– Образчик оружия зулусов. Захватил его с собой из Африки, когда возвращался из очередной научной экспедиции. Володька на него постоянно глазел, как бывал у меня. Вон там оно висело, – Сычовски указал за дверной косяк возле входа в спальню. Там виднелись два старых отверстия из-под креплений. – Подарил его Володьке на прошлый новый год, необычный подарок, не правда ли?

– Да уж.

– Кто же мог подумать, что так оно обернется, – снова понизил голос Сычовски.

Куряев допил свой кофе.

– Видели, чтобы к жертве кто-то заходил?

– Я, знаете ли, не из тех стариков, что проводят дни напролет выслеживая всех посетителей своего подъезда. Так что, без понятия. – ответил он раздраженным тоном и развел руками.

– Когда вы в последний раз видели покойного?

– За день до трагедии, – слух майора резануло это слово, голос соседа вовсе не был пропитан трагизмом, да и сам он не был похож на горюющего товарища жертвы. – Володька меня как раз в гости зазывал в день убийства, да на следующее утро я занемог. Спина болела нестерпимо, на погоду наверно. В тот день гроза прошла.

На рубашку майора что-то капнуло. Он с удивлением уставился на красную кляксу, медленно растекающуюся по ткани.

– Голубчик, да у вас проблемы с давлением, что же вы не сказали, когда я кофе предлагал? – начал корить его старик и протянул чистый хлопковый платок. – Неправильный образ жизни вы ведете, раз в таком возрасте уже здоровье не в порядке. Это все потому что у вас, молодых, цели нет явной. Я свою тоже увидел только после шестидесяти, понял, что должен быть в лучшей форме и во что бы то ни стало дожить до дня, когда достигну ее.

Куряев промокнул нос и понял, что кровотечение сильное. Он запрокинул голову и заткнул ноздрю тканью.

– И что же это за цель? – не меняя положения прогудел в нос майор, но старик молчал и рассеяно глядел на фотографию на столе.

– На самом деле, – наконец нарушил тишину Сычовски, – Горшенко рассказал мне, что приключилось с тем парнем. – он аккуратно притронулся к снимку, указывая на того о ком идет речь, – Его звали Богданом. Добряк до мозга костей. Он сам признавал свою мягкость, излишнюю отзывчивость и впечатлительность. Говорил, «Где-где, а в армии из меня сделают настоящего мужчину». Но, – он покачал головой, – это вовсе не те качества, которыми должен обладать хороший солдат. Армия таких пропускает через свои жернова и выплевывает наружу сгустком кровоточащей плоти. Богдану очень не повезло. Он попал в худший набор призывников и, пожалуй, в худший отряд из всего этого чертового призыва. В части над ним постоянно издевались, его били и ни один из солдат не заступился за парня, который вынужден был страдать только из-за того, что проявлял гораздо больше человечности, чем прописано в уставе. Офицеры закрывали на это глаза, а все его сослуживцы не упускали случая воспользоваться такой ситуацией. Как и всегда, не обошлось без заводил, двое крепких, сильных, жестоких и обделенных жизнью и мозгами подонка практически ежедневно выплескивали свою злобу на уже загнанного ими подростка, придумывая для него все новые испытания, рождавшиеся в их больных головах. Однажды, уже под конец службы, они решили сыграть в игру под названием «Виселица». – Куряева охватило смятение и страх, у него пересохло горло, и он закашлялся, платок уже был весь покрыт красными пятнами, – Очень забавную с их точки зрения игру, где разбуженный в два часа ночи Богдан с петлей на шее должен балансировать на табурете с одной ножкой. Весь взвод был приглашен стать зрителями. Они наслаждались происходящим. В какой-то момент, под бурный восторг окружающих, «висельник» все же не устоял, и табурет выскочил из-под ног оставив того дрыгаться в бессильных попытках высвободиться из удавки. Руки ему предусмотрительно связали за спиной. Иначе игра была бы не такой интересной. Когда пришло время освободить местного шута, за окнами казармы раздался голос дежурного офицера. Одно дело, когда Богдана находили с новыми синяками и ссадинами и уже совсем иное, если обнаружится, что кто-то насильно запихнул его в петлю. Это уже трибунал. Одно из чудовищ устроившее это шоу, успело снять веревки с запястий парня, чтобы все выглядело так, будто он сам решил повеситься. А затем, всей толпой взвод разбежался по своим койкам. Тем временем Богдан царапал себе шею и бился в предсмертных конвульсиях. Офицер обнаружил его слишком поздно. Врачи заключили, что подросток совершил суицид. Дело замяли. Наказан никто не был. – майор хотел жестом остановить рассказчика, но понял, что руки его не слушаются, все тело начало колоть как будто мелкими иголками, голос ему также отказал, – Отец Богдана, в которого сын, к сожалению, не пошел, был человеком совсем из иного теста. Не знаю как, но он выбил правду из кого-то во взводе, а затем заявился домой к одному из тех самых заводил. Возможно, это было действительно своего рода проклятье, потому что там в это самое время протекала веселая пьянка еще с несколькими сослуживцами, среди которых был и второй заводила. Слово за слово, началась потасовка. Отцу Богдана тоже не повезло, в этом они с сыном стали похожи, он ударился головой обо что-то твердое и умер на месте. Хозяина дома на этот раз посадили. Пришлось долго ждать пока тот выйдет на свободу. Мать Богдана прямо вслед за смертью сына узнала о гибели мужа. Она наложила на себя руки. Мать отца и бабка Богдана, не выдержав горя сошла с ума.