Закончив работу, Евгений Николаевич, несмотря на уже позднее время, решил идти домой пешком. Небрежно бросив водителю: «Всё, Володя, на сегодня ты свободен, можешь возвращаться к своей любимой. Завтра не опаздывай!», медленно вышел из офиса и зашагал по Невскому проспекту.

Погода была великолепной, приближалась пора белых ночей, и медленная прогулка по городу приносила Евгению Николаевичу искреннюю радость. Он любил гулять по Невскому: здесь можно погрузиться в воспоминания – прочувствовать историю города. Каждый дом, каждая улочка имеет свою собственную историю – они помнят основателя города, Петра I; помнят Достоевского, Пушкина и многих других великих личностей. Постперестроечный бум строительства, слава богу, практически не затронул историческую часть города.

На Невском всегда многолюдно, но Евгений Николаевич не испытывал от этого дискомфорта. Ему нравились все эти люди: и молодые, в коротеньких юбочках, девушки с красивыми ногами и открытыми декольте, и аристократические, медленно семенящие старушки, придерживающие за локоть солидного возраста мужчин, и всегда спешащие домохозяйки с сумками в руках. Не раздражали даже толпы китайцев, щелкающие повсюду фотоаппаратами и айпадами.

Это жизнь красивого европейского города. И его, Евгения Николаевича, жизнь. И она нравилась ему.

– Подайте, Христа ради, – неожиданно прервал радостную прогулку Евгения Николаевича громкий хриплый голос. Обернувшись, он увидел неопрятно одетого заросшего мужчину лет сорока пяти.

– Подайте, мил человек, инвалиду на протез руки, – продолжил мужчина, и Евгений Николаевич, взглянув на него, действительно увидел, что правый рукав пиджака был высоко подвязан. Чувствовалось, что правая культя заканчивалась почти у самого плеча.

Настроение у Евгения Николаевича резко изменилось – он не любил нищих и редко когда давал им милостыню. Это не было какой-то осмысленной нелюбовью – он просто не доверял им. Считал, что все они работают на криминальные группы, собирая деньги с доверчивых людей и отдавая их в общак. И куда потом эти деньги уходят, никому не ведомо.

Недоверие это возникло еще в юные годы, когда Женька любил с друзьями в выходные дни или после работы «потусоваться» у пивного ларька – выпить холодного пива с воблой, а иногда тут же распить бутылочку «Московской» или «Портвейна-777».

В те времена у каждого ларька был свой старожил-нищий, который там промышлял, и никто другой, подобный ему, уже на его территорию зайти не мог. Любимым местом для Женьки и его друзей был пивной ларек на берегу одного из озер в районе Шувалово-Озерки. Место роскошное – под богатой кроной липы стояли небольшие, на высоких столбиках-ножках, круглые столики под зонтами, а рядом, словно живая изгородь, росли кустарники шиповника и сирени. Милиция на все эти распивки закрывала глаза, проходя мимо, делала вид, что ничего не происходит. Так вот, в этой зоне промышлял некий нищий по кличке Дрозд. Мужчина неопределенного возраста, с большой, никогда не чесаной, прокуренной бородой, всегда носил на спине старый замызганный рюкзак и в руках большую хозяйственную сумку. Никто не знал, что у него в рюкзаке, зато в сумке всегда находилась пара пустых стаканов и торчали горлышки пустых бутылок. Никто не знал настоящего имени нищего – просто Дрозд. Никто из завсегдатаев не помнил, когда он появился здесь первый раз. Приходил «на службу», по его собственному выражению, он задолго до открытия ларька и уходил уже после закрытия. Все привыкли к его присутствию и отдавали ему сдачу – 3–5 копеек, которые он тут же прятал в широченные карманы своего длинного поношенного пальто.

Взамен он предлагал пустые стаканы для распития запрещенных в данном месте алкогольных напитков и по просьбе посетителей бегал в ближайший магазин за очередной бутылкой или закуской. При этом сдачу, с молчаливого согласия заказчика, всегда оставлял себе. Распитые бутылки Дрозд тут же засовывал в свою сумку и сдавал в приемный пункт соседнего магазина. После закрытия ларька он, отставив сумку в сторону, но не снимая рюкзака, брал в руки метлу и наводил порядок на территории вокруг ларька, за что получал полтинник от продавщиц пива. Это продолжалось ежедневно, как по расписанию.

И вот в очередной выходной Женька с друзьями, мирно беседуя, распивал пиво под сенью липы. Дрозд, пригнув голову, мирно похаживал рядом. Вдруг он, неожиданно вскрикнув, схватился за левую сторону груди и начал медленно оседать на землю…

– Дрозд, ты чего? – подбежал Женька к нищему. – Что с тобой?

Дрозд упал на землю, лицо его побледнело, затем приобрело синеватый оттенок, и он затих, не проявляя признаков жизни. Пальцы правой руки зажали мертвой хваткой лямку рюкзака.

Скорая помощь и милиция прибыли одновременно. Врач зафиксировал смерть от сердечного приступа и вызвал машину для сопровождения тела Дрозда в морг. Старший сержант милиции, с трудом разжав пальцы мертвеца, изъял рюкзак, описав имущество Дрозда в виде рюкзака и сумки, и пригласил Женьку и его друга Толика быть понятыми при составлении протокола.

В местном отделении милиции в присутствии Евгения и Анатолия открыли рюкзак и все, кто был в помещении, ахнули – рюкзак был плотно забит деньгами, в основном аккуратно сложенными в пачки и перетянутыми резинкой десятирублевыми купюрами. Среди них были и свернутые в трубочки пяти– и трехрублевые купюры.

– Вот это да! – широко раскрыв глаза, произнес усатый лейтенант.

– Ничего себе! – вторил ошарашенный сержант и спросил лейтенанта: – Что делать будем?

– Надо доложить начальству, – поднимая трубку телефона, произнес лейтенант.

Начальство, в лице капитана милиции и его помощника, прибыло через пятнадцать минут. Начали пересчитывать содержимое рюкзака. Евгений, да и все присутствующие, ошалели от суммы, которую назвал капитан:

– Семьдесят тысяч сто девяносто рублей, – произнес милиционер.

Это была колоссальная по тем временам сумма. На эти деньги можно было купить 10 машин «Жигули» или 8 хороших двух-трехкомнатных квартир в кооперативе.

– Это ж сколько мне надо работать, чтобы накопить такую сумму? – подумал Женька, прикидывая в уме и сравнивая со своей зарплатой в 125 рублей в месяц. – Да-а-а… – протянул он, мысленно подсчитав, – почти 70 лет, в общем, до самой старости…

Как мог собрать нищий Дрозд такую сумму, никто понять не мог. Но с тех пор Женька, а нынче Евгений Николаевич, не верил попрошайкам.

А окончательно веру в необходимость помогать нищим подорвал случай в Испании. В один из летних дней Евгений Николаевич мирно шествовал по одной из людных улиц Мадрида, разглядывая старинные здания и витрины магазинов. На углу одного из домов стоял бородатый нищий с табличкой, на которой было написано на английском и русском языках: «Подайте инвалиду войны на протез ноги». Нищий был на костылях – штанина правой ноги была повязана к поясу. Перед ним лежала шапка со скудным подаянием из мелких монет. Люди проходили мимо, и редко кто бросал монеты в шапку, а если и бросали, то уж самую мелочь.

– Да, долго ему придется собирать на протез, – жалостливо подумал Евгений Николаевич и, призадумавшись, решил показать свою щедрость. – Вот тебе, дорогой, 10 долларов. Береги на протез.

Нищий, удивленно взглянув на прохожего, тихо сказал: «Thank you!», и, схватив купюру, зажал её в дрожащей руке. Отойдя десяток шагов, Евгений оглянулся и не поверил своим глазам: каким-то странным движением нищий спустил штанину и оказался на двух ногах. Прислонив костыли к стене дома, он замахал рукой с десятидолларовой купюрой, что-то прокричал своему коллеге, стоящему на другой стороне улицы с подвязанной левой штаниной. В один миг штанина у коллеги превратилась в ногу, и, схватив костыли, нищие радостно побежали в сторону ближайшего магазина. После этого случая Евгений Николаевич не верил ни одному нищему.

***

– Слушай, дорогой, перестал бы ты этим заниматься. У тебя ведь и пенсия, наверное, есть, и пособие, – вернувшись к действительности, обратился к попрошайке Евгений Николаевич.

– Есть и пенсия, и пособие – хватает, чтобы не умереть с голоду. Но у меня руки нет, – произнес спокойным голосом нищий, – а я хочу быть с рукой. Пусть она будет искусственной, но зато рука… А ты, мил человек, или помоги мне, или проходи с миром, не читай мне нравоучений.

Евгений Николаевич начал сердиться, нищий, мол, а как ведет себя. Настроение исчезло, и он, не дав ничего нищему, продолжил путь. «Вот ведь, совсем обнаглели, пройти невозможно без этих попрошаек. Что им не хватает? И пенсия есть, и пособие, так нет – подайте Христа ради», – передразнил нищего в мыслях Евгений Николаевич. Неожиданно двое бегущих навстречу парней грубо толкнули его с обеих сторон, чуть не сбив с ног.

– Куда прете, совсем людей не видите! – закричал Евгений Николаевич.

– Сам смотри, куда идешь! – прокричал на ходу один из них, и парни убежали, не обращая внимания на возмущенного такой дерзостью Евгения Николаевича.

Настроение было испорчено полностью, и он, ускорив шаг, поспешил домой. Дома, поцеловав жену и сняв пиджак, аккуратно повесил его в платяной шкаф. После чего привычным жестом потянулся к барсетке, всегда висевшей на ремне, и с ужасом обнаружил, что в нужном месте ее нет. В недоумении правой рукой схватился за голову – не может быть, она всегда была с ним. На работе он не расставался с ней – там были все документы: паспорта, кредитки, кошелек, мобильный телефон с массой информации, визитки и еще куча всяких нужных вещей… Где он мог ее потерять?!

Евгений Николаевич лихорадочно начал вспоминать: уходя с работы, он позвонил жене и положил телефон в барсетку, по пути домой никуда не заходил и барсеткой не пользовался, при разговоре с нищим она была на месте, так как, несмотря на нелюбовь к попрошайкам, рука машинально потянулась к барсетке поискать мелочь.

Куда же и когда она могла исчезнуть? И тут в памяти всплыла встреча с парнями – они ведь не просто толкнули его, а на несколько секунд зажали между собой.

«Вот, сволочи, точно они! И как таких земля носит? Где их теперь искать? В милицию бесполезно, что я им скажу? Что я лох? Да и вряд ли они искать их будут. А если даже найдут этих парней, они скажут, знать не знаем, ведать не ведаем, просто шел мужик, задумавшись, столкнулся с нами… А ведь там все документы, вся информация, солидные деньги… Надо срочно заблокировать кредитки», – в панике подумал Евгений Николаевич, набирая номер банка.

***

Утром, после бессонной ночи, открыв дверь офиса, Евгений Николаевич, к своему глубокому удивлению, увидел в приемной вчерашнего однорукого нищего. Тот мирно сидел на диванчике и выслушивал сердитые возгласы секретарши. Под левым глазом нищего светился свежий синяк. Это придавало ему еще более удручающий вид. Увидев Евгения Николаевича, секретарь затараторила:

– Я ему говорю, Евгений Николаевич, я ему говорю, что вы не принимаете, а он, знай, твердит: «Важное дело, важное дело…».

– Тебе чего, родимый? – перебил секретаршу Евгений Николаевич, грубо обращаясь к нищему. – Говорят же тебе – я не принимаю с утра. Тем более, таких, как ты. Не зря, наверное, заработал вчера, – закончил он, показывая на синяк нищего.

– Зачем же вы так? – тихо произнес нищий. – У меня для вас хорошая новость, а вы меня гоните, не выслушав, – и здоровой рукой он неожиданно извлек из холщовой сумки барсетку:

– Вот, возьмите, мне кажется, она ваша, – протянул барсетку изумленному Евгению Николаевичу нищий.

– Что? Как? Откуда? – не находил, что ответить, Евгений Николаевич.

Секретарь Надя недоуменно переводила взгляд с нищего на своего шефа и обратно, ничего не понимая, и не зная, что сказать. Наконец, проронила:

– Может чаю, Евгений Николаевич?

– Да, давай горяченького, две чашки, – и, подмигнув Наде, – и что-нибудь к чаю… И закусочки…

– Тебя как зовут? – взяв барсетку, обратился к нищему.

– Володя.

– Володя, Владимир значит. Давай, Володя, проходи в кабинет, поговорим, – сказал Евгений Николаевич.

– Ну что вы, я же вот… – замялся Володя. – В таком виде…

– Ничего, ничего, проходи, – распахнул дверь Евгений Николаевич, жестом приглашая Владимира в кабинет.

Помявшись, Владимир вошел и, покуда Надя суетилась у стола, начал внимательно рассматривать картины на стенах:

– Хорошие картины – настоящие, – произнес Володя.

– Ты раздевайся, снимай свою куртку, не по сезону она, мой руки – вон там туалет, и к столу, – распорядился Евгений Николаевич. – У нас с тобой долгий разговор будет.

Сняв куртку и повесив её на спинку стула, Владимир зашел в туалет. Взглянув в зеркало, смутился. На него смотрел заросший, давно не мытый, с нечесаными волосами и бородой пожилой мужик.

– Да, совсем ты опустился, Володя, – произнес сам себе. – Пора бы тебе встряхнуться.

Он долго, неуклюже мыл с мылом руку, лицо, затем взял лежащие на полке ножницы, аккуратно подправил бороду, причесал ее и волосы, и, увидев на полочке коробочку с пудрой, немного припудрил синяк и произнес в зеркало:

– Ну вот, теперь ты вроде похож на Володю, если бы, конечно, не рука, – и, грустно улыбнувшись, скомандовал. – Вперед, боец!

Увидев вошедшего Владимира, Евгений Николаевич охнул:

– Оба-на, да ты, оказывается, красавец! Как тебе, Надя? Ты посмотри на него…

Надя, улыбнувшись, налила в бокалы коньяк, положила в тарелки закуски и, осветив мужчин белоснежной улыбкой, направилась к выходу:

– Я в приемной, Евгений Николаевич! Если что надо, позовите.

– Хорошо, Надя! – И, обратившись к Володе: – Ну, давай, друг, за наше здоровье.

Коньяк был отменный – Володя в своей жизни не пил такого. Он выпил залпом и начал закусывать. Закуски были достойны коньяка. Несмотря на свое огромное желание выяснить, как же барсетка попала к Володе, Евгений Николаевич медлил с этим вопросом. Выпили по второй, третьей и только после этого он спросил:

– Ну а теперь, Володя, расскажи, как же все-таки барсетка к тебе попала?

– А очень просто! Когда вы ушли после нашего разговора, я смотрел вам вслед и думал: «Вот этого человека жизнь не ломала, баловала, и любой стресс может вышибить его из седла и в один момент превратить в спившегося нищего. А ведь он и не подозревает об этом». Ведь так? – неожиданно обратился он к Евгению Николаевичу.

– Ну, я бы не сказал, что баловала меня жизнь, всяко бывало, бизнес – дело не простое… Был и рэкет, и бандиты наезжали, и проверки разные… Не всё так просто.

– Нет, это не то, – вздохнул Володя. – То, что вы говорите, это борьба, это нормальная жизнь, а вот когда наступают обстоятельства, когда ты не можешь бороться, когда у тебя сил для борьбы нет. И не только сил, но и желание пропадает, когда от тебя все отвернулись, когда на тебя смотрят с презрением, когда ты, – он сделал паузу, глаза его повлажнели, указательным пальцем левой руки он показал на культю и закончил дрожащим голосом, – когда ты в одночасье становишься инвалидом… Вот тогда ты и ломаешься. А жизнь подхватывает тебя и катит по наклонной вниз. Ты теряешь работу – кому нужны однорукие? От тебя отворачиваются друзья, забывают родные, уходит жена… Ты теряешь жильё и спишь, где попало, ешь, что попало… И становишься не человеком, а нищим… Вот такое паденье я имел в виду, – закончил с волнением Володя и продолжил уже спокойным голосом. – Так вот, я смотрел вам вслед и увидел, как двое молодых людей, толкнув вас с двух сторон, быстрым незаметным движением на ходу срезали у вас барсетку и продолжили бежать в мою сторону. Видя такое безобразие, я не мог не вмешаться и, подставив ногу белобрысому, схватил его за руку, вырвал барсетку и завалил лицом на асфальт.

Перед тем, как завалить второго, получил в глаз, но через секунду и второй лежал на асфальте. Я ведь, потеряв руку, слава богу, не потерял навыки рукопашного боя, а чтобы справиться с этими подлыми воришками, достаточно и одной руки. Они же здоровые парни – руки-ноги целы, да и голова на месте – могли бы спокойно себе зарабатывать, а они воруют, подлые. Голова-то есть, а в голове гнусные мысли. Очнувшись, эти трусливые шакалы тут же убежали.

Я хотел было отдать барсетку вам, но вас и след простыл. Адрес вашего офиса я нашел на визитке. И вот я здесь, правда, на такое угощение я не надеялся. Спасибо вам большое, такого коньяка я не пил в своей жизни, еще раз спасибо! – и Володя засобирался уходить.

– Нет, нет, нет, не спешите! – Евгений Николаевич неожиданно для себя перешел на «вы». – Останьтесь, посидим – поговорим.

Еще вчера, проходя мимо нищего, он и представить не мог, что сегодня будет сидеть с ним за одним столом в своем кабинете, угощать дорогим коньяком с изысканными закусками. С интересом слушать и обращаться к нему на «вы». Ему было интересно это общение. Владимир оказался хорошим собеседником и своим поведением вызывал уважение.

– Расскажите, Владимир… Извините, как вас по батюшке? – продолжил Евгений Николаевич.

– Вы не поверите, – улыбнулся Володя, – отчество у меня, как у Ленина, Владимир Ильич… Но вы зовите меня просто Володя – так для меня привычней.

– Хорошо, Володя, я очень благодарен тебе за барсетку. Для меня это очень важно, и даже не столько кошелек с деньгами и кредитки – я их уже заблокировал – а вот потеря паспортов и мобильного телефона с информацией – это для меня трагедия.

– Ну что вы, Евгений Николаевич, это не трагедия… Никакая материальная потеря не может сравниться с потерей конечностей, потерей здоровья – это невосполнимо. Всё остальное – дело наживное и может сломать только слабых людей… – задумчиво произнес Владимир, внимательно глядя на Евгения Николаевича.

Беседа продолжалась далеко за полдень. Володя рассказывал о своей жизни: как он вырос, служил в армии, воевал в горячих точках… Как потерял руку, как отвернулись друзья, жена… Как остался без работы…

Евгений Николаевич внимательно слушал, делился своими проблемами… Как ни странно, Володя давал разумные советы, и Евгений Николаевич внимательно прислушивался к ним…

– А вы счастливы, Евгений Николаевич, в своей жизни? – вдруг неожиданно спросил Володя.

Честно говоря, Евгений Николаевич никогда не задумывался над этим. Жизнь шла своим чередом: учеба, работа, женитьба, рождение детей, карьера. Работа ему нравилась – он строил дома, в которых потом жили люди, и радовался вместе с ними новому жилью.

Работа приносила ему удовольствие и достаток. Он любил свою семью, детей, любил своё дело, хобби.

– Да, Володя, я счастлив, – сделав паузу, ответил Евгений Николаевич. – А, ты, Володя? Глядя на тебя, не скажешь, что ты счастлив…

Володя призадумался:

– Все люди разные, Евгений Николаевич, и по-разному ощущают счастье: алкоголик безмерно счастлив, что ему досталась рюмка водки с утра и, приняв её – долгожданную, – от счастья погружается в бредовые мечтания; лентяй, весь день лежа на диване и попивая пиво, счастлив, что нашел на ТВ хороший, с его точки зрения, фильм. Смотрит в ящик и мечтает быть таким же, как герой фильма. Я не хочу такого счастья. Деловой же человек, как вы, Евгений Николаевич, счастлив от сознания, что он творит для семьи, для людей, для будущего… И врач, и учитель, и строитель и многие другие счастливы оттого, что они нужны людям…

Вот такого счастья я хотел бы – быть нужным людям. Да, я тоже был когда-то по-настоящему счастлив – я был нужен людям, любил и был любим… Но, увы, в один миг счастье это закончилось, – с грустью произнёс Володя и задумался… Но вдруг встрепенулся, выпрямился, голос его задрожал, и он громко и твердо продолжил:

– А знаете, Евгений Николаевич, мне кажется, что у меня ещё не всё потеряно, и я тоже найду своё счастье. Я уверен в этом!

Время пролетело быстро, и расставались Евгений Николаевич с Володей уже настоящими друзьями.

«Как обманчиво первое впечатление при встрече с людьми и как быстро меняются обстоятельства, – шагая по Невскому мимо того места, где он вчера встретил нищего, думал Евгений Николаевич, – и как быстро эти обстоятельства могут изменить жизнь каждого из нас…».

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Евгений Николаевич пригласил Владимира на должность руководителя отдела в службу безопасности компании. Через пять месяцев для него был изготовлен современный протез правой руки, к которому Владимир Ильич быстро привык и управлял им как живой рукой.

Через полтора года он женился на Наде, и теперь они с женой воспитывают маленькую дочь Полинку.

Евгений Николаевич открыл Фонд помощи бездомным, назначив управляющим Владимира Ильича, и теперь при встрече с нищими всегда подает им небольшую денежку. Вот так одна незначительная, с первого взгляда, встреча может перевернуть мировоззрение и жизнь многих людей.