– Может и так, Андрюш, но они ведь этими своими байками про перенаселённость оправдывают сейчас что угодно! Вот мы про пестициды начали…
– Миш, пожалуйста, мы же закрыли ту тему!
– Ну а чего… Ладно… Ну всё равно! Они же продвигают сейчас всякие социальные программы, а где социальное, там политическое! Так можно будет и войны оправдывать, за ресурсы-то, и слежку оправдывать, «чтобы повышать безопасность граждан в условиях напряженной социальной обстановки». Я вот войны не хочу, вот она мне где, наелся в молодости! И чтобы сопляк какой-нибудь штабной прыщавый за всеми моими шагами следил – тоже не хочу!
– Они у тебя и неровные еще, шаги-то! – засмеялся Андрей, стараясь разрядить обстановку. – Сопляк тот в картах запутается, на тебя глядя, ха-ха!
– Козлина ты, Андрюша, – усмехнулся Сирин в ответ и сразу же закашлял долгим, разрывающим, надсадным приступом. Взрывы кашля, как гигантские волны, вздымались один за другим над крохотными на их фоне шумами зала, бросая тень на все остальные звуки. Люди оборачивались к эпицентру этих взрывов, так пугающе вторгшихся в их пятницу.
– Всё страшнее кашляешь, – Виктор участливо подался вперёд, стараясь заглянуть Сирину в глаза. – Ты у врача давно был?
– Да сходил в апреле… нет… в мае – поставили мне эмфизему первой степени или как-то так. Якобы…
– Это рак что ли? – перебил Виктор, напрягшись.
– Да нет, это как бы ослабление лёгких и то ли воспаление каких-то участков, то ли там мокрота какая-то появляется, хер его знает, я не запомнил, там больше Наташка слушала, она со мной ходила, потому что там какая-то её школьная знакомая врачом работает. Так вот, это якобы от сигарет и малоподвижного образа жизни. Представляешь! Чего угодно напридумывают, лишь бы правду не вскрывать. Я ношусь, как белка ужаленная, целыми днями взад-назад! А у меня, оказывается, жизнь неподвижная!
– Кхе… Ну да! – Виктор ухмыльнулся, пригубив пиво.
– Мы-то с тобой оба понимаем, что это от нашего воздуха гнилого. Розу ветров нашу видел? От всех трёх заводов выхлопы несёт прямо в город, а не из города, как положено по всем этим… ну… нормативам.
– Вот, я тоже об этом постоянно своему Дениске говорю! А он упёрся и нет, мол, хочу с матерью и отчимом в центре жить, за городом у тебя неудобно. А вот когда в тридцать лет начнёт, так сказать, по врачам бегать – уж поздно будет! Надо рассказать ему про эту… Как ты говоришь?
– Эмфизему, – напомнил Сирин.
– Да, вот! Надо записать… – Виктор закопошился в просторной утробе пиджака, выуживая замусоленный блокнот и дешёвую ручку без колпачка. – Расскажу ему про дядю Мишу, он тебя помнит же. Расскажу, как ты загибаешься сейчас от кашля, может, одумается, ко мне переедет.
– Витюш, ну я не то чтобы очень загибаюсь, просто… просто…
Как мелодия в захлопнувшейся музыкальной шкатулке, его мысль, карамельной патокой вплывающая в зал из цветущего летнего вечера, прервалась, отсеченная острыми краями двух силуэтов, возникших в зевнувшем дверном проёме.
Сирин узнал тяжелые медные глаза над лёгкой щетиной, мягкие плечи в полиэстеровом пиджаке, взволнованное выражение полуспонтанных рук. Рядом, в нежном холоде серо-зелёных глаз, – гладкие волосы, забранные за слегка остроконечное ухо, словно бывшее продолжением выступающих скул. В сопровождении его внимания пара прошла к столу с меловой табличкой «Константин» (конечно, у окна, куда, как на витрину, сажают самых красивых) и, неловко и так неуместно лязгая стульями, смущаясь и пересмеиваясь, они сели друг напротив друга, улыбка к улыбке, обратив к Сирину тлеющие в алом солнце профили.
– Знакомые твои? – спросил Андрей окаменевшего друга. Тот молчал, и немигающие глаза, шевелящиеся ноздри и второй подбородок сделали его похожим на большую старую ящерицу.
– Миш!
– А? – Сирин вздрогнул.
– Я говорю, знакомые твои? – переспросил Андрей уже осторожнее.
– Да нет… Ну, то есть… – он замялся. – В банке их видел сегодня. Работают они там.
– Так ты их знаешь?
– Да нет, говорю, просто узнал их сейчас! – Сирин раздражённо дёрнул руками. – Вывели они меня сегодня. Как обычно всё: деньги неси, в это окно не плати, бумажку давай, бумажку подпиши. Думал – всё, уехал оттуда и как минимум полгода их морды не увижу, так вот они здесь теперь, гады!
– Ну ладно, Миш, ты же с друзьями здесь, а не с этими, чего так нервничаешь?..
– Я не нервничаю…
– Мишань, – мягко произнёс Виктор, – ну забудь ты, подумаешь, срать-то на них! Кто вообще любит в банк ходить?
– Да чего вы привязались! Я же сказал, что нормально всё.
Сирин опустил глаза. В полыхающих отсветах улицы, за которую пряталось солнце, его потемневшее лицо сорта «Изабелла» напряглось, и осиротевший взгляд, лишённый спокойствия, заметался по столу. Виктор первым нарушил молчание:
– Мишань, так тебе врач-то что сказал? Лечить как-то надо эту твою… эмфизему? Таблетки какие-то?
– Ну, говорит, сначала нужно полностью бросить курить и раз в месяц у него наблюдаться, «следить за динамикой». А чего там следить, если это не от сигарет? Мало того, что роза ветров у нас поганая, так еще и олигархи нас ядом поливают, только никто этого не знает!
Сирин подался вперёд и заговорил чуть тише, слегка покачивая головой в такт интонации:
– Вы вот слышали про химиотрассы? Их ещё на Западе называют «химтрейлы».
Андрей подпёр рукой лоб и прикрыл глаза. Виктор бросил на него быстрый и почти равнодушный взгляд, а затем обратился к Сирину:
– Это дороги какие-то?
– Нет, не дороги, – ответил он с многозначительным видом, прищуривая глаза и отправляя в рот картофель фри. – Видели, за самолётом белые полосы тянутся? Разумеется. Думаете, это конденсат такой? Чисто гипотетически – да. А на деле – нет! Учёные доказали, – это не я придумал, это реальные учёные какие-то уже доказали – что конденсат исчезает за несколько секунд, как обычный пар. А эти следы часами в небе висят. Дальше нужно продолжать?
Он сделал паузу и, не дождавшись ответа, продолжил:
– А почему всё так? Потому что это не конденсат! Это так называемые химиотрассы. Олигархи платят авиакомпаниям, а те втихую распыляют токсичные металлы: алюминий, барий стронций, ещё что-то там, всякие ядовитые газы, вирусы и микроорганизмы, сделанные в лабораториях. При помощи – угадай чего – при помощи генной инженерии, верно! Так нас травят с воздуха, как тараканов, чтобы сокращать население Земли. Всё очень просто.
Виктор воскликнул:
– Ого! А потом еще рассказывают, что у нас планета тесная! Они вот нас травят и в интернете следят везде, а сами кричат, что население растёт, чтобы нашу бдительность, так сказать, усыпить!
– Вот, верно мыслишь! На бумаге людей больше, а на деле – меньше. Красиво придумали, сволочи, а! – по лицу Сирина пробежала хищная улыбка, отразившая в себе гнев и восхищение.
– Одним злом другое прикрывают! –отозвался Виктор, копируя улыбку собеседника.
– Вот из-за этих уродов я и кашляю, а Юлька моя с детства на таблетках до конца жизни, а может и мать Наташкина башней тронулась из-за этого. А вот добраться бы до исполнителей! – его лицо искривилось, руки напряглись. – Я уж молчу про главных, но хотя бы до исполнителей! Такой большой заговор не построишь без огромной внедрённой структуры, это ведь всем понятно. Как у боевиков, помнишь, Витюш? Вот. И найти бы их, хотя бы самых нижних, да поспрашивать за это дело, как мы умеем.
– Н-да, спрашивать мы умеем, – усмехнулся Виктор. Его лицо приобрело вдруг необычайно сосредоточенное выражение, а затем он, после короткой паузы и слегка понизив голос, добавил: – А где бы ты, Мишань, начал искать в первую очередь?
– Вить, ты серьезно? – не выдержал Андрей, откинувшись на стуле и разведя руки в вопрошающем жесте. – Кого вы там спрашивать собрались? Кого искать?
– Андрюш, мы с тобой говорили, – перебил его Виктор, – и я просил тебя не бухтеть на каждое наше слово, даже если ты себя, как обычно, самым умным считаешь.
– Самым умным?!
– Да.
– Я?! – Андрей окинул друзей яростным взглядом.
– Ну вот ты уже в который раз сегодня показываешь какой ты умный и какие вокруг все идиоты – пояснил Виктор.
– Да это вы херню какую-то несёте, шизоиды! Вечер потрясающих историй – одна лучше другой! Вы вот сейчас обсуждаете, как будете искать исполнителей всемирного заговора и потом им суставы выкручивать! Вы совсем придурки поехавшие?
– Ты аккуратнее, во-первых, с выражениями, – ответил Виктор, – во-вторых, мы ведь ничего не планируем, просто так болтаем и мечтаем, мало ли какие у нас мысли, никто ведь не пострадал! А, в-третьих…
– В-третьих, – перебил Сирин, – давай просто поспорим с тобой, Андрюша, чисто гипотетически, что вон те двое у окна точно что-то знают.
Он кивнул на Беглова и Сашу, на столе которых уже успели появиться тонконогие бокалы с розовым вином, будто впитавшим последние лучи закатившегося солнца. Девушка увлечённо что-то рассказывала и иногда словно бы рисовала пальцем в воздухе, сопровождая слова воображаемыми картинками, а её зачарованный спутник, колдовскими глазами объявший и её саму и созданные ею порхающие кругом фантомные образы, вставлял время от времени, видимо, какие-то шутки. Во всяком случае, Саша смеялась.
– Это которые из банка? – уточнил Виктор. Он провёл ладонью по рукаву своего мешковатого пиджака, будто растирая замерзшую конечность. – Не знаю, они вроде нормальные…
– Пф, нормальные… – Сирин усмехнулся и громко хлюпнул пивом. Его правая нога дёргалась под столом, набивая быстрый ритм.
Андрей возмутился:
– Миш, ну ты же просто на них злишься из-за общения в банке, при чём тут какой-то заговор?! Я же вижу по ним – нормальные ребята, молодые, работу имеют, на свидания вот ходят, выглядят и ведут себя, ну, по-нашему.
– Наши вашим хуями машут! – резко отчеканил Сирин и расплылся в самодовольной ухмылке. Несколько человек за соседними столами удивлённо обернулись, но он вспугнул их, ощерив зубы и обдав каждого ледяной пустотой неподвижных глаз. Затем повернулся к друзьям и уже спокойнее, но с присущей ему менторской интонацией, продолжил: – Как вот, по-вашему, выглядят иностранные заговорщики, а? Они маски носят? Или, может, значки в петлицах? Вы же взрослые мальчики, ей-богу, чего ерунду-то несёте? Любой заговорщик будет выглядеть неприметно! А ещё – эти двое ведь не просто где-то работают. Они в банке работают! Разве существует место, через которое можно влиять на жизни каждого смертного сильнее, чем через банк, а, Андрюша? Вспомни, что нам Терентьев говорил: «Всегда следи за своими деньгами! На гражданке тебя не силой, так бумажкой нагнут, которую ты сам же подписал». Как-то так он говорил.
Виктор закивал:
– Вот именно! Палыч прав был, как обычно! И…
Сирин перебил его:
– А банк мало того, что собирает кучу твоих данных, Андрюх, так ты ему еще и денег за это должен! Лучше места для контроля просто не придумаешь! И я тебе зуб даю, что вот эта парочка в курсе каких-то вещей, которые нам знать не положено!
– Господи… – тяжело выдохнул Андрей. – Так… Давайте притормозим, мужики. Пойду я отолью пока, а потом покурить сходим, подышим. Ладно, Миш?
– Угу… – буркнул он, поморщившись и переводя взгляд куда-то в настенное ничто.
Виктор несколько раз кивнул, когда Андрей встал из-за стола и удалился в дальний конец зала, где изгиб тяжеловесной чугунной лестницы приглашал вниз.
– Миш, ты не злись на него только, он какой-то психованный сегодня, сам видишь. Он эти разговоры про политику всегда, так сказать, не любил, но обычно хоть не бесился. Не знаю уж, может на работе чего или…
– А… да плевать! Пускай сидит в своём выдуманном пузыре, – он махнул рукой, будто отгоняя гнус, – Вить, послушай… Это очень важно.
Сирин подался вперёд и полушёпотом произнёс:
– Мы с тобой должны этих двоих поспрашивать! Я точно знаю, что они что-то знают!
При этих словах глаза Виктора округлились, а густые угловатые брови дрогнули, оступились и полого соскользнули к морщинному разлому лба.
– Ну… не знаю даже… Я думал, мы это не всерьёз. Мы ведь не всерьёз? – он рассеянно улыбнулся. – Совсем-то уж кого попало нельзя вот так…
Сирин молчал, но говорил испытующим взглядом. Ледяные цветы в его глазах пустили кровавые корни, которые будто дрожали под мокрой пеленой. Несколько секунд он смотрел так и шумно сопел, затем слегка поморщился, многозначительно вздохнул, перевёл взгляд на стол и быстро вернулся к глазам Виктора, после чего произнёс:
– Вить, я точно знаю. И ты знаешь. Или ты всё-таки не знаешь и сам не веришь в это, а только поддакиваешь мне?
Виктор замотал головой:
– Нет-нет, Мишань, я эту муть за версту чую, как и ты. Надо совсем слепым быть, чтобы не видеть, что всё против нас, ну, простых. Но вот эти двое… Не знаю, Миш, вот так вот дёргать абы кого… Мне ведь и до пенсии уж всего ничего осталось, полтора года, считай.
– Вот именно! На пенсии тебя уже корочки не прикроют. А сейчас чего тебе будет-то? Надо сейчас хватать, пока горячие, и пока есть чем прикрыться! Ты ведь последний из моих близких, кто на службе остался. Скажем так, при полномочиях. Без тебя ничего не получится! – он едва успел договорить, как снова закашлял – несколько раз, оглушительно, надрываясь и краснея. Стол под ним слегка зашатался, и небольшая часть пива выплеснулась на столешницу. Два других бокала были почти пусты.