Глава 25. Прогулка
Сомнения разобрали перед сном, когда она меняла постельное белье, пропахшее волком-Шольтом. Мохито. Медведь, пугающий и Ханну, и висицу – не лучшая компания для лесных прогулок.
«Там будет Йонаш. И Шольт, – успокоила себя она. – Если волчонок не боится гролара, висица как-нибудь одно гуляние перетерпит».
Постельное белье отправилось в корзину, но это мало помогло делу – запах волка поселился в квартире, прятался в углах, за мебелью, витал над кухонной утварью. Это не вызывало прежнего раздражения, и Ханна подумала, что настоящие проблемы начнутся, когда Шольт встанет на ноги – именно на ноги, а не на лапы. Надеяться, что «тут вспомнит, здесь не очень» – нельзя. Сразу что-то не вспомнит, зато потом, при зацепке, водопадом хлынет. Пора ограничивать общение. Обеды, ужины – да. Можно приносить еду в кафетерий. А в дом, и уж тем более в кровать – не пускать. Иначе потом начнутся обсуждения на крыше с биноклем – всякие дяди Казимиры будут охотно слушать рассказы, что к ней легко пробраться в постель. Нет, нет и нет! Никаких вольностей.
Висица подала голос. Фыркнула.
«Смешно?» – спросила Ханна.
Висица еще раз фыркнула и замолкла.
Утром Ханна испугалась официанта в противогазе. Спустилась вниз, чтобы взять пирожков в окошке на завтрак – лень было готовить – увидела шлем-маску и фильтрующую коробку и едва не лишилась аппетита. Ни гранаты, ни огнетушитель за ночь никто не украл, только горсть стреляных гильз на подносе добавилась. Ханна купила пакет сладких «друзей оборотня», наотрез отказавшись от печенки, и пошла домой, размышляя о тщетности бытия.
Выехали двумя машинами, чуточку задержавшись против запланированного – Ханна забыла сфотографировать липу, пришлось возвращаться. Мохито погрузил Шольта и Йонаша в здоровенный внедорожник, буркнул, что покажет дорогу. Ханна следовала за ним, слушая радио. Съехали с трассы, миновали охранную зону газопровода, покружили по грунтовке между озер и остановились на опушке дубового леса. Деревья, омытые солнцем, роняли листья, словно капли расплавленного золота. Оголяющиеся ветви чернели на фоне ярко-синего неба, приправленного редкими барашками облаков.
Йонаш выскочил на лиственный ковер, сдирая легкую ветровку. Забросил ее на переднее сиденье, начал раздеваться. Ханна отступила за свою машину, открыла багажник, чтобы сложить вещи. Она не следила ни за Мохито, ни за Шольтом – лес манил, хвостатая половинка рвалась на свободу, повизгивая от предвкушения.
Висица умолкла, когда почувствовала палые листья и желуди под лапами. Кувыркнулась, впитывая шкурой лесной запах, и тут же вскочила, готовая к обороне. Мохито вышел из-за внедорожника, пугая легкостью движений, смертоносностью огромной туши, укрытой бурой шерстью. Висица зарычала и тут же осеклась. Шкодливый волчонок выкатился медведю под лапу, не пугаясь кинжальных когтей. Куснул, был пойман зубами за шкирку, повис, виляя хвостом и тревожа лес веселым визгом. Медведь, сопя, понес волчонка к озеру. Трещали ветки боярышника, падали переспелые алые ягоды, возмущенно свиристели перепуганные птицы. Висица сделала пару шагов и встретилась взглядом с волком в лубке. Шольт знакомо ухмылялся – как в кафетерии, во время рассказа Витольда.
Первая мысль – «прыгнуть, как следует оттрепать за то, что испоганил диван» – рассеялась после волны лекарственного запаха. В двуногой форме Ханна этого уже не замечала, а висица сразу почуяла и отказалась от ссоры.
Шольт выждал. Подошел ближе, сунулся длинным носом, обнюхивая морду висицы, ероша шерсть на ушах. Та недовольно рыкнула: «Нахал!»
Волк отступил, склонил голову, поздоровался, заурчал, выражая восхищение красотой. Висица распушила хвост, потопталась по листве и подобрела.
Они бродили вокруг машин, пока волк не позвал горловым переливом: «Пойдем. Вода. Рыба. Охота».
Охота? Висица заинтересовалась, согласилась и не прогадала. Мохито уже улегся на мостки, уходящие в камыши, замер в ожидании добычи. Волчонок сидел на склоне, таращился на озерную гладь. Рыбу ждали недолго: гролар стремительно поднялся, доски жалобно затрещали, лапа опустилась в воду и вытащила огромного карпа, насаженного на когти. Висица позавидовала до восхищенного скулежа – сама она такой номер повторить не могла. Карп отправился на листву, Мохито – обратно на мостки. Йонаш затеял войну с пойманной добычей – карп прыгал, пытаясь вернуться в воду. А волк толкнул висицу носом в бок, предложил: «Прогуляемся?»
Они ушли прочь от озера, по грунтовой колее, раскатанной лесовозами. Оставили клочья шерсти в зарослях ежевики, перешли поле, углубились в очередной кусок леса. Висица брела не торопясь, наслаждаясь прогулкой. Подстраивалась под Шольта, соглашалась смотреть на лес его взглядом. Они нашли кучу разнообразных грибов: маленьких красных, круглых белых и пять семеек желто-коричневых. Волк круглый белый гриб съел, а висица отказалась наотрез, несмотря на уговоры.
«Сырые! Фу!» – сказала волку она.
Тот усмехнулся и облизнулся.
На одной из полянок проживала колония полевок, и звери устроили себе охоту получше рыбалки – висица загоняла перепуганных мышей волку в пасть, а тот слегка придушивал добычу, а потом милостиво отпускал на свободу. На обратном пути им встретилось дерево черного боярышника с переспелыми, но сладкими плодами. Ели осторожно, опасаясь расцарапать носы колючками, все-таки расцарапались и долго вылизывали друг друга, останавливая кровь.
Вернувшись к озеру, висица вдоволь набегалась с волчонком, потом копалась в листве, перебирая желуди – эти свежие, а эти не очень. Время промелькнуло незаметно, бурчание медведя: «Собираемся?» сначала вызвало сопротивление. А потом Ханна глянула на часы и удивилась – дело-то к вечеру!
Домой доехали быстро – въезд в город был свободен, пробки только на дороге из города. Как и всегда после таких прогулок, сильно раздражали выхлопные газы, запах бензина. Ханна недовольно чихала, висица ворчала, желая вернуться в лес. Прощались возле ворот. Мохито попытался подарить Ханне карпа. Без обиды – а, может быть, и с облегчением – принял отказ. Йонаш помахал, не выходя из машины. Шольта Ханна не увидела, только бок на заднем сиденье. Скорее всего, уставший волк крепко спал.
Ночью Ханну посетили легкие и приятные сны – впервые за много времени. Шуршащая под лапами листва сменилась белым полотном снега. Волк, бежавший с ней бок о бок, был здоров. Они мчались наперегонки, соревнуясь, кто быстрее загонит зайца. Волк выигрывал, но это не злило – висица радовалась, что тот не хромает и крепко стоит на лапах.
Наутро выяснилось, что Ханна забыла про повестку в суд. Хорошо, что из канцелярии позвонили. День был потрачен зря. Заседание длилось шесть часов, обвиняемые откровенно врали, что кинули взрывпакет, своеобразно ухаживая за незамужней висицей. Доказать, что это именно они купили и прибили поминальные ленты, не удалось. В итоге оба наемника получили по шесть месяцев исправительных работ и внушительный штраф. Ханну это не порадовало, но и не огорчило. Ей было все равно – история осталась в прошлом. Как будто в другой жизни.
Домой она вернулась, мечтая о кофе. Купила в кафетерии, не успела пригубить, увидела чем-то расстроенного Йонаша, и, конечно же, спросила:
– Что случилось? Контурную карту не приняли? Или раскраску по ботанике?
– Папу оставили в больнице, – уныло ответил тот.
– Ему хуже?
– Что-то с лапой. Наверное, повредил на прогулке. Его будут обращать, потому что двуногое тело проще контролировать. Врач сказал: «Волк свое дело сделал».
– Это же хорошо?.. – неуверенно проговорила Ханна. И тут же вспомнила о замедленной смене тела, о словах Анджея: «Обезболивающее не действует, я потом полгода обращаться боялся».
Царапнуло: «А если это из-за мышей? Шольт их так азартно ловил, оступался… не помню, хромал ли сильнее, когда шли назад, к машинам». В этом память подводила – подсовывала расцарапанный нос, который висица старательно полировала языком, теплое волчье фырканье, ответную ласку-услугу. Даже румянцем щеки припекло. Хорошо, что Йонаш ничего не заметил.
Ханна и выглядывала с балкона, и в кафетерии весь следующий день крутилась. Шольта не было. Болтливая и нюхливая Снежка, которую можно было бы заставить добыть информацию, опять куда-то смылась с Ёжи, на грохочущем ведре. Сама Ханна расспрашивать Анджея и Деметриуша стеснялась – не хотелось, чтобы те заподозрили ее в любовном интересе. Ни Йонаш, ни Мохито в кафетерий не заходили. И на улице не показывались.
Глава 26. Возвращение Шольта
Пропажа нашлась через день. Ханна фотографировала почти облетевшую липу, когда через КПП на улицу выбежал Мохито в шортах и толстовке. А за ним, явно не на пробежку, медленно вышел Шольт. Слова разлетелись по пустой улице:
– Беги, а я доползу, кофе возьму.
Ханна отступила в комнату, нашла планшет, включила трансляцию с камер наблюдения. Шольт уже добрался до окошка. Заказал два кофе – без сахара и с двойным – и порцию сладких пирожков для Мохито. Пластиковый корсет изменил форму: у волка он закрывал лапу и бок, у Шольта была закована только рука. Жестко закреплена в локте, подвешена на перевязь. Ханна отметила скованность движений, темные круги под глазами. Превращение под препаратами оставило печать: Шольт снова выглядел старше своих лет, но не из-за скрытой клокочущей ярости, а из-за усталости и пережитой боли. Ханна всмотрелась в его лицо – царапины на носу уже не было – задержалась взглядом на пальцах пришитой руки, торчавших из-под лубка, и выключила планшет. Шольт жив, относительно здоров. Может купить себе еду и подняться по лестнице. Больше не о чем беспокоиться.
Около десяти утра Ханна поняла, что не хочет спускаться в кафетерий, потому что Шольт наверняка высиживает за столиком на веранде или в помещении, и купается в лучах внимания окружающих. Покопавшись в себе, Ханна выяснила, что чувства, которые она испытывает, сильно похожи на обиженную ревность во время развода с Витольдом. Беспомощную ревность, когда «твое» уже ускользнуло из рук навсегда, а привычка требует это немедленно вернуть. Неужели она так привязалась к Шольту-волку? Хлебодарная, вразуми, это надо срочно искоренять!
Ханна обошла дом, остановилась возле веранды, задумчиво разглядывая появившуюся на официанте каску – все прочие наносные детали, к сожалению, не пропали. И услышала разговор, сдобренный смехом. В голосе Шольта звучали горделивые нотки:
– Совсем большой, я и не понял, когда он так вырос. Вроде только вчера визг и пеленки, и вдруг просыпаюсь, а он: «Папа, я картошку пожарил. Садись, поешь». Я просто обалдел!
– Вкусная картошка?
Похоже, Анджей улыбался.
– Масла много было, но я слил. И посолил. Вкусно, да.
– Это еще не предел, – хмыкнул Деметриуш. – Доживешь до заявления: «Папа, ты скоро станешь дедушкой», вот тогда и поговорим.
Ханна отмерла, вошла на веранду – под взгляды счастливых отцов. Шольт развалился на стуле, излучая довольство. Коротко поздоровался, сдобрив приветствие кивком. Анджей с Деметриушом спросили ее, как прошел суд, выслушали короткий ответ. Деметриуш повернулся к Шольту, спохватился:
– Ах, да. Я тебя обманул. У Анджея в архиве вакансия закрыта. Поговорю в МЧС, может быть, они тебя на пару месяцев в канцелярию возьмут.
– Меня все, кому не лень, обманывают, – вздохнул тот.
– Кто еще? – удивился Деметриуш. – Это моя прерогатива.
– Она! – Шольт не постеснялся, указал на Ханну здоровой рукой. – Обещала неделю кормить, грамоту у вас выманила, а сама только на следующий день дала пюре с печенкой, и все.
– Грамоту я еще не подписал, – нахмурился Деметриуш. – Ханна! Как же так? Слово надо держать. Офицер, рискуя жизнью…
Анджей громко кашлянул.
– Извиняюсь, перепутал. Наш сотрудник самоотверженно задержал преступника, невзирая на плачевное состояние своего здоровья, а вы ему две тарелки пюре зажали? В самом-то деле, нельзя так поступать.
– Это я извиняюсь, – с притворной кротостью проговорила Ханна. – Забыла. Непременно исправлюсь.
– Тогда я с чистым сердцем удаляюсь, – благодушно сообщил Деметриуш. – Шольт, веди себя прилично, а то получишь потом от меня с процентами. Ты остаешься?
– Нет, – Анджей тоже встал. – Я в департамент, с отчетом.
– Я в ту сторону.
– Подбросишь?
– Подброшу.
Ханна проследила, как они уходят к стоянке, повернулась и спросила:
– Пюре, рис?
– Гречку, если можно, – вежливо попросил Шольт.
По молчаливому согласию трапезы происходили во внутреннем дворе. В первый раз Шольт съел две трети гарнира и бефстроганов, а оставшееся на тарелке скормил вернувшемуся из школы Йонашу. После этого Ханна начала готовить чуть больше – чтобы хватало и ребенку, и его отцу, который обрел нормальный аппетит выздоравливающего волка.
Они почти не разговаривали: уточнение меню, благодарность, редкое предложение помощи с грязной посудой или передача контейнера с излишком еды для Мохито. Шольт кутался в плед, подаренный волку, бродил в нем через улицу и КПП, вызывая у Ханны сложные чувства – обычно альфы таким образом демонстрировали миру подарки своей избранницы. Судя по всему, Шольт подобную двусмысленность не брал в голову, просто таскал на плечах первую попавшуюся тряпку, в которую удобно помещался лубок. Ни прикосновений, ни словесных заигрываний – ничего подобного.
Размеренное течение жизни взорвал вечер пятницы. Первый звоночек прозвучал в обед, когда Йонаш сказал:
– Пап, сегодня собрание, ты помнишь?
– Да ну его, – поморщился Шольт. – Соври, что я на больничном, плохо себя чувствую, не могу. Потом скажут, сколько денег сдавать, и сдадим.
– Нет, – Йонаш посуровел. – Меня хвалить будут. Ты пойдешь. И оденься прилично. В костюм или парадную форму.
Шольт попытался отбрыкаться, но к разговору подключились Деметриуш и Мохито. Два удара газетой и медвежья нотация вынудили бестолкового отца пообещать, что к шести вечера он будет прилично одет и готов к визиту в школу. Йонаш вручил Ханне контурную карту по географии и умотал в продленку, заниматься в кружке «Умелые руки». Забытый рюкзак остался лежать возле стойки – Ханна нашла его, когда волчье семейство и сотоварищи исчезли из кафетерия. Вечер обещал быть беспечным: по случаю собрания ужин отменился, и Ханна могла отправляться хоть на прогулку, хоть в клуб знакомств.
Без пятнадцати минут шесть, когда схлынул поток посетителей и уличных машин, возле официанта с подносом остановилась пара оборотней. Ханна присмотрелась и вздрогнула. Это были ее родители, которых она настойчиво отговаривала от визита в кафетерий – лучше, мол, когда-нибудь потом. Когда дело окончательно наладится.
Родители рассматривали официанта с неподдельным изумлением. Ханна споткнулась на порожке, зацепившись каблуком, чуть не выбила стекло на двери, и выскочила на веранду с вопросом:
– Почему вы не позвонили?
– Ты хоть бы поздоровалась, – укорила матушка. – Как будто не рада нас видеть.
– Рада, – соврала Ханна. – Очень рада. Просто не понимаю, почему вы не предупредили.
– Ехали мимо, решили зайти.
Отец коснулся стреляных гильз, переворошил, тронул муляж гранаты. Матушка покачала головой и перевела взгляд на плакат «Пирожок – друг оборотня». Ханне захотелось провалиться сквозь землю. И тут произошел, если так можно выразиться, контрольный выстрел.
– Позвольте вас побеспокоить, – Шольт подпер родителей сзади. – Я пройду?
– Да, конечно, – родители расступились в разные стороны.
Ханна была вынуждена признать, что Шольт в белой рубашке с галстуком, даже при накинутом на плечи кителе, выглядит эффектно. Включившаяся подсветка-гирлянда одарила бликами медали, раскрасила лубок.
– Извините, пожалуйста, сын, случайно, рюкзак не у вас оставил?
– Возле стойки, – подтвердила Ханна. – Минуточку, я сейчас вынесу.
– Пап! Нашел?
Йонаш тоже был парадным. Темно-синий костюмчик, ослепительно-белая рубашка, узкий школьный галстук.
– Нашел.
Пока Ханна ходила за рюкзаком, родители каким-то образом догадались, что перед ними офицер, задержавший Магду – меньше надо было трепаться о программе реабилитации. Знакомство было церемонным и теплым одновременно: родители поблагодарили Шольта, расспросили об обстоятельствах ранения, поохали, похвалили Йонаша и пообещали ему пакет домашнего печенья. Того самого, из мясорубки, которое матушка не пожелала готовить вместе с Ханной. Шольт не остался в долгу, наговорил туманно-добрых слов, потом забрал рюкзак и отбыл на собрание вместе с Йонашем.
Ханна смотрела им вслед – Шольт шел легко, цокая подковками на парадных туфлях, дразня движениями крепких узких бедер, а Йонаш топал рядом, держась за его запястье. Родители что-то говорили, но фразы благополучно пролетели мимо ушей. Позже, во время чаепития в квартире, Ханна уяснила, что Шольт родителям понравился. В принципе, интересно было бы рассказать о покойной матери Йонаша и проклятии Хлебодарной, и послушать, оправдают они Шольта или нет. Но интерес был теоретическим, портить наладившийся вечер Ханна не собиралась, поэтому беседа свернула на обсуждение предстоящего юбилея двоюродного дяди и проблем с наследством, возникших у троюродной тети. В итоге Ханну все-таки заставили идти на юбилей – вот почему родители не предупредили о визите, понимали, что она ускользнет.
Глава 27. Поход в кино
– Поедем к нам? – предложила матушка. – Возьмешь с собой вещи, переночуешь, а потом все вместе отправимся в ресторан. Нужно отдыхать, менять обстановку. Ты ездила на природу, превращалась?
– Да, – честно ответила Ханна. – Ездила. На целый день, с компанией. Отлично погуляли.
Она убедила родителей, что приедет в ресторан, не опаздывая и не изобретая предлогов, чтобы игнорировать торжество.
– Не хочу везти платье на вешалке, подол обязательно помнется, придется снова утюжить. Если на мне помнется – тут уже ничего не поделаешь. Судьба. И еще я хотела полежать в ванне. Смотри, какая ароматизированная соль нашлась в запасах. Понюхай!
Матушка понюхала соль, покачала головой, пробормотала: «Баловство» и еще раз напомнила адрес ресторана и время прибытия. Ханна вызвала такси, проследила, как родители усаживаются в машину, и отправилась набирать ванну. Насыпать соль она забыла – размышляла о том, что Шольту идет парадная форма. Почему-то подумалось, как оторопели бы все дальние и близкие родственники, если бы она без предупреждения явилась на юбилей с таким кавалером. Ох, и шептались бы за спиной!..
Ханна едва не заснула в теплой воде – размечталась, разморило. Очнувшись, она потянулась к флаконам и тюбикам, занялась уходовыми процедурами, мысленно выбирая платье, в котором пойдет на юбилей. Не хотелось ничего откровенно-вечернего, но и костюм, сдобренный блузкой с рюшами, тоже не подходил. Искупавшись и укутавшись в мягкий махровый халат, Ханна еще раз перебрала развешанные на плечиках платья и остановилась на темно-вишневом – длинном, глухом спереди, с небольшим вырезом на спине и разрезом на юбке сзади.
«Плащ, такси. Обратно тоже на такси. Черные туфли на шпильке подойдут. Отплясывать я там не буду».
Программу сборов в ресторан Ханна выполнила честно и пунктуально. Около двух часов дня, когда она красила ресницы, от пожарной части раздался вой сирен. Первое время Ханна вздрагивала, а потом привыкла – выезды у пожарных случались по нескольку раз в день, и это далеко не всегда были трагедии. И к горящим мусорным бакам выезжали, и тоже с сиренами – не в пробках же стоять.
В половине третьего, одевшись и надушившись, она вызвала такси. Сотовый телефон зазвонил, когда Ханна запирала дверь квартиры. Удивление – «неужели уже водитель, так быстро?» – рассеялось, когда она увидела высветившуюся на дисплее надпись «мама».
«Не может не проконтролировать. Еду я уже, еду!»
Обратный откат – от легкого раздражения к удивлению – случился через минуту.
– Праздник отменяется, – сообщила матушка. – Ресторан сгорел.
– Как – сгорел?
– Как всё горит? Пламенем. Говорят, началось с кухни, сейчас уже всё здание пылает. Никто не пострадал, персонал успел эвакуироваться. Деньги дяде вернут, но торжество переносится на следующие выходные. А, может быть, вообще отменяется.
Ошеломленная Ханна спустилась к калитке, отказалась от поездки – водитель сообщил ей, что проезжал мимо того самого ресторана, ох и пылает! – и, цокая шпильками, направилась в кафетерий, чтобы выпить кофе и привести мысли в порядок. Всякое в ее жизни бывало, но в такой ситуации она оказалась в первый раз.
Йонаш вбежал на веранду, когда она поставила стаканчик с кофе на столик.
– О, тетя Ханна! – обрадовался он. – Вы мультфильмы любите? У нас билет в кино пропадает. Мохито час назад на вызов выдернули.
– Мультфильм? – переспросила Ханна.
Йонаш тут же вывалил ворох разнообразных сведений – мультфильм как фильм, полнометражный, про кругосветное путешествие кота Филимона, билеты были куплены заранее, и они собирались, но Мохито пришлось уехать, а дядя Казимир, встреченный по пути, идти в кино отказался, сказал, что не любит мультфильмы.
– Вы пойдете?
– А папа?
– Папа тоже пойдет, – Йонаш посмотрел на нее с явным недоумением. – Папу не вызвали, он на больничном, у него рука в лубке.
– Я помню, – чувствуя себя дурой, проговорила Ханна. – Я имела в виду, не будет ли папа возражать, что я…
– Он мне сказал кого-нибудь позвать. Билет пропадает!
В итоге Ханна и волчье семейство – на этот раз одинаково джинсовое – отправилось в кинотеатр, до которого было пятнадцать минут ходу, на машине дольше по улицам кружить будешь.
– Йонаш вас ни от чего не отвлек? – спросил Шольт, когда они шли мимо пожарной части. – Если вы куда-то собирались, а он был чересчур настойчив…
– Я собиралась. На юбилей двоюродного дяди, – честно ответила Ханна. – Но ресторан сгорел.
– Какой?
– «Барсучье логово».
– Скорее всего, подожгли, – сказал Шольт, вынимая из кармана телефон. – Там бильярдная в пристройке, мы туда с облавами как на работу. Вечно у них ночные разборки. А ну-ка…
Он позвонил какому-то Максиму, долго слушал рассказ, потом сообщил Ханне:
– Точно, подожгли. Повезло, что вы за стол не сели, давка была бы приличная, да и дыма наглотались бы, пока выбегали.
Йонаш, умчавшийся вперед и вернувшийся, спросил:
– Где дым?
– Далеко, – отмахнулся Шольт.
Они дошли до кинотеатра – солидного здания с колоннами – потолкались в очереди и заняли свои места на балконе. Йонаш сел между Ханной и Шольтом, и это позволило сосредоточиться на экране. По пути в кинотеатр посещали разные и неожиданные мысли – Ханна думала, что Шольт заметно выше нее, даже когда она на каблуках, а она не самого маленького роста, и в джинсовой куртке он не такой красивый, как в парадной форме, но тоже хорош.
Мультфильм увлек. Ханна переживала за кота, которому пришлось отправиться в путешествие из-за спора с барсуком, переговаривалась с Йонашем и хлопала в ладоши, когда Филимон спасся после кораблекрушения. Выйдя из кинотеатра, они с Йонашем начали обсуждать мультфильм.
– Классно он по пустыне на велосипеде ехал!
– Да! И на оленьей упряжке по снегу. А паровоз какой красивый был!
– Очень! – согласился Йонаш и повернулся к Шольту. – Пап, а тебе паровоз понравился?
– Не видел, заснул, – ответил тот.
– Там же шумно было! – удивилась Ханна.
– Мне ничего не мешает, когда спать хочется, – ответил Шольт. – Мороженое будем?
Йонаш так громко завизжал: «Да!», что на них обернулись прохожие.
В кафе-мороженом волчье семейство отлично знали. Только у Ханны спросили, какие ей наполнители добавить в пломбир, Йонашу сразу выдали три разноцветных шарика, посыпанных тертым шоколадом и орехами, Шольту – белые с мятным сиропом и клубникой. Ханна выбрала пломбир с изюмом и грушевым сиропом, и попыталась оплатить свою порцию, но Шольт так на нее посмотрел, что она беспрекословно спрятала кошелек в сумочку.
После мороженого и чая они прогулялись по вечерним улицам, сделали крюк, не спеша к дому и части. Ханна дважды отдергивала ладонь – забывалась, хотела взять Шольта за локоть здоровой руки – после чего крепко ухватилась за ремешок сумочки, чтобы не допускать навязчивых вольностей.
Сюрприз случился возле Алтарного Парка. Шольт подозвал Йонаша, они пошептались, и через пять минут Ханна стала обладательницей букета из мелких темно-вишневых хризантем – в тон к платью. Рядом с парком всегда стояли цветочницы, но Ханна не ожидала, что сияющий Йонаш вручит ей букет и скажет:
– Это вам от нас! Для хорошего настроения.
Настроение, и без этого бывшее хорошим, стало просто замечательным. Ханна поблагодарила Йонаша, потом Шольта – тот отвернулся – и, улыбаясь и прижимая к себе букет, дошла до калитки. Там они попрощались – волчье семейство отправилось к КПП, а Ханна домой, чтобы поставить букет в вазу.