Я заметила, что Луха опустил глаза в землю. У меня тоже в этот момент закралось сильное подозрение, что он чего-то не договаривает. Я уже давно шла рядом с ними, но в разговор не вмешивалась.

– Ну, допустим, не нашли, – нехотя согласился Изя. – ГСМ и склады с амуницией – это я могу понять. А оружие-то вам зачем?

– Ты в курсе, что у нас в прошлом году опрос проводили насчет того, согласны ли местные на передачу нашего острова Японии?

– Что-то такое на заводе слышал, – припомнил Изя. – Вроде, говорят, все резко против были.

– Ага, были, пока зарплату платили и в магазине можно было хоть что-то купить. Наше родное государство нас давно на три буквы послало. Ничего не завозится. Цены на все бешеные. Зарплаты нищенские. Если бы тот референдум сейчас стали проводить, то большинство согласилось бы хоть черту остров отдать, лишь бы порядок навести… Давно уже ходят слухи, что Ельцин хочет все Курилы подарить японцам, чтобы не тратить деньги на их содержание. Им же там в Москве плевать на то, что мой дед, например, за эти острова свою жизнь отдал.

– Однозначно плевать, – согласился Изя.

– А вот мне нет, поэтому…

– Поэтому вы собираете оружие, – подвел итог Изя.

– Не собираем, а только ищем, – угрюмо уточнил Луха.

Мы уже пришли в лагерь, и я решила, что пора закруглять эту тему.

– Ребят, – сказала я, – чай давно заварился. Давайте уже, наконец, сядем и попьем чайку с сахаром, пока у Изи не начались поломки.

– Не поломки, а ломки. Коллега, надо быть точной в формулировках, – серьезно поправил меня Изя.

В палатке раздалось фырканье. Вика высунула свою голову с растрепанными волосами и радостно завопила:

– Ура, все вернулись!

Она выползла наружу, на ходу застегивая ширинку на штанах; следом тут же показалась взлохмаченная голова Ильи, который тоже стал выбираться из палатки.

Изя очень внимательно смотрел на своих друзей и укоризненно качал головой.

– Дочь, моя, надеюсь, ты не согрешила, – спросил он отеческим тоном.

– Ой, – заинтересовалась Вика. – Расскажите, святой отец, как это согрешить. Только, пожалуйста, поподробнее.

Я прыснула. Луха, кажется, тоже получал удовольствие от этой комедии. Лицо его, впрочем, оставалось совершенно невозмутимым.

– Согрешить – это значит совершить развратные действия, – назидательно начал просвещать ее Изя – с лицом противоположного пола, которое не связано с тобой священными брачными узами в синагоге. Кстати, хотите узнать, как делают аборты женщины в негритянских племенах Африки? – спросил он и, не дожидаясь ответа, начал нас просвещать. – Эти дикие люди используют для совершения этой операции первый закон Ньютона, хотя могу поклясться на Торе, что ничего о нем не слышали. Если женщина у них решает вдруг избавиться от последствий своего блуда, она залезает на ближайшую пальму и сигает с нее прямо в песок. Ну, вы образованные люди и вам, конечно, не нужно объяснять, что потом происходит с ее плодом по законам инерции.

– Какой ужас! – возмутилась Вика. – Ты чему тут нас вообще учишь! И потом, мы через два дня уже вернемся назад в цивилизацию. Там уже давно без пальм неплохо обходятся. И, кстати, кому и зачем ты тут аборт собрался делать. А ну давай, признавайся!

– Э-э, бедная девочка, где ты будешь через два дня – еще бабка надвое сказала. То, что остров маленький – совсем ничего не значит. Моисей сорок лет умудрялся блуждать по пустыне, где в любую сторону максимум через сорок дневных переходов можно было упереться в какой-нибудь большой город. Луха уже говорил нам, нам, мол, тут глубина небольшая. А что оказалось на самом деле?

Это была чистая правда. Все посмотрели на Луху. Он поднялся на ноги и сказал:

– Оставьте мне кружку чая. Пойду нырну, пока не стало темнеть.

Потом он залез в свою палатку и через пару минут снова появился перед нами уже в одних купальных плавках, с махровым полотенцем на плече. Первый раз я увидела его без верхней одежды и, тайком ото всех жадно разглядывая его крепкую фигуру, почувствовала сильное смущение и… как бы это выразить… в общем, еще кое-что, в чем я из ложной стыдливости тогда не смела признаться даже себе самой.

– Минут через десять вернусь. Здесь холодное течение – особо долго не поплаваешь, – сказал Луха и направился к скале. Ответственный Илья неохотно поднялся и пошел следом за ним.

Изя Рабинович

Изя хотел было последовать за ребятами, но потом вдруг передумал. Вместо этого он налил себе еще чай, достал из рюкзака свой личный запас сахара и столовой ложкой начал сыпать его в кружку. Вика вслух считала число порций:

– Одна-две-три-четыре-пять. – На пятой ложке счет закончился.

Потом она поинтересовалась:

– Изя, а почему ты пьешь чай не из консервной банки? Нас же с Анютой ты заставил оставить свои кружки дома…

– Я объяснял уже, – нехотя отозвался Изя. – Вес рюкзака каждого участника похода должен быть соразмерен его физическим кондициям. В отличие от вас с Аней, я – мужчина, поэтому могу нести дополнительный груз и не быть при этом тормозом.

– Если ты такой сильный мужчина, то почему бы тебе было не взять самому кружку Вики? – поинтересовалась я. Пить горячий чай из мгновенно раскаляющихся консервных банок, как сразу же выяснилось, в принципе невозможно, да и не вкусно совсем. В результате Илье теперь каждый раз приходилось с нами делиться.

– Действительно, Изя, почему? Мне тоже это очень интересно узнать! – поддержала меня Вика.

Изя задумался. Над его головой заметались спорадические красные и зеленые всполохи, которые лучше всяких слов говорили мне, что он растерян и лихорадочно ищет в уме возможность выкрутиться. Странные существа эти мужчины. Думают наивно, что сохранят свой авторитет перед девушкой, если начнут юлить или прикидываться шлангом, вместо того чтобы честно и открыто признать свою ошибку. Многие, даже самые умные парни, почему-то никак не могут понять, что женщина готова простить мужчине очень многое, но только не ложь в отношениях. Для любой уважающей себя женщины мужчина, позволяющий себе говорить неправду, – это дырявая резиновая лодка, в которую, будучи в здравом уме, никогда не сядешь, чтобы переплыть реку…

Когда человек много врет, от него начинает исходить зловонный запах. К сожалению, я теперь это хорошо чувствую. Таков один из «подарков», полученных мною после того удара молнии на Араданском пике. А от нашего Изи все время смердило так, что я по возможности предпочитала держаться от него подальше. Я долго не могла понять, в чем тут дело, а когда наконец поняла, то меня это совсем не обрадовало.

Суровая правда жизни заключалась в том, что Изя был просто помешан на желании отбить Вику у Ильи. Я думаю, он постарался заделаться ее близким другом, втайне надеясь, что эта умопомрачительная девушка наконец-то протрет свои красивые близорукие глазки и вдруг со стеклянной ясностью обнаружит, насколько он, Изя, ей предан и как с ним всегда интересно и весело проводить время. А Илья… Ну а что Илья? Думаю, в отношении своего лучшего друга Изя придерживался известного изречения, что «Боливару не вынести двоих» …

Предательство друга – это наивысшая степень лжи, и оно всегда дурно пахнет. В моих глазах Изю несколько извиняло то обстоятельство, что сам он, кажется, не до конца еще осознавал, что дела обстоят именно таким образом. Иначе он ни при каких обстоятельствах не произнес бы однажды фразу, которая могла выдать его с головой.

– Дружба между мужчиной и женщиной – это ненадолго отложенный секс, – сказал он как-то Вике в пылу их очередного спора.

Мы тогда уже больше суток плыли сюда на корабле и от нечего делать вели жаркие диспуты на самые разные темы, в том числе – кто бы сомневался! – и о взаимоотношениях между полами. Я хорошо запомнила, что Вика с подобным утверждением была категорически не согласна:

– Изя, – сказала она, – к моему глубокому сожалению, мне слишком часто приходится убеждаться, что многие из моих хахалей помешаны исключительно на одном сексе. Тем не менее так обобщать – это явный перебор. Если уж на то пошло, давай говорить не про всех на свете, а про конкретных людей. Возьмем нас с тобой. Мы же с тобой друзья?

– Могла бы и не спрашивать! – обиделся Изя.

– Вот именно! – сказала Вика. – Я ни от кого не скрываю, что ты – мой самый близкий друг. По-дружески я очень тебя люблю, и при этом твоя личная жизнь меня совершенно не касается. Можешь охмурять кого хочешь – мне даже и в голову не придет ревновать. Да что там говорить, я только рада буду, если у тебя, наконец, своя девушка появится. Но если, допустим, я и наша общая приятельница, Маша Свиридова, одновременно позовем тебя в гости, и ты пойдешь не ко мне, а к Машке, – я тебе, гаду, за такое все глаза выцарапаю! Кстати, имей это в виду на будущее. Поэтому я считаю, что наша с тобой дружба – та же самая любовь со всеми ее причиндалами вроде ревности, но только без секса. Да, дружба между мужчиной и женщиной – это любовь без секса! – еще раз резюмировала Вика.

Изя и Вика

Я слушала тогда с огромным интересом, как они так между собой перепираются и, конечно, не вмешивалась. У меня не было еще своей точки зрения на сей счет, поскольку напрочь отсутствовал необходимый жизненный опыт. Я же раньше никогда не дружила с мальчиками. Только благодаря Вике у меня появились первые хорошие друзья среди парней – Илья с Изей. Мне они страшно нравились как личности, но при этом ни малейшего сексуального желания к ним я не испытывала.

«Вероятно, у меня тоже когда-нибудь появится самый близкий друг, – думала я, – и, возможно, со временем я начну испытывать к нему сильное половое влечение. Но ведь тогда это уже будет не дружба, а любовь… Или как?». Причем я полностью допускала, что у парней и девушек на сей счет могут быть диаметрально противоположные взгляды. Помню, я тогда еще подумала, что было бы очень интересно каким-либо чудесным образом оказаться в мужской шкуре, чтобы рассмотреть вопрос максимально объективно со всех точек зрения.

Я крайне трепетно отношусь к своему личному пространству и никому не позволяю бесцеремонно в него вторгаться. Ведь я просто не смогла бы существовать как самостоятельная, свободная и уважающая себя личность, если бы не сохраняла в неприкосновенности определенную дистанцию вокруг себя. Именно поэтому я отношусь с полным уважением и к чужим границам, никогда сознательно их не переступая. Отношения Изи и Вики – это, в конце концов, их личное дело. Сами как-нибудь между собой разберутся. Не маленькие уже! Но ко всему прочему Вика была еще и моей лучшей подругой, и я в то время никого с такой силой не любила, как ее. Никогда в жизни до того я не встречала более открытого и светлого человека, чем моя Вика. Ее душевное спокойствие было для меня в тысячу раз важнее, чем мое собственное. При всей своей эмоциональности и душевной чувствительности Вика обладала потрясающей и недостижимой для меня самой внутренней гармонией счастливого человека. Эманации счастья исходили от нее как лучи от солнца и прошибали всех, кто находился с ней рядом. Вика была из числа очень редких на земле людей, находиться рядом с которыми само по себе уже настоящий праздник. К ней осознанно и неосознанно тянулись все, чтобы зарядиться радостью и наполниться исходящими от нее теплом и светом.

Вика никогда не посвящала меня в секреты своих взаимоотношений с Ильей. И происходило это не в силу какой-то скрытности ее характера, а потому что никаких секретов там и в помине не существовало. Цветочно-конфетная стадия их отношений прошла еще до того, как я поступила в университет, и мы с Викой очутились в одной группе. Когда я сдружилась с Викой, они с Ильей фактически были уже мужем и женой и лишь в силу финансово-жилищных обстоятельств не могли пока жить вместе. Небо над ними было ясным, горизонт чист; что тут вообще можно обсуждать, скажите, пожалуйста. Не станет же физически здоровый человек делиться со всеми, как замечательно и ровно работает его сердце, как легко и свободно дышат его легкие и как качественно переваривает гвозди его луженый желудок.

Вика с Ильей сразу стали для моей одинокой души ничем не замутненным образцом идеальной пары, поэтому Изины тайные поползновения разрушить эту светлую идиллию казались мне чудовищным святотатством и коварным предательством. Он ведь, уже практически не стесняясь, сексуально ее домогался, а она, точно слепая, этого даже не замечала и, что было самым удивительным и непонятным, на откровенные Изины заигрывания никак не реагировал Илья… Наблюдая происходящее, я не знала, что и думать. Однако всего через несколько дней после нашего прибытия на Шикотан для меня все прояснилось.

Закончив как-то свою дневную смену на рыбном заводе, мы с Викой, как обычно, помылись в душе и не спеша пошли к своему бараку, распустив мокрые волосы, чтобы они успели за это время слегка подсохнуть. На Вике были черные колготки и, на мой чисто по-бабьи слегка ревнивый взгляд, совсем уж короткое летнее платьице темно-синего цвета, которое, впрочем, ей удивительно шло. Длинные Викины волосы красиво струились светлым водопадом по ее прямой спине. В розоватых лучах заходящего солнца вся ее исполненная удивительной грации и женственности фигура казалась мне окруженной каким-то неземным сиянием…

– Вика, – сказала я, – ты нереально красивая. Настоящая Мадонна. Если бы я была мальчиком, я бы в тебя без ума влюбилась.

Вика засмеялась:

– Я не хочу, чтобы ты превратилась в еще одного моего хахаля, потому что тогда у меня останется только одна близкая подружка….

Я с любопытством и даже с некоторой обидой посмотрела на нее:

– Это еще кто такая?

– Не кто такая, а кто такой! – снова засмеялась Вика. – Неужели тебе непонятно, что я имела в виду Изю…

Я, признаться, совершенно оторопела от этих слов. Вот оно, значит, как получается: Вика относится к Изе, как к подружке, которую и в голову не придет приструнить, если она вдруг прямо при твоем парне крепко обнимет тебя за талию, или возьмет невзначай твою руку, или положит свою ладонь на твою голую коленку… Ясно, что Илья тоже воспринимает происходящее подобным образом. Изя пользовался таким легкомысленным с их стороны к себе отношением по полной программе. Мало того, он каждый день приходил к нам в барак делать Вике лечебный массаж. У нее действительно была в этом некоторая нужда, а Изя – надо же, какое удивительное совпадение! – как нарочно закончил платные курсы массажиста и даже имел корочку. Собственно, с массажа у меня и начали открываться глаза. Тут и слепой бы прозрел. Для этой процедуры Вика в одном нижнем белье ложилась на живот, а Изя становился рядом и с видимым наслаждением начинал массировать ей спину. Лифчик он, разумеется, расстегивал, причем не спрашивая разрешения. Массаж спины плавно перетекал в массаж Викиных ног и ягодиц. Это было «совершенно необходимо», поскольку Изя обнаружил у Вики «сильную предрасположенность к раннему быстро прогрессирующему целлюлиту», а он как раз обучался еще и технике антицеллюлитного массажа и был, по его собственным словам, среди своей группы одним из лучших мастеров в этом неблагодарном, но благородном деле.

Делая массаж, Изя еще и непрерывно болтал так, что Вике тоже приходилось живо участвовать в беседе, и она теряла при этом последние остатки бдительности, которые могли бы заставить ее заподозрить, что дело тут может быть не совсем чисто. Лучший друг Изя вызывал у моей далеко не легкомысленной подруги полное и бескомпромиссное доверие, поэтому она спокойно позволяла себе при нем до конца расслабиться, не ожидая никакого гнусного подвоха.

Но то Вика, а я со своей колокольни видела все происходящее совершенно в другом свете. Чтение мыслей своих друзей, находилось у меня по-прежнему под строжайшим нравственным запретом. Но мне и не нужно было этим заниматься, потому что я своим тайным зрением превосходно видела эмоции, темными вихрями отражавшиеся в судорожно колыхавшейся ауре Изи. Изино сексуальное возбуждение от созерцания Викиного почти полностью обнаженного тела и частых прикасаний к нему было настолько велико, что каким-то непостижимым образом я сама невольно начинала его чувствовать. В таких ситуациях я всегда находила какие-нибудь срочные дела и выходила из комнаты, поскольку совершенно не желала ощущать себя чуть ли не соучастником их интимной близости.

Не нужно было обладать большим пророческим даром, чтобы отлично понимать: рано или поздно тайное станет явным и это обернется катастрофой для всей нашей дружеской компании. Роковая красная черта с неотвратимостью айсберга, на который наткнулся весь такой из себя якобы непотопляемый «Титаник», неумолимо приближалась к Изе…

Я решила, что должна любым способом предотвратить неуклонно надвигающуюся бурю. Ведь, в конце-то концов, во всех остальных отношениях Изя был отличным парнем. Настоящим кладезем полезной информации, с которым к тому же никогда не соскучишься. Мне казалась, что в самый критический момент я могу появиться на сцене как этакий всемогущий древнегреческий «бог из машины» и разрулить ситуацию так, что все кругом будут счастливы и довольны. «Мир, дружба, жвачка», одним словом. Я была абсолютно уверена, что с Викой, а уж тем более с Ильей, говорить бесполезно, поскольку они мне просто не поверят, а если и поверят, то вряд ли захотят простить своего друга. Значит, оставалось ждать момента, когда я смогу поговорить по душам с Изей. Это был мой единственный и последний шанс спасти дружбу всех участников нашей чудесной компании, которая стала для меня в то время настоящей отдушиной.

После того как Луха с Ильей ушли и мы с Викой и Изей остались втроем сидеть возле костра, я решила, что наконец-то представился подходящий случай, когда я должна набраться мужества и поговорить с Изей начистоту. На самом деле, мне было очень страшно решиться на это. Изя на целых три года старше меня и перешел в то время уже на последний курс, тогда как я только лишь закончила первый. В его глазах я имела какую-то значимость исключительно лишь в качестве близкой подруги Вики. Я отдавала себе полнейший отчет в том, что ни моя внешность, ни моя эрудиция, ни мой возраст не давали мне по понятиям Изи ни малейшего морального права учить его жизни. И все-таки я верила, что найду необходимую зацепку, если сумею обратиться к железной логике этого парня и самым глубоким сердечным чувствам, которые непременно должны иметься у всякого искренне любящего человека. Уже не один десяток раз я мысленно проигрывала разговор с Изей, и мне наивно казалось, что мои аргументы и призывы к совести произведут на его поведение отрезвляющий эффект. Кроме того, я чувствовала незримую поддержку Эрис, чья грозная тень с каждым днем все больше и больше превращалась в мою собственную…

Я встала и подошла к Изе, который присосался к своей кружке, чтобы дать себе паузу и придумать какую-нибудь мало-мальски правдоподобную чушь на наш с Викой вопрос. Я, впрочем, не сомневалась: вместо честного признания своего жалкого пижонства, он, как обычно, либо отшутится, либо начнет нас же и обвинять в том, что мы слишком привыкли к домашнему комфорту и не выжили бы и дня в суровых условиях джунглей, где днем с огнем не сыщешь ни косметичек с губной помадой и лаком для ногтей, ни влажных салфеток, ни самой обычной туалетной бумаги.

– Изя, можно с тобой поговорить с глазу на глаз?

– Можно Машку за ляжку и козу на лозу, а к старшим по званию в армии принято обращаться «разрешите обратиться», – проворчал Изя, неохотно поднимаясь со своего места. Но я видела, что он обрадовался возможности сменить тему.

– Вика, ты потом мне не выцарапаешь глаза, если я уединюсь с Аней для приватной беседы где-нибудь в ближайших кустах? – осведомился он перед уходом.

– Иди уж, раз позвали, – разрешила Вика.

Она выразительно посмотрела в мою сторону, явно не понимая, какие у меня могут быть от нее тайны, но спрашивать вслух ничего не стала. Я же от Изиного хамства разозлилась не на шутку. Разговаривать с этим козлом по душам больше не хотелось. Нет ничего более подлого и низкого, чем вот так вот трусливо вымещать свою подавленную агрессию на тех, кто не будет давать тебе сдачу. Хотела бы я посмотреть на Вику, посмей этот латентный хахаль вдруг что-нибудь вякнуть ей насчет старших по званию и приватной беседы в кустах. Она бы точно сразу поставила его на место. Подонок! К сожалению, отступать было уже поздно.

Я взяла Изю под руку и повела его в сторону берега. Внутри меня все бурлило от гнева. Начинать серьезный разговор в таком состоянии было нельзя. Я знала только один радикальный способ быстро успокоиться: сделать дыхательную гимнастику. Поэтому я постаралась выбросить все мысли из головы и полностью сосредоточилась на дыхании.

Сначала глубокий продолжительный вдох через нос…

Я почувствовала, как мои легкие раздулись, до предела наполненные терпким ароматом соленой морской воды и взбитой волнами белоснежной пены; а еще рыбным запахом от оставшихся на берегу после отлива студенистых медуз и от пышных кустов ламинарий с длинными корнями, облепленными мелкими острыми камешками; в этом изысканном букете чувствовался также резкий запах птичьего помета, которым щедро были усеяны все прибрежные скалы.

Вдох окончен. Теперь небольшая пауза…

Моя голова слегка закружилась от перенасыщенной кислородом крови. На пару секунд я ощутила внезапную слабость в ногах и сильней оперлась на руку моего спутника, слегка к нему прижавшись.

Теперь не спеша полный выдох через нос…

Я втянула живот, чтобы выгнать последние остатки воздуха из легких. После нескольких циклов такого дыхания я окончательно успокоилась. Можно было начинать разговор с Изей, который, видимо, был немало удивлен моим продолжительным молчанием и глубокими вдохами. Почувствовав вдобавок, что я к нему плотнее прижалась, он, вероятно, решил, что я в него втюхалась и вызвала на разговор без свидетелей исключительно ради того, чтобы поверить свои нежные чувства.

– Аня, – сказал он мне, – мы что, так и будем всю дорогу молчать? Если у тебя есть ко мне какие-то вопросы, то давай задавай их все прямо сейчас. Если же ты хочешь поговорить о романтике, то лучше сразу пошли обратно. Извини, но как женщина ты меня не возбуждаешь… У тебя нет никаких шансов, бедная девочка…

«Придурок лагерный! Можно подумать, ты меня сильно возбуждаешь…» – мгновенно пронеслось в моей голове, а в груди начала вскипать новая волна гнева.

– Изя, ну ты и кретин! – вырвалось у меня. – Причем тут какая-то романтика! Мне просто надо с тобой обсудить твое поведение с Викой… Имею я право с тобой, своим другом, поговорить начистоту?

Изя выпустил мою руку и остановился. Я тоже остановилась и посмотрела прямо ему в глаза. На меня сверху вниз глядела равнодушная пара черных зрачков.

Я молча развернулась и медленно пошла к кромке берега, до которой оставалось не более тридцати шагов. Мысленно я дала Изе единственный шанс на то, чтобы сохранить нашу дружбу. Только бы он пошел следом… Лишь дойдя до самой воды, я обернулась. Изя, разумеется, предпочел вернуться к костру. Интересно, а чего еще можно было ожидать? Тогда я села на остывший уже песок и разревелась.

Итак, я могла подвести весьма прискорбный для себя итог: мой самый первый в жизни опыт по спасению заблудшей человеческой души потерпел позорное сокрушительное фиаско. Я никак не могла в это до конца поверить. Почему, почему он не захотел меня выслушать? Разве это так сложно было сделать ради человека, с которым ты согласился делить общие радости и тягости совместного путешествия? А ведь я уже привыкла считать его своим другом… Неужели я так в нем ошиблась… Ну что ему стоило просто немного постоять рядом и дать высказать все то, что так наболело в душе… Но он не захотел… Хотя ведь не мог не понимать, что для меня это очень важно… Значит, для него я вообще никто! Какая-то малозначительная букашка, которую даже не станешь обходить, если она вдруг попадется тебе под ноги, а просто раздавишь, не глядя, своим тяжелым берцем и никогда потом о ней уже и не вспомнишь. Мне стало жутко от мысли, что тони я сейчас и моли его со слезами и криками о немедленной помощи – он в ответ лишь равнодушно посмотрит на то, как я беспомощно барахтаюсь, и пойдет в другую сторону, не оборачиваясь, по своим каким-то более важным делам… Как же мне с ним после всего этого общаться? Как можно иметь дело с человеком, который только что смачно плюнул тебе даже не в лицо – а в самую душу…

Вдоволь наревевшись, я бездумно стала смотреть на морские волны, которые были такие же горькие и соленые, как мои слезы. Впрочем, ветер быстро осушил мои мокрые глаза.

– Успокойся, милая! – утешала между тем меня мудрая Эрис. – Неужели ты всерьез думала, что вот так просто можно подойти к человеку, надавить ему, словно на кнопку, на самую больную мозоль и он тут же, точно по волшебству, превратится из колючего серого ежика в белого пушистого зайчика? Ты хоть раз в своей жизни такое чудо где-нибудь видела?

«Господи, как же ты, Эрис, права!» – думала я. Действительно, где и когда такое было, чтобы существовала всемогущая кнопка, решающая все наши насущные проблемы одним единственным нажатием на нее. Я вспомнила знаменитый вопрос гангстера Стампа в исполнении неподражаемого Владимира Басова из советского фильма «Приключения Электроника», который он по ходу всего действия много раз сам себе задавал, безуспешно пытаясь подчинить себе волю непокорного робота: «И все-таки, где же у него кнопка?».

«Если уж даже у робота нет такой кнопки, которая враз может его перепрограммировать, то глупо было бы надеяться, что она есть у этой скотины, Изи, – думала я, немного приободрившись. – Ни у кого такой кнопки нет. Даже у меня… Тем более у меня!». Я ясно представила вдруг себе, что отвечу любому, пусть даже самому близкому человеку, если он вдруг решит подойти сейчас ко мне и сказать:

– Дорогая Аня, давай поговорим с тобой начистоту! Ты, по слухам, собралась истребить несколько миллиардов земных обитателей только потому, что они, по твоему мнению, «ходячие мертвецы». Ведь так, да? Ну и не дура ли ты набитая после этого? Выброси, пока не поздно, навсегда из головы эти безумные бредни и займись лучше чем-нибудь полезным. Например, научись готовить хоть что-то, кроме овсяной каши и макарон.

Да, я определенно не хотела бы оказаться на месте такого человека… И тут я услышала голос Вики:

– Ау, Анютка!!! Ты где? Илья с Лухой вернулись! Иди к нам!

Когда я подошла к палаткам, Луха уже успел переодеться в сухую одежду и сидел у костра с дымящейся кружкой чая. Илья подкинул в огонь большую охапку сухих дров. Костер сразу же радостно оживился, и в ярком свете взметнувшихся к небу языков пламени наступившие серые сумерки заметно почернели.

– Луха, не томи, рассказывай уже, что вы там нашли, – попросила я.

Луха оторвался от своей кружки, посмотрел на меня и сказал задумчиво:

– Понимаешь, Аня, там теперь все, как раньше. Дно на месте, глубина не больше полутора метров. Я даже нырять не стал.

– Не может быть! – воскликнула я. Перед моими глазами снова возникла бездонная толща кристально чистой воды, пронизанная на многие метры вниз солнечными лучами. – Ты же сам видел, что там глубина была немереная…

Луха на это только согласно кивнул головой:

– Видел…

– Луха и Аня, – радостно оживился Изя, – я вас поздравляю. Типичный случай массовой галлюцинации. Я читал книгу Бехтерева на эту тему. Не помню уже названия, но там приводится куча примеров широко известных коллективных глюков. Жаль, что только вы с Лухой смотрели вниз. Выборка получается слишком уж нерепрезентативная

– Я тоже видел, – подал свой голос Илья.

– Ты видел! И ничего мне не сказал! – воскликнула Вика. Она от возмущения даже вскочила на ноги.

– Да, я машинально посмотрел вниз, когда у меня нога соскользнула, – объяснил Илья. – Честно говоря, я сам очень сильно испугался, но решил, что правильней всего будет никому про это не говорить, чтобы не гнать волну…

– Во дела, – присвистнул Изя от удивления. – Пожалуй, я беру свои слова обратно. У Ильи глюков быть по определению не может.

Я была полностью солидарна с Изей. Скорее я бы поверила, что от массовых галлюцинаций начнут страдать сразу все автоматы с газированной водой в моем родном новосибирском Академгородке, чем наш Илья. Как-то это совсем уж на него не похоже… И еще теперь мне стало понятным то страшное напряжение, с которым он смотрел, как по отвесной скале над самой бездной осторожно продвигается к нему его Вика, его бесценное сокровище, самое любимое существо на всем белом свете…

– Вы все как хотите, а я лично собираюсь спать, – сказал Изя.

Он придвинул к себе свой рюкзак и, подобно фокуснику, стал доставать оттуда и раскладывать перед собой на целлофановом пакете все те вещи, которые нам с Викой сам же категорически запретил брать. Я не верила собственным глазам. Перед нами последовательно возникли: зубная щетка в футляре, полный тюбик зубной пасты, мыльница с целехоньким куском мыла, здоровенное махровое полотенце, в котором я бы могла укутаться с головой, небольшое складное зеркало, гнутые ножницы для ногтей, китайский налобный фонарик и, как венец всему, – свеженький, еще нераспечатанный рулон туалетной бумаги.

Мы с Викой словно зачарованные смотрели на все это несметное богатство. У меня, кажется, даже челюсть отвисла. И тут Вика взорвалась.

– Изя, у тебя что, там целый склад? А телевизор ты случайно не прихватил? Давай уж тоже доставай, посмотрим передачу «Клуб кинопутешествий» с Сенкевичем или лучше «Следопыт» с Глебом Данильцевым. Пускай расскажут нам, без чего еще можно спокойно обойтись в джунглях. Ну ты, Изя, и гад! Нет, вы видели где-нибудь еще такое: мы с Анютой, значит, пальчиками должны зубы чистить и лопухами подтираться, а он как белый человек втихушку всем чем надо запасся. Пусть Изя вытряхнет свой рюкзак и покажет все, что у него там есть. И вообще я лично хочу посмотреть, как эта скотина вытирает задницу лопуховыми листиками. Давай, Изя, покажи нам мастер-класс!

Вика как разъяренная кошка бросилась на Изю и обеими руками вцепилась в его густую шевелюру. Ни разу в жизни еще не видела свою лучшую подругу такой злой. Устала она, наверное, сильно…

В отличие от Вики, которая заснула как убитая, едва ее голова коснулась импровизированной подушки из сложенного свитера, я долго не могла уснуть. Сначала я интересом прислушивалась к голосам, которые довольно долго доносились из соседней палатки. Парни обсуждали странную историю с морским дном, глубина которого непостижимым образом могла изменяться. Потом они умолкли, и до меня начал доноситься лишь шум прибоя. По укоренившейся во мне старой привычке я механически перебирала в памяти события минувшего дня: стая огромных черных ворон на свалке; утренний туман, окутавший непроницаемой завесой весь остров; «танковая сопка»; широкие бухты и узкие фиорды, окаймленные причудливыми скалами; полуразрушенный дот; отвесная стена над голубой бездной; неудавшийся разговор с Изей; наш маленький лагерь; затухающий вечерний костер… Казалось бы, я вспомнила все, что с нами произошло за день. И все же я чувствовала, что чего-то еще не хватает, самого важного для меня… Луха! Как я могла забыть… Какой счастливой и безмятежной я заснула еще накануне. А потом утром – эта широкая равнодушная спина… Он меня не любит… А я, я сама люблю его? Не знаю… Наверное, что-то есть… Не любовь, конечно, а вздор, детские игры… Но почему, почему тогда я думаю только о нем, даже когда и не думаю вовсе… Оказывается, и так бывает… Милый… Снова волна бескорыстной нежности и счастья накрыла меня с головой своим мягким пледом, под которым, если не открывать глаз, можно почувствовать тепло любимого человека… И я наконец тоже уснула.