Глава XII
Суд
05:00.
Скрежет замочной скважины камеры не разбудил Беридзе, заснуть ему так и не удалось, он всю ночь думал и повторял в своей памяти самые счастливые моменты своей жизни: беззаботное детство, первая любовь. Он вспоминал, как подарил девушке алые розы на день рождения, как они гуляли в парке, несмотря на невыполненное домашнее задание, а дальше вспоминать было нечего, разве что лето, дачу. Интересно, как там сейчас? Наверное, так красиво: всё цветёт, пахнет ароматом свежескошенной травы, вишни уже созрели, и их можно есть, как и клубнику с малиной. А ежевика в лесу, а грибы? В животе тут же забурлил желудочный сок, так как рацион питания в СИЗО был ужасным. И если хлеб есть ещё можно было, чай пить тоже, то вот жрать каждый день баланду было просто невыносимо. И дело не в отсутствии мяса или свежести баланды, уже через неделю мозг мысленно внушал арестанту: «Стой! Хватит меня пичкать этой ерундой, я не хочу её есть, прекрати жевать».
Остатки баланды выбрасывали в «дальняк» либо отдавали кошке полакать, гладя её и приговаривая: «Ночью не спи, крыс лови». Крыс действительно было много, оно и понятно: здание блока П-1 не ремонтировалось со своей постройки, так что крысы проделали лазы на несколько поколений вперёд. Самое ужасное действительно начиналось ночью, когда крысы и мыши начинали хозяйничать в хате, бегая в поисках еды и порой переворачивая посуду на столе. Если кота в камере не было, то было совсем плохо, Беридзе пару раз будила огромная чёртова крыса своим хвостом или холодными крысиными коготками как бы невзначай трогала его лицо, пробегая мимо.
Мать передавала Беридзе передачки и даже один раз воспользовалась услугами местных «поручителей», обещавших оформить продуктовые передачи сверх нормы, но, увы, договорённости были ими не исполнены, и передача, оформленная на сокамерника, так до Беридзе не дошла.
Уклад жизни в камере также давил и не внушал чего-либо хорошего. Подъем в 07:00, осмотр камеры надзирателями, а тут как повезёт. Если некоторые надзиратели вели себя по отношению к арестантам ещё более или менее, то другие, упиваясь своей властью и пониманием безнаказанности, переворачивали камеру вверх дном в поисках запрещённых веществ и предметов. Особенно доставалось личной переписке арестантов, которую умышленно разбрасывали на пол камеры перед своим уходом.
В 21:00 был повторный осмотр камеры, и «шмонали» в этот раз ещё более изощрённее, чем с утра, переворачивали матрасы, вытряхивали всё из ящиков, продукты и еду разбрасывали по столу в хаотичном порядке, не чурались даже иконы проверять на наличие в них тайников.
Беридзе за время своего срока содержания под стражей сменил 6 камер, в которых всё было одно и то же: в каждой камере нужно было оформлять «прописку», рассказывать, кто ты и откуда, показывать постановление о страже, уверять, что никого не сдавал и отказывался сотрудничать со следствием. Георгию везде верили, тем более ему и самому казалось, что за него кто-то сказал кому нужно, так как все почему-то знали, что он всю вину взял на себя и своего подельника не сдал. Понимать тюремные обычаи и местные устои Беридзе не хотел, да и сами они были ему не интересны, так как от тюремной романтики он был далёк. Да и какая тут могла быть тюремная романтика?
Беридзе краем уха слышал, что администрация изолятора активно сотрудничает с рядом арестантов, которых прозвали «звонками», или, как их сами называли надзиратели «ВКРщики», то есть те, кто разбалтывал арестантов внутри камеры.
Беридзе раза 3 предлагали поработать на находках и на задержаниях по телефону, уверяли, что всё безопасно, но он отказывался, наверное, было что-то в нём человеческое, что не давало окончательно сойти на чёрную дорогу, уверяя очередную бабушку или дедушку из Владивостока или Хабаровска, что за внука, которого поймали блюстители порядка, срочно нужно заплатить выкуп. «ВКРщиком» Беридзе также отказывался становиться, хотя это ему предлагали как сами арестанты, так и повторно администрация СИЗО в лице старшего лейтенанта Константина Константиновича Нишева.
– Арестант Беридзе, на выход! – на всю камеру прокричал надзиратель.
– Слушаюсь, гражданин начальник, – устало и обыденно ответил Беридзе, не успев умыться ржавой водой, стекающей по давно прогнившему смесителю.
– К стене, голову опустил, руки за спину, ну как, к суду готов? Чего ждёшь? – с явной ухмылкой спросил надзиратель, закрывая дверь камеры.
– Готов, гражданин начальник, жду хороших новостей и снисхождения.
– Наивный, – громко засмеялся надзиратель, давая команду идти вперёд.
Спустя короткое время Беридзе был доставлен в камеру – стакан, в которой невозможно было присесть даже на корточки, так как она была предназначена для нахождения в ней арестанта в стоячем положении. Таких камер было 10, и все они были предназначены для исключения контактов арестанта с другими перед отправкой по этапу или перед отправкой в суд. Спустя час все 10 камер были заполнены, арестантов по одному уводили на личный досмотр.
Личный досмотр перед отправкой в суд производился местным фельдшером, а также двумя конвоирами. Делалось это для недопущения вывоза запрещённых предметов с территории изолятора. Если конвоиры досконально осматривали только вещи и одежду Беридзе, то вот фельдшер уже досконально осматривал тело Георгия на предмет запрятанных во «внутренний карман»25 колюще-режущих предметов.
– Ну что, рот открой. Язык высунь, – спокойным тоном начинал фельдшер, – руки подними, так, теперь давай твой внутренний карманчик посмотрим, есть два варианта: первый – это для дырявых, второй – для мужиков. Ты какой выбираешь?
– Конечно, второй.
– Отлично, тогда за минуту ты должен присесть с руками, сжатыми в замке на затылке, 70 раз.
– Сколько?
– Время пошло, быстро.
«Внутренний карман», а ведь кто-то пытался в нём пронести телефон, другие же умельцы пытались пронести наркотики, но добрый доктор должен был всех излечить от этой пагубной привычки, и если при проносе телефона составлялся материал об административном правонарушении, а первооткрыватель уезжал в ШИЗО, то во втором случае возбуждалось уголовное дело, фабула которого обычно звучала так: «Содержащийся под стражей гражданин Филателистов И. В. при доставке в камеру при личном обыске отказался выдать добровольно содержащиеся при нём предметы, запрещённые для свободного оборота на территории России. При обследовании анального прохода фельдшером Ивановым И. С., в присутствии двух понятых Сергеева К. С. и Шилмиове В. А. был обнаружен свёрток, внутри которого имелись таблетки розового цвета».
За 60 секунд Беридзе успел сделать 35 приседаний, но по тому, как он их делал, фельдшеру было понятно, что внутренний карман Беридзе чист.
– Сегодня при возвращении доделаешь оставшиеся, только учти, что по возвращении я тебе спуску не дам, – грозя у лица своим указательным пальцем, произнёс фельдшер, дав команду конвоирам привести следующего.
08:00.
– Слав, доброе утро. Пойдём завтракать, – целуя меня с утра и мурлыкая в ухо, прошептала Дарья.
– Не, не хочу. От слова совсем не хочу, – с закрытыми глазами произнёс я.
– Вставай, вставай, соня. Кто меня сегодня на работу повезёт, ты! – стаскивая с меня одеяло и смеясь, продолжала Дарья.
– 5 секунд, 5 секунд.
После того как завтрак был съеден, а Дарья получила свою порцию комплиментов, мы приступили к самой главной церемонии любого нашего утра – это приготовление кофе.
– Кстати, Слава, а ты знаешь такую Иляну Камирову?
– Ну допустим.
– Чистый ответ адвоката, не утвердительно и не отрицательно.
– Допустим.
– Ха-ха-ха. Ну так вот, я вчера прочитала, что она в одной из групп во «ВКонтакте» выложила видео, посвящённое её расследованию на тему машин, как она сказала, служителей Фемиды, это типа богиня какая-то?
– Даш, мне уже только от её имени плохо становится.
– Ага, значит, знаешь!
– Да, знаю. Пару раз в суде пересекались, не более. И что там в этом видео?
– Она стоит перед судом и снимает на телефон «Ауди А8», «Крузаки» и «Вильямс» 5 серии. Я аж офигела… И ты знаешь, скриншоты с базы ГИБДД прикладывает к видеозаписи, там фамилии владельцев. Как я поняла схему, хотя особо не слушала, типа судьи оформляют машины на своих бабушек, дедушек или детей, а сами ездят по генеральной доверенности.
– Даш, этой схеме лет 16, хотя, может, чуть-чуть поменьше.
– А, вспомнила, она смотрела их декларации, они же на сайте должны публиковать. Так вот, там нет никакой информации, касающейся этих японцев и немцев. Почему-то в декларациях только наши «тазики» или UZ DAEWOO.
– Ну, они хорошо живут, да.
– Что там, кстати, с кофе, давай наливай, я уже пить хочу.
Кофе действительно был шикарным, и его вкус меня пробуждал, Дарья же пила его так, за компанию. Ей больше нравилось пить со мной зелёный чай. Новость о расследовании Иляны меня удивила, я, конечно же, слышал о том, что она помогает местным пенсионерам, участвовала в акции за честные выборы, и вроде года 2 тому назад её даже задерживали перед местным парламентом с табличкой «НЕТ ВОЙНЕ» или что-то типа того. Но вот расследование и тем более в отношении, как сказала Дарья, служителей Фемиды ей может стоить дорого.
– Так что там с этой Иляной? – рассматривая меня с заговорщицким видом, не унималась Дарья.
– Да брось ты. Ну выложила видео, и что с того? Судей в нашей стране назначают сверху, те что хотят, то и творят. Если бы их выбирали, как в других странах, то было бы по-другому, они бы должны были отчитываться перед своими избирателями, а у нас всё иначе. И насчёт машин, тут тоже всё чисто, родственник дал прокатиться, есть генеральная доверенность.
– Там она даже какой-то расчёт проводила, что условная бабушка с пенсией в размере 10 000 руб. должна будет всю жизнь копить на машину, которая у неё в собственности. И, как она сама сказала, это первая часть видео, судя по второй части, там будет ещё жёстче, как я поняла, она будет говорить про квартиры. Судьи формально разводятся с супругом и на экс-супруга всё имущество оформляют, а его декларировать не нужно, вот и переводят всё своё добро на своего благоверного. Я, кстати, тоже так хочу, получать много, мало работать, но тебе ни-че-го не отдам, потому что у нас с тобой будет брачный договор, а при разводе всё мне достанется.
В момент, когда Дарья медленно выговаривала слово «ни-че-го», я начал улыбаться, но как только она сказала про брачный договор, я расхохотался так громко, что мой смех был слышен даже на улице, так как собаки начали лаять под окном кухни.
– Не, ну а что? – удивлённо продолжала Дарья. – Вот я работаю, работаю, иногда и 6 дней в неделю, пишу кандидатскую уже полгода и что? У меня квартиры-то нет, хорошо, что отец мне с матерью подарок сделали и переоформили на меня свою дачу, и всё, нет у меня ничего. Машина есть, и за ту кредит плачу.
– Даш, – поставив пустой стакан на стол и перебив свою русалку, начал было я менять тему. Давай не будем это обсуждать, лучше давай про Санкт-Петербург поговорим, мы, кстати, сегодня вылетаем, ты не забыла?
– Ну да, в ночь же летим. Я и чемодан собрала.
– Тёплый свитер не забудь взять, а лучше два.
– Эх, Слава, какой ты заботливый, – обнимая меня, произнесла Дарья и прижалась к моей груди.
– Кстати о других странах, я же, помнишь, тебе про свою одноклассницу говорил. Ну ту, которая после окончания школы в Дублин полетела учиться?
– О! Правда, правда. Помню, ты что-то говорил.
– Я с ней недавно разговаривал насчёт жизни в Ирландии.
– И как?
– Ей нравится, возвращаться в Ижевск не хочет.
– Да у тебя весь класс разъехался после школы, судя по твоим рассказам. Тут только ты и пара человек остались.
– Ну да, я, кстати, с ней за партой сидел. Говорю ей типа, прилечу со своей девушкой в Дублин, зайду в местный паб, познакомлюсь с мужиками, выпью их настоящего пива, надену зелёную майку, скажу что-то типа: «Hi. I am from Russia and I respect Robert Emmet. I know what him fight and wrestle English f… army. Freedom Ireland26».
– О-ля-ля. Поняла всё, кроме Роберта Эммета Это какой-то герой ?
–Да, это национальный герой Ирландии! Возглавлял борьбу за независимость Ирландии и от Британской короны.
– Кстати, что сказала твой одноклассница?
– Что меня забрали бы в психушку. Кстати, я у неё спрашивал по поводу жизни. Я прямо обалдел, у них, оказывается, самые богатые – это врачи, учителя, пожарники и полицейские, кстати родители Роберта Эммета были из богатой семьи, его отец был врачом.
– Так, так. А про врачей поподробнее, пожалуйста.
– Там зарплаты очень высокие, и, представляешь, в Дублине мэр города на работу на велосипеде приезжает, я просто в шоке от этого был.
– Ну да, наших судей не мешало бы пересадить на велосипеды тоже.
– Ага, я представляю себе эту картину.
– Ладно, поехали на работу, пора дела делать. У тебя много сегодня пациентов?
– Я на полдня иду, там 2 ребёнка. Потом в магазин забегу, куплю себе новый свитер, как раз с тобой по Невскому в нём погуляю.
10:00.
– Доброе утро, сообщите, пожалуйста, что адвокат Несмеян прибыл на процесс, у нас в 10:30, я защитник Беридзе, – открывая дверь помощницы судьи Смальцова А. Н. без стука, сообщил о себе я.
– Да, хорошо, только стучитесь, пожалуйста, впредь, у нас ещё на 09:00 процесс не начался. Ожидайте.
Подойдя к двери судьи Смальцева, я посмотрел на расписание, прикреплённое к его двери, и увидел, что процесс Беридзе третий по списку. Расписание процессов в профессиональной среде именовалось как «аншлаг» и кратко повествовало о том, кого будут судить, за что будут судить и во сколько должен начаться тот или иной суд.
«Зря приехал так рано», – подумал я, глядя на занятые скамейки в коридоре суда. Людей, действительно, было очень много, и все они были разные, тут были и бабушки, оживлённо обсуждающие последние новости города, и стоящие напротив них мужчины в классических костюмах. В самом конце коридора напротив железной двери с табличкой «Конвой» стояла группа поддержки, по всей видимости, какого-то арестанта, многочисленные родственники, друзья стояли полукругом у стены и что-то оживлённо обсуждали.
Их лица выражали в большинстве своём апатию и усталость, было видно, что люди ничего хорошего не ждали и понимали, что увидеть своего друга, брата, мужа, сына смогут в коридоре заточенного в кандалы перед его отправкой по этапу, а потом этого же человека, но уже без кандалов, возможно, успеют увидеть, а возможно, и не успеют увидеть лет через 10, а может, и все 15.
Родственники Беридзе пришли в суд вовремя. Я встретил их у входа и начал отвечать на вопросы, которых было, к моему удивлению, мало. Морально поддержать Беридзе пришли его бабушка, мать, отец, его брат и Маша. С Марией я ещё раз проговорил, как ей нужно отвечать на мои вопросы и что говорить нельзя, когда её будут допрашивать в качестве свидетеля. Мария, как и было оговорено, принесла справку от гинеколога, которую отдала мне в руки, после чего попросила меня поговорить с ней тет-а-тет.
– Я разговаривала с бывшей девушкой Семёна Выборнова, – опуская глаза в пол, очень медленно начала говорить Мария.
– И что она сказала?
– Ну, в общем, Семён как-то попался с наркотиками в ночном клубе города, и после этого он у них под колпаком, ну в смысле активно сотрудничает с ними.
– Это сути дела не меняет, и Беридзе вы этим никак не поможете. К тому же у Семёна есть влиятельный родственник, пусть она сейчас никакую должность не занимает, но, в случае чего, позвонит куда нужно.
– Это проверить же нужно, получается Семён его сдал? Как бы сказать правильно, оговорил? – начиная нервничать и теребить кольцо на большом пальце, начала повышать голос Мария.
– У меня договорённости с прокуратурой, мы говорили о наказании сроком в 7 лет, если сейчас влево или вправо пойдём, то он сядет лет на 13 минимум.
– То есть вам безразлично на то, что Семён может и дальше продолжать других парней вовлекать в этот порочный круг?
– Абсолютно, и я не вижу смысла продолжать этот разговор, тем более за несколько минут до суда. А насчёт Беридзе… Как вам сказать откровенно, я его не заставлял становиться барыгой, и уж тем более я не предлагал ему заработать лёгких денег, выбор сделал он сам.
– Но только вы не на его месте и не в его шкуре, – сказав это, Мария резко отошла в сторону и села на скамью перед входом в кабинет судьи.
Действительно, анализ дела мне подсказывал, что этот самый Семён Выборнов нечист на руку, что он не только у Беридзе работал личным водителем, не говоря уже о том, что не зря за него мой друг из прокуратуры попросил лично. Я не исключаю того обстоятельства, что он изначально был приманкой для Беридзе и что он сообщил сотрудникам о маршрутах следования Георгия взамен на свою свободу, а возможно, всё было иначе.
В это время бабушка Беридзе смотрела в мою сторону и перед самым началом слушания дела, подойдя ко мне и смотря прямо в глаза, спросила: «Значит, вы будете защищать Георгия? Дай Бог вам божьей помощи».
Спустя два часа ожидания секретарь судьи Смальцева пригласила участников процесса в зал.
12:30.
Судья Смальцов Александр Николаевич в Кировском суде Ижевска работал очень давно, а начинал он свой трудовой путь в нотариате, работая помощником нотариуса, после, на заре перестройки, был выбран народным судьёй коллективом какого-то завода, название которого Александр Николаевич уже и не помнил.
Александр Николаевич выделялся своим весёлым характером, он мог прямо во время процесса начать рассказывать какую-нибудь комичную историю или просто начать шутить над нерадивым участником процесса. Шутки шутками, а с профессиональной точки зрения Александр Николаевич выносил отличные судебные акты, за пять лет моей работы мне удалось единожды отменить его приговор в апелляционной инстанции.
В одной из приватных бесед Александр Николаевич признался, что за 30 лет, что он отправлял правосудие, ему достаточно взглянуть на титульный лист дела или, как он говорил, на «передовицу», чтобы понять, какое наказание будет назначено.
Судья Смальцов уже назубок знал, что вот по этому делу 5 лет будет справедливым наказанием, а апелляция адвоката или прокурора особого впечатления на судей вышестоящей инстанции не произведёт. Александр Николаевич жил по принципу: «Бей своих, чтобы чужие боялись», что в его понимании означало: отклонить всевозможные ходатайства стороны защиты, удовлетворить требование прокурора о назначаемом сроке, но только в той его части, которая устроит апелляционный суд, своевольничать себе судья Смальцов не позволял, да и вновь утверждённым судьям не советовал выбиваться из колеи, уверяя, что это никто не оценит и медаль за это на грудь не повесят.
Уголовное дело, связанное с обвинением гражданина Беридзе в незаконном обороте и распространении наркотических веществ, было для Александра Николаевича не уникальным, и ничего примечательного в этом деле для судьи Смальцова не было.
– Вячеслав Игоревич, – обратилась ко мне помощник судьи, – вы не могли бы зайти в кабинет судьи, с вами хотят поговорить.
– Хорошо.
Кабинет Александра Николаевича имел очень большое количество настенных полочек, которые были заставлены большим количеством пыльных книг об истории, праве и всевозможной юридической литературой. У всякого входящего в кабинет складывалось впечатление, что это вовсе не кабинет судьи, а минибиблиотека, но при более детальном осмотре полок можно было увидеть огромный слой пыли на книгах, которые уже давно никем не открывались и не читались.
– Вячеслав Игоревич, добрый день. Ну как, вы к процессу готовы? – с улыбкой и не вставая со стола, начал Александр Николаевич.
– Всегда готов, – отдавая пионерское приветствие, с улыбкой ответил я.
– Вот-вот, оно и правильно, прямо как в мои молодые годы. Ну что у нас тут по гражданину Беридзе? Ниже низшего стало быть?
– Да, так точно, господин судья, – отдавая честь по стойке смирно, чётко произнёс я.
– Вот-вот, все бы адвокаты такими почтенными были, и цены вашей братии не было бы.
– Ну что? 9 лет 6 месяцев и без апелляции? – с улыбкой глядя мне в глаза, иронично спросил Александр Николаевич.
– Ваше высокоблагородие, да как же так? – изображая недоумение, как бы начал возражать я.
– Ну хорошо, хорошо, 9 лет и точка?
– Александр Николаевич, там изначально разговор шёл о 7 годах.
– Ну я не знаю, с кем там кто и что обсуждал, тут вижу минимум 9 лет реального срока. Ваше ходатайство я изучил, всё грамотно написано, но 7 лет вы просите, да разве такая практика у апелляционного суда существует? Нет её, вы же сами знаете! А что вы хотели, там санкция от 10 до 20 лет, какие ещё 7 лет, меня прокуратура потом замучает. Не говоря о том, что такой срок никто в апелляции не «засилит».
По всей видимости, мой друг из прокуратуры то ли забыл напомнить своим коллегам о деле Беридзе, то ли просто, получив нужные показания и вытащив интересовавшего его человека из дела, забыл о своих обязательствах передо мной, то ли просто проявил безразличие.
Но решение нужно было принимать здесь и сейчас: либо соглашаться на срок 9 лет и давать устные гарантии, что сторона защиты не будет подавать апелляции, либо включать Адвоката с большой буквы, выступать в судебных прениях часа три, заявлять всевозможные ходатайства в защиту интересов доверителя, нервируя судью, который, как и прокурор и иные участники процесса, знает, что все они останутся неудовлетворёнными, и получать большой срок в районе 15 лет, а может, и все 17.
Подумав короткое время, я сообщил, что девять лет наказания нас устроит и что в целом можно начинать процесс.
– Вот и отлично, ну а прокурору я сейчас позвоню, и он поднимется. Да, и ещё, Вячеслав Игоревич, у меня сегодня рыбалка, всё же пятница, вы там поменьше выступайте, если можно? А то хотелось бы до 16:00 кончить это дело и спокойно поехать без пробок. Свидетелей как, кратко допросим или просто огласим их показания без вызова?
– Хорошо, хорошо, как вам будет угодно. Мне тем более сегодня самому желательно пораньше домой приехать, в ночь в Санкт-Петербург улетаю.
– Счастливого пути, ну ожидайте в коридоре, скоро начнём.
– Честь имею, – отрапортовал я также по стойке смирно, чем вызвал улыбку у Александра Николаевича.
13:00.
Спустя пять минут в коридоре показался мужчина, одетый в голубой китель и такие же по цвету брюки. Этого прокурора я лично не знал, но он меня почему-то поприветствовал, заходя в кабинет судьи. Спустя ещё минут 10 остальных участников попросили зайти в зал.
Беридзе привели через две минуты. Закованный в наручниках с очень уставшим видом, опущенными глазами в пол, он словно говорил: «Давайте быстрее, я очень устал и ничего хорошего от этого представления не жду».
Бабушка, увидев своего внука, начала очень громко плакать, её было начала утешать Светлана Сергеевна, но это не помогло, рыдания становились всё громче и громче. Гнетущая атмосфера ещё не начавшегося процесса начинала напоминать жалкую картину расправы над провинившимся солдатом, которого должны были выпороть прилюдно перед всеми на плацу, несмотря на его происхождение и род, несмотря на крики родственников, орущих что есть мочи: «Не виновен».
Беридзе стоял в клетке прямо напротив сидящего прокурора, побритый налысо, с чуть свисающими штанами, в ботинках без шнурков.
Внешне он был жалок, было видно, что он тяготился не сколько своим статусом подсудимого, а сколько статусом, которым теперь окружающие могли нарекать его родственников: «Враги народа, отец врага народа, мать врага народа».
Беридзе взглядом позвал меня подойти к клетке и чуть шёпотом спросил: «А нельзя побыстрее?».
– Нет, нельзя, – также шёпотом ответил я, – тут ещё какое дело, в общем, наказание будет ниже низшего, как и договаривались, но 7 лет не будет. Будет 9 лет или чуть больше.
– Да мне уже всё равно, сколько будет, 7 или 9 лет, мне безразлично… Один х.. явно я не «выгребу».
– Прошу всех встать! Суд идёт! – громко прозвучало из уст помощника судьи.
На этот раз Беридзе не забыл встать и осмотрел зал, а вернее посмотрел в сторону скамейки для слушателей. Деда там не было, мать, отец, бабушка, брат пришёл, Маша тоже, как и обещала, пришла, а деда не было.
«Проклял дед», – подумал про себя Георгий. С дедом они были особенно близки, и Георгий часто думал, что дед его любит больше, чем всех других внуков. Да и сам Георгий любил своего деда больше, чем кого бы то ни было.
Ещё бы, дед прошёл Афганистан, воевал в первой Чеченской, был награждён множеством наград, не раз и не два получал поздравительные телеграммы из Москвы и был примером для подрастающего поколения, часто выступал перед школьниками на всевозможных патриотических праздниках, обращая внимание на себя не только количеством и блеском медалей, но и своей выправкой и манерой разговора.
Слёзы и завывания бабушки также терзали душу Беридзе, как и отсутствие деда. Бабушка начала плакать всё громче и громче, и её вой начал действовать судье Смальцову на нервы.
– Так, гражданка, вам, если плохо, то вы, пожалуйста, выйдите. Мешаете работать, – обратился Александр Николаевич в сторону скамьи слушателей.
– Извините, извините. Я успокоюсь, буквально 5 секунд, – прекращая плакать, ответила старушка, вытирая слёзы белым платком.
– Мы можем прерваться на 5 минут, помощник вам воды принесёт, если хотите?
– Нет, не нужно… Я уже всё успокоилась, спасибо большое, – садясь на скамью и продолжая вытирать слёзы, чуть всхлипывая, ответила старушка.
Сам процесс Беридзе особо не понимал, отвечал на вопросы судьи односложно: вину признаю, раскаиваюсь, прошу строго не наказывать, ходатайство адвоката о назначении наказания ниже низшего предела поддерживаю, обвинительное заключение читал, замечаний к его содержанию не имею, само заключение получил за 14 дней до даты суда, его изучил подробно.
В момент, когда к столу свидетелей подошла Мария, Беридзе внутренне дрогнул. «Он тут, за решёткой, а она нет, вернее нет, теперь уже они там. И не увидят они его уже не 7 лет, а все 9. И, стало быть, дочку он на 1 сентября в школу не отведёт и не заберёт. Да и захочет ли с ним эта дочка общаться? И почему вдруг дочка, может, там мальчик будет?» – мысли вихрем кружились в голове у Беридзе.
– Так, Беридзе, вы нас слушаете вообще? – нервно повышая голос, крикнул судья.
– Ой, извините, задумался, – давя в зародыше боль в груди, ответил Георгий.
– Я повторяю, у вас вопросы есть к свидетелю со стороны защиты? Вы не против приобщить к материалам дела справку о беременности гражданки Жбановой? Она вам кем приходится?
– Ну, это моя девушка, я с ней встречался.
– Так, а по поводу справки что? – уже смотря в мою сторону, спросил судья.
– Уважаемый суд, сторона защиты не против приобщения этого документа. Сторона защиты не имеет дополнительных вопросов к гражданке Жбановой, – ответил за Беридзе я.
– Так, стороны процесса, – снимая очки, произнёс судья, листая в этот момент материалы дела, – будем ли мы исследовать письменные доказательства по делу или я могу их просто огласить?
– Уважаемый суд, сторона защиты не против их оглашения без изучения.
– Уважаемый суд, сторона обвинения также не против.
Огласив материалы дела, заслушав выступления прокурора в прениях, который запросил наказание для Беридзе в виде реального лишения свободы сроком 12 лет, суд предоставил слово стороне защиты. Я выступил стандартно и выдержанно, обратив внимание суда на поданное мною ходатайство о назначении наказания ниже низшего предела и на иные смягчающие вину обстоятельства. Беридзе же отказался выступать в прениях и отказался от последнего слова, просто сказав, что вину признаёт и раскаивается в содеянном.
После удаления судьи в совещательную комнату Георгий сел на скамью и начал смотреть в пол. Светлана Сергеевна хотела было подойти к клетке ближе, но конвой ей делать это запретил, и она села на место. Беридзе же вспомнил, как ему когда-то в детстве, когда он впервые увидел обезьяну в зоопарке, захотелось угостить её бананом, но смотрители в самый последний момент оттащили его от клетки, передав в руки родителей. Беридзе провёл аналогию между собой и той обезьяной из детства. «Нет, не выбраться мне никуда, я теперь и есть эта обезьяна в клетке, и никто меня никуда не отпустит».
После запрета общения с сыном через конвоиров я вышел с родственниками Беридзе в коридор.
– Ну как, Вячеслав Игоревич? Как вы думаете? Прокурор так много запросил. 12 лет, разве так можно? – продолжая рыдать, настаивала на снисхождении Светлана Сергеевна.
– Это у них работа такая, там же до 20 лет наказание.
– 20 лет… И что будет с ним, когда он выйдет? – заламывая руки в замок и смотря в потолок, словно молясь, произнесла Светлана Сергеевна в надежде услышать какой-то ответ или надежду на то, что всё будет хорошо.
– Я не знаю, что с ним будет через 20 лет. Я не знаю.
– Вы не знаете, потому что вам безразлично! – резко оборвала меня Мария Жбанова, покидая коридор и направляясь в сторону выхода.
19:00
– Ты вернулся, – закричала Дарья, забрасываясь на меня, словно кошка, которая долго не видела своего хозяина. – Смотри какой я купила себе свитер, тебе же нравится да?– смотря в мои глаза и обвивая шею своими ручками спрашивала Дарья, словно желая получить похвалу.
Свитер действительно был шикарным, чуть приталенный, без дурацких картинок, ярко бордового цвета, он словно делал Дарью еще стройнее. Хотя куда было делать её еще стройнее, все как говорится и так было при ней, без изъянов с соблюдением пропорций установленных еще Венерой Милосской.
– Да, слушай мне нравится, симпатично и мило,– целуя Дарью, ответил я, помогая ее ногам устроиться на моих бедрах удобнее.
–Ну как, сколько у нас еще до вылета осталось? Давай бегом на кухню, там твои любимые пельмени с кетчупом и подливой. Я тебя так ждала, так ждала. Я так мечтала об этой поездке, и наконец-то мы посмотрим этот город,– продолжала, не отрываясь смотреть в мои глаза Дарья.
–Да я и сам очень сильно рад за нас обоих,– ответил я, прижимая Дарью к себе покрепче.
– Ты какой-то не веселый, что не так? Опять угловнички тобой не довольны ?
– Даш, вот про это не нужно, не хочу,– спуская Дарью на пол ответил я.
Спустя пару минут, я начал кушать свои любимые пельмени, а Дарья как кошка села напротив меня и что-то мурлыкала своё, девичье про то, как сложно было выбрать этот свитер, сколько она магазинов обошла в его поиске, и вообще как оказывается это сложно выбирать вещь, когда есть такой большой выбор, и вообще вам мужикам в разы проще жить, а женщинам сложнее, и одежду выбирать, и помаду, и туфли, и белье, и колготки, и даже перчатки, и купальники, и бусы и серьги и еще много чего!