Сообщение удалено.
«В общем, Федя, если б я курил, то мне бы сейчас сигарета обожгла губу, потому что догорела бы до самого конца. Я увидел Клода. Того с кем стирали вещи, вот только недавно. В заброшенном парке. Я его только по этим вещам и узнал. И по кучерявой голове. Которая рядом с ним на земле лежит. А он висит. Как бы за руки подвешен. Это жесть какая-то. Я тебе описывать не буду. Это какой-то ад»
Сообщение удалено.
«Федя, помнишь, сидели в офисе и мечтали о солнечном дне. Чтобы облака, которые протыкал наш офис, наша башня, рассеялись и мы вышли на площадь у Афимолла подставить лицо солнцу. Можно было сходить в солярий по карте, можно было смотреть на свет через огромное окно в пол, а мы хотели погреться под прямыми лучами. И как назло, солнце всегда светило не в тот момент, когда выходили. Мы соревновались кто сколько дней в месяц почувствовал давление света. Машина, фудкорт, кабинет, ЦУМ аутлет, всё нам мешало. У тебя был невероятный рекорд в семь солнечных зайчиков, что ты поймал лицом. За месяц, конечно, но это всё равно невероятно много. Как мы мечтали об этом. Выйти из лифта и сразу свет. Солнце теплое. Зайчик. Щуриться и чихать от света солнца. У нас с тобой обоих был этот рефлекс. Коллеги ещё гуглили, не верили, что есть такое. Чихать при взгляде на солнце. Зайчик луча на щеке. Федя, у меня теперь все дни солнечные. Здесь люди мечтают о тени. Соревнуются у кого лицо бледнее. Все дни у меня пересолнечные. На мне постоянно лежит его луч. У меня всё солнце мира. У меня весь мир – солнце. Федя, я больше не читаю дни, когда мне в лицо летит солнечный свет. Я больше не считаю ничего. Я не знаю сколько я уже здесь нахожусь».
«Они подобрали меня у дороги, когда я пытался найти воду в разбитой машине. Они не берберы, не туареги, не пойми кто. Высокие, смуглые, но не чёрные, худые, с хорошими зубами, с оружием. Говорят они на новоберберском. Здесь мои жалкие знания наконец-то пригодились. Они меня понимают, я их практически нет. Себя они называют "Новые люди". Скорее всего самоназвание племени. Учусь на ходу. Повторяю новые слова перед сном. Идём мы странно. Они спят после позднего завтрака и почти до заката, затем идут, перемещаются на лошадях и ослах, идут бодренько где-то до часа ночи. Затем устраиваются отдыхать, ужинают, и перед рассветом вновь делают переход до завтрака. Кушают и спать. Только через неделю этот ритм я стал переносить адекватно. До того, как во сне следовал за ними, не пытаясь понять и не пытаясь приспособиться. Мне дали новую джеллабу, белую в полоску, и обувь, солнечные очки, рюкзак, много всего. С нами женщины и дети, подростки, взрослых человек сто. У всех есть лошадь или пара ослов, мулы, немного коз. Они отчего-то просят меня на завтраке рассказывать истории про старый мир. Слушают внимательно без вопросов. Я начинаю на новоберберском, понятное дело, сразу же вставляю английские и испанские слова чтобы что-то объяснить. Через минут десять говорю уже по-русски. Они не перебивают, всегда слушают и потом мы ложимся спать. Я рассказываю им историю мира. Вместо ютьюба. Иногда жестами, иногда рисую на песке. Как люди сначала убили бога, потом животных и растения, а потом стали убивать друг друга. Всю правду им говорю, Федя. Всё как есть. Сегодня рассказал про то, как на последних самолётах бежали Пережившие, как они захватили некоторые города там, куда прилетели. После этих рассказов я и сам становлюсь какой-то радостный или спокойный. Мне часто снятся реки. Днепр, Волга, Москва-река. Помнишь вдоль Яузы гуляли от высотки до монастыря? Логики в этих снах о реках нет никакой. Меня словно уносит в память, в воду прошлой информации. Эти реки все вместе впадают во что-то одно, большое и новое».
«Они говорят, что я как осколок старого мира. Дети трогают меня. Женщины посматривают искоса, издали. Мужчины слушают на нашем привале-завтраке. Может я для них телевизор или игрушка. Но впервые за много времени меня кто-то слушает. Я говорю. Не только с тобой, понимаешь. Я им всё сообщаю, что знаю. Возможно у них такая традиция, иметь кого-то в племени такого. Рассказчика. Может у них такое общественное устройство. Иногда мне надоедает рассказывать просто про старый мир, типа про Голливуд или Мавзолей на Красной площади, и я объясняю что-то практическое. Сегодня рисовал и говорил про автомат Калашникова. Что его надо чистить. Собирать-разбирать периодически. А не просто таскать как они. Чуть ли не по песку волокут за ремень. Объяснял, как устроен патрон. Что маркировка на патроне означает. Старюсь быть полезным, отрабатывать хлеб. У Новых людей оружия много, но обращаются они с ним ужасно и не следят совсем. С темы автомата я как-то перепрыгнул на способы приготовления кофе. По-арабски, фильтр, раф и прочее. Им всё одинаково интересно. Может быть мне рассказывать так, идти с ними, не так одиноко. Я не знаю зачем всё это делаю. Завтра попробую рассмешить их, расскажу им про психоанализ, психоаналитиков. Как белые люди платят деньги за то, чтобы их нытьё слушали в красивой комнате по расписанию и давали элементарные советы. Уже готовлюсь. Помнишь нашего корпоративного психолога?»
«Федя, вот скажи честно, ты правда думаешь, что я не знаю? Про тебя. Про то, что ты никуда не успел, не улетел, не пережил. Ты думаешь, я не знаю, что ты умер? Да я всё знаю! Тогда ещё телевизор в отеле работал. BBC транслировала. И твоё последнее сообщение я получил, оно дошло. Ты может думаешь я верю, что ты мои сообщения слушаешь? Серьёзно? У меня может хронический солнечный удар? Нет, Федя, я всё знаю. Я может ничего не понимаю, но всё знаю. Просто мне повезло. Или не повезло. Я оказался по другую сторону дня в тот день. Какие-то сраные три часа разницы. Просто у тебя солнце взошло раньше. Ты всего-то оказался восточнее меня, вот и вся магия. Ты относительно меня был в будущем на три часа вперёд. Ладно… Я пошел рассказывать, люди собрались. Расскажу им сегодня про чипсы. Нарежу тонко местную сладкую картошку, посолю, попробую сварить в масле. Чипсы это тоже история нашего старого мира. Это не пьяное голосовое сообщение. Алкоголя здесь нет. Если я отравлен, то не этим. Прости, Федя, что ты мёртвый, а я живой».
«Слушай, сотри к чёрту мои сообщения, особенно вчерашнее… Все сотри, если хочешь. У меня авитаминоз или я дурак. Прости. Всё будет хорошо. Мы встретимся… Ты только… В общем встретимся».
«Я иду с Новыми людьми полный лунный месяц. Мы начали в окрестностях Феса, когда луна росла тонким лежащим на спине серпом. Она выросла ночь за ночью в блин, ярко освещала меня во время рассказов о прошлом мире у костра. Луна похудела над моими историями, истончилась вновь до огрызка-кочерыжки. Шли мы не всегда по дороге. Главный у Новых людей, их лидер, иногда приказывает уйти с дороги и идти параллельно, за холмом или вообще не пойми куда по пустыне. Когда луна растворилась полностью и ночь стала непрозрачной как смерть, мы вошли в Марракеш. Розовый город огромных свалок, кричащих базаров и бесконечных стен. Город, который не бомбили, куда сбежал местный король и стеклось колоссальное число жителей. Хотя всё цело, нет бандитов и радиации, город испытывает массу проблем. Перебои с электричеством, водой, переполненные больницы и множество мертвых животных на дорогах. Каково хрена они не убирают мёртвых животных? Приютившие меня Новые люди пытаются пополнить запасы, обменять коз, у них также двое больных. Меня отрядили ходить по свалкам вместе с подростками и собирать полезное для следующего перехода. И, наконец-то я нашёл новый годный смартфон. Химичу чтобы вся информация с карты памяти зашла и не потерялись мои сообщения тебе. Теперь я могу делать фото».
«Свалка подарила мне зеркало. Я давно не рассматривал своё лицо. Посмотрел на себя также на нескольких селфи. Ты бы меня разумеется узнал. Отчего не узнать. Но вот я себя не узнаю. Глаза стали светлее, бледно-голубые. Волосы почти белые. Морщины. Сломал зуб. Кожа какая-то хронически воспалённая, в углах рта язвочки, язык бледный с налётом. Нос какой-то длинный. Не буду тебе посылать такое фото. Уже два дня мы ждём пока лечат кого-то из племени. В центр не ходим. По окраине Марракеша стоим лагерем. Сегодня до нас домогалась полиция. Документов ни у кого нет. Пытались забрать оружие. Я боюсь, что завтра они вернутся с подкреплением и заберут. Все волнуются. Чтобы как-то успокоить, внести свою лепту, я снова рассказывал истории про старый мир. Что, интересно, моим соплеменникам вообще не катят истории про технологии. Типа, как строят метро или про человека на Луне. Но всё, что касается отношений, социального, вроде суррогатного материнства, измены супругов, воспитания детей, разных видов религии, им крайне важно. Вопросов по-прежнему не задают, вероятно, это у них в культуре не принято. Только эмоционально реагируют, когда тема им нравится. Скажем, про снохождение или предсказания будущего. Слушают очень внимательно такие вещи. Сегодня я расскажу им про ЛГБТ, надеюсь, будет весело. Жаль, что многое приходится показывать жестами. Тем более на такие темы. Но, Федя, мой язык улучшился. Ты бы мной гордился. Это ж ты у нас полиглот, а не я. Ты бы, уже с ними говорил бегло за месяц. Но я стараюсь, честно стараюсь».
«Больных оставили в городе и выдвинулись в сторону гор, Атлас, называется, там у них святое место. Типа, надо посетить. Одновременно с этим, Федя, стали они меня всё чаще спрашивать о боге. О божественном. Я начал им рассказывать про буддизм, про кришнаитов, но они остановили. Спрашивают именно, что я сам думаю. И так стало происходить каждый завтрак. Пытаюсь вставить про каршеринг, меня прерывают. Меня это немного пугает. Не принесут ли они меня в жертву в горах? Не смешно, Федя. Я крепко задумался о боге. И я начал им потихоньку свою концепцию излагать. На смеси русского и новоберберского. Они слушают. А кони спят стоя. И дети спят. А я рассказываю. За нами увязались два итальянца. Совершенно подавленные. Они всё это время были в Марракеше и упросили Новых людей забрать их. Устали от неспящего переполненного города. У них не осталось ничего кроме одежды. С ними говорю по-испански и по-английски. К сожалению, немного нового узнал. Всё то же. Мир погиб. Что-то произошло глобальное. Война началась и моментально закончилась. Что, почему, они не знают. В Марракеше им говорили, что больше всего пострадала Азия, хотя до этого все говорили, что Европа. Радио и интернет, всякая связь, отсутствуют в прежнем понимании. Почти везде правят местные князьки или имамы. Про Переживших итальянцы не слышали, но с их слов в Агадире есть какая-то колония иностранцев и они хотели бы туда попасть с нашей помощью. Во время моих историй новенькие спят. Мне никто не мешает думать и говорить о божественном».