Так я познакомился с П.И. Вейнбергом на галерке, и своим вдохновенным переводом «Акосты» он зажег пламя в моей груди.
От пламени остались полупогасшие угли, но и они греют мою озябшую душу.
Через много лет обдерганным полулюбителем, полуактером я играл Рувима в «Уриэле Акосте».
Я, который знал наизусть всего «Акосту»! Я, для которого в «Акосте» не было ни одного слова, над которым бы я не рыдал от волнения, декламируя его один, у себя в комнате, шепотом. Шепотом, чтобы квартирная хозяйка не выгнала «за шум и безобразие».
Я играл Рувима, а Акосту какой-то купеческий сын, который пошел к какому-то актеру и купил у него за сто рублей искусство.
Актер выучил его, как учат попугая. И купеческий сын играл Акосту недурно.
«Недурно» читать пламенные слова Акосты! Уж лучше бы он их читал скверно, но от себя, от души, негодяй!
Читал заученно, позируя, рисуясь.
Наслаждаясь своей игрой. Как попугай наслаждается тем, как он подражает соловью.
Репетиций было без конца, – я знал наизусть каждый жест, каждую интонацию «нашего попугая».
И вот настал спектакль.