– Да ездим мы быстро потому, что запрягаем медленно, обдуманно, – объяснил Александр, а сам припомнил, что такую же теорию о новом времени, о необходимости крутиться, о том, что теперь открыты все возможности, чтобы начать своё дело, он излагал тёте Любе. Тётя Люба слушала его и тяжело вздыхала.
Было почти уже одиннадцать, когда Евгений и Александр подошли к дому Ольги. Евгений без церемоний прошёл через калитку. Александр неуверенно ступил за ним во двор. Сразу вломиться в дверь, Евгений не решился. Он подошёл к открытому окну и, вскочив на цоколь, заглянул в комнату. В комнате Евгений увидел спящих Ольгу и Татьяну, и стопки бумаг на письменном столе. Он предложил и Александру взглянуть на эту картину. Но Александр воздержался от такого соблазна.
– Вставайте, графини, – крикнул Евгений в окно, – вас ждут великие дела.
В комнате послышалось движение, и прозвучал радостный возглас: «Евгений!»
– Да, именно так звучит моё имя, в сокращённом варианте, – самодовольно откликнулся Евгений, – а полностью оно раскладывается так: «Е» – единственный, «В» – в своём роде, ну, и «Гений» – чего тут объяснять? – неординарный человек, обладающий уникальными способностями.
Из окна выглянула Ольга:
– Мог бы не объяснять. Мы и так догадывались.
За Ольгой показалась Татьяна. Она мимолётно взглянула на Евгения и, отыскав взглядом Александра, следила за ним из-за спины Ольги. То, что они были вовремя разбужены, Татьяна записала в заслугу Александру, увидев в этом знак судьбы. Не иначе, как высшие силы привели его, чтобы Татьяна не проспала предсказанное событие. А то, что она уснула, в этом отчётливо проступал след лукавого, который мастер чинить всевозможные препятствия на пути направляющихся к Свету.
– Надеемся, вы сегодня не такие кровожадные, как вчера, – Ольга посмотрела на смутившегося Александра и перевела свой взгляд на Евгения. – Евгений зайди к тёте Ане, скажи дяде Коле, пусть готовит самовар. А мы приведём себя в порядок.
Евгений и Александр прошли к соседнему дому. Дверь открыла сама тётя Аня. Она мило кивнула Александру, на его приветствие, и строго посмотрела на Евгения:
– Ты теперь каждый день будешь сюда ходить что ли?
– Да, – Евгений с улыбкой взглянул в суровое лицо тёти Ани. – Сами виноваты – не надо было вчера так вкусно кормить.
– Ну и плут! – радостно восхитилась тётя Аня.
В дверях показался дядя Коля. Он крепко обнял друзей, к великому изумлению своей супруги, и потащил их в беседку. Тётя Аня вернулась на кухню к пирогу. Похвала Евгения сыграла свою роль, и она собиралась предоставить гостям безукоризненный пирог.
Евгений спросил дядю Колю о самоваре, и они втроём занялись его подготовкой. Самовар был никелированный, литров на пятнадцать, а по возрасту – дореволюционный. Он перешёл к дяде Коле и тёте Ане от семейства Фокиных. Дядя Коля рассказал о субботней традиции чаепития, заведённой ещё тётей Катей. Дяде Коле было приятно осознавать, что сейчас он сможет через Евгения и Александра передать своё умение следующему поколению. Оказалось, что это не такое простое дело – растопить самовар. Евгений внимательно выслушал дяди Колины инструкции и увлечённо начал раскочегаривать раритетного монстра. Когда оставалось только закинуть в кувшин подготовленные шишки, Александр напомнил дяде Коле о его обещании рассказать об окончании истории с Пасюком. Дядя Коля сразу стал серьёзным. Стало понятно, что вспоминать о той истории, ему будет нелегко.
– Расскажу, раз обещал, – дядя Коля глубоко вздохнул. Взгляд его устремился мимо друзей в неизвестную далёкую точку, и он начал свои воспоминания.
Слова старика, я воспроизводить не буду. Рассказывал он ту историю нехотя и без подробностей. Но поскольку, я знаю о ней из других источников, то предложу вам свой вариант.
После разрушения дома Силантьича, Николай и Прохор, оборудовали под жильё подвал. Он оказался вполне пригоден для ночлега и хранения вещей и продуктов. Основное время днём они проводили, бродя по Москве, в поисках посильной работы и развлечений. Благодаря Прохору, их жизнь не была ни скучной, ни голодной.
Прохор был прирождённый сердцевед. Он совершенно спокойно мог заговорить с незнакомым человеком, как со старым приятелем. При этом и сам незнакомец охотно начинал общение и предлагал свою помощь друзьям. Никола не раз убеждался, что Прохор всегда помнил всех случайных знакомых не только по именам, но и помнил о них даже незначительные факты, хоть раз, до этого, упоминавшиеся в разговоре. И это подкупало людей. Прохора сразу признавали за своего, и помогали надлежащим образом. Так, что в центре Москвы, друзья чувствовали себя вполне вольготно.
Раз в неделю они ходили в баню, почти каждый вечер ходили в кино, иногда в цирк или театр. Несколько раз гостили у Верочки и капитана. В каждый их визит, Прохор приносил Верочке цветы, девчонкам покупал сладости, а капитану папиросы. А уж для Верочкиных соседей, появление в квартире Прохора, был сам по себе праздник. Николай всегда удивлялся, как Прохор умел притягивать к себе людей. Причём, всех возрастов: от детей до стариков. Ответ Николай нашёл, только после того, как ему самому пришлось расстаться с другом. Он понял, чем притягивал к себе Прохор. В нём было завораживающее бесстрашие перед жизнью. Бесстрашие, которое родилось не от безумства, а от знания законов жизни и веры в неё.
Однажды, в буфете кинотеатра, куда Прохор с Николаем непременно наведывались перед просмотром фильма, они наслаждались мороженым. По лестнице, из холла в буфет, поднимался настоящий богатырь с казавшейся, на его фоне, миниатюрной, девушкой. Одет богатырь был в парадный китель, с погонами старшего лейтенанта. Грудь его украшали несколько орденов и звезда Героя Советского Союза. К стойке буфета, он двигался, вытаращив влюблённые глаза на свою спутницу. Когда парочка проходила мимо сидевших на скамейке Прохора и Николая, Прохор выставил ногу, с намерением сделать старшему лейтенанту подножку. Но проходивший офицер, задев ногу Прохора, всего лишь смахнул самого Прохора со скамейки. «Вот медведь!» – вырвалось у Прохора в адрес богатыря. Старший лейтенант бросился к Прохору с извинениями и помог ему подняться. «Вот, как был медведем, так и остался!» – Прохор обхватил шею склонившегося над ним богатыря. Старший лейтенант отцепил от себя Прохора и вгляделся в его лицо. «Проня! Живой!» – воскликнул офицер и прижал Прохора к себе.
Здоровяк оказался старым знакомым Прохора по Жиганской слободке. Звали его все Иван-Медведь. Славился он необыкновенной физической силой уже с юных лет. Пацаном убежал из деревни в Москву, в надежде поступить в цирк. Надежды оказались напрасными. Но зато своими физическими возможностями, молодой Иван приглянулся ворам. Наивного деревенского парнишку быстро втянули в свои дела. Когда, за день до начала войны, его, вместе со всеми обитателями воровской слободки, взяли, ему был всего двадцать один год. Наивным, к тому времени, он уже не был. На допросах Иван сумел убедить дознавателей, что его место на фронте. Воевал в армейской разведке. Как воевал Иван, говорили его награды. Был два раза ранен: первый раз под Москвой, а второй уже в Польше. После второго ранения, его демобилизовали. Командир разведывательного батальона, знавший об Иване всё, отправил его в Москву, с письмом к родителям дать приют однополчанину. В родительском доме своего командира Иван познакомился с соседской девушкой. После Победы они собирались пожениться.
Друзья так и просидели весь киносеанс в буфете, расспрашивая Ивана о его фронтовых делах. Спутница Ивана, Катя, слушала его рассказы, с нескрываемой гордостью поглядывая в сторону друзей. Так, как будто всё, что было совершено Иваном героического, было посвящено лично ей. Хотя, может быть, отчасти она была права.
Продолжить вечер воспоминаний решили у Кати. И рассказы Прохора, Катя слушала с не меньшим интересом, чем слушала рассказы Ивана. Утром, когда Катя ушла на работу, Прохор завёл с Иваном разговор о Николае. Он попросил Ивана помочь друзьям рассчитаться с Пасюком. Тяжко вздыхая, Иван объяснил друзьям, что связан словом советского офицера, которое дал комбату, не возвращаться к уголовным фокусам. Но Прохор не был бы Прохором, если уже через пять минут Иван не согласился помочь.
Около недели, Прохор и Никола наблюдали за распорядком дня Пасюка и соседей по дому и двору. У знакомого театрального костюмера Прохор заранее одолжил костюм, пальто и лакированные туфли для Ивана. В гражданском одеянии Иван не потерял своей героической неотразимости. Прохор был в восторге от нового облика Ивана, бывшего когда-то «Медведем». Сам Иван, не раз, украдкой поглядывал на своё отражение в зеркале. Прохор назначил день возмездия на конец апреля.
В тот день они втроём доехали на метро до Сокольников. До Николкиного дома пошли не торопясь, и не таясь. Прохор шутил всю дорогу, Иван поддерживал с ним разговор и незаметно посматривал в сторону Николая. А у Николая сердце было не на месте. Если ещё какое-то время назад, он был готов собственноручно задушить Пасюка, то сейчас очень сомневался в необходимости этого. Пасюк, конечно, последняя сволочь, и он его не простил. Ко всему прочему, у этого гада нет ни старушки-матери, ни детей, о которых ему нужно заботиться – это хоть как-то могло смягчить ненависть к нему. Есть любовница. Но наличие такой любовницы можно было рассматривать, только, как отягчающее обстоятельство. И всё равно, Николай не ощущал своей правоты в этом акте мести. Он чувствовал, что если сегодня дать выход своей злобе, она навсегда изменит его. Он уже не будет прежним Николаем, каким его знали и любили его близкие люди.
Прохор не переставал болтать до Николкиного дома. У самой двери квартиры Прохор шепнул Николе, чтобы он не называл никого из них по имени.
В двери квартиры было уже два замка. Старый замок открыли Николкиным ключом. С новым замком Прохор разобрался за минуту, а появившеюся с обратной стороны двери цепочку, Прохор снял через щель рукой. Тихо прошли по тёмному коридору. В конце коридора, из приоткрытой двери комнаты Пасюка просачивалась полоска света, и звучал патефон. Прохор открыл дверь и спокойно шагнул в комнату.
– Смотрите, нас здесь музыкой встречают, – торжественно воскликнул Прохор, счастливо улыбнулся и окинул своим лучезарным взглядом обескураженных хозяев. – Здрасьте! Хорошо, что вы не спите, не пришлось будить.
Любовница Пасюка, до этого момента, лежавшая на кровати, села, поджав под себя ноги, и втянула голову в плечи, в предчувствии беды. Глаза её забегали, а губы сморщились в пучок. А Казимир, ещё ничего не поняв, но поддавшись радостному обаянию Прохора, натянул на лицо улыбку, поднялся с кресла и остановил патефон. Он с участием приготовился выслушать объяснения нежданных гостей и застыл в услужливой позе. Прохор, продолжая улыбаться Пасюку, вернулся к двери, дал пройти в комнату Ивану и вытащил из темноты коридора Николая.
Лицо Пасюка исказилось так, будто в долю секунды было поделено на несколько отельных фрагментов, и каждый фрагмент выражал свои эмоции, между собою никак не связанные, а то и вовсе противоположенные. Но подошедшего к нему Ивана эти физиономические метаморфозы совсем не заинтересовали. Любовница Пасюка, узнав Николая, собиралась закричать, но была впечатана в ковёр на стене прилетевшим в кровать Казимиром. Вместо крика у неё вылетел лишь короткий харкающий звук. Через некоторое время, благодаря стараниям военного разведчика, Казимир и его краля безропотно лежали на кровати. Иван мгновенно определил, что в этой паре верховодит женщина.
И ещё, знаете, даже самая придирчивая феминистка не смогла бы найти в действиях Ивана какой-либо дискриминации по отношению к Казимировой любовнице. Связана она была точно такими же лоскутами от порванного покрывала, что и Пасюк, а рот её был заткнут точно такой же наволочкой. Один в один. Ну, разве что, на наволочке, которую Иван использовал как кляп, у Пасюка было на одну пуговицу больше. Но мне кажется, это не тянет на ущемление прав по половому признаку. Я это решил упомянуть потому, что тема равноправия полов, сейчас горячо обсуждается в обществе. И фоном она доходит до дискуссий в нашем Сообществе . Хотя я думаю, что это всё ненадолго.
В довершении своей работы, Иван сорвал со стены ковер, и накрыл связанных любовников, оставив снаружи лица до подбородка. После этого, он нагнулся к ним и сказал: «Штиль зейн!» Мальчишки не поняли, что это означает, но и Казимир, и его любовница согласно закивали. Потом Иван долго усаживался в кресло, стараясь не помять пальто и костюм. Прохор и Николай молчали, впечатлённые безупречными действиями Ивана.
Прохор усадил Николу в высокое, похожее на трон, резное кресло. Всё с той же светлой улыбкой Прохор подошёл к изголовью кровати и, чтобы видели любовники, вытащил нож. В глазах Пасюка и его сообщницы застыл ужас. Даже манипуляции Ивана, которые он так жёстко проделал с ними, не внушили им такого всепоглощающего страха, какой они испытывали при виде склонившегося над ними улыбающегося подростка с ножом в руке. Николай замер в кресле. И вдруг, как искра, проскочила тревожная мысль. Он вспомнил, как Прохор рассказывал ему о заговорах Корнея, и что вся его колдовская защита уйдёт, если Прохор убьет человека. Николай вскочил и бросился к другу. Не скажу, что Николай поверил в заговор колдуна, но всё-таки это был повод остановить своего друга от безумного шага.
– Стой! Не надо. Не сто́ят они того, – Николай обнял Прохора и потащил его от кровати. – Не надо. Вспомни о заклятиях Корнея.
– Братка, – Прохор обнял Николая. – Ты прав – не сто́ят они того.
Прохор и не собирался никого убивать, но он понял, чему так ужаснулся Николай. Такой искренний испуг друга за его судьбу в такую минуту, приятно смутил Прохора. Ничего объяснять он не стал, и Николай был уверен, что он остановил дорогого ему человека от совершения страшного поступка.
Как только Николай вернулся в кресло-трон, Прохор принял деловой вид. Он обошёл по кругу комнату, попутно заглядывая во все шкафы, выдвигая все ящики. Не осталась без его внимания, ни одна коробка с продуктами. Затем, он взгромоздился на прикроватный комод, и с высоты стал наблюдать за связанными любовниками.
– Послушай, – обратился Прохор к Ивану, – хотел спросить у тебя. Как ты думаешь, что для человека самое важное в жизни?
– Самое важное в жизни человека – это любовь, – без запинки ответил Иван, расплывшись в сладостной улыбке. Понятно, что в эту минуту он представлял свою Катю.
– А какое чувство у человека самое-самое сильное? – продолжил Прохор.
– Любовь, конечно, – не задумываясь, ответил Иван.
– Ты думаешь? – изумился Прохор. – А может, всё-таки страх движет людьми?
– Нет, брат, когда любишь – ничего нет сильней. И ты, пожалуйста, не улыбайся, я тебе не только о любви мужчины и женщины говорю. Это не каждому дано. А есть ещё родители, друзья, Родина наша. Чтобы сейчас с нами всеми было бы, если бы не любовь. Любовь побеждает даже смерть. А уж страх тем более.
– А вы, тоже, так думаете? – повернулся Прохор к кровати с пленниками.
Пасюк с любовницей переглянулись и, как-то неуверенно, кивнули Прохору. Прохор спрыгнул с комода и склонился к головам, торчавшим из-под ковра.
– Хорошо, это упрощает нашу проверку. Для начала скажите, – Прохор вытянулся в струну, словно епископ на венчании, – вы-то любите друг друга?
Пасюк, с любовницей, снова насторожено переглянулись и так же неуверенно, как и до этого, кивнули Прохору.
– Тогда мы поладим, – радостно сообщил Прохор. – У нас совершенно нет времени. Я не буду вам рассказывать, что жили вы, до этого дня, неправильно. Кто мы такие, чтоб судить? Я спрошу только, согласны ли вы отдать бедным сиротам, – Прохор показал на себя, на Ивана и на Николу, – всё, что у вас есть, в обмен на жизнь. Погодите кивать. Сначала уговор. Если мы находим то, что вы вздумаете утаить, хотя бы рубль, хотя бы колечко, тогда вы прямиком отправитесь в мир иной. Без денег, без драгоценностей, без документов. И какой вам интерес врать? Ну, кивните, если согласны.
Любовники переглянулись и энергично закивали. Прохор одарил их благодарным взглядом, почти по-дружески.
– Поступим так, – решительно взялся за дело Прохор, – я обхожу комнату, а вы, как только я буду в районе тайника, громко мычите. Продукты и меха нас не интересуют. Принимаем только денежные средства, в любой валюте, и драгоценности. Согласны? Тогда к делу.
Весь обход не занял много времени. Пасюк сразу сдал шкатулку любовницы, ящик бюро с деньгами и продуктовыми карточками, деньги из рабочего френча и из сумки любовницы и коробку из шкафа. Прохор разложил всё найденное на столе: три пачки по десять тысяч, золотая брошь, жемчужное ожерелье, серёжки, маленький браслет, три золотых кольца и перстень, продуктовые карточки, облигации и, вразнобой, около двух тысяч рублей. Прохор обратился к взирающему равнодушно на стол, Ивану:
– Смотрите друзья, люди нам последнее отдают. Мне, даже, как-то совестно. Давайте вернём им, хотя бы половину.
Прохор, без каких-либо подсчётов, на глазок, разделил найденное, взял одну часть и понёс в сторону кровати. Он положил деньги на комод и заглянул в лицо Пасюку.
– Дяденька, так ли всё? По-честному? Мы ничего не забыли? – виновато поинтересовался Прохор. – Без обиды?
Пасюк довольно закивал, стараясь глазами выразить, насколько он тронут таким отношением и как он счастлив оказать свою посильную помощь сиротам. Несмотря на наличие кляпа во рту, Казимиру удалось изобразить на своём лице благодарную улыбку. Но старался, он зря. Прохор уже не смотрел в его сторону. Он опять запрыгнул на комод.
– Что ж, оба мы оказались неправы, – разочаровано признался Прохор Ивану. – Ни любовь, ни страх – побеждает жадность. – Прохор повернулся в сторону любовников, уже считающих, что всё близится к завершению. – Ну и подвели же вы нас, господа.
Иван, сидел в кресле, любуясь, то на белоснежные манжеты своей рубашки, то на свои блестящие ботинки. Не отрывая взгляда от своего туалета, Иван ответил Прохору:
– Я настоящих людей имел в виду, а не этих.
Николай ничего не понимал из начавшегося разговора. Он смотрел то на Ивана, то на Прохора, пытаясь по их лицам угадать, какой оборот принимает дело. Но Прохор только весело ему подмигнул и начал настоящее представление.
Прохор методично, словно по заранее определённому плану, начал извлечение из настоящих тайников драгоценностей и пачек денег. У Николая глаза на лоб полезли от того насколько быстро стала расти куча найденных Прохором сокровищ. Единственное объяснение, которое успел составить для себя Николай, глядя на эту кучу, это то, что Пасюк и его любовница являются иностранными шпионами. Советские люди не имели возможности приобрести такие богатства. И занимали Николая теперь только два вопроса. Агентами какого западного государства являются их пленники и что полагается ему, Прохору и Ивану за разоблачение шпионского гнезда. Он подумал, что уж теперь-то они, с Прохором, получают полное право на поступление в Суворовское училище.
Конечно, никаким шпионом Казимир Пасюк не был. Своё состояние он скопил в эвакуации, обменивая продукты на драгоценности у беженцев. Потом продолжил богатеть, вернувшись в Москву. Он скупал продукты у вороватых снабженцев и перепродавал втридорога. У возвращавшихся фронтовиков Казимир выцыганивал разнообразные трофейные штучки, к которым питал особую слабость.
А Прохор продолжал отыскивать тайники, как заправский сыщик. Он находил золотые безделушки в рамах картин, ящиках стола, шляпных коробках, мебельных полках. Из-за подкладки невзрачного потёртого полушубка Прохор вытянул полуметровую золотую цепь. Чернильница оказалась местом хранения рубинов. В подсвечнике нашлись золотые самородки. Из полых ножек кресла, в котором сидел Иван, Прохор вытряс несколько царских червонцев. А под обивкой кресла-трона нашлась валюта в долларах и рейхсмарках. Эта находка привела Прохора в особенный восторг. Он, довольный, потирал руки как после хорошо проделанной работы. После он попросил Ивана освободить от любовников кровать:
– Скинь этих, почти уже покойников, на пол.
Иван, не церемонясь, стащил Пасюка и его сообщницу с кровати. Пасюк, в этот момент, кажется, молился. С нескрываемой неприязнью, как мешки со старьём, Иван сложил пленников в углу комнаты.
– Вот вражина. Вот каких тварей товарищу Сталину надо изводить, – пробурчал Иван и вытер руки занавеской.
В пружинном матрасе, вскрытым ножом, Прохор обнаружил самый крупный тайник. Он, даже, не стал перекладывать его на стол, в виду недостаточного, на столе, места. Иван заглянул в препарированный матрас, присвистнул и прошёл к зеркалу платяного шкафа, высматривать, не появилось ли складок на его пальто. Прохор подошёл к сложенным в угол Пасюку с любовницей.
– Видать, не одного моего друга вы обидели, господа, – спокойно, скорее удивлённо, произнёс Прохор. – Не тряситесь, мы уходим. Живите пока. Всё это оставляем вам. Посмотрим, какую судьбу вы себе купите на эти деньги.
Прохор убрал свой нож и кивнул Николаю с Иваном на выход. Дверь в комнату Пасюка оставили открытой, а дверь квартиры, Иван снял с петель и положил возле лестницы. По дороге домой к Кате, Прохор опять принялся всех развлекать своими историями, и ни полсловом он не обмолвился о визите к Пасюку. Николай, конечно же, ожидал более эффектной развязки, но заговорить об этом не решался.
Чайная церемония
К беседке подошли Ольга и Татьяна. Дядя Коля прервал свой рассказ и, чтобы оставить молодёжь наедине, пошёл в дом искать прихватки для самовара. Те, которые он уже с утра положил на тумбочку в беседке. Александр сразу отметил перемены во внешнем облике Татьяны. Одета она была в лёгкое летнее платье, которое ей предложила Ольга. Вместо аляповатых кроссовок на ногах были тряпичные тапочки, самые простые, но смотрелись они, после кроссовок, довольно элегантно. Ко всему прочему, на голове Татьяны образовалось некое подобие причёски. И, возможно, вам будет интересно узнать, что потратила она на эту причёску около пятнадцати минут, что по времени раз в сто превышает её обычный ежедневный лимит на эту процедуру.
Евгений, жонглируя, закинул пару шишек в кувшин самовара, демонстрируя Ольге сноровку в этом новом для него занятии. Довольный произведённым впечатлением, Евгений подошёл к девушкам.
– Ну, что же, я вижу все живы-здоровы, – Евгений, с притворной серьёзностью, взглянул на Татьяну. – А меня вчера, по твоей милости, в отравители записали.
– Извините, Евгений, я, конечно, виновата, – признала свою вину Татьяна.
– «Извините», и всё? – продолжил дурачиться Евгений: – Между прочим, пострадала моя репутация.
– Простите, ещё раз.
– Даже от своего друга, не далее как сегодня утром, я получил упрёк за твоё вчерашнее недомогание, – сообщил Евгений, и покосился в сторону Александра. Александр хотел было возразить, но заметив приятное удивление на лице Татьяны, он промолчал.
– Евгений, чем я могу загладить свою вину перед вами?
– Вот это другой разговор, – Евгений был доволен. – Надо подумать.
– Евгений, ты мне поможешь? – Ольга увидела, что необходимо оставить Татьяну и Александра наедине. Слишком уж внимательно они наблюдали друг за другом, неловко пытаясь это скрыть.
– Легко.
Евгений и Ольга отправились в дом тёти Ани. По лицу Александра, Татьяна не могла определить, в каком он пребывает настроении. Но она знала, что у неё не так много времени, и поэтому прошла в беседку и села к столу, напротив Александра. Она перебрала в голове все книжные варианты начала светской беседы, но неожиданно для себя самой, у неё вырвался вопрос:
– А перед вами, Александр, я ни в чём не провинилась?
– Вы это спрашиваете, в расчёте, что и я буду извиняться за вчерашнее?
– Нет, Александр, никаких извинений я от вас не жду. Но чем именно я вас так вчера возмутила, я бы хотела знать, – Татьяна заметила просыпающееся в Александре недовольство, но решила применить одну из психологических подсечек. Как её учили, человеку нравиться, когда его собеседник теряется перед ним, признавая его интеллектуальное превосходство. – Мне кажется, вы легко сможете объяснить мне все мои ошибки. Я считаю, что прислушаться к мнению умного человека – это всё равно, что получить в подарок время, которое не придётся тратить на поиски ответов самой.
Не могу сказать, что психологический приём Татьяны не удался, но и не могу сказать, что он достиг нужного эффекта. Александр любую похвалу в свой адрес, даже заслуженную, воспринимал как лесть и настораживался, подозревая в этом подвох. Он внимательно посмотрел на Татьяну:
– А будет ли толк от моих объяснений?
– Неужели я кажусь настолько глупой? – поникла головой Татьяна.
– Да нет, вы явно не дура, – поспешил успокоить её Александр.
– Это комплимент такой? Спасибо, – Татьяна вздохнула.
– Татьяна, я объясню, что имел в виду, – Александр незаметно улыбнулся. – Дело не в ваших умственных способностях – тут у вас, как раз всё в порядке. Мне кажется, что вы не сможете отказаться от своих убеждений, даже, если вдруг увидите всю их бесполезность. Это непросто даже для умного человека.
– Да? И в чём же их бесполезность? – не глядя на Александра, спросила Татьяна.
– А я сказал бесполезность? Это уж я просто сделикатничал, – признался Александр.
– Как это на вас не похоже.
Татьяна продолжала рассматривать пол терраски. Кажется, она обиделась. И это видимое проявление её уязвимости, заставило Александра начать говорить мягче:
– Я попробую вам всё объяснить, – он дождался, когда Татьяна посмотрит на него. – Вот вы вчера помянули ХХ век, с его войнами, революциями и прочим вздором. А вам не кажется, что всё это и было воплощением на практике всяких идей и теорий о счастье человеческом. Вы не думали, что ваша «Роза мира» обернётся тем же? Да и сейчас мы живём не сами по себе, а по навязанным нам кем-то моделям. Чем ваша идея лучше нынешних и прежних?
Татьяна подняла голову. Кажется, Александр говорил с ней без иронии, без притворства. И говорил о вопросах, которые его, несомненно, интересовали. Татьяна получила отличную возможность обратить в сторонники Всемирного Братства достойную личность.
– Тем, что мы не отвергаем других идей и собираемся взять всё самое лучшее из всех учений, опираясь на опыт всех поколений, всей истории.
– А худшее, с вашей точки зрения, куда денется?
– Ненужные и вредные для человечества идеи, конечно, будут как-то отсекаться, а большей частью, я думаю, сами отомрут.
– Вот-вот, – оживился Александр, как будто ждал такого ответа. – И с людьми у вас так же выйдет: кого-то отсекать, а большей частью – сами отомрут.
– Вы намекаете, что со временем «Роза мира» сама может превратиться в тиранию? – недоумевала Татьяна. – Это исключено. «Роза мира» и начинается с того, что своими первыми задачами ставит недопустимость войн и диктатур.
– И что? «Остановим войну! Долой тиранию!» – разве это не обычный лозунг для начала новой революции, новой крови. Сам Андреев, кажется, не отрицал насилие на первоначальном этапе.
Татьяна не успела ответить. В этот момент к беседке, весело и шумно переговариваясь, подошли Евгений и Ольга. Руки их были загружены посудой для предстоящего чаепития. Постелив скатерть, Ольга, при активном вмешательстве Евгения, расставила всё на столе. И Александр, глядя на сияющую физиономию своего друга, сделал для себя открытие, что счастье на лице человека – верный признак того, что в голове счастливца, в этот момент, ни одна извилина не напрягается. Ему было тяжело на это смотреть. Возможно, именно по этой причине, Александр избегал общения со счастливыми людьми. Татьяна, тоже, выглядела слегка недовольной; она не успела ответить Александру и к тому же, она ещё не придумала, что ему ответить.
– Кстати, забыл спросить, девочки, нашли что-нибудь интересное? – поинтересовался Евгений.
– Нашли, – ответила Ольга, – много всего, да только главного нет.
– А что главное?
– Листок бумаги, – сообщила Ольга.
– А что за листок? С чем? Чек на получателя? Выигрышный лотерейный билет? Нотариально заверенное завещание?
Ольга на это только пожала плечами. Евгений перевёл вопросительный взгляд на Татьяну:
– Темните вы чего-то, девочки.
Татьяна смутилась, сцепила руки в замок и стала отвечать не Евгению, а повернулась в сторону Александра:
– Я предполагаю, что, скорее всего, на этом листке Даниил Андреев поместил ключ к одной из глав «Розы мира»…
– Ну ладно, не расстраивайся, – посочувствовал Евгений, – значит, так было надо.
И вдруг радостно прибавил:
– Так ты, значит, сегодня в Москву? Как там у Чехова в «Каштанке»? В Москву, в Москву, в Москву… будь она неладна. – Он обрадовался, что уж этот вечер он сможет провести наедине с Ольгой, безо всяких там московских гостей.
Все улыбнулись, но Ольга, при этом, ещё и показала кулак Евгению. И Евгений поспешил исправиться:
– А кто мне обещал компенсацию за вчерашний подрыв моего реноме?
К Татьяне на скамейку подсела Ольга, обняла за плечи и улыбнулась:
– Не слушай его, Тань. Кажется, время.
Татьяна с Ольгой заговорили о чём-то своём, а Евгений с Александром вернулись к самовару.
В тот момент, когда Евгений приписывал Чеховским трём сёстрам знакомство с Каштанкой, тётя Аня напомнила дяде Коле про то, что тот обещал вернуть Олюшке книгу. Дядя Коля усмехнулся, искренне удивляясь тому, как это его супруга могла забыть, что у него прекрасная память, и взял книгу. В терраске, на выходе из дома, дядя Коля решил наскоро ознакомиться хотя бы с ключевыми пунктами книги: главными героями и основным местом действия. Это, чтобы разговор можно было поддержать. Дядя Коля не сомневался, что разговор о «Розе мира» продолжится и сегодня. Он начал перелистывать страницы, в надежде зацепиться глазом за какие-нибудь маячки, но тщетно. Никакой полезной информации он так и не высмотрел. Дядя Коля даже плюнул с досады. И он вспомнил, как ещё три года назад, честно пытался одолеть эту книгу, и что ему, уже тогда, в ней не понравилось. Во-первых: ему не понравился шрифт. Вы, может быть, фыркните и скажете, что за глупость. А я скажу вам: «Не фыркайте». Я соглашусь с дядей Колей. Шрифт выглядел непривычным, плотным, к тому же, с какой-то претензией на оригинальность. Во-вторых: книга была напичкана непонятными неудобопроизносимыми словами. И в-третьих: в книге не было никакого сюжета. И, читая, скажем, десятую страницу, ты уже забывал, о чём говорилось на седьмой.
Дядя Коля сложил книгу и вышел по направлению к беседке. При этом он не заметил, что когда он перелистывал страницы, из книги выпал сложенный вчетверо листок. Листок спикировал к любимым бареткам супруги.