– Я помню. Я точно помню! Костик, ну, ты чего? У них ещё каждые полгода была…
– Рекламная акция! – закончил за неё Стас и хлопнул в ладоши. – Найти фишку и получи лям. Тогда весь мир сгорал по этим фишкам! Причём, знаешь что, каждые полгода…
– Акции менялись, – перебила Света. – Летние и зимние.
Между Стасом и Светой образовалась общая вибрация. Костю это не могло не побеспокоить.
– Ну, и что дальше?
Света позволила Стасу говорить.
– Короче, каждые полгода у них на фишке было что-то типа связанное с летом или зимой. Там, ёлка или пальма. К примеру. Потом, году в седьмом, компания обанкротилась и чипсы пропали. А у меня друган живёт в Екате, так он прётся от всяких рекламных акций! Он всю эту фигню собирает ради призов. Так он мне как-то заявил, мол, Стасян, я миллионер! Я говорю, с каких это пирогов, а он – не с пирогов, а чипсов! И рассказал, что нашёл фишку с ёлкой. Зимняя акция была, с пятого на шестой год. Я ему: чё, приз получил? Он – не! Я её, типа, сохраню и потом, лет через двадцать, знаешь, в какой цене будет эта фишка? Двинутый человек, в общем.
– Дальше! – потребовал Костя.
– И вот недавно я встретил Свету. Я помню, у «такит» был рекламный лозунг на каждую акцию – «ищи пляж», «ищи ёлку» и т. п. Я подумал, что она из этих, кто собирает. Но ведь «такит» уже нет. Я подумал, а что если компания возродилась? И скоро они появятся на рынке, и тогда фишки будут снова в цене? Миллион-то не лишний!
– Я звоню другану в Екат, говорю, Андрюха! Быстро ищи свою фишку! А раз инфа от меня пришла, то бабки пополам. Ну, он согласился, я приехал в Екат.
– Довольно часто путешествуешь.
– Да батя денег даёт! Вот, я приехал в Екатеринбург. Искали мы с ним эту фишку, искали… нашли. За шкаф закатилась. Продули от пыли, почистили. Но самое интересное, что Андрюха тоже про «такит» ничего не помнит! У кого ни спрошу, никто, ну, никто!
– Так, что, вы получили миллион?
– Нет! Мы искали эту контору. Шерстили интернет, искали старые газеты с рекламами. Хоть какой-то телефон найти. Дырка от бублика! Я вернулся в Пермь, расстроенный. Фишку он мне так отдал, типа, если найдёшь, звони. Сам отдашь, а деньги, как условились фифти-фифти. Я давай искать самостоятельно…
– И тебя завербовали, – подытожила Света. – Потому что ты – нефиксируемый, как и я.
– Вот только тогда до меня дошло. Фирма, производившая эти чипсы «такит», официально никогда не существовала. И чипсов таких не было. Но откуда тогда фишка? – он достал из кармана фишку с ёлочкой. Света взяла её, чтобы внимательно рассмотреть.
– А летом две тысячи пятого, у них был пляж. Осенью того же года вышла книга Анри Тома. Как долго действовала акция?
– По-моему, все полгода. Пока следующая не начнётся, в декабре.
– То есть, в октябре-ноябре, когда были протесты, фишка с пляжем ещё действовала…
Она вскочила, опрокинув стул, и помчалась по коридору.
Ярослава найти сразу не удалось – его как всегда не было в кабинете. Координатор учебной части находился в библиотеке, где решал чужие проблемы – новичок Максим неправильно маркировал сотню книг, и теперь приходилось переделывать. Ярослав, как полагается, накричал на него и лично проконтролировать, чтобы парень всё сделал сам.
– Ярик! – взволнованная Света подбежала и откинула чёлку. Такое обращение ввело Максима, привыкшего называть координатор по имени-отчеству, в ступор. – Есть разговор.
– По поводу курсовой?
– Нет, по… – тут она поняла, что имел в виду Ярослав. Ни о какой курсовой она и не слыхивала. – Да, курсовой.
– Идём. А ты смотри у меня! – пригрозил он, напоследок, Максиму.
В своём кабинете, он запер дверь изнутри, усадив Свету напротив.
– Начинай.
– Вот, – она подала фишку с ёлочкой. Вкратце пересказала историю Стаса.
Повертев в руках фишку, Ярослав ухмыльнулся, хекнул. Протянул фишку обратно.
– Боюсь, что поздно.
– Что поздно?
– Хит Пик! Имя о чём-нибудь говорит?
– Что-то слышала… это какой-то миллиардер?
– Вот она, моя Клюквочка! – расплылся он в улыбке. – Люблю нефиксируемых – с ними сложнее, но намного интереснее. Да, это миллиардер. Жил он на земле американской, в городе Нью-Йорк до две тысячи седьмого года. Урождён был как Джеффри Пиклз. Нефиксируемый неагент, или, как называют их наши бюрократы, NN. До девяносто третьего года, – Ярослав прошёлся по кабинету, запустив руки в карманы, – был обычным страховщиком. Пока не стал носителем. Тогда его и заприметила «Полярная Звезда». Как обычно поступают с нефиксирумыми?
– Или покупают, или закрывают, или вербуют.
– Молодец, пять! Пиклза купили, – он добавил негромко: – Как и ещё одного человека, о котором мы не будем сейчас говорить, – и продолжил весело и бодро. – Решил тогда Джеффри Батькович Пиклз основать свою компанию. Знал, что ещё дедушка из Канзаса был фермером, да только не заладился бизнес – вытеснили конкуренты, а землю продали за долги. Решил он дедов бизнес продолжить. Так появился магазин «Пиклз Фуд». Сначала маленький магазинчик, а, к девяносто пятому году, и целая сеть. Помнишь, наверное, логотип? Такой банан в кружочке, в тёмных очках.
– Погодите-ка… помню! Или это хиндсайт?
– Должна помнить, потому что я тоже помню. Джеффри не особо блистал умом, и наши коллеги из Нью-Йорка считали его надёжным приобретением. Однако мистер Пиклз был не так-то прост. Он начал нанимать таких же NN. Заокеанское отделение не сразу обратило на это внимание. Это было ошибкой, – Ярослав приземлился за стол и постучал пальцами по столу. – Всё шло хорошо, бизнес рос, благодаря поддержке «полярников». Пиклз понял, что продавать скоропортящиеся фрукты с овощами невыгодно, и перешёл на то, что подолгу лежит – леденцы, шоколадные батончики, газировку и, конечно, чипсы. В том же девяносто пятом появилась марка «Take-it». Не только для чипсов, но для шоколадок и прочей ерунды. Почти десять лет марка была не особенно популярна, пока не выстрелила в две тысячи пятом. Причём, на всех континентах. Но! – Ярослав подался вперёд. – Самое важное произошло до этого. Отмотаем время на пять с половиной лет назад.
Света представила себе новогодний Манхэттен. Главную рождественскую ёлку на Рокфеллер-плаза, как в фильме «Один дома 2». Снежинки, кружащие над авеню, и жёлтые такси, куда-то спешащие несмотря на праздники. Утром первого января, тридцатилетний миллионер, без пары долларов на счету миллиардер и без пяти минут Хит Пик, неспешно брёл по сорок восьмой улице, бороздя ногами лёгкий снежный настил. Первый день нового года – непокорного новичка в ряду стариков, что начинались на единицу и девятку, года, что сменил все четыре цифры – был датой не просто уникальной, а магической. Наибольшее количество нулей за последние тысячу лет – это вам не шутки. Да и сам Джеффри Пиклз решил теперь больше походить на ноль. Побриться налысо, сменить имидж. Тогда, глядя в чистое небо утреннего Манхэттена, он решил изменить имя на Хит, а из фамилии выбросить лишние буквы. Первого января двухтысячного года родился новый человек. И этот человек задумался – почему бы ему не изменить Мир?
– Второе роковое событие в жизни Хита случилось позже, на двадцать месяцев и десять дней. Если понимаешь, о чём я.
– Подожди-ка… одиннадцатое сентября?
– В точку. Хит изменился. Богатеи в пиджаках и с кирпичными мордами тогда выходили из моды. Пошла мода на новый образ миллиардера – современный, активный, демократичный, открытый для всего нового. Больше никаких лимузинов и пиджаков – майка, джинсы, блестящая лысина… и личный вертолёт. Хит начал больше мелькать на публике, его приглашали в телевизор, на выставки, презентации, даже на выпускные.
– А я свой выпускной пропустила, – печально отметила Света.
– Ничего, мы тебе устроим такой выпускной, закачаешься! Так вот, Хит стал чем-то вроде кумира молодёжи. Устраивал вечеринки на личном острове, а деньги с этих вечеринок отдавал в детские дома. Где он только ни мелькал! Только и слышно было из каждого утюга: Хит Пик, Хит Пик… теперь уже мало кто это помнит, ясно почему. Хит был как любимчик в семье. Хочешь заводик? На тебе, золотце. Хочешь своё телешоу? Да пожалуйста!
– Что он такого знал?
– Информация в Доктрине делится на семь уровней секретности. Наивысший – седьмой. Кстати, Маша владела тайной пятого уровня, – печально добавил Ярослав. – Хит – шестого. Что там, не знаю даже я. Выше пятого ни разу не поднимался. И вот случилось «девять-один-один».
Воображение Светы нарисовало два дымящихся небоскрёба. Символы Нью-Йорка. Башни-близнецы. Сколько теорий заговора наплодила эта история! Как изменила Мир эта трагедия. Самолёт врезается в башню. Какие-то мгновения, и башня складывается будто карточный домик, утопая в облаке пыли. Свете было семь. Уже год и почти месяц как не было папы. Она смотрела это по телевизору, по всем каналам, ничего не понимая. Не было слёз, только неверие в происходящее. И странное чувство, будто мир сошёл с ума.
– Это боевик? – спросила она маму.
– Нет, дочь, – ответила побледневшая Валентина. – Это на самом деле.
Света мысленно пересекла годы, чтобы вновь оказаться в кабинете Ярослава.
– Он кого-то потерял?
– Только доверие к своим покровителям. Но даже если бы потерял, это бы ничего не изменило. Хит Пик задумал обрушить Доктрину. Для него она стала как Матрица из одноимённого фильма. Конечно, Хит не мог бы назвать себя Нео и начать прыгать по небоскрёбам. Один только намёк на связь с врагами Доктрины, и он потерял бы не только покровителей, но и жизнь. Однако у Хита были деньги! И связи. А ещё популярность и острый ум.
– Ярик, давай ближе к делу. Хит был связан с Анри Тома?
– Как теперь выясняется, да! – он подбросил и поймал фишку. – Но что толку? Много воды утекло. Хит ушёл с концами. Бежал, скорее всего, в другой Мир. Самое смешное – он сам себя выдал! В две тысячи седьмом, в баре, под шофе, проболтался, что имеет зуб на Доктрину. И рухнула его империя!
– Словно карточный домик, – задумчиво добавила Света.
– Если быть точным, её обрушили. Сначала обронили акции. Потом изъяли продукцию из магазинов. Любое воспоминание об эксцентричном миллиардере стёрли. Компанию раздербанили «южане» и «полярники», активы распродали за бесценок. Отняли всё, вплоть до коврика и тапок. Не достался никому только сам Хит.
– Подожди, а причём тут одиннадцатое сентября?
– Помнишь Лувр? Пространственная техника «тёмная комната». На уровне альфа – музей. На уровне бета – пространственный узел. Всемирный торговый центр был такой же «тёмной комнатой», только там были резиденции «полярников» и «южан». В южной башне – «полярники», в северной – «южане».
– А почему не наоборот?
– Хе! Вот ты умная! – он усмехнулся, запрокинул голову, оглядев потолок, но через полминуты посерьёзнел. – Это был своего рода обмен ферзями. Зато после, напряжение пошло на спад. На какое-то время.
Свету ужасало, с каким циничным спокойствием это рассказывает Ярослав. Но чуть позже она поняла – за девять лет он успел пережить и шок, и терзания.
– В девяносто девятом, «южане» напали на бункер. До этого, мы разгромили их университет на Амазонке.
– И ты… тоже в этом участвовал?
– Ага. И Кеннеди я убил. Включай мозги, Клюква! Это сделали наши коллеги из Латинской Америки. Под «мы» я всех «полярников» имею в виду.
– Вы ничем не лучше «южан».
– Вот оно, начинается! Так говорят только «спруты». Мы боремся за отмену полной вербовки. «Южный Крест» использует её в девяноста процентах случаев. Они вырывают людей из жизни. Мы позволяем работать на Доктрину, не разлучаясь с близкими и друзьями. Мы – за Реформу. «Южане» хотят вернуться к дореформенным порядкам. Чувствуешь разницу? – он откинулся на спинку кресла, повертелся, поглядел в искусственное окно. – В чём-то ты права, Клюква. Мы не лучше. Но если бы мне дали пушку с одним патроном и спросили, кого бы я застрелил – нашего «спрута» или «южанина» -реформиста, я бы разрядил обойму в нашего. Без раздумий. Ладно, Свет, не заморачивайся! – он кинул ей фишку. – Иди лучше отдыхать.
Быстро идя по коридору, сжимая в руке фишку, Света не думала об отдыхе. Она испытывала странный коктейль переживаний – с одной стороны, жгучую ненависть к Игре. С другой – и оно было настолько сильным, что Света остановилась у стены, чтобы отдышаться – воодушевление, которое некоторые эзотерики называют инсайтом. Она видела самолёты, небоскрёбы, океаны, подводные лодки, ракеты, спутники, радары, солдат, марширующих по столичным площадям, под барабанную дробь, орлов на гербах, орлов на древнеримских стягах, мечи, копья, дубины, форты, замки, пушки, ядра… оружие. Весь человеческий прогресс был заточен на господство одних группировок над другими. В оружие превращались даже музыкальные инструменты, что изначально дарили радость. Еда – оружие, дети – оружие, слова – оружие, Энергия – оружие, время – оружие. Всё ради власти, а власть как самоцель.
Тут до неё дошло, что она лежит на полу, а Георгина и двое парней из управления матрицами приводят её в чувство. Почему она лежала здесь, около управления? Наверное, потому что направлялась туда. Зачем? Сама не помнила. Но это было что-то важное. Как первое января двухтысячного года.
Глава 3
«Как страшно! Как же страшно, Господи!» – почти никому она в этом не признавалась до двадцати лет. Непроницаемый ужас, который она испытывала в те редкие моменты, когда снаружи в ней видели стальную леди, был её главной тайной последних четырёх лет. С того самого инсайта и до последнего дня в СУАНе, который здесь называли выпускным. Она выковала в себе стальную леди с волосами, убранными в тугой хвост, одетую в блестящий серый пиджак. Леди со взглядом прищуренных глаз, рассекающим душу напополам. Она стояла возле трибуны, на огромной сцене. За её спиной был чёрный фон. Перед лицом – бескрайняя пустынная равнина, гладкая, словно по ней прошли утюгом, в которой, поднимая пыль, собирались «хаммеры». Сотни «хаммеров». Они выстраивались рядами и шеренгами. Перед ней. Не для того, чтобы убить, а для того, чтобы дать приветственный залп. Она оглянулась на мужчину, стоявшего за трибуной. Старого мужчину в синем берете, круглых тёмных очках, с ямочкой на подбородке и двумя золотыми зубами. Мужчина кивнул. Она подняла правую руку, раскрыв ладонь.
«Страшно».
Такой она увидела себя через четыре года. В этом был её инсайт. Им она собиралась поделиться с подругой. Поделиться, чтобы сказать: «Нет, я не хочу! Потому что мне страшно. Я боюсь… самой себя. Что из воина света стану воином тьмы. Я не хочу носить пиджак и тугой хвост, и рассекать души. Я хочу быть собой! Простой Светой Калининой из Старого Оскола».
Ей снова было шестнадцать, а страшный сон закончился. Георгина и парень из управления матрицами, по имени Брайан, уложили её на нижнюю кровать, чтобы снова не закружилась голова. Нильсин – хозяйка кровати – была не против.
– Ты чего? Ну, ты чего, а? – Георгина сидела на корточках рядом со Светой, гладя по голове. – Я так перепугалась!
– Да всё хорошо Георгин, просто… – она не знала, что сказать. Глянула на Брайана, улыбнулась.
– Я принесу воды, – сказал он по-английски.
– Не стоит, я в порядке, – на том же языке, ответила пострадавшая. Брайан пожал плечами и ушёл, а Света, как только стало лучше, села и пригласила подругу. – Я сон видела. Вообще, такой страшный! – она заметила, что переняла у Георгины любимое слово – «вообще» – и хохотнула. Взяла подругу за руку. – Ну, как тебе работается?
– Вообще отлично! Главное, ты как? Когда в последний раз ела?
– Не помню. В обед, наверное.
О случае забыли к утру, даже его виновница. Однако сон было так-то просто не вытравить из головы. Света чувствовала, что он останется с ней навсегда. Как нон-фикс – воспоминание, которое невозможно стереть. Только о будущем.
На лекции по айярологии, Света обратилась к учительнице:
– А возможны ли предсказания? Предвидения?
В аудитории посмеялись, но учительница сочла вопрос уместным.
– Во многих культах действительно верят в предсказания. Научная парадигма пяти Миров, и прежде всего, наука Мира Металла – самая передовая – отрицает возможность видеть будущее. Но не ментальное воздействие, которое нам уже известно как тонкая техника танху́м.
– А если танхум исключить?
– Тогда остаётся самое простое – самовнушение, – развела руками учительница. – Вы что-то видели, Светлана? Поделитесь!
– Нет, я-то ничего. Подруга интересуется.
«Возможно ли, что я видела себя в будущем? – задумалась Света. – Кто меня запрограммировал? Я сама? Или это был просто сон? Где все мои страхи сложились в одном месте. Нет. Не все. Есть ещё один страх, – она вспомнила раненого кита. – Это мощнее. А тот мужик, с подбородком? Кто он? Да нет, он уже, наверняка, умер. Сколько лет прошло?»
– Светлана, вы записываете? – отвлекла учительница.
– Ах, да, простите!
С того дня, она стала чаще гулять с друзьями по лесу. Август нужно было успевать ловить, пока он не перерос в сентябрь. «Ка-тет» пополнился ещё одним человеком – Стасом, который сразу же всем понравился и перетянул на себя основное внимание. Сначала Света ревновала, но позже поняла, насколько это спокойно – оставаться в тени.
С каждой новой прогулкой, она заново открывала для себя лес. Одну не отпускали – всегда были рядом или Дима, или Георгина, Ленка Пилон или кто-то ещё. Иногда гуляли вдвоём, а иногда и всемером. Но всякий раз, неизменно, Света проходила всё дальше от единственной постоянной двери. С каждой прогулкой она отмечала новый рубеж – вот просека, вот раздвоившаяся сосна, похожая на букву «V», малинник. Четвёртым рубежом был ручей. Игривый, шальной, извилистый, будто из сказки. И такой холодный, что, попробуй его кристальную воду на ладошки, мгновенно застынут зубы. Такое вкусное крестьянское «мороженое». Но жара две тысячи десятого подходила к концу. Наступали холода и дожди. Дальше ручья Света уже не уходила, и чувствовала, что в этом году не придётся.
В начале сентября, появился новый факультет – военная история. Света, впервые увидев объявление на доске, тут же загорелась идеей. Но Ярослав был против.
– У тебя и так уже три факультатива: танцы, айкидо и журналистика. Ты уж выкинь что-нибудь одно!
– Журналистику нельзя – это мой будущий хлеб. Айкидо – стиль моей жизни.
– Остаются танцы!
Печально вздохнув, она согласилась.
– Чё, так и сказал? – хмыкнула Ленка. Три подружки сидели в столовой, попивая какао. – Я на пять факов хожу.
– Пять?!
– Не считая пилон.
– Не счи… А как ты время находишь? Да как ты силы находишь, вот что интереснее!
– Люблю, – она пожала плечами.
– Я бы не смогла. Шесть факультативов! А как же правила?
– Да кто им следует? В СУАНе делай, что хочешь. Ярик не хочет, чтобы ты перенапрягалась. Он тебя готовит в…
– Лена! – перебила Георгина. – Папа же просил.
– Куда? – Света подалась вперёд и оставила кружку. – Куда он меня готовит?
– Забей, – Ленка махнула рукой.
– Ха! «Забей». Офигеть! Затравила, а теперь… давай, признавайся, что там за планы на меня? – стало обидно. Света ощутила себя куклой в чужих руках. Готовить человека без его ведома звучало как быть курицей, которую готовят к ужину. – Ярик вообще какой-то стал. В последнее время. Георгина, извини, что я так про твоего папу.
– Ничего. Его многие в универе не любят. В общем, он готовит тебя к миссии, – подруга резко поставила кружку на стол и отвернулась.
У Светы похолодела спина.
– К… какой ещё миссии?
– Ладно, расслабься, мы пошутили! – неискренне захохотала Ленка Пилон. – Так ведь? Нет никакой миссии, не бери в голову!
– Капец, началось. Тайны, интриги, заговоры, кругом все что-то скрывают! Я одна последняя всё узнаю! Нет, я, конечно, привыкла. Но вы-то! Вы – мои лучшие подруги, нет?
– Только давай не будем обижаться, ладно? – попыталась успокоить Георгина, но сделала только хуже. – Понимаешь, – она снова отвела взгляд. Кроме них и продавщицы, в зале столовой не осталось никого, и всё же Георгина была напряжена. – Давайте пойдём.
Девушки собрались в комнате, где жила Света. Все три подружки уселись на кровать Георгины. На большом экране падали снежинки в сосновом бору – фон, который поставила Нильсин, напоминавший о родной Швеции. Вид зачаровал и, на время, отвлёк Свету от мыслей о предстоящей туманной миссии.
– Папа заметил, как хорошо ты владеешь мягкой силой. Он решил, что ты подходишь, – Георгина не знала, как сформулировать, однако чувствовалось: это не оттого, что правда слишком неудобная. Она и сама не знала деталей. – Как бы сказать? Ты подойди к нему сама и спроси. Только не говори, что мы проболтались!
– А вот скажу! Не отвертитесь, мыши тихушные. Что за мягкая сила? Для чего я подхожу?
– Это то, что ты показала на дороге в Пе́ррине. Мы называем такое мягкой силой, когда оружие врага направляют против него.
– И?
– Он думает использовать твой талант. Не просто так он открыл факультет военной истории.
– Хочешь сказать, специально для меня?! Офигеть, – она не знала, то ли злиться на Ярослава, то ли боготворить.
– У нас как? Даже если один ученик – факультет всё равно живой. Вон, для Ленки аж отдельный зал открыли для пилона! Ух, и повезло ж тебе, – она игриво толкнула Ленку. Та увернулась и ударила подушкой. – Ты тогда она занималась? Как долго?
– Месяц.
– На военку уже трое записались, так что одна не будешь, это точно! Мы с Леной тоже практикуем мягкую силу, но как ты это делала, – Георгина покачала головой, выдавая нескрываемое восхищение. – Трудно было?
«Ужасно, – хотелось признаться. – Я была на пределе возможностей. Но раз уж вы так со мной…»
– Нет! Вообще легкотня! Я даже не поняла, как всё получилось.
Ленка с Георгиной переглянулись.
– Защекочем её до смерти? – предложила Пилон, и девушки набросились на Свету.
– Стойте, стойте!!! – еле отбилась та, прерывисто хохоча и ловя воздух. – Ладно, это было трудно! Очень трудно. Охрененно трудно! Довольны?
– И всё таки, это было классно! – Ленка вытянула ноги и руки. – Я бы ещё раз там побывала. В Перрине.
– С дуба рухнула?! – возмутилась Света. – А я больше никогда. Ни в жизнь!
– Да она шутит, – ответила за подругу дочь Ярослава. – В общем, папа хочет тебя саму к этому подвести. Он, вообще, любит это слово – «подвести». Когда тебе, вроде, не приказывают, но ты сама к чему-то стремишься. Понимаешь, Клюква, он – манипулятор. Это у него уже профдеформация.
– Чего-чего? – спросила Ленка.
– А почему не сказать прямо? Почему он не подошёл ко мне и не сказал, мол, Света, давай развивать софт-пауэр? Нет же!
– Мы тебе этого не говорили.
– Да поняла я, поняла! – Света оглядела сначала Ленку, потом Георгину, осознав, что больше не злится. Наоборот, испытала невыразимую любовь и этим двум таким разным девчонкам – Солнцу и Луне. Захотелось обнять их, потискать, защекотать и повалить на пол, будто им всем по восемь лет. Света лишь улыбнулась, искренне, хоть и сдержанно. – Спасибо вам. Я буду играть свою игру. Жура, только не говори своему папе. И ты, Ленка, тоже. Никому.
– Так, – дочь Ярослава в шутку сделала злое лицо. – Кто-то сейчас огребёт за Журу.
«И началась эпичная битва! И пух от подушек полетел столбом», – примерно так Света описала бы тот вечер, если бы всё ещё вела дневник.
Снова поглядев на снег, она поняла – всё проходит. Всё тает. И миссия тоже пройдёт, и сама жизнь. Остаётся только одно – наслаждаться моментом. Она вспомнила утро двадцать девятого декабря, в парке, когда, раскинув руки и кружась, управляла снежинками. Как же быстро пролетело время от снежинок до пуль! А что будет дальше? Как скоро придётся управлять «хаммерами»? Людьми? Армиями. Государствами. Это было не важно, потому что рядом, на полу, похожие на чудо в перьях, валялись её лучшие подруги. И это было здорово. Это было главное.
Дни пролетали каскадом, и каждый день Света узнала что-то новое. Если это не было счастьем, то чем-то очень на него похожим. Рядом были подружки, рядом был возлюбленный. Её любили, ценили, даже Стас боролся за её внимание.
«Может, это сон? – думала она. – Может, я в сумасшедшем доме, а всё это мне грезится?»
Нет. Реальность была смелее всякой фантазии. Она позволяла ощутить вкус натурального какао и свежего кофе с молоком. Такого кофе, какого Света не пробовала никогда в жизни. Агенты, часто приходившие с альма матер, часто приносили гостинцы из разных стран, в том числе и лучший кофе.
Но никто не приносило такого наслаждения как чистая Энергия, проходящая по венам, циркулирующая по телу, пронизывающая от кончиков пальцев ног до макушки, словно мороз первого января – колючий, но не опасный.
Ленка учила управлять Энергией, делилась тем, чего не расскажут на айярологии.
– Энергия как тот же пилон. Не ты управляешь ею. Ты сама танцуешь вокруг неё, даже когда сидишь неподвижно в позе лотоса.
Она учила создавать купол, что не пробьёт ни пуля, на танковый снаряд. Дима учил обращаться с оружием, и на занятиях с Димой Света оказывалась по другую сторону обороны. Костя и Стас день ото дня штурмовали небо, пусть и виртуальное. Ярослав делал всё, чтобы Света не грустила, не чувствовала себя одинокой, постоянно поручая задания – то отнести учебники, то посчитать, сколько человек в аудитории, то перебрать курсовые. Такие задания не раздражало, а напротив, расслабляли, давая возможность отдохнуть от общения, предаться мыслям под монотонный труд.
Но, как и всё хорошее, дни забот, на которые, как бусины на нить, были нанизаны минуты счастья, подошли к концу.
– Через неделю состоится новое заседание Доктринарного суда, – вместо приветствия объявил Ярослав, когда Света вошла в кабинет. – Решающее.
– Да как так, Ярослав Матвеич? Новый год же скоро.
– Доктрина праздников не знает. Я пытался уговорить судью, но без тебя заседание не состоится.
– Снова в клетку?
– Да. Но не бойся! Руки связывать не будут. Есть и приятная новость, – он улыбнулся, и Света узнала того самого Ярика. – Доказали! Хех! Это вот такенный булыжник на нашу чашу весов.
– Что доказали?
– Была «Муха»! Гранатомёт, в смысле. В багажнике у Киселёва и Дудько.
– Ох, круто! – легче от новости не стало. – А меня-то оправдывают?
– Этого не знаю. Но мы постараемся!
Тридцать первое декабря – не день для таких мероприятий. Зал суда на украшали ни гирляндами, ни ёлочками. Ни снежинки на болотной каменной стене. Света вновь сидела в клетке, ставшей теснее. Вновь наблюдала зал, который словно уменьшился за полгода. Как и обещали, руки оставили свободными. Больше не было ни страха, ни смущения, ни чувства брошенности. За спиной был СУАН. При худшем исходе, никуда не денутся счастливые дни. Или…
Света вдруг испугалась, что на этот раз всё закончится плохо. Ярослав был адвокатом – это прибавляло ему веса. Вот только у него больше было карт-бланша, как в тот раз. Если старичок, забавно смягчающий букву «с», решит, что Света виновна в превышении самообороны, она никогда больше не увидит ни друзей, ни маму. Не будет ничего, кроме стен «жёлтого дома».
Обвиняемая была одета в синий брючный костюм, делавший её более взрослой. Что красный галстук на белом фоне, что синий в этот раз, тоже были частью игры, знаками для судьи. Что они означали, вряд ли знало больше двух человек.
Киселёв и Дудько лично присутствовали на заседании. Света, наконец-то, могла снова увидеть их лица. Невозмутимые, надменные. Уверенные, что они – жертвы и победители. Мужчины негромко переговаривались и смеялись. Обвиняемая сверлила их исподлобья. Те на неё смотрели как на вешалку.
Игра началась. Опять унылая вводная часть. Перечисление по тысячному разу каждой детали событий. Заседание обещало быть таким же скучным, пока в дело не вступила свидетель обвинения – госпожа Симагина.
– Она не просто виновна! Она – шлюха! Самая натуральная шлюха! Знаете ли, Ваша честь, как она провела три дня до инцидента? Уважаемый суд, обвиняемая провела их во грехе. Сначала лишилась девственности на вечеринке у своей подруги, а затем переспала со свидетелем защиты Константином Смирновым.
– Это ложь! – не удержался Стас, поднялся и обматерил Симагину последними ругательствами, самым мягким из которых было «овца».
– Свидетель защиты, сядьте! – ударил молотком судья.
– Вы не слышите, что она хрень несёт?! Это даже к делу не относится!
– Обвиняемая, это правда? – обратился судья.
– Отчасти, – Света рассказала, как было. – Я не жалею, что была с Костей. Он любит меня и… мне было хорошо. Но почему это важно? Как это влияет на инцидент?
– Так, вопросы здесь – моя прерогатива, – судья усмехнулся, сдвинув очки на край носа. Отчего-то, стало теплее – это был добрый знак. – Выходит, на вас наговаривают?
– Так точно, Ваша честь!
– Я выношу замечание вам, свидетель обвинения Симагина и вам, свидетель защиты Тихомиров, за неуважение к суду.
Почему это было важно? Ответ не заставил себя ждать.
– Смирнов рассказал вам правду о вашем отце, верно? – Света подтвердила. – Причиной этому, как я понимаю, стала установившаяся между вами эмоциональная связь. Согласны ли вы, что эта же причина могла вызвать у Смирнова искажённое субъективное восприятие опасности в тот момент, когда он заметил автомобиль?
– …Но ведь… наличие опасности дока… – она заметила, как Ярослав мотает головой. – Согласна.
«Дура, что же я наделала?! Сама себе вырыла яму».
И всё же, это было правильно. Это было частью игры. По легенде, которую тщательно хранила сторона защиты, Света не могла знать о наличии доказательства. «Муха» должна была появиться в самый последний момент.
Опять перебранка. Опять обсуждение светиной личной жизни. Под кожей будто ползали жуки.
– Ваша честь! Извините, что прерываю! – поднялась она со скамейки и подошла вплотную к решётке. – Вы сказали «искажённое субъективное восприятие». Правильно ли я вас поняла? Что вы имели в виду?
– Я имел в виду, – судья снял и протёр очки, – что Смирнову могло показаться.
– Минуточку, но вы не так выразились. Вы сказали «искажённое субъективное восприятие». Это не то же самое, что «показалось».
– Вы придираетесь к словам.
– Она права! – вступился Ярослав. Обернулся на Свету и подмигнул. – Прошу вас, Ваша честь, дайте определение понятию искажённого субъективного восприятия. Что вы имели в виду, когда задали вопрос обвиняемой?
– Я не могу дать определение, это вне моей компетенции.
– Значит, вы нарочно ввели в свою речь термин, значения которого не знаете, не будучи в курсе, знакома ли в термином обвиняемая? Не считаете ли вы, что ответ, данный обвиняемой, не может быть искренним в виду того, что сам вопрос был ею не понят?
Это был ход ва-банк. Или судья сочтёт такой выпад неуважением к суду, или признает свою ошибку, что было бы чудом.
– Обвиняемая, переформулирую свой вопрос: «Согласны ли вы, что Смирнову, по причине эмоциональной связи с вами, могло показаться, что вам угрожает опасность?».