Kostenlos

Что есть истина

Text
Als gelesen kennzeichnen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

Учение о понятии

Понятие есть субстанциональная мощь и целостность, в которой каждый момент понятия положен как нераздельное с ним единство. Понятие в своем тождестве с собою есть в себе и для себя определенное.

В рассудочной логике понятие рассматривается как общее представление, считается сущим и самостоятельным в своей непосредственности; рассматривается как бессодержательная форма субъективного мышления.

В диалектической логике понятие содержит внутри себя, как снятые, все прежние определения мысли. Оно рассматривается как бесконечная, творческая форма, заключающая внутри себя все содержание. Понятие всецело конкретно, поскольку содержит внутри себя в идеальном единстве бытие и сущность. Так как различные ступени логической идеи могут рассматриваться как ряд определений абсолютного, то определение абсолютного, которое полагается в диалектической логике, – абсолютное есть понятие.

Поступательное движение в понимании понятия представляет собою развитие, так как различенное непосредственно полагается как тождественное, тождественное с целым, и определенность полагается как свободное бытие всего понятия, как то, что уже имеется в понятии. Так логические определения, определения бытия и сущности обнаруживаются как понятия.

Истинность логических форм понятия и содержания понятия должна быть предметом исследования.

Понятие как таковое

Понятие как таковое содержит в себе: 1) момент всеобщности, как свободного равенства с самим собою в ее определенности; 2) момент особенности, определенности, в которой всеобщее остается равным самому себе, и 3) момент единичности, как рефлексии внутрь себя определенностей всеобщности и особенности, отрицательное единство с собою, которое есть в себе и для себя определенное и вместе с тем тожественное с собою или всеобщее.

Единичность не есть непосредственная единичность в том смысле, в каком мы говорим об единичных вещах или людях; определенность единичности появляется впервые лишь в суждении. Каждый момент понятия сам есть все понятие, но единичность, субъект, есть понятие положенное как целостность.

Рассудок преподносит мышлению понятие как абстрактную всеобщность и определяет понятие как общее представление. Говорят согласно этому, о понятии цвета, растения, животного и т. д. Считают, что эти понятия возникли благодаря тому, что опускается все особенное, отличающее друг от друга различные цвета, растения, животные и т. д. Сохраняют то, что у них есть общего. Но всеобщее понятия не есть только нечто общее, которому противостоит особенное, обладающее своим собственным существованием. Скорее всеобщее есть себя обособляющее (само себя специфицирующее), остающееся у самого себя в своем другом. В высшей степени важно, как для познания, так и для практического применения и использования, чтобы мы не смешивали лишь общее с истинно всеобщим, с универсальным. Так человек, как таковой, как всеобщий, должен быть признан в его бесконечной ценности и его бесконечном праве. У Руссо говорится, что законы государства непременно должны иметь своим источником всеобщую волю, но они вовсе не обязательно должны быть потому волей всех.

Следует отметить, что вовсе не мы образуем понятия, и что вообще понятие вовсе не должно рассматриваться как нечто возникшее. Понятие не есть только бытие или непосредственное, а в него входит также и опосредствование; последнее лежит в нем самом, и понятие есть опосредствованное через себя и самим собою. Было бы превратно принимать, что сначала предметы образуют содержание наших представлений, и что уже затем привходит наша субъективная деятельность, которая посредством вышеупомянутой операции абстрагирования и соединения того, что обще предметам, образует их понятия. Понятие, наоборот, есть истинно первое, и вещи суть то, что они суть, благодаря деятельности присущего им и открывающегося в них понятия. Понятие, есть та бесконечная форма, или свободная творческая деятельность, которая для своей реализации не нуждается в материале, находящемся вне вещи.

Понятие целиком конкретно, потому что отрицательное единство с собою, как определенность в-себе и для-себя, которая есть единичность, само составляет свое соотношение с собою, всеобщность. Поэтому моменты понятия не могут быть отделены друг от друга. Рефлективные определения должны быть понимаемы и иметь значение каждое само по себе, отдельно от противоположных определений. Так как в понятии их тождество положено, то каждый из его моментов может быть понят непосредственно лишь из других и вместе с другими.

Всеобщность, особенность и единичность, взятые абстрактно, суть то же самое, что и тождество, различие и основание. Но всеобщее есть тождественное с собою с явно выраженной характеристикой, что в нем вместе с тем содержатся также и особенное и единичное. Особенное, далее, есть различенное или определенность, но оно таково в том смысле, что оно всеобще внутри себя и есть как единичное. Единичное точно так же должно пониматься так, что оно есть субъект, основа, содержащая внутри себя род и вид, есть само субстанциальное. Понятие – положенная нераздельность моментов в их различии. Такова ясность понятия, прозрачность его, которая не нарушается и не подвергается сомнению никаким различием. Понятие есть всяческая определенность, но так, как эта определенность есть в своей истине. Понятие есть конкретное, и именно целиком конкретное, есть субъект как таковой. Абсолютно конкретное есть понятие, поскольку оно существует как понятие, отличающее себя от своей объективности, которая, однако, несмотря на это различение, остается его объективностью. Всякое другое конкретное, как бы оно ни было богато, так внутренне не тожественно с собою и поэтому не столь конкретно само по себе, менее же всего конкретно то, что обычно считают конкретным—внешне связанное многообразие. То, что иногда также называют понятиями и даже определенными понятиями, например человек, дом, животное и т. д., суть простые определения и абстрактные представления, – суть абстракции, заимствующие от понятия лишь момент всеобщности и опускающие особенность и единичность. Они не получают развития в направлении этих моментов и, следовательно, абстрагируются как раз от понятия. Момент единичности только впервые и полагает моменты понятия как различия, так как единичность есть отрицательная рефлексия внутрь себя понятия, и поэтому единичность есть, прежде всего, свободное различение понятия как первое отрицание. Этим полагается определенность понятия, но определенность как особенность, т. е. положено, что различные моменты, во-первых, обладают в отношении друг друга лишь определенностью моментов понятия, и, во-вторых, положено также и их тождество, положено, что одно есть другое. Эта положенная особенность понятия есть суждение. Обычное разделение понятий на ясные, отчетливые и адекватные касается не учения о понятии, а психологии. Под ясными и отчетливыми понятиями разумеются представления. Под ясным представлением разумеется абстрактное, просто определенное представление, а под отчетливым – такое представление, в котором, однако, выделен еще какой-нибудь признак, т. е. какая-нибудь определенность, которая служила бы указанием для субъективного познания. Нет более красноречивого признака внешнего характера и упадка логики, чем эта излюбленная категория признака. То, что называется адекватным понятием, больше намекает на подлинное понятие и даже на идею, но оно также ничего другого еще не выражает, кроме того формального обстоятельства, что понятие или представление соответствует своему объекту, – соответствует внешней вещи.

Соответствующее понятию различение и определение понятия имеется в суждении, ибо процесс суждения есть процесс определения понятия.

Суждение

Суждение это определение понятия в его особенности, различающее соотношение моментов понятия, которые положены понятием как для себя сущие, тождественные с собою.

В каждом суждении высказывается положение “единичное есть всеобщее” или, еще определеннее, “субъект есть предикат”. Единичность и всеобщность, субъект и предикат различны, но каждое суждение высказывает, что они тождественны. В суждении мы видим истинную особенность понятия, ибо в суждении определенность или различение понятия остается всеобщностью.

Понять предмет означает осознать его понятие. Не наша субъективная деятельность приписывает предмету тот или другой предикат, так как мы рассматриваем предмет в положенной его понятием определенности.

Суждение обычно берется в субъективном смысле, что присуще лишь мышлению самосознания. Но этого отличия – самосознания от чувственно воспринимающего сознания – нет еще в логике, и суждение следует брать в том совершенно всеобщем смысле, что все вещи суть суждения, т. е. суть единичные, имеющие внутри себя некую всеобщность или внутреннюю природу; всеобщность и единичность отличны в них, но одновременно они тождественны.

Суждения следует отличать от предложений. В предложениях содержатся такие определения субъектов, которые не стоят в отношении всеобщности к ним – это может быть состояние, отдельный поступок и т. п.

Отдельное (одно) суждение служит выражением конечности вещей, хотя их наличное бытие и их всеобщая природа соединены друг с другом.

В абстрактном суждении: единичное есть всеобщее, субъект, как то, что отрицательно относится к себе, есть непосредственно конкретное, предикат же, напротив, есть абстрактное, неопределенное всеобщее. Но так как они связаны через «есть», то и предикат в своей всеобщности должен также содержать в себе определенность субъекта; таким образом, эта определенность есть особенность, и последняя есть положенное тождество субъекта и предиката; здесь определенность есть содержание. Лишь в предикате субъект получает свою четкую определенность и содержание; сам по себе он, поэтому, – одно лишь представление или пустое имя. В суждении «абсолютное тожественно с собою» и т. д. абсолютное, представляет собою пустое имя; лишь в предикате высказывается, что представляет собою субъект. Что такое этот конкретный субъект еще помимо того, – это данного суждения не касается. Когда говорят: субъект есть то, о чем нечто высказывается, а предикат есть то, что высказывается о нем, то это очень тривиально, и мы почти ничего не узнаем о различии между ними. Субъект есть по самому смыслу, прежде всего, единичное, а предикат есть всеобщее. В дальнейшем развитии суждения субъект не остается только непосредственно единичным, а предикат не остается только абстрактно всеобщим; субъект и предикат получают затем и другое значение: один получает значение особенного и единичного, другой – значение особенного и всеобщего. Таким образом, в двух сторонах суждения, при сохранении ими одних и тех же названий субъекта и предиката, имеет место перемена их значения.

 

Что же касается более строгого определения субъекта и предиката, то следует сказать, что первый, как отрицательное соотношение с самим собою, есть тот прочный субстрат, в котором предикат обладает и своим устойчивым существованием и присутствует идеально (он присущ субъекту); и так как субъект вообще и непосредственно конкретен, то определенное содержание предиката есть лишь одна из многих определенностей субъекта, и последний богаче и шире предиката. Предикат, наоборот, как всеобщее, обладает самостоятельным устойчивым существованием и равнодушен к тому, есть данный субъект или нет его; он выходит за пределы субъекта, подводит его под себя и, со своей стороны, шире субъекта. Только определенное содержание предиката составляет тождество субъекта и предиката.

Субъект, предикат, определенное содержание или тождество с начала положены в суждении в их соотношении как различные, внешние друг другу. Но в себе, т. е. согласно понятию, они тождественны, так как конкретная целостность субъекта состоит в том, что он есть не какое-нибудь неопределенное многообразие, а только единичность, есть особенное и всеобщее в некотором тождестве, и именно это единство есть предикат. В связке, далее, тождество субъекта и предиката хотя и положено, но положено сначала как абстрактное «есть». В согласии с этим тождеством должен быть положен в определении предиката также субъект, благодаря чему предикат получает определение субъекта, и связка наполняется. Это – дальнейшее определение суждения, которое через посредство наполненной связки переходит в умозаключение. Развитие суждения состоит в том, что всеобщность, которая вначале есть только абстрактная, чувственная всеобщность, специфицируется как общая определенность, как род и вид и, наконец, как развитая всеобщность понятия.

Только познание процесса определения суждения сообщает как связь, так и смысл, тому, что обыкновенно приводят в логике как виды суждения. Помимо того, что обычное перечисление выглядит совершенно случайным, оно представляет собою в своем указании различий видов суждения нечто поверхностное и даже нечто нелепое и дикое. Признаки, которыми отличаются друг от друга положительное, категорическое, ассерторическое суждения понятия, отчасти взяты с потолка, отчасти остаются неопределенными. Различные суждения должны рассматриваться как необходимо вытекающие друг из друга и как некоторое последовательное определение понятия, ибо само суждение есть не что иное, как определенное понятие. По отношению к обеим предшествовавшим областям бытия и сущности определенные понятия, как суждения, суть воспроизведения этих областей, но воспроизведения, положенные в том простом соотношении, которое свойственно понятию.

Различные виды суждений должны быть понимаемы не только как эмпирическое многообразие, но и как некая определенная мышлением целостность. Различные виды суждения определяются всеобщими формами самой логической идеи, соответствуют ступеням бытия, сущности и понятия и должны рассматриваться как последовательный ряд в зависимости от логического значения предиката. Так суждения наличного бытия это качественные суждения, основанные на непосредственном чувственном восприятии, которые могут быть правильными, но, истинность которых зависит от истинности формы и содержания. В суждении понятия субъект всецело определяется предикатом и, таким образом, впервые появляется определенность единичности. В рефлективных суждениях предикат уже не есть некоторое непосредственное абстрактное качество, а обнаруживается его соотношение многими другими рефлективными определениями, которые не исчерпывают своеобразной природы предмета, т. е. его понятия.

Субъект, определенный в единичном суждении как всеобщее, выходит за пределы себя, за пределы этого только единичного. Если мы говорим: это растение целебно, то такое суждение подразумевает, что не только это единичное растение целебно, а что многие или несколько растений целебны, и это дает частное суждение (некоторые растения целебны, некоторые люди изобретательны и т. д.). При этом непосредственно единичное теряет свою самостоятельность и. вступает в связь с другим единичным. Человек, как этот человек, уже больше не есть этот единственный человек, а стоит в ряду с другими людьми и есть, таким образом, один из множества людей. Но именно поэтому он принадлежит также и своему всеобщему и, следовательно, поднят до всеобщего. Частное суждение столь же положительно, сколь и отрицательно. Если только некоторые тела эластичны, то остальные не эластичны. Это, в свою очередь, приводит к дальнейшему движению, к переходу к третьей форме рефлективных суждений, т. е. к суждению, касающемуся совокупности всех данных предметов (все люди смертны, все металлы электропроводны).

Совокупность всех есть та форма всеобщности, с которой обыкновенно раньше всего сталкивается рефлексия. Единичные образуют при этом основу, и наша субъективная деятельность объединяет их и определяет как «всех». Всеобщее представляется здесь лишь внешней связкой, объемлющей существующие сами по себе и равнодушные к этому объединению единичности. На самом деле всеобщее есть основание и субстанция единичного.

Отдельный человек в частности есть то, что он представляет собою лишь постольку, поскольку он есть человек как таковой, поскольку он есть во всеобщем. И это всеобщее есть не только нечто, находящееся вне и наряду с другими абстрактными качествами или лишь рефлективными определениями, а, наоборот, представляет собою то, что проникает собою и заключает внутри себя все особенное.

Благодаря тому, что субъект определен также как всеобщее, тождество его и предиката, равно как вследствие этого и само определение суждения, положены как безразличные. Это единство содержания, как всеобщности, тождественной с отрицательной рефлексией субъекта внутрь себя, делает соотношение суждения необходимым соотношением.

Дальнейшее движение, переход от рефлективного суждения совокупности всех (общности) к суждению необходимости мы находим уже в нашем обычном сознании постольку, поскольку мы говорим: тем, чем все обладают, – обладает род, и поэтому оно необходимо. Когда мы говорим: все растения, все люди и т. д., то это – то же самое, как если бы мы сказали: растение вообще, человек вообще и т. д.

В суждении необходимости Гегель выделяет категорическое суждение, в предикате которого мы имеем природу субъекта, конкретное всеобщее – род, частью исключительную существенную определенность – вид. Таково непосредственное суждение необходимости – золото есть металл, роза есть растение. Все вещи суть некие категорические суждения, обладающие своей субстанциональной природой. Лишь когда мы рассматриваем вещи с точки зрения их рода и необходимо определенные принадлежностью к нему суждение начинает быть истинным. Но в категорическом суждении еще не уделено должное место моменту особенности. Поэтому получается переход от категорического к гипотетическому суждению, в котором определенность содержания представляется опосредованной, зависимой от другого, о мы имеем отношение причины и следствия: если есть А, то есть и В. Наряду с золотом есть и другие металлы – медь, железо и т. д. Благодаря гипотетическому суждению всеобщее полагается обособленным, и мы получаем третью форму суждения необходимости – разделительное суждение. Цвет есть синий, желтый, красный и т. д. А есть или В, или С, или Д. Обе стороны разделительного суждения тождественны. Род есть целостность своих видов, и целостность видов есть род. Это единство всеобщего и особенного есть понятие, образующее теперь содержание суждения.

Суждение понятия имеет своим содержанием понятие, целостность в простой форме, всеобщее с его полной определенностью. В ассерторическом суждении субъект есть некое единичное, имеющее своим предикатом рефлексию особенного наличного бытия на свое всеобщее – согласие или несогласие этих двух определений: хорош, правилен и т. д. Это суждение представляет собой субъективное уверение в отношении разума, знания, мышления и т. д., и ему может быть противопоставлено противоположное уверение. Поэтому оно является проблематическим суждением. Так как субъект выражает соотношение этой особенности с его родом, то мы получаем аподиктическое суждение. Этот (непосредственная единичность) дом (род), будучи таким-то и таким-то (особенность), хорош или плох. Все вещи суть некий род (имеют определение и цель) в некоей единичной действительности, обладающей неким особенном строем, их конечность состоит в том, что их особенное может соответствовать или не соответствовать всеобщему.

Субъект и предикат суть каждый по себе, моменты понятия, составляют единство понятия. Опосредующее их соотношение, полагающее их единство в реальности, есть умозаключение.

Умозаключение

Умозаключение имеет разумное содержание, содержит разумную определенность, выражает реальное понятие. Переход к умозаключению образует аподиктическое суждение. В аподиктическом суждении мы имеем некое единичное, которое через свои отличительные состояния соотносится со своим всеобщим, т. е. со своим понятием. Особенное является здесь как опосредствованная середина между единичным и всеобщим. Это есть основная форма умозаключения, дальнейшее развитие которого, понимаемое формально, состоит в том, что единичное и всеобщее также занимают это среднее место, благодаря чему затем образуется переход от субъективности к объективности. Умозаключение разума состоит в том, что субъект через опосредствование смыкается с самим собою. Субъект лишь после этого становится субъектом, оказывается в самом себе умозаключением разума.

Абстрагирующий рассудок низводит понятие на степень формы рассудка. Согласно этому и различают обычно лишь рассудочные понятия и понятия разума. Это различение следует, однако, понимать не так, что существуют двоякого рода понятия, а скорее так, что наша деятельность останавливается лишь на отрицательной и абстрактной форме понятия или понимает его, согласно его истинной природе, как вместе с тем положительное и конкретное.

Форма умозаключения наличного бытия (качественного умозаключения) Е-О-В, т. е. некий субъект, как единичное, смыкается с неким всеобщим определением посредством некоего качества. Умозаключение наличного бытия есть только умозаключение рассудка, поскольку единичность, особенность и всеобщность противостоят друг другу совершенно абстрактно. Перед нами здесь некое непосредственно единичное, как субъект. В этом субъекте выдвигается какая-нибудь особенная сторона, некоторое свойство, посредством которого единичное обнаруживает себя всеобщим. Это умозаключение совершенно случайно по своим определениям, так как средний термин, как абстрактная особенность, есть какая-либо определенность субъекта. Субъект, как непосредственный и, следовательно, эмпирически-конкретный, обладает несколькими такими определенностями. Субъект, следовательно, может быть смыкаем также с некоторыми другими всеобщностями. Точно так же единичная особенность может, в свою очередь, обладать внутри себя различными определенностями; и с этой стороны, следовательно, субъект может быть отнесен к различным всеобщим посредством одного и того же среднего термина. Такое умозаключение не имеет никакого значения для истины. Нужно только брать тот средний термин, от которого можно сделать переход к требуемому определению. Но с другим средним термином можно доказать другое и даже противоположное. Как ни мало думают в повседневной жизни об умозаключении рассудка, все же оно постоянно играет в ней определенную роль. Так, например, в гражданской тяжбе задача адвокатов состоит в том, чтобы выдвигать для своих клиентов правовые основания. Но такое правовое основание в логическом отношении представляет собою не что иное, как средний термин. То же самое имеет место в дипломатических переговорах, когда, например, различные державы заявляют притязание на одну и ту же область. При этом можно выдвигать право наследования, географическое положение области, происхождение и язык его обитателей или какое-нибудь другое основание в качестве среднего термина. Это умозаключение случайно также в силу имеющейся в нем формы соотношения. Согласно понятию умозаключения, истинное есть соотношение различенных предметов посредством некоторой средины, которая есть их единство. Но соотношения крайних терминов со средним (так называемых посылок, большей и меньшей посылки) представляют собою скорее непосредственные соотношения, и умозаключение получает противоречивость, требующую доказательств единства среднего термина и каждой противоположной стороны противоречия.

 

Этот отмеченный здесь (вследствие его эмпирической важности) недостаток умозаключения, которому, взятому в этой форме, приписывается абсолютная правильность, должен снять самого себя в ходе дальнейшего определения умозаключения. Здесь, внутри сферы понятия, как и в суждении, противоположная определенность не только имеется в себе, но также и положена, и, таким образом, также и для дальнейшего определения умозаключения мы должны принимать только то, что каждый раз полагается им самим. Непосредственным умозаключением, формой которого является Е—О—В, единичное опосредствуется со всеобщим и положено в этом заключении как всеобщее. Таким образом, единичный субъект, сам становясь всеобщим, служит единством двух крайних терминов и образует основание их опосредствования. Это дает вторую фигуру умозаключения В—Е—О, которая выражает истину первой фигуры, состоящую в том, что опосредствование произошло в единичном и, таким образом, представляет собою нечто случайное.

Вторая фигура смыкает всеобщее (последнее, определенное в предшествующем заключении через единичность, переходит во вторую фигуру и теперь занимает здесь место непосредственного субъекта) с особенным. Всеобщее, таким образом, положено этим заключением как особенное, следовательно, как то, что опосредствует крайние термины, место которых теперь занимают другие; это—третья фигура умозаключения: О-В—Е.

Указанные выше фигуры рассудочного умозаключения имеют очень большое значение. Они основываются на необходимости того, чтобы каждый момент, как определение понятия, сам становился целым и опосредующим основанием. Аристотель открыл и описал эти, как и многочисленные другие формы духа и природы. Но в своих метафизических понятиях, равно как и в своих понятиях о природном и духе, он был столь далек от желания положить в их основание и сделать критерием форму рассудочного умозаключения. У Аристотеля господствующим всегда остается диалектическое понятие, и он не допускает, чтобы в эту форму перешел рассудочный процесс умозаключения.

Объективный смысл фигур умозаключения состоит вообще в том, что все разумное оказывается трояким умозаключением, а именно так, что каждый из его членов занимает место как крайностей, так и опосредствующей середины. Так именно обстоит дело с тремя членами философской науки, т. е. с логической идеей, природой и духом. Здесь сначала природа есть средний, смыкающий член. Природа, эта непосредственная целостность, раскрывается, развиваясь, в эти два крайних члена – в логическую идею и в дух. Но дух есть дух, лишь будучи опосредствован природой. Затем, во-вторых, дух, который мы знаем как индивидуальное, деятельное, есть также середина, а природа и логическая идея суть крайние члены. Дух-то именно и познает в природе логическую идею и возводит природу, таким образом, в ее сущность. Точно так же, в-третьих, сама логическая идея есть середина; она есть абсолютная субстанция, как духа, так и природы, всеобщее, все проникающее собою. Таковы члены абсолютного умозаключения.

О количественном или математическом умозаключении: если две вещи равны третьей, они равны между собой, Гегель пишет, что оно представляет лишенное различия своих моментов тождество рассудка, очевидное равенство. Количественное умозаключение представляет собой совершенно бесформенное умозаключение, так как в нем упраздняется определенное понятием различие членов. Оно оказывается ближайшим результатом качественного или непосредственного умозаключения.

Замечание Гегеля о математических аксиомах, содержание которых не может быть доказано. Математические аксиомы суть не что иное, как логические положения, которые, поскольку в них высказываются особенные и определенные мысли, должны быть выведены из всеобщего и самого себя определяющего мышления, а это их выведение и следует рассматривать как их доказательство.

В фигуре Е-О-В опосредующее единство понятия не должно быть положено лишь как абстрактная особенность, а должно быть положено как развитое единство единичности и всеобщности, в первую очередь, как рефлектированное единство этих определений. Единичность вместе с этим определена как всеобщность. Такая середина дает умозаключение рефлексии.

Если средина есть уже не только абстрактная особенная определенность субъекта, но вместе с тем и все единичные конкретные субъекты, которые обладают этой определенностью, хотя и обладают ею наряду с другим определенностями, то мы получаем умозаключение о всех таких единичных: О-Е-В. Это умозаключение основано на индукции (в индукции единичности никогда не могут быть исчерпаны), которая в свою очередь опирается на аналогию, так как непосредственная единичность отлична от всеобщности и поэтому не может дать полноты. При этом единичность, находящаяся в середине умозаключения, имеет смысл ее существенной всеобщности, ее рода или существенной определенности. В умозаключении аналогии мы из того, что вещи известного рода обладают известным свойством, умозаключают, что и другие вещи этого рода также обладают этим свойством. Аналогия справедливо пользуется большим почетом в эмпирических науках, и посредством нее были достигнуты значительные успехи. Инстинкт разума дает почувствовать, что то или другое эмпирически найденное определение имеет свое основание во внутренней природе или в роде данного предмета, и опирается на это определение в своем дальнейшем движении.

Всеобщее, взятое, согласно лишь абстрактным определениям, является серединой умозаключении необходимости: О-В-Е. Всеобщее здесь положено как существенно определенное внутри себя. В умозаключении необходимости: в первую очередь, 1) особенное в значении определенного рода или вида есть опосредствующее определение, это имеет место в категорическом умозаключении. 2) Ту же самую роль играет единичное в значении непосредственного бытия, так что оно представляет собою столь же опосредствующее, сколь и опосредствуемое; это имеет место в условном, гипотетическом умозаключении. 3) Затем опосредствующее всеобщее полагается также как целостность своих обособлений и как некое единичное особенное, как исключающая единичность; это имеет место в разделительном умозаключении. Таким образом, в определениях разделительного умозаключения выступает одно и то же всеобщее, и эти определения представляют собою лишь различные формы его выражения.

Общим результатом развития различий, содержащихся в умозаключении, оказывается, что в нем эти различия снимают себя и понятие оказывается сущим вне себя. Каждый из моментов понятия обнаруживает себя целостностью моментов, следовательно, целым умозаключением; они, таким образом, тождественны в себе; отрицание их различий и их опосредствования составляет для-себя-бытие, так что одно и то же всеобщее находится в этих формах, а также и положено как их тождество. В идеальности моментов процесс умозаключения существенно содержит в себе отрицание определенностей, через которые он шествует. Процесс умозаключения есть смыкание субъекта с самим собою.