Гордая птичка Воробышек

На кухне Люкова так тихо, что голос Таньки отчетливо доносится из динамиков.

– Тань, я не в автобусе, – признаюсь подруге, – но скоро буду. Пожалуйста, Крюкова, – прошу, прикрыв телефон рукой, – говори тише, утро же!

Но только я прошу Таньку быть сдержанней, как она взрывается требовательным криком:

– Воробышек, немедленно отвечай, где ты! Слышишь, Женька, не молчи! Еще семи утра нет, где это ты торчишь?!

– Я, э-э, у одного знакомого, Тань, – закусываю губу и кошусь на Люкова, не зная, что сказать. Он отлично слышит разговор, продолжает неторопливо жевать, но в уголке его рта появляется кривая ухмылка.

– Где? – вопит Танька. – У какого еще знакомого? Не ври, Женька, я тебя знаю! Нет у тебя здесь никаких знакомых! Немедленно признавайся, где ты и что случилось? А то я сейчас к тебе домой позвоню, мне это все не нравится!

– Успокойся, Крюкова, – почти сержусь я. С Таньки станется переполошить мать и братьев. – Я у Люкова Ильи переночевала. Сейчас позавтракаю и скоро буду.

– У кого?! – глухо переспрашивает Танька, кажется, теряя дар речи.

– У Люкова, помнишь, я говорила – с четвертого курса. О-он мне с учебой помогал, – закрываю глаза и краснею как маков цвет. Господи, до чего глупая ситуация!

Танька на миг затихает, мне даже кажется, что девушка бросила трубку, но вдруг ее голос с новой силой врывается из динамика в тишину кухни:

– С какой еще учебой? Ты что, подруга, меня за простофилю держишь? Так я тебе и поверила! Воробышек, ну ты даешь! Признавайся, у тебя с ним что, было?! Было, да? – выкрикивает громко и почему-то радостно. – Очуметь! А я тебе, Женька, что говорила?! Совмести приятное с полезным! Хороший секс еще никому не вредил! Ну и как наш бэдээсэмешный красавчег? Не подкачал? А…

Но я уже не слушаю Таньку, а попросту отключаю телефон. Я знаю, мне не удастся спрятаться от ее вопросов, и вечером она, скорее всего, замучает меня выпытыванием подробностей, но сейчас, под вопросительным взглядом Люкова, я чувствую себя ужасно.

– Поставь чашку на стол, Воробышек. Если хочешь, возьми другую.

– А? – я поднимаю глаза на Илью, так и не отхлебнув чай. – Что?

– Ты положила в чай сметану и вряд ли сделала это намеренно. Не советую пить такую дрянь.

– Правда? – я кошусь в чашку, где плавают белые хлопья, и поспешно отставляю ее от себя. – Послушай, Люков, – говорю, рассматривая под своими пальцами тонкий перламутровый фаянс. – Ты же понимаешь, что все это ерунда?

– Ты о чем, Воробышек? – сухо спрашивает Илья. Он давно допил свой чай и опустошил тарелку, и теперь, откинувшись на спинку стула, с любопытством смотрит на меня.

– Ну, – тушуюсь я под его карим взглядом, заправляю за алеющее ухо непослушные прядки волос, – ты ведь все слышал.

Парень поднимает бровь.

– Слышал. И что?

А я продолжаю.

– Как-то по-глупому вышло. Я не хотела.

– Не в первый раз глупо, Воробышек, – замечает Илья. – В твои двадцать тебе уже пора научиться если не врать, то недоговаривать. Никто тебя за язык не тянул.

Не тянул, здесь он прав. Сама Таньке созналась, а теперь вот жди бури в стакане. Только вот искусству дипломатии мне учиться уже поздно.

– Девятнадцать, – говорю я и вздыхаю. Снимаю со стола посуду и отношу в мойку. Мою тарелки и чашки, расставляю по местам, после чего поворачиваюсь к Люкову и со словами: «Спасибо за завтрак, Илья, мне пора», – решительно направляюсь в прихожую.

Люков появляется в прихожей через минуту, когда я уже одета, а дорожная сумка висит на плече. Повязывает бандану, надевает часы, накидывает куртку. Молча отбирает у меня сумку, обдав запахом дорогого мужского парфюма. Вручает в руки свернутый свитком чертеж и открывает дверь.

– Доброе утро, Семеновна, – здоровается с соседкой, не глядя на высунутый в дверную щель морщинистый нос. – Как спалось? – хмуро интересуется. – Надеюсь, плохо. Мне сегодня подружка попалась на редкость заводная, всю ночь спуску не давала. Вот, еле выпроводил, – кивает на меня, застывшую статуей на площадке. Неожиданно обнимает за плечи, подталкивая к лифту. – Давай шевелись, Воробышек! Все равно на большее меня не хватит.

– Шалава! – летит сзади недовольный фырк. – Как есть, прости господи! А ты – кобель! И куда только общественность смотрит!

– Что? И эта тоже? – неподдельно изумляется Люков, оглядывая меня с интересом. – А с виду вполне приличная девушка.

Когда мы уже садимся в машину, выруливаем со двора на широкую набережную и вливаемся в поток машин, он говорит, поймав в зеркале заднего вида мой искоса брошенный на него взгляд:

– Забей на разговор, Воробышек. На свете есть вещи куда важнее секса с бэдээсэмешным красавчегом. Универ, например.

Глава 12

Илья

– Твою мать… – Бампер перестает следить за дорогой и таращит на меня глаза, как только я озвучиваю цифру за предстоящий бой. – Илюха, – присвистывает, дергает нервно кулаком под веснушчатым носом, – это ж до фига бабла! До фига! Черт! – бьет ладонями по рулю и, спохватившись, выравнивает виляющий зад модной тачки. – А риск такой, что лучше удавиться. Ну ты и придурок, Люк! Смертник, б…дь!

– Пасть закрой, – советую я, но Рыжий не унимается.

– Слушай, я думал, после случая с Яшкой ты больше в серьезные игры не играешь. Так, развлекаешься слегка, но и только. Ты же чудом вернулся! Из-под крыла Шамана уходят единицы! Я за раскладом слежу, Илюха, ты не думай. Догадываюсь, чего тебе это стоило. Уйти удалось, и слава Богу, а теперь ты сам к нему лезешь. Какого?! Не понимаю. Нужны нехилые бабки – папашу своего подои! Старик спит и видит, как бы с тобой контакт наладить. Наверняка знает, кому Яшка обязан шеей. Сам-то, б…дь, в Европе парился, выхаживая сыночка, пока ты за наследника долги отдавал.

– Не все так просто, Бампер, – отрезаю я. – Мне и до Яшки поступали предложения. Если бы он языком обо мне не трепался между любопытными людьми, его бы на бабки не посадили – красиво и с расчетом. Но неприятно вышло, это да. Не люблю быть загнанным в угол, а Яшке это удалось. Впрочем, думаю, старик тоже приложил руку – не зря из страны умотал.

– Думаешь? – поднимает бровь парень.

– Уверен. Интересно стало посмотреть, что из щенка дворовой суки выросло, вот и увидел. Сволочь.

– Ну и на кой церемониться с ним? – ухмыляется Рыжий. – Бери с меня пример. Я своего предка щипать не стесняюсь. Надо – взял, семье прибыль. Ну хочешь, я с тобой в долю за «Альтарэс» войду. Классный же клуб, это я так, от зависти брехал. Вместе поднимем – будет конфетка! Там уже сейчас народ приличный тусуется, а дальше – развернемся с гастролерами, сцену отгрохаем. Свет, техника, пенные вечеринки – там же места, блин, не то, что в «Бампер и Ко»! Подумай, Илюха, зачем тебе в Казахстан к этому Шаману? Там мочилово грубое одно.

– Шаман сам предложил. К тому же в прошлый раз серьезные люди ставили серьезные условия – в этот раз все иначе. Да и соперник мне знаком – названный сын Шамана. Это скорее его бой, не мой. Я назвал сумму, папаша согласился. Все честь по чести. Отчего же не потешить папу за такое бабло.

– Проясни, Люк. Что-то я не понял.

– А тут, Рыжий, и понимать нечего, – невесело улыбаюсь Бамперу в ответ на его хмурый взгляд, – я оставил названному сыну жизнь, Шаман это запомнил. И технику ведения боя оценил. По слухам моего гаранта Алим последний год провел в Гонконге. Теперь им всем интересно узнать, насколько он вырос. Хороший боец, лучший у Шамана. Если на мне не заклинится, возможно, и будет толк.

– Ни хрена себе! – присвистывает Рыжий. – А гарант зачем? И потом, Люк, а если он тебя уделает?

– Надо, Бампер. В таких делах без гарантий никак. А насчет «уделает» – ну так, все может быть. Только знаешь, – открываюсь я, – одно дело модная школа в столице во главе с очередным шумным чемпионом, и другое – занюханная провинция и больной фанатик. Который каждый раз, когда добирается до тебя, заставляет подыхать и скулить у его ног. Тебя и еще десяток таких же, как ты. Безродных щенков, до которых никому нет дела.

– Сверни на парковку, Рыжий, к супермаркету, – неожиданно прошу я парня, когда мы проезжаем мимо горящего огнями в темных сумерках города торгового центра. – Заглянуть надо.

– Ну надо, так надо, – соглашается парень. Лихо подныривает со второй полосы под соседнюю тачку и заезжает на парковку. – Что, Люк, кефирчика вздумалось прикупить на ночь глядя? – скалится мне вслед.

– Ага, чтобы не пучило, – ухмыляюсь я, одергивая на плечах куртку и хлопая дверью, но все равно слышу от друга в спину:

– Ну тогда и мне, друган, захвати!

***

– Я нахожу Воробышек не без труда. Как и предполагаю, девчонка на работе, и сейчас, когда я оглядываю большой зал, ее светлые растрепанные кудряшки, завернутые в причудливый узел высоко на макушке, показываются из-за ящиков с бананами в овощном ряду.

– Привет, Птичка, – говорю я, встав у нее за спиной. Наклоняюсь к уху и спрашиваю. – Ты по мне не скучала?

Девчонка так резко вздрагивает от звука моего голоса, что тяжелая связка плодов, которую она собирается выложить на верхнюю полку, выскальзывает из ее рук и летит вниз. Ударяется о край нижней полки и едва не рассыпается, когда я ловлю ее, неожиданно для себя заключив Птичку в кольцо своих рук.

Не знаю, кто из нас удивляется больше такой внезапной близости – я или она. Мы стоим так почти минуту, вцепившись в проклятую связку бананов, смотрим на свои переплетенные руки, пока меня не находит уже знакомая мне мысль, что у Воробышек красивая нежная шея и подбородок. И не отрезвляет другая – и почему-то странно-горячие ладони.

Птичка приходит в себя первая. Она высвобождает руки из-под моих пальцев и позволяет мне вернуть плоды далекой страны на отведенное им место. Смотрит с укоризной сквозь очки, отступив в сторону, пока я вспоминаю, зачем сюда пришел и что собирался сказать.

– Привет, – говорит тихо, одними губами, и вновь принимается за работу.

– Значит, не скучала, – делаю я вывод и вдруг, не пойми с чего, вскипаю. – Воробышек, ты мне скажи, – спрашиваю так же тихо, раздраженно глядя на тонкий девичий профиль, – на кой черт мне все это надо, а?

– Что? – поднимает она на меня глаза.

– Твои лабораторные, контрольные, чертежи? Договоры с преподами? У меня своего дерьма до хрена, и не только университетского. Почему я должен о тебе помнить?.. Сегодня Синицын мне допрос устроил: чем дышит и как сдает зачеты студентка Воробышек? А как она сдает, если последние сделанные для нее чертежи по инженерке и начертательной так и лежат в моем доме почти с неделю? Фигово, должно быть. Ты куда пропала, Птичка? Ты что, внезапно разучилась читать сообщения?

Девчонка снова отворачивается и безуспешно пытается поднять с пола ящик с фруктами. Чертыхнувшись, я прихожу ей на помощь.

– Нет, не разучилась, – отвечает. – Извини, Илья, но у меня работа, – говорит так сипло, что ее едва слышно. Пытается улыбнуться. – Спасибо. Понимаешь, сотрудница заболела, так что я пока в две смены выхожу, а тут еще универ. Мне просто некогда было, правда. Я приду за чертежами. Завтра. Если можно, конечно, – поправляет у виска очки.

– Нельзя, Воробышек, – хмуро отвечаю я, замечая, как две сотрудницы Птички с любопытством поглядывают на нас из соседнего отдела, о чем-то весело щебеча, – завтра меня не будет в городе.

– Жаль, – огорчается девушка. – Тогда, может, послезавтра? – предлагает робко, протирая полку, а я неожиданно требую, поймав взглядом лихорадочный румянец на ее щеках и бьющуюся на шее жилку.

– Посмотри на меня, Воробышек. Прямо сейчас! – разворачиваю ее к себе за плечи и беру за руку. Туго сжимаю запястье, встретив изумленный взгляд серых воспаленных глаз, чтобы отпустить уже через полминуты. – Ясно, – выдыхаю сквозь зубы и ухожу.

Я возвращаюсь через пять минут. Девчонки-продавщицы попались на редкость смышленые и быстро сводят меня с администратором. Дело решает Кира – торговый центр вместе с супермаркетом принадлежит господину Градову, и женщина умело советует, где, на кого и как правильно надавить, чтобы девчонку без проблем отпустили.

– Пошли, Воробышек, – командую я, на этот раз отыскав Птичку в подсобке. Она сверяет в журнале какие-то цифры и аккуратно переносит их на ценники. Говорит улыбчивому парню-грузчику о каком-то товаре. Прижав руку к горлу, указывает на широкие клети с овощами и вдруг поднимает на меня покрасневшие глаза.

– Куда?

– Домой, – сердито бросаю я и веду девчонку за локоть к выходу. Своим глупым упрямством она порядком выводит меня из себя, и я почти перестаю контролировать свои чувства. – Домой, Птичка, куда же еще. Где у тебя здесь чертова раздевалка?

Она что-то сипит о том, что находится на работе и не может вот так запросто уйти. Не может оставить отдел без продавца, какая бы дурь ни взбрела в мою глупую самоуправную голову. Пытается что-то сказать насчет общаги, стучит по моей руке кулачком, но мне решительно плевать на ее слова, и вырваться из хватки ей не удается.

Я сам натягиваю на нее шапку и набрасываю шарф. Под локоть вывожу из магазина. Едва мы выходим на улицу, Воробышек перестает возмущаться и впадает в какую-то вялую прострацию. Убито бредет к заполненной машинами стоянке, позволяя без спора подвести себя к крутой тачке Бампера.

– Садись, – я распахиваю перед Птичкой дверь автомобиля и усаживаю девчонку внутрь. Завидев вытянутую от удивления физиономию парня, устало замечаю:

– Кончай папироску, Рыжий, не видишь, дама в салоне. Поехали! – командую, опускаясь на соседнее с водителем сидение, взглядом обрывая его неуместный смех.

Бампер заводит мотор, срывается с места и выруливает на проспект. Вздергивает в сомнении темную бровь, закрывая окно и приглушая музыку.

– Люк, я о чем-то не в курсе?

– Есть такое, – отзываюсь я. – Давай ко второй университетской общаге. Знаешь, где?

– А то! Сделаем, – кивает парень и косится с интересом на скрытую тенью девушку. – Еще бы не знать, – усмехается многозначительно, – сколько приятных воспоминаний…

– Нет, – решительно сипит Воробышек. – Люков, не надо к общаге. Давай лучше к вокзалу, – просит, внезапно кашляя в кулак. – Я все равно не могу пойти домой.

– Почему? – бесцветно спрашиваю я. Ее выбор, по меньшей мере, выглядит странным, и я раздраженно цежу из себя. – Мне кажется, тебе нужен врач, Птичка.

– Потому что! – недовольно отвечает девушка. – Если бы ты меня слушал, Люков, ты бы услышал, почему. Потому что у Тани, девушки, с которой я живу, сегодня ночное свидание в нашей комнате. И не ее проблема, что тебе взбрело в голову сорвать меня с работы!

– Ясно, – я отворачиваюсь и бросаю Бамперу. – Ну к вокзалу, так к вокзалу. Только на набережную сверни, Рыжий, к залу ожидания.

Женя

Придорожные фонари мелькают за окном машины так быстро, что сливаются в одну сплошную полосу света, нещадно бьющую по глазам. Водитель с дорогой не церемонится, и машина летит по проспекту, а затем по набережной хищной птицей, обгоняя лениво ползущие автомобили и ловко проскакивая на вечнозеленый глаз светофора.

Я не люблю быструю езду, и сейчас, когда к боли в горле добавляется режущая боль в висках, а к бухающей на низких частотах музыке – протяжный рык двигателя, к горлу подкатывает тошнота и заставляет меня закрыть глаза, откинувшись затылком на мягкую спинку сидения. Мне все равно, кто меня везет, и куда мы едем. Все равно, что где-то там думает о моем исчезновении старший продавец Эльмира, и что скажет в личном разговоре управляющая магазином. Я теперь безработная, Люков все решил за меня, и завтрашний день кажется таким беспросветным, как никогда.

Мне действительно нужен врач, я это знаю и без Люкова. Чувствую по тому, как сильно стискивают горло шершавые болезненные тиски, а ноги и спина наливаются нездоровым пьяным жаром. Если бы не дневной звонок Таньки, ненароком озвучившей планы на вечер, полный надежды и жадного предвкушения встречи с Серебрянским, я бы, скорее всего, отпросилась и ушла с работы домой и без милости Люкова. Но мне некуда идти, требовалось только дождаться утра, и я держалась. А теперь…

Я чувствую на себе его колючий взгляд, пробивающий слепящий свет фонарей, но открывать глаза не хочу. Что я могу ему сейчас сказать? В чем обвинить? Что он проявил пусть неуместную, но твердость и оказался дальновиднее меня?

Не хочу ни о чем думать и гоню все мысли прочь. Завтра с новым днем придет и пища для размышлений, а сейчас в голове бьется только одна мысль, только одно мучительное желание: спать. Оно прочно овладевает телом, отвлекая от боли в висках, и тут же дробится осколками в каждой клеточке уставшего организма, убаюканного мягким ходом машины: спать-спать-спать. Где-нибудь в тишине, темноте и покое. Я вспоминаю узкую койку в общежитии, сбитое шерстяное одеяло и дующий сквозь старые оконные фрамуги пронизывающий ветер. Представляю, как отбрасываю одеяло, забираюсь с ногами в холодную постель и пытаюсь подбить под щеку комковатую плоть подушки; как закрываю ладонями уши, чтобы не слышать веселый девичий гомон за стенкой и любовное воркование Таньки с телефонной трубкой… Но неожиданно для себя оказываюсь вдруг в мягкой кровати тихой спальни Люкова.

Мне это кажется таким странным и непонятным, что я усилием воли возвращаю свою пульсирующую в недоумении память в еще одну мужскую спальню, которую так стараюсь забыть. Чужую и неуютную. Где тоже была тишина и мягкая постель, а радушный хозяин хотел казаться куда приветливей Люкова. Вот только покоя мне там не было. И сном забыться – спокойно и легко, так, как случилось в квартире Ильи, я так и не смогла.

Бог мой, неужели для меня самой мой выбор столь очевиден? Но почему?

Что я знаю о нем? Что я знаю об Илье Люкове кроме того, что он жесткий, молчаливый и холодный? Что как бы я ни была сердита, мне странно спокойно возле него. Что? Да почти ничего. И все-таки…

Я открываю глаза и ловлю в зеркале немигающий взгляд парня. Долго смотрю на него, спасаясь от света в топкой, темной глубине его глаз, невольно задавая себе вопрос: не слишком ли много становится Люкова в моей жизни? И насколько я виновата в том сама?

Я действительно избегала парня последнюю неделю, отчаянно стараясь самостоятельно вытянуть зачеты, не заснуть на лентах от череды бессонных ночей и удержать работу. Ныряла за спину Кольки Невского всякий раз, чувствуя на себе остановившийся колючий взгляд. Не пошла на встречу с Синицыным и приняла как данность, подаренную мне аспирантом Игнатьевым, непонятно с какой доброты, четверку по математическому анализу. Почему – сама не знаю. Но честно и безустанно, все это время, провожая взглядом в университетских коридорах удаляющуюся темную фигуру Люкова, я убеждала себя в том, что пользоваться плодами чужого труда нехорошо, расточительно и зазорно для того, кто хочет хоть что-то в этом мире сделать самостоятельно. Что навязывать свои проблемы на чужие плечи – стыдно и чревато. А после глядела на оцененные на отлично сделанные для меня Ильей чертежи по инженерной графике и понимала, что я просто обычная трусливая лгунья.

Люков достает телефон, отрывает от меня взгляд, отворачивается к боковому окну и сухо бросает в трубку:

– Шибуев, ты мне нужен. Нет, не я. Где? Надеюсь, вменяем? Хорошо. Рыжий, давай в клуб, – говорит рыжеволосому парню за рулем, – планы меняются.

– Окей! – отвечает парень и кидает на меня еще один осторожный сощуренный взгляд. – В клуб, так в клуб. Ты уверен в Андрюхе, Илья? – обращается к Люкову, разворачивая на светофоре машину как заправский гонщик. Не удержавшись, я тут же валюсь кулем на сиденье, снимаю очки, чертыхаюсь и закрываю глаза. Остаюсь так лежать, наконец-то избавившись от мерцающего, раздражающего света фонарей. – Может, лучше к его папаше? Прямо в отделение?

Ответ я не слышу. Зачем он мне? Я плыву на витках черно-белой воронки-спирали и ныряю в сон быстро и незаметно. Ухожу с головой под мутную воду и иду ко дну, как тут же бесцветный голос с холодной хрипотцой заставляет меня открыть глаза.

– Приехали. Просыпайся, Воробышек. Надеюсь, тебя хватит еще на двадцать минут.

Я выхожу из машины и равнодушно гляжу на яркую вывеску в неоновом антураже, клуб «Бампер и Ко», горящую синим светом на фасаде приземистого широкого здания, притулившегося изломанной фигурой меж деловых высоток в центральной части города. Я никогда не была здесь раньше и слабо представляю, что делаю тут сейчас, что делает здесь вместе со мной Люков, но послушно бреду за парнем к центральному входу и захожу в клуб, свободно минуя спортивного вида охранника и четверку расступившихся перед нами незнакомых парней и девушек. Прохожу, внезапно взятая Ильей за руку, по краю мигающего в свете лазера танцпола, мимо барной стойки и столиков с посетителями дальше вглубь помещения и скрываюсь, следом за широкой спиной, в боковом коридоре. Захожу в неброско обставленную комнату с рабочей зоной и компьютером, сажусь на один из стульев, приставленных к стене, и утыкаюсь отстраненным взглядом в удивленно вскинувшую на нас глаза девушку. Темноволосую и смутно знакомую, но без очков, да и желания, не разобрать.

Она встает из-за стола навстречу Люкову и радостно вскидывает брови. Тянется рукой к его плечу, однако, заметив меня за широкой спиной, выжидающе замирает и отступает. Поднимает со стола высокий стакан с коктейлем и произносит с улыбкой:

– Здравствуй, Илья. Вот это сюрприз! Я что, опять не вовремя?

– Привет, Марго, – коротко отвечает Илья. – Ну почему же, – он легко отворачивается от девушки, поднимает мою руку, задергивает вверх рукав куртки и вновь, как прежде в магазине, туго обхватывает ладонью запястье. Смотрит в глаза. – Твои визиты всегда приятны. Полагаю, ты тут без меня одна не скучала? Кто дал тебе ключи от кабинета, Костя?

Девушка загадочно хмыкает и поднимает ко рту стакан, а я вспоминаю, увидев на стекле отточенные черные ноготки, кому они принадлежат. Короткостриженой девице с пирсингом из моего первого визита в квартиру Люкова. Помнится, с такой легкостью причислившей меня к техперсоналу.

Она отпивает темный коктейль, присаживается на край стола и закидывает ногу на ногу, оголив в откровенном разрезе юбки округлое бедро. Замечает с ухмылкой в затылок парню, поигрывая в пальцах тонкой соломинкой:

– Хороший мальчик Костя, душевный. Не дал девушке соскучиться – не то, что ты. Приютил, напоил, постельку, правда, не расстелил, ну так я и не просила. Зато анекдот рассказал в тему, о третьем лишнем. Хочешь услышать?

Парень отпускает мою руку и поворачивается к девушке. Шагнув к столу, сбрасывает с плеч куртку и кладет на широкую столешницу рядом с брюнеткой. Отвечает прохладно, остановив взгляд на расслабленной фигуре:

– Не перегибай, Марго. Не в наших с тобой правилах вести разговоры. Похоже, хороший мальчик всучил тебе сегодня слишком крепкий коктейль. Не помню, чтобы ты любила юморить.

– Думаешь? – удивляется девушка. Недоверчиво вертит в руке напиток, затем с улыбкой вскидывает лицо к Люкову. Говорит с вызовом. – А по-моему, алкоголь мне к лицу. Как дорогой парфюм к телу. Я с ним становлюсь откровенна и доступна, ну прямо гетера. Вот Костик бы оценил.

– Не сомневаюсь, – безразлично замечает парень. – И ты не сомневайся, Марго. Действуй, душевность в наше время в дефиците.

Стакан в руке девушки замирает вместе с полувопросительной улыбкой на губах, а взгляд из обиженного становится острым.

– Это что, намек? – спрашивает она. Медленно встает и вытягивается рядом с парнем. Опускает ноготки на его шею и нежно царапает кожу, заставляя меня вновь задаться знакомым вопросом при виде столь откровенного заигрывания брюнетки: «А что я здесь делаю?» И еще одним, новым: «В какой момент этой разворачивающейся на моих глазах прелюдии к сближению парочки мне следует незаметно удалиться?» – Мне казалось, Илья, я многого не прошу.

Но Люков удивляет меня. Он снимает с себя руку девушки и отходит к компьютеру – я только сейчас различаю звучащий из динамиков колонок девичий разговор в вперемешку со смехом: похоже, девица развлекала себя просмотром комедии.

– Это совет, детка, – отвечает он, отключая монитор. – Дружеский. Как только допьешь коктейль и станешь доступной, оставь ключи на столе. А ты, Воробышек, – внезапно поворачивается ко мне, задернув жалюзи единственного окна, направляясь к выходу из комнаты, – сиди здесь. Я скоро буду.

Люков уходит, а мы с брюнеткой остаемся в комнате вдвоем, думая каждая о своем. Она смотрит на меня, как и в прошлый раз – осторожно, но с превосходством. Не стесняясь, подходит ближе, окидывая любопытным взглядом. Произносит тихо, словно сама себе, смешливое:

– Как мило, еще одна птичка, угодившая в силки! – после чего добавляет уверенно, лениво отпив напиток. – Не знаю, что ты там себе возомнила, девочка, на что надеешься, но Илья не для таких, как ты! Не надейся на многое.

Мне совершенно не хочется говорить с незнакомкой, и уж тем более спорить. Я давно вышла из того возраста, когда впору драть волосы в клочья из-за понравившегося мальчишки. Я откидываюсь затылком на стену и закрываю глаза. Вновь падаю на мягкие витки спирали, затягивающие в сон, и позволяю уставшему телу забыть о ноющей боли в висках и расслабиться. На мне куртка и сползшая с растрепанных волос шапка с помпоном, растянутый шарф… Должно быть, я выгляжу ужасно и нелепо, но мне решительно все равно.

Однако девица передо мной оказывается крайне настойчивой. Выждав минуту или две моего молчания, она требовательно повторяет, закусив губу в ожидании ответа.

– Ты слышала, о чем я тебе сказала, девочка? Не строй иллюзий! Просто отступись, пока не поздно. Пока тебе больно и некрасиво не общипали перышки.

Кажется, мой внешний вид и желание отмолчаться не смущают красотку, и меня принимают всерьез. Что ж, мне ничего не остается, кроме как ответить. В душе неожиданно просыпается какой-то равнодушный пофигизм, приправленный солью раздражения. Я понимаю, что оправдываться перед знакомой Люкова так же глупо, как исполнять перед отсутствующей аудиторией бешеный канкан, и равнодушно хриплю, откашлявшись, может, совсем чуточку удивляясь себе.

– Ну почему же не для таких? А может, именно для таких, как я, – с фантазией и иллюзиями. Мне кажется, он от меня без ума. Просто жить без меня не может. Видишь, притащил насильно непонятно куда, а я, чтобы ты знала, совсем не хотела. Ну да Илья разве кого-то слушает.

Да, я перегибаю, но девчонка передо мной словно этого не замечает.

– Шутишь? – цедит она, распахнув глаза.

– Ни капли, – нагло вру я. Мотаю в подтверждение головой, но тут же прикладываю ладони к пульсирующим жаром вискам. Похоже, у меня поднялась нешуточная температура, и мне страшно хочется пить.

– Я знаю его вкус, – медленно возражает брюнетка, не обращая внимания на мои жалкие телодвижения. – Это не ты. Не такая, как ты, – уверенно говорит она.

– Конечно, нет! – фыркаю я, порядком устав от нашей бессмысленной болтовни. Кто бы сомневался, что не такая. – Полагаю, идеал списан с тебя. Марго, кажется?

«Черт, как же хочется спать! А что будет, если я разлягусь прямо тут?» – неожиданно размышляю, отбрасывая в сторону шарф и стаскивая с себя куртку. Три стула вместе, конечно, не диван, – слишком жестко, зато места вполне достаточно, чтобы тело приняло горизонтальное положение. Пожалуй, у меня запросто получится уснуть, даже с учетом доносящейся в комнату музыки, лишь бы удалось приклонить голову и избавиться от этой настырной пучеглазой девицы.

Она сжимает губы и отворачивается. Признается нехотя:

– Если бы. Когда ты увидишь ту, кто была для него всем, сама поймешь, для каких.

– А я увижу? – дальше забавляюсь я. Закидываю ноги на стул, сворачиваю куртку валиком, сую под голову и укладываюсь бочком на стулья.

Ох, как же кружится голова!

– О! – выдыхает девушка, со стуком опуская пустой стакан на стол и звякая ключами. – Уж это я устроить смогу, не сомневайся! – обещает с горечью в голосе.

– Как интересно, – бормочу я. – Просто жуть! – прикрываю глаза под стук ее удаляющихся каблучков, но только успеваю несколько раз спокойно вздохнуть, как чей-то звонкий и веселый голос раздается, кажется, прямо у моего уха. А стойкий запах сигарет и пива, ударивший в нос, заставляет распахнуть глаза.

– Ну! Где тут у нас болезная? Люк, эта, что ли?