Испорченный кадр

13.

На четвертом этаже освещено единственное окно, так что мне даже не приходится вычислять их квартиру. Время от времени вопросительно поглядываю на него, словно жду сигнала.

Катранов попросил меня подождать в машине, и я легко согласился. Возможно, даже слишком легко. Но свидетелем их разговора быть не хотелось. Получив опыт общения с ними обоими и с каждым из них, можно было себе представить, насколько тяжелой и эмоциональной окажется эта беседа. Вероятно, даже более трудной, чем казалось ему. И всё-таки в глубине души я даже теперь продолжаю надеяться, что Ирина найдет какие-то слова и аргументы, чтобы ее брат остался. Хотя в то же время осознаю неотвратимость и необходимость его отъезда. Вот и еще одно противоречие в цепочке. Такова вся его жизнь. Причудливый маршрут по одуревшему навигатору.

Всё переплелось в рассказанной им истории – расчеты и чувства, намерения и поступки, человечность и варварство, вина и наказание. Добро и зло. Будто черное и белое за все эти годы так и не смогли провести четкую границу между собой. И я им тоже не помощник. От усталости или от субъективности, но сейчас мне не под силу даже определить, правильно ли я поступил, что вмешался, а не остался в стороне.

Он долго не появляется. Или просто минуты наедине с самим собой тянутся слишком медленно. Смотрю на время. Часовая перешагнула за двенадцать. Вот так, тихо и незаметно закончился этот день. Такой бесконечный и такой важный для меня. Вобравший в себя неимоверное количество событий и переживаний. Потребуется немало усилий, чтобы разобраться со всем этим. Осознать и объяснить себе короткий отрезок, превысивший год моей прежней привычной жизни.

Прокручиваю его в памяти. Усмехаюсь себе. Надо же. Ведь в нем и правда уместились все четыре сезона. Четыре стихии. Утренняя прогулка по зеленеющему и благоухающему парку? Определенно весна. Беспечная солнечная поездка домой после работы, а затем раскаты грома в нашей квартире и беспощадная молния, едва не испепелившая мою семью. За ней радуга и прилив живительной свежести. Разве не лето? Дальше надрывающий душу монолог Ирины и опустевший взгляд Катранова в тусклом отблеске фонаря. Символ безотрадного воцарения осени. А следом заморозки. И вот уже врывается нежданная метель, застающая меня у сотрясающихся от жестокости и безволия стен заброшенного дома. Зима обрушивается стремительной снежной лавиной, что разом засыпает меня с головой и не позволяет пошевелиться. Даже помыслить о том, чтобы изменить участь человека, который всю свою жизнь не может дождаться простого счастья. Всё, что мне остается – это надежда на возвращение весны. На милость судьбы. На новый день и новые силы.

Наконец, Катранов появляется в дверях подъезда. И я сразу понимаю, что будет дальше. Одна его рука сжимает небольшой чемодан, в другой – огромный пластиковый пакет. Приближаясь к машине, он демонстрирует бодрость и даже находит для меня фирменную неунывающую улыбку. Но мертвенная бледность лица и страдальческое мерцание глаз не укрываются от моего взгляда. Что ж, способность сохранять присутствие духа похвально и наверняка не раз пригодится ему в будущем.

Не проронив ни слова, я открываю багажник и помогаю уложить чемодан. Пакет помещается на заднее сидение.

– Здесь вещи для церкви, – кивает Катранов на него. – Она как раз рядом с нашей уличной выставкой, не заблудишься. Скажи, что от меня, там знают. Окажешь услугу?

– Конечно.

Он с отеческой нежностью смотрит на меня и, кажется, хотел бы сказать что-то еще, но не может найти нужных слов. Поэтому мы просто молча стоим возле машины, пока я не захлопываю крышку багажника.

– Ну, тогда, последний рывок на вокзал? – выдыхает он, горько усмехаясь.

Направляясь к водительской дверце, бросаю взгляд на их окно. И успеваю заметить едва различимую тень Ирины. Но раньше, чем я решаюсь обратить внимание Катранова, она исчезает. Оставляя после себя лишь добрый и уютный свет голубоватых занавесок.

14.

Он выбирает ближайший к дому вокзал. Своих планов от меня не скрывает – выбраться из города первым же поездом, сойти на одной из станций, пересесть на попутку и добраться до более или менее населенного пункта, где и обосноваться. Что ж, наверное, разумно. Во всяком случае, я на его месте поступил бы примерно так же. Хотя в этом есть сильное преувеличение. Не думаю, что мне или кому-то еще предстоит оказаться в такой жизненной ситуации. А значит, советы бессмысленны, как и уговоры.

Большую часть нашего короткого пути мы проводим в напряженном молчании. Боюсь, что подобные долгие паузы теперь постоянно будут возвращать меня к погребению Чулина, этому сюрреалистичному бессловесному действу. А его? Может быть, но не сейчас. Пока мысли Катранова где-то в неопределенном для него будущем. Его лицо буквально кричит об этом. Хотя, правильнее сказать, беззвучно шепчет. Глаза устремлены в лобовое стекло и придирчиво вглядываются во встречные осколки городского пейзажа. В поблескивающие витрины, мигающие светофоры, случайные машины и запоздалых пешеходов. Кажется, что сейчас он в поисках ответа или знака. Но город безмятежно спит. Всё, что он оставил нам, напоминает гостиничную табличку с надписью "Не беспокоить". Ладно, извините, мы будем вести себя тихо.

Войдя в здание вокзала и бросив недолгий взгляд на табло отправления, Катранов сразу направляется к кассе. Ближайший состав уходит уже через двадцать минут. Я даже не запоминаю пункта назначения. Мы успеваем заскочить в буфет. Он – за снедью в дорогу, я наконец отовариваюсь сигаретами и зажигалкой.

На перроне тишина, лишь время от времени полусонно отфыркивается его поезд. Кроме нас и немолодой проводницы у вагона никого. Даже заядлые курильщики зарылись в подушки. Теперь нас с ними роднит только желание, чтобы наступивший день оказался лучше предыдущего.

Мы всё так же молчим, но тишина этих последних минут кажется мне слишком мучительной. Я лихорадочно сочиняю тему для разговора. К моему облегчению, Катранов заговаривает раньше, чем мне приходится сказать какую-то банальность.

– Достанется тебе дома, наверное? Если хочешь, напишу Маргарите объяснительную. Без подробностей, правда.

– Ни к чему. Она в курсе моего визита. Больше того, я здесь благодаря ей.

Он улыбается, одобрительно качнув головой. Помолчав, изрекает доброжелательно:

– Хорошая женщина. Это сразу видно. Да, уставшая. Задёрганная бытовухой и работой. Наверное, и в детстве всё было непросто. Да и вы с дочкой те еще подарки, я думаю. Но ты и она – настоящая пара. Не надо быть умником, чтобы это заметить. Просто у вас одинаковый взгляд. А это важнее всего. Вы одно целое. И если так, то всё в порядке. Только берегите друг друга. Не позволяйте глупостям вмешиваться. Будьте выше. Разговаривайте и слушайте. Одному выжить можно, но гораздо легче, когда рядом твой человек. Сделанный на заказ специально ради тебя.

Я киваю, не находясь с ответом. Катранов косится на окна вагона и вдруг ободряюще подмигивает мне.

– Однажды я вернусь, и мы встретимся, – произносит он с какой-то шальной надеждой. – Все вместе. Я, Иришка и вы. У нас. Или у вас. Когда всё наладится, и я опять смогу жить с поднятой головой. Мы забудем плохое. Станем просто разговаривать о пустяках и смеяться.

– Мы будем ждать этой встречи, – заверяю его, глядя прямо в глаза. – Наверное, мир и правда не вращается вокруг нас. Но есть круг людей, который временами позволяет надеяться на это. Твой круг здесь. Возвращайся, как только сможешь.

Катранов впервые смотрит на меня с искренним удивлением. Пробует привычно усмехнуться, но что-то в моих словах останавливает его. Вдруг он делает решительный шаг и неуклюже стискивает меня в объятиях.

Я чувствую себя вернувшимся в детство. Там не было отца. Но у меня был свой герой.

– Пассажир, заходим, поезд отправляется, – звучит рядом монотонный голос проводницы.

Он вздрагивает и отступает, будто его застали врасплох. Быстро берет себя в руки, подхватывает чемодан и направляется к вагону. Прежде чем взобраться на подножку, оглядывается на меня. Добрый и насмешливый взгляд. Короткий взмах руки. И вот он исчезает. Следом, мимолетно посмотрев в мою сторону, поднимается женщина в униформе. Ей не до любезностей, она на службе. И все-таки даже в ее глазах успевает промелькнуть что-то похожее на человеческое сопереживание.

Через пару минут состав трогается с места и, тяжело дыша, отправляется в темноту. В то самое непредсказуемое будущее, которое знает ответы на все вопросы.

Я разворачиваюсь и медленно бреду к вокзальным воротам. Отыскав машину, втискиваюсь на сидение и обнимаю руль, бессмысленно глядя перед собой. Через какое-то время пробую включить зажигание, но тут же понимаю, что слишком измотан, чтобы ехать. Откинувшись на подголовник, почти мгновенно засыпаю. Продолжая видеть перед собой лицо Катранова.

15.

Резвые блики затевают причудливый танец на моем лице, вынуждая проснуться. Похоже, новое утро как следует разогрелось и не прочь пошалить. Оно заглядывает одновременно во все окна машины, по-детски удивляясь, почему это я обнаруживаюсь здесь, а не дома. Долго объяснять. Тем более, когда и самому хотелось бы постичь суть пережитого накануне.

Из зеркала смотрит опухшая, небритая, красноглазая физиономия. Если это моя, то вид не радует. Еще и с царапиной на щеке. Видимо, на память о разбитом стекле. При свете дня рана вполне очевидна, как и корка запекшейся крови. А ночью ни я, ни Катранов даже не обратили на нее внимания. Марго обратит. Бросаю поспешный взгляд на телефон. Нет, пропущенных не было, как и новых сообщений. Неудивительно, только начало седьмого, рановато даже для буднего дня.

Ноют шея и спина, вылезаю наружу размяться. Заодно и выкурить первую сигарету. Город оживленно гудит, никакого сравнения с его ночной версией. Трудно отследить источник этого шума. Словно все предметы разом обрели голос и на радостях спешат им поделиться. Прищуриваюсь на солнце. Совсем лето. Беззаботность разлита в воздухе, который даже по утрам начинает казаться удушливым. Птицы, нараспев обсуждающие последние новости и житейские вопросы. А может быть, и меня. Согласен, очень уж подозрительный тип. Не волнуйтесь, я скоро уеду, потерпите пару минут.

Забираясь обратно, сразу замечаю пакет на заднем сидении. Коротко задумываюсь, принимая решение и киваю самому себе. Надеюсь, не слишком рано для визита в церковь.

Оказывается, не слишком. Мне даже рады, как и вещам. Я вижу те особенные добрые глаза, которые отличают праведников от обывателей. Подмечаю скромную улыбку, обычную для тех, кто умеет радоваться каждому новому человеку просто потому, что он есть. Слышу скупую негромкую речь того, кто не привык спорить и доказывать с целью поставить себя выше других. Чувствую искреннюю благодарность, не требующую ответных эмоций. И оттого рождающую их. Мне хочется задержаться, побыть в этом очаге покоя еще хотя бы несколько минут. Но меня зовут абстрактные мирские дела. Те, что считаются важными.

Не удержавшись, решаю пройтись до уличного вернисажа. Это и правда совсем рядом. Но когда оказываюсь на месте, то успеваю лишь пожалеть, что благостное настроение так скоротечно. Оно живо покидает меня, когда вместо привычных рядов передо мной появляются металлические ограждения, покрытые сеткой с красочным слоганом "Сделаем наш город лучше". Людей в костюмах и с телефонами здесь уже нет. Они все-таки довели свое дело до конца, и теперь вокруг лишь временный пустырь. Возле которого одиноко маячит табличка с наименованием заказчика, подрядчика, сроков и перечня предстоящих работ. Приблизившись, выясняю, что к осени здесь будут осваиваться новые торговые площади. Очевидно, им и суждено сделать наш город лучше.

Сверлю табличку неприязненным взглядом, но та лишь равнодушно поблескивает девственной белизной. До моих чувств никому нет дела. А то, что мне хотелось бы сделать с ней и с ограждениями, в равной степени бесполезно и незаконно.

Побежденно отступаю, шаря по карманам в поисках сигарет. И тут же замечаю перед собой ватагу голубей, важно расхаживающих по тротуару в поисках корма. Мне сразу вспоминается вчерашняя находка на парковой дорожке. Непроизвольно зажмуриваюсь и обреченно опускаю голову.

Тренькает сигнал сообщения. Не поднимая глаз, медленно достаю телефон.

"Как ты там, мой герой?" – высвечивается на экране.

Моя белая птица. Мое спасение. Моя Маргарита.

"Становлюсь лучше благодаря тебе" – печатаю я, с трудом попадая в буквы.

Какое-то время мессенджер хранит молчание. И когда мне уже кажется, что разговор окончен, в ответ от нее приходит сердечко. Простой символ, на который в другой ситуации едва ли обратил бы внимание. Сейчас он наполняет мою жизнь смыслом и надеждой.

Пора домой. Еще успеваю принять душ, переодеться и отвезти ее на работу.

Когда я подхожу к машине, телефон снова издает возглас. На сей раз это напоминание. "Распечатать фото". Впопыхах поставил на утро, а не на вечер. Открыв галерею, пролистываю фотографии. И неожиданно обнаруживаю позабытый снимок, сделанный Ириной за столом. На нем мы с Катрановым.

Невольно усмехаюсь. Проверяйте, не отходя от фотографа. Я получился с закрытыми глазами. И с дурацкой самодовольной ухмылкой. Такие шедевры надо удалять, не задумываясь. Но я долго и с интересом разглядываю его. Постепенно понимая, что это мое лучшее фото за последние годы.

Конечно, это испорченный кадр. Зато он честный. На нем настоящий я трехдневной давности. Во всей красе. Псевдомуж. Псевдоотец. Псевдочеловек. И лишь мужчина рядом – с серьезным лицом и заглядывающими прямо в душу огромными глазами, позволил мне узнать себя таким. Увидеть свою жизнь со стороны и захотеть хотя бы попытаться наладить ее. Да, я тот еще подарок. Но знаешь, друг, мне и правда удастся стать лучше. Еще не поздно это доказать. Те старания, что исковеркали твою судьбу, не были напрасны. Они не были ошибкой. Тебе предстоит убедиться в этом на моем примере. И на примере моей семьи.

Апрель – июль 2023