Красное Село. Страницы истории

Древности

Немного о географии, геологии и археологии

Рассказ об истории Красного Села необходимо начать со времен доисторических. Ведь по одной из народных версий даже само название места – Красное – объяснялось красотой окрестных холмов и речных долин. Без ясного представления об их происхождении, формировании, понимание истории Красного Села будет неполным. Итак, уходим в глубокую древность. Красное Село расположено на возвышенной местности, обрамлено всхолмлениями, которые делают этот край живописным и необычным. Возвышенность имеет общее название: Ордовикское плато. Оно сложено из осадочных пород, образовавшихся почти полмиллиарда лет тому назад. В те далекие времена наш край был дном моря, на котором на протяжении миллионов лет откладывались осадочные породы из частичек ила, водорослей, умерших моллюсков, рыб. Все эти отложения, окаменев, образовали слой известняков, часто выходящий прямо на поверхность, особенно в долинах рек и ручьев, в карстовых воронках.

Завершил формирование ландшафта ледник. Последнее оледенение оставило уникальный природный памятник – Дудергофские высоты. Горы Воронья и Ореховая в непосредственной близости от Красного Села также входят в состав Петербурга. Часть высот – гора Кирхгоф – осталась на территории Ленинградской области.

Есть несколько гипотез о возникновении Дудергофских высот. Наиболее авторитетная предполагает, что они возникли в ходе последнего (Валдайского) обледенения. Холмы появились под напором наступавшего ледника из обломков тех самых ордовикских известняков. Давление массы льда было настолько сильно (ледник достигал в толщину нескольких километров), что верхние слои осадочных пород были вздыблены, изогнуты дугой и вместе с обломками образовали Дудергофские высоты. Верхняя точка горы Ореховой – 176 м над уровнем моря, Вороньей – 147, а Кирхгофа – 170. Правда, Кирхгоф – возвышенность пологая и воспринимается глазом как более низкий объект. Горы Воронья и Ореховая – самые высокие точки на территории Петербурга.

Красное Село расположено на верхней террасе Ордовикского плато, в той его части, которая называется Ижорским плато. Если Ордовикское протянулось от Эстонии до востока Ленинградской области, то Ижорское – лишь его часть, ограниченная Финским заливом, Невой, Оредежем и Лугой^[1]. На север Дудергофские высоты простираются еще на несколько километров: через так называемую «Лагерную гряду» – возвышенность, на которой располагался «Большой лагерь» гвардейских полков, – к Лысой горе, находящейся в районе станции «Скачки». На юг высоты идут Кавелахтинской грядой до поселка Тайцы.

Вид на Дудергофские высоты

Дудергофские высоты сейчас – особо охраняемая природная территория. Благодаря уникальному ландшафту, получающему значительно больше солнечного света, чем равнины вокруг, и труду садовников, здесь располагается «уникальный для таежной зоны широколиственный кленово-ясеневый лес, с участием дуба и липы, подлеском из орешника, калины, смородины, альпийской жимолости и других кустарников. В травянистом покрове обильны типичные виды дубравной флоры… Встречается „венерин башмачок“ (семейство архидных), занесенный в Красную книгу… В северной части произведены посадки караганы, спиреи, шиповника, в южной – пихты, сохранились отдельные интродуцированные экземпляры бука европейского»^[2].

Несколько слов об известняках, из которых сложено Ижорское плато. Эти породы трещиноватые и накапливают в себе воду. На окраинах плато и в глубоких долинах рек накопившаяся, очистившаяся от примесей и сильно минерализованная вода выходит на поверхность. В окрестностях Красного Села такие источники бьют во множестве у Дудергофского озера. Сам водоем и питается этими источниками. Сильная минерализация воды в источниках и ручьях приводит к образованию редкого минерала – ропшинского туфа, получившего имя по названию поселка, расположенного неподалеку. Еще камень называют болотистым или известковым туфом. Минеральные частицы, выносимые водой на поверхность из толщи известняковых отложений, оседали на траве, мхах, лишайниках, водорослях на дне озер, образуя удивительно красивую фактуру камня. Этот минерал использовался для строительства в XVIII–XIX вв. Наиболее популярен он в качестве отделочного материала. Им были облицованы гроты Константиновского дворца, башни-руины в Орловском парке и во множестве другие парковые павильоны. Но была и иная сфера применения. Известковый туф и добываемая вместе с ним гажа (порошкообразный углекислый кальций) использовались после пережигания для получения чистой качественной извести, необходимой для приготовления строительного раствора. Таким образом, залежи минералов, образовавшихся в процессе эрозии пород Ижорского плато, широко применялись при строительстве Петербурга. Известные месторождения у деревень Глядино и Забородье находились всего в нескольких километрах от Красного Села и активно использовались первые двести лет существования Петербурга. Другое известное месторождение туфа также недалеко, у деревни Пудость, вблизи Гатчины. Добываемый там камень получил название пудостского, или пудожского. Он использовался при строительстве Биржи, Горного института, из него изготовлены скульптуры у Ростральных колонн. Позже запасы декоративного камня были исчерпаны и месторождения заброшены. Однако известняковый туф очень мягкий камень, быстро разрушающийся атмосферными осадками и агрессивной окружающей городской средой. Сейчас добыча камня возобновлена в объемах, необходимых для реставрации памятников архитектуры Петербурга.

Дудергофское озеро. Аэрофотосъемка

Ну а что же сами известняки? Они также служили прекрасным строительным материалом. На Ижорском плато значительная часть хозяйственных построек: коровников, сараев и даже оград – строилась из известняка, который залегает совсем неглубоко, в 1–1,5 м от поверхности. Строили из известняка с глубокой древности, и строят по сей день. Средневековые русские крепости, возведенные на плато и его границах: Копорье, Ям, Ивангород, – из того же известняка. Да и сейчас многие постройки на плато проще возвести из природного камня, чем из дерева или кирпича. Промышленная добыча известняка, как недорогого строительного материала, продолжается.

Безымяное озеро

Другая особенность Ижорского плато, связанная с его геологическим строением, – это нехватка воды, отсутствие широко развитой сети ручьев и рек, больших водоемов. Долгое время нехватка воды препятствовала массовому заселению этой местности. Первые поселения тяготели к воде, основывались неподалеку от речек и ручейков. Если же поселение появлялось в местности, где ручьев не было, приходилось буквально вырубать колодцы, глубина которых составляет до тридцати метров.

И еще одна существенная черта формирования структуры заселения в древности, связана с геологией. Вынос минеральных веществ на поверхность предопределил характер почв, сформировавшихся в послеледниковый период. Дерново-карбонатные почвы с одной стороны за счет минеральных веществ чрезвычайно плодородны, с другой – исключительно трудны для обработки. С характером почв связан процесс освоения этих территорий человеком. Он будет рассмотрен в соответствующем месте.

Долгое озеро

Дудергофские озера – одновременно и центр притяжения поселений в древности, и плод деятельности человека по изменению окружающей среды. Две плотины превратили речку Лигу (Дудергофку) в цепочку прудов. Плотины на озерах были связаны с использованием в глубокой древности энергии падающей воды на мельницах. Одна из мельниц – бумажная – положила начало Красному Селу. Сейчас между Дудергофом и Красным протянулась цепочка из трех озер: Дудергофского, Долгого и Безымянного. Когда же появилось первое – Дудергофское озеро? Можно предположить, что еще до сооружения плотины на месте озера был небольшой водоем. Существующие и по сей день ключи, видимо, питали это озерцо, от которого и начиналась речка Лига (Дудергофка). Мы сознательно абстрагируемся от споров на тему, в каком течении речка должна называться Лигой, в каком Дудергофкой, ибо считаем этот вопрос несущественным. Вероятно, два названия речки бытовали долгое время параллельно. Скорее всего «Лига» – название более древнее, финно-угорского происхождения. Первое название реки дало имя и деревне Лигово (сейчас микрорайон в Санкт-Петербурге), а также через цепь событий и наименований – Лиговскому каналу и Лиговскому проспекту. Данные аэрофотосъемки озера позволяют предположить, что изначальный водоем располагался в юго-западном секторе существующего, в районе современного поселка Виллози. Река протекала между возвышенностью, на которой сейчас располагается Красное Село, и Вороньей и Ореховой горами. Автору в ходе подводных исследований удалось отследить старое русло реки, продолжающей течь внутри существующего озера.

В течение долгих сотен и тысяч лет в окрестностях современного Красного Села сформировался уникальный ландшафт, ставший основой для формирования поселенческой структуры, системы озер с использованием энергии падающей воды, сети парков, военных лагерей и крупных поселений. Особенности ландшафта влияли и продолжают влиять на жизнь людей в этих местах.

Первые поселенцы

Проблема заселения – одна из самых важных и при этом самых трудных в изучении истории нашего края. Она обросла множеством легенд и мифов, и в то же время ученые до сих пор спорят и не пришли к единому видению истории освоения Ижорского плато и Приневской низменности. Все из-за малого количества находок, относящихся к самым древним периодам. Впрочем, в последние годы ситуация меняется, и новые исследования и раскопки дают более очерченную картину, хоть до кристальной ясности еще далеко. Итак, по отступлении последнего ледника (Валдайское оледенение закончилось, согласно разным теориям, от 12 до 10 тыс. лет назад) долгое время местность в районе современного Красного Села оставалась непригодной для жизни. Но постепенно ландшафт приобретал свои очертания – ледниковые озера и реки подсыхали. Берега их зарастали сначала тундрой, а потом и лесом – тайгой. Первые охотники и рыболовы пришли на эти земли не раньше VII тысячелетия до н. э., в эпоху мезолита (мезолит – средний каменный век, эпоха, когда человек освоил лук, стрелы, лодку, орудия из кости с каменными вкладышами). На Ближнем Востоке в этот период люди уже предпринимают первые попытки вести производящее хозяйство – возделывать злаки, разводить домашних животных, но в наших краях все племена занимаются лишь охотой, рыболовством и собирательством. Вероятнее всего, за мигрировавшими полярными оленями медленно, но верно на север продвинулись племена охотников. Мы очень мало знаем о том периоде. Стоянок в хорошей сохранности изучены единицы. Видимо, первых жителей этих мест и вправду было очень немного. Да и позднейшее хозяйственное освоение уничтожило следы прошлого. По краям Ижорского плато известно несколько стоянок, которые археологи относят к культуре Кунда – хорошо изученным племенам, обитавшим и хорошо изученным на территории современной Эстонии. Правда, характерной особенностью было использование кварцевых орудий – это, скорее традиция, перенятая от племен, населявших в те времена северо-западное Приладожье.

Находки, относящиеся к культуре Кунда

Лишь несколько одиночных находок орудий на самом Ижорском плато можно отнести с определенным допуском к эпохе мезолита. Один из таких каменных топоров был найден прямо в Красном Селе. Остается лишь констатировать – южное побережье Финского залива и территория от берега до реки Луги была заселена в эпоху мезолита переселенцами с запада, но, видимо, очень и очень слабо. Виной тому – прежде всего очень непростые природные условия – вековые леса, отсутствие источников воды, за исключением районов по краю возвышенности. Долгое время историки и археологи считали, что до древнерусской эпохи плато заселено не было. Однако в последние годы ситуация начала меняться. О. И. Конькова предполагает, что племена, проникшие на плато еще в позднем каменном веке, могли стать предками народа ижора, известного по летописным данным. Несколько по-иному видят процесс другие исследователи. В западных районах плато в первой половине I тысячелетия нашей эры появляется оседлое население. В том районе, ближе к современному Кингисеппу, обнаружено уже порядка пяти могильников (раскопки М. А. Юшковой, И. В. Стасюка). Их относят к культуре каменных могильников с оградками, характерных для племен, в основном обитавших на территории Эстонии, северной Латвии и юго-западной Финляндии. Эти племена уже знали земледелие – в могильниках, наряду с большим количеством мечей и наконечников копий, обнаружены серпы. Хочется отметить все же, что заселение территории Ижорского плато не было плотным или даже просто повсеместным. Пока по материалам раскопок можно представить следующую картину: некая группа древних жителей с территории современной Эстонии или северного берега Финского залива перебирается на южный и основывает здесь несколько поселений. Уверенно говорить о существовании непрерывной связи между этими переселенцами и племенами, поселившимися на плато позже, нельзя. Хотя, возможно, дальнейшие исследования прольют свет на этот период. В X в. на земли Ижорского плато начинает распространяться власть Новгородской боярской республики в составе Древнерусского государства. Могильников этого времени известно семь, и их география несколько более широкая. Материалы раскопок этих погребальных памятников однозначно указывают на «чудское» происхождение, их прямую связь с похожими памятниками на берегу Чудского озера, и в первую очередь с известнейшим памятником – могильником у деревни Залахтовье. Общие характерные признаки – прежде всего грунтовые захоронения по обряду трупосожжения. Есть переклички и в вещах, и в самом обряде.

По сообщению П. Е. Сорокина, северо-восточной границей распространения славяно-финского расселения и была местность, на которой сейчас находится Красное Село: могильник в его окрестностях был обнаружен и описан еще в 1869 г. Захоронение было найдено в полукилометре на запад от Красного Села, севернее старой Ропшинской дороги. В ходе красносельских маневров артиллерийская часть планировала построить батарею на невысокой насыпи. При рытье рва глубиной около 80 см стали попадаться во множестве кости и черепа. Захоронение сопровождалось погребальным инвентарем: медными кольцами, узколезвийным топором и старинным ножом с костяной рукоятью. Автор описания А. И. Савельев связал находку с захоронением татар, участвовавших в войнах Петра I. В найденной могиле «было сходство с татарским обычаем хоронить отдельно и в сидячем положении». П. Е. Сорокин, учитывая именно сидячее положение захороненных, связывает могильник со смешанным славяно-финским населением Ижорского плато. Так как раскопки вели солдаты, а сами вещи до нас не дошли, более точного определения дать нельзя ни по принадлежности захороненных, ни по датам^[3]. В 1932 г. Н. Н. Чернягиным неподалеку был обследован грунтовый могильник без насыпей. П. Е. Сорокин склонен предположить, что данная находка – часть того же самого могильника, который был найден во второй половине XIX в., возможно несколько более поздняя.

Таким образом, в период, непосредственно предшествовавший появлению на плато славянского населения, сюда переселились представители племен, названных в ряде источников «чудью», возможно, предков современных эстонцев, или, по крайней мере, родственных им народов. На рубеже XI и XII вв. меняется погребальный обряд. Своих мертвых жители Ижорского плато начинают хоронить, не сжигая. Вместе с костяками начинают находить не только характерно финские вещи, но и украшения, предметы быта, сделанные в Новгороде. На начальном этапе – это еще результат торговли и культурного влияния (и, возможно, принятия христианства). Но дальше на Ижорское плато приходят новые переселенцы. Это наши предки – славяне.

Типо-хронологическая схема эволюции погребального обряда Ижорского плато (Стасюк И. В. Археологические памятники Гатчинского района)

Новгород как один из самых крупных центров Древней Руси хронически испытывал трудности с продовольствием. В его окрестностях слишком много болот и слишком неплодородные почвы. К тому же активная международная торговля позволяла продавать через Новгород зерно. Новгороду нужна была своя житница, и ею стало Ижорское плато. Причина того – особо плодородные дерново-карбонатные почвы. Минеральные вещества, вымываемые из толщи известняков и доломитов, обогащают почву. Но в обработке она на порядок труднее из-за непроходимых лесов, а также массы камней, заполнявшей плодородный слой, – это были и валуны, остатки ледника, и осколки известняков, также смещенные ледниковыми передвижениями. Если отъехать буквально на пару километров от Красного Села, то на окраине любого поля легко можно обнаружить своеобразный вал из больших и маленьких камней. Это следы титанического труда наших предков, проводивших многовековую расчистку полей от своеобразного каменного мусора. Видимо, финские племена, обладая достаточно простыми приемами земледелия, не могли освоить возвышенность, и только с появлением славян, принесших трехпольный севооборот и соху с металлическим наконечником, эта задача была решена.

Но самое важное: пришедшие на Ижорское плато славяне на протяжении нескольких сотен лет не просто мирно жили бок о бок с местным населением, но и сформировали совершенно специфическую, синтетическую культуру, в которой сочетались как финские, так и славянские черты. До сих пор, глядя на карту окрестностей Красного Села, легко заметить, что названия деревень русского звучания соседствуют с финскими. А если начать разбираться с изменениями в названиях, то легко выясняется, что первоначальный топоним – например, совершенно русская «Попова Гора» – трансформируется в финское или ижорское «Паппигонт», а потом опять в русское «Бабий Гон» (реальная история названия местности в Ломоносовском районе Ленинградской области).

После того как Древнерусское государство вступило в период феодальной раздробленности, земли к югу от Финского залива так и остались в составе Новгородской боярской республики. Словене новгородские, переселившиеся на Ижорское плато, были уже православными, финские народы также вскоре приняли православие. В этот период складывается схожий в общих чертах погребальный обряд, основанный на помещении умерших в курганы. Почти у каждого крупного поселения были свои кладбища – курганные могильники. В окрестностях Красного Села также известны курганные насыпи – в районе поселка Тайцы. Однако плотная застройка и интенсивное хозяйственное использование стерли с лица земли все следы глубокой древности. До наших дней курганы не сохранились. Но чуть дальше на запад или на юг таких курганных захоронений известно много. Именно в этот период складывается система расселения на Ижорской возвышенности, в значительной мере сохранившаяся до наших дней. Поселения располагались своеобразными «кустами», в центре которых находились села с церковью. Такая административная единица называлась погостом и носила название, состоящее из наименования села и имени святого или священного события, которому была посвящена церковь. Так, например, погост, располагавшийся на территории современного Красного Села и Можайского, назывался Дудоровским (по названию села Дудорово) Введенским (по посвящению церкви празднику Введения Богородицы во храм). В действительности система погостов сложилась намного раньше новгородского времени. Впервые она упомянута в описании похода княгини Ольги «по Лузе и Мсте» (реки Луга и Мста) для установления «погостов и даней», т. е. мест, где должны собираться налоги, и размеров этих выплат с населения. Был ли в те давние времена здесь погост – неизвестно. Достоверно мы узнаем о погосте в Дудорове из писцовых книг, о которых расскажем чуть позже.

Варианты погребений Ижорского плато. Рис. Н. К. Рериха

Стоит уделить внимание двум финно-угорским племенам, проживавшим в районе Ижорского плато в древности. Это ижора и водь. Ижорские деревни были сосредоточены по реке, имеющей такое же название – Ижора, Инкеринйоки и восточнее – вплоть до Невы. Видимо, ижорское население было и в районе Дудергофа. А вдоль берегового уступа (глинта) по берегу Финского залива расселялось племя водь (вадья). Оба племени вышли на историческую арену в период, когда наши земли принадлежали Великому Новгороду. И если ижорское племя ближе к карельскому и финскому (по одной из гипотез ижоры – это отколовшаяся часть карельского племени, проживавшего в северозападном Приладожье), то в языке водского племени чувствуется эстонское влияние. Оба народа участвовали в событиях, связанных с противостоянием шведам, в военных походах Новгорода, активно защищали свою землю от иноземных захватчиков.

Граница расселения племен проходила примерно по реке Стрелке, так что территории, на которых ныне располагается Красное Село, попадали в «Ижорскую землю» – часть Новгородского княжества, получившего название по имени народа.

Ижора впервые упомянута в летописи под 1228 г. Впрочем, в более ранних западных источниках – папских буллах XII в. – уже есть упоминания об «инграх» в числе других языческих народов Северо-Запада. И сама земля ингров Ингардия рисуется в них многолюдной и богатой скотом. В хронике Генриха Латвийского под 1221 г. описан поход ливонских рыцарей «в землю, называемую Ингардия, относящуюся к Новгородскому королевству», где рыцари «нанесли инграм тяжкий удар, перебили много мужчин, увели много пленных обоего полу; множество овец быков и разного скота не могли захватить с собой и истребили». Первое упоминание ижоры в Новгородской летописи связано с активными действиями на внешнеполитической арене. 1228 г. датируется поход финского племени емь, вошедшего на судах в Ладожское озеро. Активное участие в отражении этого нападения предприняли карелы и ижоры, помогавшие ладожанам. Через двенадцать лет ижоры принимают активное участие в событиях, связанных с нападением шведов и Невской битвой. В житии Александра Невского, восходящем к XIII в., автором которого был современник князя, упоминается племя ижора, возглавляемая «старейшиной земли Ижерстей» Пелгусием, или Пелугием. Племя несло охранную службу «при краи моря и стережаше обои пути», т. е. Большую и Малую Неву. Пелгусий оповестил князя Александра о появлении шведов на берегу Невы, о месте их лагеря. Из текста становится ясно, что ижоры имели свое автономное управление, власть у них принадлежала старейшинам. Мало того, выделившаяся верхушка уже приняла православие, хотя сам народ еще оставался языческим: Пелгусий, «живяще посреди рода своего погана суща», имел христианское имя Филипп. То, что новгородцы доверяли охранять важнейший торговый путь ижорам, указывает на степень доверия к ним, лояльности племени к Новгороду. В последующие годы племя ижора активно принимает участие фактически во всех военных новгородских экспедициях, например в 1241 г. в походе против вторгшихся в водскую землю немецких рыцарей. Есть упоминание об ижорских воинах, принимавших участие в междукняжеских усобицах 1270 и 1316 гг.^[4]

В XIV и XV вв. продолжается взаимопроникновение и расселение славянских (точнее, уже русских) поселенцев и ижор. Их деревни располагались череполосно: в Дудергофском и Кипеньском погостах мы видим по материалам писцовых книг (рубеж XV–XVI вв.) десятки деревень с русскими и ижорскими названиями, а в самих деревнях – и жителей со славянскими, христианскими именами и со специфическими ижорскими языческими именами и прозвищами (Гаркуев, Тоивал, Мигуев)^[5].

Следует заметить, что жившие в Дудоровском погосте русские и ижоры занимались не только сельским хозяйством (к чему располагали плодородные почвы). По берегам крупных рек и озер (на границах плато и в низменностях вокруг него) активно развивался рыболовный промысел. По писцовым книгам также известно о существовании домниц – печей для изготовления железа. Их число в погостах достигало сотен – это было явно производство «на продажу», а не только для покрытия своих нужд в металле. Об этом же свидетельствует налогообложение «по домницам», дополнявшее налоги по размеру сельскохозяйственных угодий. Железная руда добывалась в болотных отложениях.

Упоминание о железоделательном промысле имеется и в описании волостей, располагавшихся на Ижорском плато, сделанных в писцовых книгах. В составе жителей неоднократно упомянуты кузнецы, а в доходе рядом с баранами, лопатками говяжьими и бочками пива фигурируют и крицы железа (а в новом доходе, сверх того, – «сковорода рукоятная да топор»). В деревне Мышьи Горы в одном дворе указаны домники («дв. Михаил Ескин, да Игайло, да Игнат Ескины, домники»). Заслуживает внимание и описание деревни Ходобжи на реке Кернове, где, кроме шести крестьянских дворов, названы четыре непашенных двора кузнецов («А непашенных в той деревне дв. Иевко, кузнец, дв. Ивашко Онаньин, кузнец, сын его Васко, дв. Васко Костков, кузнец, дв. Филипко кузнец»). С кузнецов оброк брался деньгами. Описание волостки (маленькая волость. – В. П.) писец завершает, как обычно, перечнем угодий, называя вслед за двумя «колами» на реке Кернове, где ловят лососей и всякую рыбу, домницы («Да в той же волости 9 домниц, а руду копают на 7 домниц на Красных горах, а две домницы руду копают на себя в своей волости в Варьевалде»). Домницы упоминаются не только в двух вышеназванных волостях Каргальского погоста. О них речь идет в большей части волосток. Таким образом, не только Каргальский погост был районом крестьянской железоделательной промышленности: крестьяне копали руду, плавили ее в домницах, обрабатывали металл в многочисленных кузницах^[6]. Упоминания о домницах есть и в записях писцовых книг о Дудоровском погосте. В нем ремесло также было развито, хоть и не имело такого масштаба, как в Каргальском. Эти данные относятся уже к началу московского периода, но вполне могут быть экстраполированы на более ранний – новгородский.

Несколько слов о верованиях народа. Русские переселенцы и новгородская власть принесли с собой и православную веру. И по погребальному обряду, в котором различные формы трупоположений в курганы и без, сменятся в итоге обычными для православных захоронениями с западной ориентировкой и почти без инвентаря, можно констатировать, что христианство распространялось и среди ижор. Но и для славян в начале их истории, и для ижоры было характерно своеобразное двоеверие в переходный период. О том, что язычество не совсем угасло, свидетельствуют известные документы: посыльные грамоты новгородских митрополитов Макария и Феодосия 1534, 1535 и 1548 гг. (ни много ни мало середина XVI в.!). В них констатируется наличие у ижор «скверных мольбищ», связанное с поклонением лесам, полям, камням, рекам, жертвоприношение животных, погребение умерших не у церквей на погостских кладбищах, а рядом со своими деревнями. Упомянуты в грамотах и «абруи чудские». Хочется, кстати, заметить, что термин «чудь» в новгородских документах многозначен и его семантика разнится в зависимости от времени и контекста. Самое широкое значение слова «чудь» – это все представители финно-угорских племен Северо-Запада (потому, что говорят «чудно», непонятно). Несколько у́же – население Эстонии. Но термин «в чуди» мог означать и определенную территорию (по южному берегу Финского залива и западной части Ижорского плато). Вплоть до XVI в. термин «чудской» мог означать и жителя побережья Чудского озера, и любого представителя финно-угорских племен, что мы и видим в грамотах.

В грамоте митрополита Макария описываются и языческие обычаи: «…женам их власов не постригати, и риз яко мертвечьи на главах и рамех [плечах] не носити, и кудесы свои прокляти. Таков бы обычай злый в Чюди, и в Ижере, и по всей Корельской земли».

Последующая этническая история связана с началом периода шведского владычества и будет рассмотрена далее.