Мажор: Путёвка в спецназ

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

– Удачи, мужики! – старший лейтенант Рогожин крепко пожал нам с Тунгусом руки. – До свидания!

Последние слова сказаны, и мы смотрим в спину уходящих ребят. Парни оглядываются; в глазах сожаление. Ведь каждый из них рвался остаться здесь, но не судьба. Ибо шанс задержать бандитов и остаться в живых – есть только у меня и моего напарника. Хотя нет! Командир! Вот он бы смог, но его обязанность увести группу и заложников. Тяжело мужику. Оставить двух своих «любимчиков» практически на верную смерть… Да уж, «любимчики»! Ибо то, что было нормально для всех, для меня и Тунгуса было плохо! И пахали мы больше и бил нас больнее, а всё потому, что мы особенные. Не такие как все – у нас есть дар. У командира, кстати, тоже… Но нам до него ещё далеко! Как новорождённому щенку до матёрого волкодава!

Всё-таки удачное здесь место: ни справа, ни слева нас не обойти. Точнее обойти-то можно, но на это уйдёт много времени, так что – только в лоб. Метрах в пяти позади меня, за камнями, залёг Тунгус. Пусть здесь и не слишком крутой подъём, но всё же… Приникнув к оптике СВД, сосредоточенно отстреливает неосторожных… Отлично! Прижимая к плечу пулемётный приклад, стреляю: короткими, злыми очередями. Главное, выиграть время – сколько можно и дать парням шанс оторваться. Сколько же вас? Получите, твари! Сдохните!!!

Ванькин пулемёт снимал кровавую жатву, мстя за своего погибшего хозяина. Снайперка Тунгуса не отставала в этом кровавом пире… Мы держались… Потом, мой напарник отошёл назад и начал ставить растяжки. Закончилась последняя пулемётная лента… Пора! Постреливая короткими очередями из автомата, отхожу назад, прикрываемый вернувшимся Тунгусом. Отступаем вдвоём: мой напарник закинув за спину СВД стреляет из «калаша». Не забывая подсказывать, как идти. Не зная где… можно подорваться и раньше времени отправиться к предкам.

Ага! Вот и первая растяжечка «сработала»: после взрыва слышатся маты и стоны. Хорошо! Теперь замедлятся. Обязательно!

Растяжки позволили нам оторваться, а мы лепили новые. Где попало и как попало. А ведь у нас с собой не так много гранат – всего двадцать штук… Кто сказал: что натянутый кусок проволоки не нанесёт врагу урон? А остановиться, обезвредить, поматериться. Как понять: где обманка, а где настоящая растяжка? Пока не проверишь – никак! Вот и ползут, теряя время и нервы. А ведь растяжки срабатывают, мы же мастера своего дела, появляются убитые и главное раненные. Ведь раненый – это груз и психологическое давление. Его надо перевязать, а ещё он кричит и стонет… При погоне: желательно не убивать, а ранить…

Вот ведь беда: Тунгуса зацепила шальная пуля, а он пёр как танк и продолжал минировать. Когда же ноги стали заплетаться и он упал, то потребовал чтоб я его оставил, а сам уходил. Вот дурак… Десант своих не бросает! Лучше сдохнуть!

Кое-как перебинтовав рану под правой лопаткой, взвалил снайпера на себя и пошёл. А он всё скулил и требовал его оставить, мол, он врага задержит. Ну что за идиотизм? Какой враг? В том лабиринте проволоки, который мы оставили позади, сам чёрт ногу сломит. А ведь там, не только проволока, но есть и проволока с гранатами, так что, хрен они нас догонят…

Я пёр вперёд, твердя как заклинание:

– Скоро придём, держись, брат. Ребята нас не бросят, а там больничка, тебя подлатают, медальку какую-нибудь дадут. Будешь сестричкам хвастать, главное держись, брат.

Не знаю, сколько я прошёл со своим грузом? Ребята потом чего-то прикидывали и решили, что не менее трёх километров. После того, как по бандитам отработали «летуны», тем, кто выжил, было не до нас. Наши парни закинули журналюг в вертушки и ломанулись за нами. То, что мы не разминулись, было маленьким чудом.

Нас нашли через два часа. Сняли с меня тело, да тело, ибо Тунгус был мёртв. Мёртв давно, и нёс я, и разговаривал – уже с неживым человеком. Я выл, бил кулаками землю:

– Я должен был успеть, должен… – я ненавидел себя: за то, что слабак, за то, что еле переставлял ноги, за то, что падал.

– Егор, ты не мог успеть! Даже, если бы его сразу погрузили в вертушку – не довезли бы. Без вариантов. Насмотрелся я, – Рогожин тяжело вздохнул, присаживаясь на землю рядом со мной. – Если сразу на операционный стол, тогда да, а так без вариантов.

– Командир, а как его звали? – какое-то спокойствие напало на меня. Всё! Кончилась истерика.

– В смысле? – на его лице было удивление.

– Ну, Тунгус – это ведь не имя. А, по-другому, как то и не знаем.

– Антон, его звали Антон.

Потом было возвращение на базу. Я угодил в госпиталь, на неделю, оказывается, был ранен – в руку. По касательной, почти царапина, но эскулапы залютовали и заперли меня. Подозреваю, не обошлось без отцов командиров, да и верно, крыша у меня подтекала конкретно, ещё завалил бы какого – «бородатого». А так хоть успокоился немного. Но вот жалость во мне умерла. Совсем.

Забирая меня от эскулапов на стареньком, видавшим виды уазике, старший лейтенант Рогожин пытался выяснить моё душевное состояние:

– Как себя чувствуешь, Егор? – рулит, время от времени, посматривая на меня.

– Да нормально, товарищ старший лейтенант! – вздыхаю. – Я сразу себя чувствовал нормально. Рана-то тьфу, кусок кожи содрало!

– С мясом, Егор, с мясом!

– Ой, да сколько там этого мяса-то было? – и тут решаюсь. – Это ведь вы меня в больницу законопатили?

– Так, сержант, что за базары? Ты был ранен, вот и лечился!..

– Товарищ старший лейтенант, ну что вы меня за дурака-то держите? Что я не понимаю… Вы боялись, что я кого-нибудь шлёпну?

Молчит, смотрит на дорогу, потом повернувшись ко мне говорит:

– А ты уверен, что не стрельнул бы какого-нибудь, – крутит в воздухе пальцем, – скажем так «не русского».

Вздыхаю и, отвернувшись к окну, признаюсь:

– Нет, не уверен! Когда Тунгус погиб… я, наверное, не сдержался бы. Увидел бы какую-нибудь бородатую харю… или пристрелил бы, или зарезал…

– Вот! А ты говоришь! – и потеплевшим голосом. – Я понимаю тебя… но ты солдат, Егор… и дай бог, чтоб это была последняя потеря! Но надеяться на это не стоит… Знаешь, сколько у меня было таких потерь? Только я командир и не могу раскисать, потому что, на мне ответственность за тех, кто жив! – молчит, смотрит на дорогу и молчит, думая о своём.

– Говорят… потом привыкаешь, становишься равнодушней?

– Нет! Каждый раз как в первый… Каждого помню… – лицо командира меняется и из уголка глаза бежит слеза. – Нельзя привыкнуть к смерти… своих ребят! Может, это про врагов сказано? Тут заморачиваться не надо… Сделал работу и пошёл себе дальше…

Сморгнув слезу, какое-то время молчит:

– Ты как? Не пристрелишь кого-нибудь? – с надеждой смотрит на меня.

– Всё нормально, командир, не подведу… Переболел, смирился, теперь не кинусь… Но и жалости во мне не осталось… Я не подведу! – и, помолчав, добавляю: – На мне ведь ответственность за ребят, что живы…

Рогожин улыбается:

– А как парни тебя ждут! Барана у местных выменяли, шашлык маринуют… Помнишь коньяк, который вы с Тунгусом спёрли у начштаба?

– Помню! – непроизвольно губы расползаются в улыбке. – Мы тогда решили вам свою крутость показать! Ну, Тунгус и предложил…

– Тунгус? А я думал твоя идея!

– Нет, Тунгуса! Очень он хотел вас удивить, вы же для него как бог были…

Оплётка на руле жалобно заскрипела, когда командир стиснул побелевшими, от напряжения, руками руль.

– Я знаю… – и, помолчав, вдруг грустно улыбнулся, – она у меня до сих пор лежит. На дембель вам подарить хотел… Теперь помянем Ваньку и Антона…

Тихий, весенний вечер: горит костёр, тлеют угли в мангале, разносится дразнящий аромат томящегося над углями мяса… Ребята: сидят вокруг костра, старший прапорщик Иванов: колдует возле мангала. Рогожин разлил по стаканам бутылку коньяка. Вышло совсем по чуть-чуть, что такое пол литра на десять человек… Встал и, прокашлявшись, начал:

– Все знают происхождение этой бутылки? – парни грустно улыбаются, конечно, эту историю знают все. Ведь нашу добычу рубали всем коллективом! Командир качает головой: – Эх, не так она должна была быть распита… – и, поперхнувшись, севшим голосом продолжил: – Егор, Саня, может вы скажите?

– А можно я спою? – неожиданно предложил Саня. – Песня тут родилась…

– Я не против, песня это хорошо…

Сашке подали гитару, проведя пальцем по струнам, он начал:

– Простите если не слишком складно – уж как смог…

У могильной плиты, на потёртой скамье,

Грустный парень сидит и вздыхает.

Он почти что седой, хоть и сам молодой

Слёзы скорби с лица вытирает.

Что ты плачешь пацан молодой,

Или кто-то близкий, родной под могильной землёй?

Мать любимая или отец,

Дорогая сестра или брат-сорванец?

Да! Ответил боец молодой,

Близкий, родной человек под холодной землёй.

Я его никогда не любил,

Он и в детстве всегда меня бил,

Но пришлося нам вместе служить,

На не нужной войне рядом быть.

Он и здесь меня задирал,

А потом между мною и смертью он встал.

В этот проклятый день, в бой мы рядом пошли,

Автоматы в руках, тяжкий груз на душе.

Грохот взрывов и посвисты пуль,

Это наша судьба и с неё не свернуть.

Грохот взрывов и посвисты пуль,

Это наша судьба и с неё не свернуть.

Сквозь прицел меня враг отыскал,

И свинцовую смерть в грудь мне послал.

Он увидел её и собой заслонил,

Жертву крови за жизнь заплатил.

Он увидел её и собой заслонил,

Жертву крови за жизнь заплатил.

У меня на руках умирал,

Лишь одно я ему повторял:

Я тебя никогда не любил.

Помнишь в детстве всегда меня бил?

Но пришлося нам вместе служить,

На не нужной войне рядом быть.

Ты и здесь меня задирал,

А теперь между мною и смертью ты встал.

Ты и здесь меня задирал,

А теперь между мною и смертью ты встал.

Голос становится тише и с последним аккордом замолкает. Проведя последний раз по струнам, Саня упирается лбом в гитару и молчит. А может тихонько плачет? Не знаю… Я вытер набежавшие слёзы и посмотрел по сторонам… Кому соринка в глаз попала, кто что-то рассматривает на земле, низко опустив голову…

***

В огромном, шикарно обставленном кабинете, развалясь в удобнейшем кресле, сидел импозантный мужчина с бокалом дорогого коньяка в руке. Внешне довольно сложно определить его возраст, но навскидку не более сорока. Просто привычка следить за собой, позволяет поддерживать прекрасную физическую форму. Отхлебнув маленький глоточек, он обратился к своему другу и по совместительству начальнику СБ. Пётр Олегович Битаров сидел в кресле напротив и с задумчивым видом дегустировал коньяк.

– Письмо пришло от нашего обормота, – слегка улыбаясь, произнёс Анатолий Анатольевич Милославский.

– Да ты что? Когда? Толя, ты чего молчал? И вообще, почему я не в курсе? – встрепенулся тот.

– А оно два дня назад пришло, ты тогда ещё в Питере по девкам бегал, – смеётся хозяин кабинета.

– Да ну тебя! Ты же знаешь, что я вопросы решал. Что пишет хоть?

– Ты понимаешь, Петя, ничего нового. Скучно ему, видишь ли, – улыбается Милославский.

– А тебе не скучно? – ехидно вопрошает человек, по сути, являющийся вторым отцом парня о котором идёт речь. Не имея своих детей, мужчина перекинул всю нерастраченную любовь и нежность на сына своего единственного друга, а в прошлом и командира. Судьбы этих трёх людей были настолько плотно переплетены, что они стали одной семьёй.

– Скучно, – кивает Анатолий Анатольевич. – Но знаешь, стало спокойней… Там-то намного меньше шансов, что его убьют… Ведь постоянно от охраны сбегал, гадёныш.

– Да уж… Это как мне пришлось постараться, чтоб его подставить, – Пётр Олегович качает головой, – но ребята сделали всё убедительно.

– Это да. Ты им премию выписал, надеюсь?

– Конечно. Ведь если бы не артистизм моих агентов, хрен бы мы Егорку в армию спихнули. Свалил бы куда-нибудь. Пока бы нашли… а он бы опять. Да хоть с поезда спрыгнул, ты ведь его знаешь, упёртый как ты!

– Да-а-а… Аж стыдно немного, такие глаза у него были… Как у побитой собаки, – отец тяжело вздохнул. – Ерепенился, но вину чувствовал… Вот и поехал. Ну да ничего, потом повинюсь, главное, что его никто не достанет. А точно не найдут? – неожиданно заволновался он.

– Точно, точно. Всё схвачено. По документам его отправили в тайгу, но по дороге к нему наш человек подошёл, должен был голубым беретом поманить. Сам понимаешь, уж кто-кто, а твой сын всяко повёлся бы. Но наш парень как всегда отличился и успел напиться на пересыльном.

В этот момент Милославский неодобрительно покачал головой, но только тяжело вздохнул, промолчав: горбатого только могила исправит. Тьфу-тьфу.

– Так вот напился и наблевал там на майора, – продолжил рассказ начальник СБ, – сам понимаешь, дело стало ещё проще. А там учебка, которую курирует ГРУ. И адрес у неё липовый, всё как всегда, через седьмое колено коридором. Заодно и дисциплине парня подучат, да и драться наконец-то тоже. А то грех сказать, мужик, а боится, что фейс подпортят… – мужчины весело засмеялись.

– Так погоди, а его от туда точно ни в какую «горячую точку не пошлют», – вновь заволновался отец.

– Прикалываешься? Он пять языков на отлично знает, ещё несколько понимает. Никогда не поверю, чтоб ГРУшники его дальше штаба пустили. Вот ты бы что сделал?

– Я? Хм… Посадил бы на переводы пока срочник, а потом попытался бы на контракт развести. Короче сидел бы в секретке… Но такого ценного кадра близко бы к оружию не пустил, задабривая по-всякому и обещая золотые горы.

– Вот и я о том, товарищ полковник, – заулыбался Пётр Олегович. – Но самое главное дисциплина там ого-го! Не таких обламывали. А то наш парень точно бы что-нибудь отмочил, и никаких денег не хватило бы отмазать.

– Да понятно это всё. Всё же докатиться до такого идиотизма, чтоб забивать электронным микроскопом гвозди, надо постараться… Но ты же сам понимаешь, беспокоюсь я. Хотя умом понимаю, а беспокоюсь… Не приспособлен Егорка к такой жизни, избаловали мы его. И ты в том числе…

Битаров сокрушённо развёл руками. Вроде как: виноват, а что делать? По сути: мужчины вечно занятые делами, не могли уделять много времени воспитанию. Вот и упустили парня. А наказать по-настоящему рука не поднималась, ведь Егор так похож на маму… Которую оба безумно любили, один как жену и женщину, а второй как старшую сестру, которой у него никогда не было. Оба детдомовские, воспитывавшиеся вместе, только Анатолий старше на шесть лет. Так уж вышло, что все функции старшего брата выполнял он, защищал и оберегал. Вначале не давая в обиду малыша, потом в школе и наконец, поспособствовал тому, что уйдя в армию, Пётр попал в его группу, так что обычную срочную он не служил, попав сразу же в цепкие лапы ГРУ. К тому времени двадцати четырёх летний Анатолий, запримеченный спецслужбами ещё в институте и переведённый с третьего курса в спецшколу, был уже старшим лейтенантом. Имел орден Красной Звёзды и беременную жену, которая и заняла место старшей сестры в преданном сердце Петра. И как бы это странно не было, но воспринимать эту очень красивую женщину по другому, иначе, чем сестру, он не мог.

Но вот в девяносто втором году, когда Егору исполнилось семь лет, мужчины находящиеся в командировке получили сообщение, что Елизавета похищена вместе с сыном. Для её спасения требовалась самая малость… Предать Родину…

То, чего полковник Милославский и капитан Битаров сделать не могли. Ибо майор Милославская никогда бы не простила их за это, да и поверить в то что заложников оставят в живых было трудно. Поэтому в течении двух дней был насмерть запытан один высокопоставленный чиновник и помножено на ноль ещё некоторое количество чинуш и бандитов рангом помельче. Но место где держали заложников, было найдено. Милославский всегда умел окружить себя преданными людьми.

Это был загородный дом одного из партийных бонз, уже во всю приступившему к распилу… И всё бы было хорошо, куда каким-то там бандитам против настоящих профи… Но вот кто-то их слил. И бойцов спецназа встретил шквальный огонь… А потом когда стало ясно, что профи всё же давят превосходящих им числом противников, прозвучал взрыв…

Надо ли описывать, что испытывали в тот момент друзья, потерявшие всё, что им было дорого? И кто его знает, как повернулась бы их судьба и что они сделали, если бы не Сашка Развозжаев.

– Товарищ полковник, там один живой. Грохнуть хотел суку, а он говорит, что знает, где малец!

– Что? – равнодушно спросил Анатолий, не осознавая, что происходит.

– Я говорю, нет здесь Егора, вчера увезли. Подстраховаться решили, в лесу он в сторожке…

Тело Лизы нашли в подвале дома, обгоревшее до неузнаваемости. Только по часикам и браслету, с серёжками и смогли опознать. А Егор? Что Егор? Конечно же, освободили, что такое четыре охранника против злых как черти спецов? Да ничего.

А вскоре Анатолий и Пётр покинули службу, не желая служить новой власти. Однако имея прочные связи и преданных людей – очень быстро, заняли высокое положение в новом мире…

Вынырнув из болезненных воспоминаний, Пётр Олегович глотнув коньяка с тоской произнёс:

– Да понятное дело, пороть надо было… Но как посмотрю в его глаза, так Лизу вижу…

– Да, Петруха, не сберегли мы…

Мужчины замолчали, грустно глядя друг на друга, потом синхронно допив остатки коньяка, посидели немного, и вновь наполнив бокалы, продолжили свой разговор.

– Нет. Правильно мы поступили, Петя. Это же охренеть можно, пока Егора нет уже два покушения!

– Три.

– Что три?

– Три покушения.

– А я, почему не в курсе, – удивился Милославский.

– Теперь в курсе. Мои парни не зря твой хлеб трескают, как раз пока я в Питере был, взяли на подготовке… Сейчас в подвале прессуют, кто и чего…

– Думаешь, узнают?

– Сомневаюсь. Да и что могут знать эти шестёрки?

– Премию ребятам не забудь!

– Да уж как водится…

Вновь помолчали, раздумывая о превратностях судьбы.

– Что психологи говорят? – задал очередной вопрос хозяин кабинета.

– Всё по-старому. Говорят, что письма пишет вполне спокойный и уравновешенный человек, может слегка уставший и неудовлетворённый, но для солдата это нормально. Прикинь, уравновешенный!? Это Егор то? Нет. Однозначно, армия ему на пользу идёт! Конечно, если в письмах прорежется паника, а она прорежется, если ему будет светить что-то опасное. Тогда конечно озаботимся. Ты же знаешь своего сына? Признай, трусоват он…

– Что есть, то есть, – соглашается отец. – Ещё есть, какая информация?

– Да вроде ничего такого. Конверты по всем признакам вскрывают. В тексте никаких подробностей, все признаки секретной части. Если и не на бумагах, как пишет, то точно охраняет объект какой-нибудь. Тут ведь самое приятное, что Егор не там где по документам… А возле той части, где он якобы служит, наши ребята пасутся. Ну, да ты в курсе, что двоих уже взяли…

– Да. Ты говорил. И тоже глухо?

– Глухо. Под репортёров маскировались, типа за экологию борются.

– Угу… И что?

– Они в округе шастали, подходы искали… Причём репортёрами они оказались самыми настоящими. Вот мы их и отпустили, мало ли, вдруг заказчики прорежутся? Но пока глухо… Но польза несомненная есть!

– В том, что наши «доброжелатели» уверенны, что Егор там?

– Да! Заметь письма то тоже через эту часть идут, я потому эту учебку и выбрал.

– Эхе-хех… Жаль, что нельзя узнать, что и где Егорка… Мигом спалимся. Стоп, а он случайно не в этой части? А то может, мы сами себя перехитрили?

– Да нет, – засмеялся начальник СБ. – Я же из дома звоню регулярно в часть, там Серёга Ремизов рулит, ну да ты ж его знаешь! И хоть линия защищённая, он по честному рассказывает, как там Егор служит…

Мужчины довольно засмеялись. А что? Егор в безопасности. Враги в неведении, а уж найти и разобраться с ними дело времени.

– Я вот что думаю, – Милославский потёр подбородок и задумчиво поинтересовался: – А если Егор действительно контракт подпишет?

– И что? Для тебя это проблема?

– Смеёшься? Мне контора должна как земля колхозу, сына уж точно вернут, – засмеялся бывший полковник ГРУ. – Но вот если он сам захочет? Что тогда делать будем?

– Хм… Толь, а может по мере поступления? В конце концов, это будет поступок! Чего я от твоего сына ну никак не ожидаю. Мне кажется, он дни считает до дембеля. Там ведь баб нету, а это такой аргумент, что никакие золотые горы не перевесят. Да и какие там могут быть горы? Он за вечер на баб может спустить больше, чем иной генерал за месяц зашибает…

– Ну, давай выпьем, – улыбающийся Милославский поднял бокал. – За то чтоб два года быстрее пролетели, и мы наконец-то, нашли того, кто так сильно хочет умереть!

ГЛАВА ПЯТАЯ

А у меня появилось «погоняло». Сам виноват: ведь наш разговор с Рогожиным, тогда – во время боя, кто-то из парней «подслушал». И я стал Мажором. Хотя почему бы и нет, как это ни странно, но негативного окраса здесь не присутствует. Даже оттенок некоторого уважения: я здесь – с ними… Так что пусть будет!

Ведь я уже никогда не стану прежним и не смогу смотреть на жизнь так же, как раньше. Как там поётся в песне? «И мы убивали, и нас убивали…» Все! Мы все изменились: уйдя на это проклятое задание мальчишками – вернулись солдатами… переступив невидимую черту. Убивая спящих бандитов и теряя боевых товарищей сложно воспринимать мир, как раньше. А так же стали палачами: запытав насмерть Аслана. Именно палачами, а не убийцами. Ибо это была кара! Заслуженная кара!

И теперь никто не назовёт нас «зелёными». И самое главное: что никто не струсил и не смалодушничал. Вот и офицеры бригады ВДВ, к которой мы были приписаны, посматривали в нашу сторону с толикой уважения. И работа стала более серьёзной, мы больше не страдали ерундой, а занимались настоящим «поиском». Сутками шерстили леса в поисках боевиков и находили… Устраивали засады, но в основном тихонько вырезали спящих или наводили на бандитов более крупные силы, если их было слишком много. Но такое было только пару раз.

А со мной стали происходить странные вещи. Например: идя по тропе, я замер, от странного ощущения. Налетевший на меня Санёк зашипел:

– Ты чего замер? Так и убиться недолго!

– Не знаю, Сань. Странное ощущение… – приседаю к земле. В шаге от меня, в лучах заходящего солнца, блеснула проволока. – Растяжка! Мать её!

Обезвредив одну, я таким же образом, почувствовал ещё две. Где-то рядом враг! Мои ожидания не обманули. Дозор бандитов мы заметили раньше, чем они нас – двигались-то почти ползком.

Отправив Саню назад к командиру, не трогая дозор, тихонько пополз на разведку. Контрабандисты! Скорее всего, наркотики, хотя, кажется, оружие тоже везут.

Рогожин решил действовать по отработанной схеме: дождаться пока уснут и в ножи. А что? Арестовывать их что ли? Помню: командир, как-то сказал, что уважать себя перестанет, если начнёт надевать на мразей наручники. Да и кто нас упрекнёт? Кончим этих, наркоту сожжём, оружие взорвём или, в крайнем случае, закопаем… Всё равно, не за деньги работаем – за идею. Свою идею – убить как можно больше бандитов. Тогда у них не будет шанса: отмазаться и вернуться… А для того чтоб показать, что мы работаем, хватит и тех, кого расстреливаем из засад…

Окружив стоянку, сняли часовых, не единым звуком не выдав себя – начали! Страшен спецназ в своей слаженной работе… Бесшумные тени метнулись в ночи, раз и девять человек отправились на тот свет!

– Твою мать! Ты что, охренел? – недовольный командир, сурово нахмурившись, смотрит на Саню. Тот же, как нашкодивший котёнок, опустив голову, молчит. – Я жду объяснений!

– Виноват!

– Это я и без тебя вижу! Может, тебя тоже на недельку в госпиталь: нервы подлечить?

– Но я ведь не раненый!

– А я тебе сейчас в нос дам и будешь раненый! Ты сколько раз в этого ублюдка нож воткнул?

– Не знаю, – Санёк всё ниже опускал голову, чувствуя свою вину.

– Посчитай.

– Может не надо? – без всякой надежды интересуется Сашка.

– Считай! – командир не умалим.

Тяжело вздохнув, подходит к окровавленному трупу, пытается посчитать нанесённые им же ножевые ранения. Но в том месиве, что представляет из себя грудь и живот жертвы, трудно что-то разобрать. По крайней мере, в свете луны точно. Вынув нож, разрезает одежду и считает:

– Двенадцать.

– А должно быть?

– Одно.

– О как! – Рогожин качает головой. – И откуда остальные?

– Виноват. Такого больше не повторится!

– Конечно. Если повторится, я тебя комиссую…

– Командир!

– Заткнись! Мне психи не нужны…

Чуть позже, когда мы уже закончили все дела и, покинув место расправы, устраивались на ночь – командир сказал мне:

– Смотри за ним! Парень на грани: или справится, или с катушек слетит, а отвечать мне! Ты ведь не хочешь, чтоб мне прилетело?

– Нет, конечно!

– Вот и хорошо!

– Командир, да что такого случилось? Он же его сразу убил, нам бы это не повредило. Пусть пар спустит!

– Дурак! Он должен выполнять работу, пусть грязную, но работу. А не творить свою личную месть. Что будет, если он привыкнет спускать пар именно так? А? Ты об этом подумал? Это путь вниз, Егор, вниз! Видел я такое, – проводит рукой по лицу сверху вниз, а в глазах боль, – один хороший парень вот так же зверел понемногу… Получил приказ «в расход» и вместо того чтоб, ударить фашиста в сердце, в живот несколько раз… Я тогда не придал значения, не одёрнул… – Рогожин прикрыл глаза, вспоминая что-то… Потом, покачав головой, продолжил: – А закончилось всё тем, что он вырезал целую семью! Так что смотри, Егор, смотри. Сашка уважает тебя, помоги ему, у вас общая беда, а это сближает… Я тоже постараюсь! Вместе спасём парня…

– А может правда: комиссовать! – слегка сбитый с толку эмоциональной речью командира, брякнул я.

– Нельзя! Просто поверь мне… А вот если справится, как ты, тогда можно… Но уже не надо будет! Так что? Присмотришь?

– Да!

Не скажу, что за Сашкой пришлось сильно присматривать, похоже, терапия «доктора Рогожина» помогла. Видимо, посмотрев на дело рук своих, он что-то понял… Но сдружились мы крепко, действительно, общая боль сближает… Он даже на новеньких перестал смотреть волком. Что? Я не сказал, что у нас появились новички? Действительно! Ну что ж, будем исправляться!

Новеньких звали: Олег и Пётр, и появились они весьма неожиданно – через неделю после того как меня выпустили из госпиталя.

Как я понял, они поймали Рогожина где-то по пути из столовки в нашу казарму. Тоже верно! Сытый офицер завсегда добрее голодного. И начали уговаривать: взять их в нашу команду. Командир очень вежливо послал их… зато подробно! Только парни оказались настырными, и на третий день, Рогожин по доброму (сытый ведь) дал им по разу в пузо, и пошёл дальше. На четвёртый день всё повторилось и на пятый, а вот на шестой командир сдался:

– Ну ладно, хрен с вами! Показывайте свои таланты! Но учтите, у вас одна попытка! Докажите, что можете быть полезны – возьму…

Проводить же показательные выступления привёл к нам, чтоб присмотрелись… Для начала: Олег согнул лом!!! Вот это силища! Рогожин сказал: «Молодец». И разогнул железяку. Офигеть! Потом Олежка начал стрелять из пулемёта, и тут командир растаял…

А вот Пьеро?! Хм… Оказался студентом медиком: взял академ и рванул в армию. И когда он сказал, что может зашить и даже пулю достать… Командир наотрез отказался его брать! Дескать, не его это дело людей убивать! Вот только…

– Товарищ старший лейтенант, убьют меня бандиты или нет – неизвестно, а вы точно покалечите!

– Я? – если сказать, что Рогожин удивился, значит промолчать.

– Вы! Если каждый день получать под дых, то рано или поздно вы что-нибудь мне отобьёте! – абсолютно серьёзно заявил Петька.

– Тьфу ты! Ну, зачем тебе это надо? Ты же будущий врач! Я вообще не понимаю, как ты здесь оказался!? Ты людей лечить должен! Иди отсюда, а то твоему командиру пожалуюсь, из нарядов не вылезешь!

– Не пожалуетесь!

– Почему это?

– Из-за них, – кивает в нашу сторону, – мы про вас узнавали: вы на всё готовы ради своих парней, а значит, не откажетесь дать лишний шанс выжить…

– Я тебя ненавижу!

– Значит берёте?

– При условии, что вы, два придурка, внятно объясните, зачем вам это нужно. Если соврёте, вам здесь не место!

– Мужики, вы лучше не врите, – Балагур, как всегда, в своём репертуаре, – и давайте с подробностями…

– Быстров! Ты меня достал!

– Виноват!

– А ладно, – и уже новичкам: – Давайте, колитесь!

М-дя… Ничего в этом мире не меняется… Все глупости, которые совершают мужики, из-за женщин. Хотя и подвиги в основном тоже. Короче: Олег и Петька – два друга. Вместе с самого детства: ходили в один садик, учились в одной школе. Вот только в институты разные поступили. Петька мечтал стать врачом, а Олег любил возиться с железом, кстати, в свободное время подрабатывал кузнецом, за что и получил погоняло – Молот.

Тут и начинается самое интересное, на одной из студенческих вечеринок парни познакомились с девушкой – Надей. И оба втрескались в неё по уши. Но как настоящие друзья ссориться не стали, а справедливо решили предоставить выбор ей. Вот только выбор сделать оказалось не просто. Оба высокие, крепкие и симпатичные парни, из приличных семей. Вот и мыкались втроём. В конце концов, ребятам это надоело, и они предложили сделать выбор…

И вот тут-то Надя и поведала им, что любит обоих и никак не может решить, кого больше! Но одно она знает точно: её избранник должен быть настоящим мужчиной, Героем с большой буквы! Ну, там ребёнка из проруби вынуть или из пожара кого спасти… Может я и утрирую, но уверен, что не намного! Иначе, зачем эти два пентюха пошли служить в армию? Естественно в ВДВ, ну где ещё самые настоящие мужчины (вот тут спорить не буду). Теперь понятно, зачем они к нам рвутся. Тут или голову сложишь, или медаль какую-нибудь точно дадут. Ну, надеюсь. Я бы тоже не отказался вернуться домой и показать отцу…

Рогожин долго плевался, матерился и грозил карами, если кто-нибудь вылезет вперёд без разрешения… Короче взял!