Безымянное

Довольно быстро я понял, что он не заметил моего появления. Он рассматривал жёлтые чашки. Каждой он посвящал около двух минут. Дойдя до конца «Истории», он вернулся к её началу и стал всматриваться в первую чашку. Я принёс из соседнего зала стул, засунул блокнот в карман и сел. На повторный просмотр у него ушло в два раза меньше времени. Когда он отступил от стола, я встрепенулся, но он перешёл к стене и обратил взгляд к первому из блюд.

Пришёл охранник, я заплатил ему, взял ключи и отпустил его.

К двум часам ночи почётный посетитель моей выставки закончил осмотр зала. Я успел порисовать, найти оставшуюся после фуршета большую бутылку минеральной воды, выпить половину, попереживать, что великий мастер осматривает мои творения, успокоиться, рассмотреть его костюм и аккуратно стриженные короткие седые волосы, попробовать посмотреть на чашки с его скоростью и глубиной внимания, ужаснуться тому, что я счёл возможным их выставить, решить, что всё-таки они не плохи, подремать…

Мастер подошёл к «Истории одной чашки» и остановился перед ней. Что, он ещё раз будет её смотреть? – подумал я, но в этот момент мастер начал кашлять. Он кашлял и задыхался, лицо его покраснело, а я не знал, что делать. Когда он, не переставая кашлять, опустился на колени, я схватил полупустую бутылку с водой и подскочил к нему. Он отдышался, сделал несколько глотков воды, и постепенно его дыхание выровнялось.

Он встал на ноги. Я тоже встал.

И тут он увидел меня.

Мы провели в одной комнате шесть часов, и он только сейчас заметил, что не один. Он вглядывался в меня так же пристально, как в чашки. Я замер. По моей спине текли струйки пота, сердце звонко колотилось, и это были самые долгие в моей жизни минуты. Вдруг мастер заметил за моей спиной название зала. Прочитал, моргнул три раза, опять перевёл взгляд на меня, и по его взгляду я понял, что он понял. И «Историю одной чашки», и мой жизненный интерес, и меня целиком.

Возможно, я стал первым человеком, которого он по-настоящему увидел.

А ещё через секунду – не только мастер вглядывался в меня, но и я в ту ночь глубоко вглядывался в него, – я увидел, что внутри мастера завершился и замкнулся какой-то внутренний процесс. Мастер отвёл взгляд, отступил на два шага и тяжело опёрся на стол.

А я что? Я шумно выдохнул, опёрся ладонями на колени, чтобы хотя бы несколько мгновений передохнуть и не смотреть на него, подышал. Выпрямился.

Мастер стоял, прикрыв глаза, одной рукой всё так же держась на стол, а кончиком пальца другой руки трогал одну из жёлтых чашек, как будто гладил спящего котёнка.

Я набрался смелости и достал блокнот.

– Можно взять у вас автограф?

Он повернул голову на звук моего голоса, открыл глаза. Вспомнил о моём присутствии, сдвинул брови. Посмотрел на блокнот, на меня.

– Автограф?

Может ли он не знать, что такое автограф?

Он – может.

– Да, я бы хотел, чтобы вы расписались в моём блокноте.

Я почувствовал себя идиотом.

А потом мастер склонил голову на бок, и я почувствовал себя экспонатом, покрытым любопытной глазурью.

– Зачем?

Вот-вот. Потом Кан будет говорить: «Просто скажи, почему ты на самом деле этого хочешь», – а я буду закатывать глаза и быть честным с собой и с ним.

Действительно, зачем мне этот автограф?

– Я хочу, чтобы о нашей встрече у меня осталось что-то на память.

– Наша встреча имеет такое значение? – он продолжал вглядываться в меня. Я понял, что он спрашивает серьёзно.

– Для меня – да, – признался я. И пока я думал, как быстро пояснить или с какого края начать рассказывать, почему это так, мастер спросил:

– А для меня?

Я похлопал глазами и нашёлся.

– Наверное, это вам решать…

Он помолчал и кивнул. Протянул руку, я вручил ему блокнот и ручку, он расписался и вернул мне блокнот.

– Где здесь выход? – спросил он.

Я указал на дверь, он двинулся к выходу. Нет, пожалуйста. Сказать, спросить хоть что-нибудь.

– Как вам выставка?

Он замер.

Я думал, что он задумался, отвлёкся и в итоге забыл о моём вопросе, но через несколько бесконечно долгих минут он ответил:

– Я думал, что я что-то понял в жизни, но эта выставка заставила меня в этом усомниться.

И не спеша направился к двери. Я вспомнил, что дверь уже закрыта, и бросился её открывать. Возникла неловкая пауза. Однако, когда я бросил взгляд на мастера, он смотрел мимо меня и сквозь дверь.

Мы вышли.

Из темноты к крыльцу выступил молодой человек в очках, мятой рубашке и слишком длинных для него брюках. Он выглядел очень устало.

– Доброй ночи. Я сопровождаю мастера, – негромко пояснил он прежде, чем я успел удивиться, испугаться и задать вопрос. Я рассеянно кивнул.

Мастер побрёл вперёд. Молодой человек подошёл, тронул его за локоть.

– Нам сюда, нас ожидает машина.

Мастер кивнул и двинулся в указанном направлении. Они скрылись в темноте. Я ещё немного постоял на крыльце, пока шарканье шагов мастера не растворилось в ночи, и вернулся в павильон. Дошёл до зала в середине, где были выставлены «Сумрак», «Свет» и «Дым», постоял там. Вернулся в зал со своими работами. Снял со стола в центре жёлтые чашки, расставил их вокруг на полу, забрался на стол и принялся рисовать. Поспал пару часов – всё на том же столе, дождался работников павильона, пришедших разбирать выставку, позавтракал в кафе поблизости и отправился на совещание.