, заслужившего людское осуждение. Мне жаль, что господин не имеет уверенности…в возможностях моей скромной персоны. Излишнее доверие оборачивается провалом… Полагают многие… Работа господина требует точности. Ваш отчет не был отправлен в срок. Вы сомневались, поскольку боялись высказаться первым. И ошибиться. Теперь жалеете.
Старик хотел что-то сказать, смешался и замолчал, учащенно дыша. Отшельник согнулся еще ниже.
– Спасибо вам огромное, господин начальник… Вы абсолютно правы – вот теперь все обернулось к лучшему. Отчет будет настолько точным и детальным, что никто не сможет придраться… даже и господин новый государев секретарь, как бы он ни старался. Поспешишь – людей насмешишь, если позволите сказать по-простонародному…
– Ладно, ладно, у меня от твоего мельтешения уже голова начинает болеть! Займись-ка своим делом, раз уж взялся. – Брюзгливо проворчал старый чиновник, заметно успокаиваясь.
– И что ж я думаю прямо сейчас? А? Не можешь ответить? – Вдруг рыкнул командирским голосом военный, внезапно нависнув над съежившейся фигуркой отшельника.
– Э-э… прямо сейчас? То есть, думаете? В сию минуту? Обо мне?
– Ну-у! – Еще громче протрубил полководец, и триумфальная улыбка уже начала проявляться на его широком лице… И застыла на середине, превратившись в рассерженную гримасу.
– Вы сейчас думаете, что на этот-то вопрос мне в жизни не ответить! – Под общий смех произнес отшельник и поклонился чуть не носом в пол. Юноша, сидящий напротив Ликин, тоже улыбнулся.
А отшельник, неожиданно выпрямившись, что-то шепнул в самое лицо военного, отчего глаза того потемнели и заметались. Ликин послышались обрывки слов. "Деньги". И еще, кажется, "долг". Остальные не заметили – смеялись. А командира не слишком-то любят в этой компании, – подумалось Ликин. Умеет или нет отшельник читать мысли, но настроение он улавливает безошибочно. Сомневавшиеся в его способностях были неправы. Плохи, плохи ее дела… Кстати, отшельника проверяли, почему же ни один из них не захотел убедиться в подлинности курьера… ее, Ликин. Может, попробовать…
– Эта девушка – откуда она? Меня известили в последний момент, ничего толком не объяснив – возмутительно!
Звучный голос принадлежал высокому, стройному, красивому молодому мужчине, быстрыми шагами вылетевшему из коридора прямо на середину комнаты. Следователь поспешно повернулся к нему и согнулся в низком поклоне, кланялись и двое охранников, стоящих снаружи по сторонам двери. Ликин увидела их опущенные головы в шлемах, заблестевших в неосвещенном коридоре. Не двое, их много, и там, дальше, тоже стоят… Штаб? Тюрьма? Тайный каземат, как у Жишена?
Мужчина уже оказался возле Ликин и заглянул ей в лицо.
– Почему вы так уверены, что это на самом деле внучка мятежника Шу? Откуда вы вообще узнали о посылке? Она вам что-нибудь сказала?
– Сейчас скажет, с вашего позволения.
Ликин съежилась – вот что показалось ей странным! Голоса… Именно сейчас, когда отшельник оказался позади и чуть сбоку, она ясно поняла…
– Древнее искусство восточных земель! Я и не знал, что адепты имеют право демонстрировать его перед обществом…
– Зачем же и искусство, если им не пользоваться. Теперь выслушайте!
Интонация и сам тембр голоса сменились так резко, что взгляды всех в комнате словно притянуло к отшельнику и Ликин.
– Вы отвечаете на каждый вопрос. Любыми словами. Даете ответ на каждый вопрос! Но вы не должны говорить мне, кому вы должны передать послание. Вы не должны говорить мне, где спрятано послание. Вы не должны говорить мне, что содержалось в послании. Вам понятно?
И выдернул кляп. Какое счастье!
– Отвечайте, вы поняли?
Дернувшись от неожиданного укола, пронзившего долгой волной всю левую сторону тела, на миг заледенившем шею и плечо, Ликин выпалила:
– Да! Я скажу всю правду!
– Вы хотите говорить правду?
– Да! Я буду говорить правду! Я сейчас скажу вам правду! Вы сейчас такую правду от меня! Услышите! Все! Немедленно!
Выкрикивала Ликин, стараясь заглушить его голос, стараясь не вдыхать колюче-сладковатый дым из курильниц. И, пока он медлил, не ужалил своей иглой еще куда-нибудь, – будь что будет, – Ликин решилась.
– Этот человек – Жишен Цинь, четырежды проклятый! Они захватили меня вчера в лесу! Я ничего не сказала им там, и они пришли сюда! Чтобы узнать!
– Абсолютная правда. – Спокойно отметил человек в пестром халате, выпрямляясь и сбрасывая на пол шляпу.
Все, кроме юноши и его слуги, повскакали с мест. Слуга в халате с гербами, напротив, упал на колени. Кто-то уже звал охрану. Следователь, кажется, растерялся, но еще больше – молодой начальник, оказавшийся между Жишеном и единственным выходом. Стражники, появившиеся в дверях, остановились – это были опытные люди, и они понимали, что не успеют обезвредить Жишена раньше, чем он убьет кого-то из присутствующих в комнате важных персон. Пока он стоит неподвижно, не стоит его провоцировать.
– Господин следователь желает, чтобы меня прикончили здесь? Раньше, чем мы узнаем правду?
– Ты привел его сюда! ТЫ! – Яростно выдохнул молодой начальник, сверля следователя взглядом.
– Господин следователь, если мне позволят пояснить, – вмешался Жишен, – провел серьезную работу, чтобы докопаться – как я сбежал из тюрьмы, где находился в последнее время… И, наконец, о моем визите в монастырь у водопада Вечерней песни. Должен сказать, господин следователь, удача изменила мне в тот момент, когда вы… и глава вашего отдела…
Скользнув глазами по молодому начальнику, Жишен сделал паузу, отчего тот нервно передернул плечами, но ничего не сказал,
– … Уважаемый, значит, глава отдела, чей план оказался весьма эффективным, расставили на меня ловушку. Когда удача оставляет такого, как я, полагаю, вопрос о действиях Жишена в дальнейшем, и о самом его существовании … отпадает.
Он оттянул левую полу халата. Повязанный на груди ярлычок ярко алел на фоне темной одежды.
– Я пленен, связан, и уже передал командование старшему брату. Сегодня вечером я уйду на встречу с госпожой настоятельницей. Так что можете опустить оружие или напасть – это не имеет значения.
Следователь молчал и хмурился. Жишен ловко все повернул, однако…
Ликин снова начала охватывать дрожь.
Где-то поблизости притаились люди Жишена, или его старшего брата, что действительно не имеет значения. Вероятно, сигнал об этом он и получил во время сегодняшнего "трехстороннего" разговора во дворе заброшенной усадьбы. В небо из-за леса поднялась сине-бирюзовая, переливающаяся на солнце лента. Воздушный змей сложной конструкции, подумала тогда Ликин. Многоэтажное сооружение взмывало все выше, поднимая за собой длинную полосу «хвостов» – пучки лент, привязанные к тянущейся за змеем веревке, развивались ветром, как грива настоящего дракона и сверкали в солнечных лучах.
Лицо следователя, думавшего о том же, выглядело сосредоточенным, но он по-прежнему не решался отдать приказ. Он смотрит сейчас на юношу-чиновника, сидящего неподалеку от двери.
– Где сейчас ваш телохранитель, господин Джинши?
Внезапно обращается он к юноше.
Так это он – господин Джинши? На отца которого работает и Жишен, и остальные наемники? Старший брат воина, приехавшего с отрядом?
– Мой… – в растерянности начинает молодой чиновник, оборачиваясь, и тут же замолкает. – Я не… Я в самом деле не заметил, когда он исчез! Я не…
Ну, вот. – Думает, наверное, сейчас следователь. – Есть еще лучник. Сабуро, что безотлучно сопровождает юного господина Джинши, талантливого, находящегося на взлете карьеры, но слишком смело высказывающего свои взгляды на справедливость и государственные интересы.
– Позволите продолжать? – Жишен подчеркнуто уважительно обращался сейчас к следователю. А что еще остается…
– Задавай вопросы. Но с места – ни шагу, и рукава убери.
Жишен поклонился – и закатал рукава. Оружия не было – ни в них, ни под ними.
Ликин с тоской смотрела на лицо молодого чиновника – ей хотелось увидеть хоть, приятное для глаз. Казалось, он тоже порой взглядывал на нее, ища если не сочувствие, то понимание.
Севший напротив нее Жишен заслонил и юношу, и остальных от глаз Ликин. Теперь перед собой она видела лишь ярко-красный ярлычок и знаки: "…Вечерней Песни"
– Ликин, вы устали?
– Да. А вы? У вас болит?
– Уже меньше. Пожалуйста, сосчитайте все красные доски на той стене. Вслух.
Все невольно обернулись к стене, но Ликин не хотела, чтобы он мешал ей сосредоточиться. Она будет бороться. Пусть безнадежно, она не позволит ему копаться в ее голове!
– Раз, два, три…
– Вы помните, о чем нельзя говорить?
– Нет!
– Вы помните, где лежит то, о чем вы не должны говорить?
– Нет! Да! Зачем вы задаете такие…
– Вы любите арбузы?
– В жару – люблю. Вы не любите сладкое? Я слышала, что ваша еда…
– Грузят арбузы на арбу. Арба с арбузами грузная. – Повторите!
– Ой! Арбузы… грузят..
– Что он сказал?
– Кто?
– Неважно. О чем нельзя говорить?
– Поздно! Нет, еще рано…
– Повторите про арбузы… Думайте, о чем вам нельзя говорить? Думайте… Продолжайте считать… Раннее утро. Еще темно. Шесть утят плавают в луже. Пять улетели – сколько осталось? А сколько было?
– Шесть… Одиннадцать…
– Большой или плоский?
– Большой.
– Вы помните, вам нельзя говорить о письме?.. О посылке говорить нельзя. Считайте дальше!
Изо всех сил стараясь перехватить у него нить этого странного разговора-допроса, Ликин болтала, спорила и спрашивала сама, но Жишен немедленно менял ритм, добавлял или снижал экспрессию. Он то начинал кричать, то, неожиданно приблизив лицо, почти нашептывал… Голова тяжелела, он повторял свои вопросы круг за кругом. Она не могла уже понять, где отвлекающие выпады, где наводящие на цель, а где самые главные, ради которых велся допрос. Налево или направо? Что – налево? Ликин устала хуже, чем от боли. Внезапно, после очередного: «морковь нарезали на шесть частей, сколько сделали разрезов?», когда она считала – и не могла сосчитать, последовало:
– Довольно. Я закончил.
Жишен поднялся и будничным тоном спокойно сказал:
– Удивительно простое и изящное решение. Это не письмо, а шкатулка или ящик. И вы спрятали ее под повозкой, вернувшись по собственному следу. Поэтому и собака не помогла.
На несколько секунд воцарилось молчание и полная тишина. Все, растерявшись, обдумывали сказанное.
– А-а-а-у-у-рррр… А-а-ыыы!
Безумный вой, подобный стону голодного демона, нескончаемый и исполненный безысходности, раздавался в комнате и никак не смолкал, надрывая сердце. Неужели так может кричать обычная девушка?
Жишен поднял кляп и заткнул рот Ликин, ставя точку.
– Что же, – начал следователь, – спасибо за помощь. Теперь, найдя послание, мы узнаем адресата и сможем принять надлежащие меры.
Подозвав одного из стражников, он начал отдавать распоряжения. Молодой начальник, поджав губы, покрутил головой, но вмешиваться не стал и все тем же стремительным шагом покинул комнату. Чиновник в высокой шляпе негромко заговорил с юношей, что сидел у стены напротив Ликин. Склонившись над бумагой, они достали тушечницы и начали выписывать знак за знаком.
Генерал подошел к занавешенному решетчатой створой окну, прошелся взад-вперед.
Кричавший громче всех парень бросился было к дверному проему, но остановился в нерешительности, с опаской глядя то на старшего слугу, по-прежнему сидящего на коленях у выхода, то на охрану.
Наконец, следователь дал знак страже. Парень умчался, топоча, словно свежеподкованный тяжеловоз. С достоинством поклонившись, удалился и старший слуга. Чиновники еще возились со своими записями, а генерал поглядывал в окно, когда следователь склонился над Ликин и вынул тряпку.
– Рыыыуууу… я – предательница.... После всего… Я – предательница!
– Послушайте, перестаньте кричать. Вы не предательница, потому что никого не предали. Он даже не под вас прилаживался. Хотел бы я знать, под кого…
– Жишен… он правда читает мысли! Я не хотела думать, а он заставлял! Он говорит какие-то глупости, а я не могла выбросить из головы… ы-ы-ыммм…
Следователь качал головой.
– Его не интересовали ваши мысли так же, как и ваши слова. У него уже был ответ. Откуда?
Ликин замолчала и медленно приподняла голову.
– Я хотел бы побеседовать с вами. Можете встать.
Ликин удивилась – ноги в самом деле болели гораздо меньше. Идти больно, но стоять вполне, вполне… Прихрамывая, она последовала в скрытую занавесом-ковром в крошечную комнатушку. Опять чулан, подумалось Ликин. Любят же эти шпионы…
– Шу Ликин, я удивляюсь. Вы – и верите всяким обладателям «чудесных способностей». – Неожиданно мягким тоном сказал следователь, сел на низкую скамейку и, указывая на вторую скамейку Ликин, добавил:
– Постарайтесь понять – никто не может читать чужие мысли. Даже Жишен.
– А… те люди?
– Ну, что вы. Он со своими головорезами, конечно, не меньше нас хотел узнать имя агента, и проверял всех подозреваемых. Накопал, наверное, целую помойку, по своему обыкновению. Так что либо он мог ответить на вопрос, либо перебивал на полуслове, чтобы натолкнуть на нужную ему мысль. Обычная практика. Игра «всевидящее око следствия». Еще и зеркало поставил, черт. Кто же был ему нужен, узнать бы…