Отдышавшись, Сирин продолжил:
– Ты пойми, я и сам не хочу этим руки марать. Я ведь мирный человек, ты знаешь. И мы с тобой постараемся всё мирно сделать, аккуратно. Посидим с ними, побеседуем. Может, припугнём малость, чтоб не мялись. Само собой, до расширенных методов дойдём только в крайнем случае, если будут упираться. Обещаю.
Виктор вздохнул, поправил очки и бросил взгляд через плечо, туда, где сидели двое. Затем принялся задумчиво поправлять ремешок часов и через несколько секунд наконец осторожно ответил:
– А вот если они и правда, ну, чисто гипотетически, как ты говоришь, что-то знают, мы с тобой не нарвёмся? Ведь если это такой огромный заговор, то мы на его фоне просто, так сказать, никто.
– А мы и так никто, Витюша! – Сирин покачал головой. – Мы и так никто! Но вдруг мы единственные, кто это видит? Тогда мы уже кто-то. Тогда на нашей стороне, может, и кто посильнее нас объявится. И тут важно помнить, что любой высокопоставленный человек рано или поздно рискует стать высокопосаженным, а то и высокоположенным, если как следует его прожарить! Подумай, как тогда может твоя унылая жизнь измениться. О Денисе своём подумай. О его будущем, которое они убивают. О том, как он тебя зауважает, когда узнает, что ты мировой заговор вскрыл и всех нас, получается, спас. Там уже не придётся тебе его уговаривать к тебе переехать – он сам будет тебя боготворить, вот увидишь!
В дальнем конце зала кто-то громко чихнул.
– О! – Сирин многозначительно поднял брови и улыбнулся, затем взял свой бокал, и только сейчас заметил, что пролил пиво. Беззвучно матерясь, он потянулся за салфеткой, несколько секунд пытаясь выудить лишь одну из целой аккуратной стопки. Виктор молча наблюдал. Казалось, он глубоко задумался.
– Да чтоб тебя, ссс… – зашипел Сирин. – Идиотские…
– Миш, я не знаю, – тихо выпалил Виктор. – Мне нужно подумать. Хотя бы посмотреть на них подольше, пока мы здесь. Может, так сказать, интуиция что-то подскажет. Так-то они и правда какие-то мутные, если приглядеться.
– Вооот! Вот видишь! Ты приглядись, приглядись. Главное только не упустить момент. Верно, а?
– Да-да, это верно, да… – Виктор рассеянно и как-то отрешённо согласился. Его тонкие сухие губы были плотно сжаты, отчего рот, и без того маленький на фоне крупного, обвисшего до шеи, растаявшего лица, походил теперь на зашитый морщинками разрез.
– Я понимаю прекрасно, что ты сомневаешься, – пояснил Сирин. Он утробно икнул и шумно, с шипением выпустил воздух, надувая щёки, а затем добавил: – Мне и самому тошно об этом думать, я же нормальный человек, не псих какой-то и не садист, ну. Но дело есть дело.
– Разумеется. Просто нужно подумать как следует и, так сказать, приглядеться, понимаешь? И нужно Андрею рассказать, – Виктор вытянул шею и поглядел куда-то в сторону.
– Да на кой чёрт он тебе сдался? Он вон какой надутый ходит, умник херов!
– Миш…
– Я ему ничего рассказывать не буду больше, раз он себя выше всех ставит! Думает, раз устроился хорошо в ЧОПе своём…
– Миша!
– …так можно срать на всех? Раз у него денег больше, так он умнее всех стал? Это он в заграницах своих что ли насмотрелся всяких нигилистов и либерастов? Сидит, рожу сморщил, шизоиды мы у него, видите ли…
– О, вы обо мне уже! – пробасил появившийся за спиной Сирина Андрей, натянуто улыбаясь и опуская тяжёлую мясистую руку ему на плечо. Сирин дёрнулся, нахмурился и нервно встряхнул своё запястье с массивными часами на металлическом браслете.
Виктор заёрзал на диване и быстро ответил:
– Андрюш, да, мы тут, так сказать, обсуждали с Мишаней кое-чего, – он сделал маленькую паузу и добавил: – Короче, пойдём покурим? Я тебе там всё и расскажу. Мишань, тебе ведь Наташа запретила курить пока, да?
– Ничего она мне не запрещала. Это я сам просто решил попробовать потерпеть. Один хрен мой кашель не от этого, вот я и докажу заодно.
– Но ты ведь мне в начале вечера говорил…
– Ничего она мне не запрещала! – огрызнулся Сирин, хищно раздувая ноздри, однако злость в его голосе смешалась с какой-то многотонной очевидностью, закулисной истиной, которую невозможно опровергнуть, но нельзя подтверждать. Всего на мгновение его надменность, упрямая импульсивность и раздражительность улетучились под действием той скрытой, монументальной силы извне, и он сделался прозрачным и зыбким, как облачко мелкой водяной пыли на солнце, просвечивая удивительным узором лиц позади себя, но через секунду плоть его вновь обрела былую форму и произнесла привычным, хоть и надсадным голосом:
– Идите. Я жду здесь.
5
– О, а у меня тоже есть, вот здесь, на рёбрах, – Беглов дотронулся пальцами правой руки до левого бока, – сантиметров пять или шесть. На войне получил.
– На какой ещё войне? – Саша улыбнулась.
В зале приятно пахло деревом, сладким летним воздухом и её тонкими несладкими духами. Было по-тёплому странно чувствовать их здесь, вне пластмассовых стен банка – кажется, здесь им самое место. В розовеющих бокалах неподвижные бисерины пузырьков сбились в тесную упругую кучку. Саша была очень красивая.
– На холодильной, дачный фронт, – с притворно-серьёзным видом пояснил Беглов. – Война со старыми отечественными холодильниками. Их после Нулевой холодильной революции сослали на дачи и в деревни, а там они бунты подняли. Нас с ребятами направили на одну из таких дач.
– Начинаю понимать, – она продолжала улыбаться, но теперь удивление в глазах сменилось веселой искрой.
– Поначалу, как в кино, ничего не происходило. Я был наверху, на втором этаже, и в полутьме спускался на ощупь на первый по немного закручивающейся лестнице, как вон та, – он указал пальцем в дальний конец зала, где крупный блондин в светлом свитере всей своей бежевой массой взбирался по гулким чугунным ступенькам из-под земли, – только деревянная, конечно. Вон, смотри, там как раз один из наших «разведчиков».
– Ага, у них там Главный Штаб, – девушка весело кивнула.
– Да! – хохотнул Беглов. – Так вот, спускался я в темноте по крутой лестнице и… попал в западню!
Он состроил многозначительное лицо и подался вперёд:
– Нога промахнулась мимо ступеньки, и я полетел вниз, прямо рыбкой или ласточкой, не знаю как правильно сказать. Прямо вперёд! И руки, вот так, в стороны. А внизу, у самой лестницы, он ждал меня. «ЗИЛ-63»! Полтора метра ледяной стали. Белая, с прямыми углами, машина смерти. Он мне на лету мощно врезал своим углом прямо по рёбрам.
По инерции продолжая улыбаться, Саша удивлённо и сочувственно вскинула брови.
Беглов продолжил:
– От удара меня развернуло в воздухе, и я приземлился на спину, вот так, звёздочкой.
– Ох! – она нахмурилась, однако полупрозрачная тень улыбки ещё лежала на её лице, будто осознавая, что уходить не время.
– Несколько секунд не мог вздохнуть от спазма и страха. Несколько секунд боли и ужаса, – Беглов театрально уставился в стол и, понизив голос, заговорил быстро, без пауз, теряя воздух: – А этот… этот монстр просто замер рядом, беззвучный и непостижимый. Он просто замер, понимаешь? Он молчал! Он даже не гудел, как обычно!
Саша удивлённо рассмеялась.
– Я боялся пошевелиться, боялся смотреть на место удара, понимаешь, я боялся увидеть там своё бледное ребро, торчащее из свистящего и хлюпающего лёгкого, боялся увидеть свою оглушительно-серую смерть, но ещё сильнее, наверно, боялся, что мою смерть увидят близкие, не заслуживающее такого ужаса люди, и им будет страшнее, чем мне, а мне от этого станет ещё и неловко. Неловко умирать. Даже стыдно, пожалуй.
Девушка напряженно вгляделась в его лицо, словно смотрела сквозь вихрящуюся зыбь, дрожащий горячий воздух, за которым всё плыло, и частное разжижалось до общего. Эта противоречивость интонаций, незваная, как полуденный ужас, сбивала с толку. Он шутит?
– Кость…
– Да ладно, шучу! – словно прочитал её мысли Беглов. – Мне действительно было страшно, но я не об этом хотел рассказать. Я боялся посмотреть на свои рёбра, но когда через пару секунд всё же посмотрел – боже, сколько было крови! Весь бок, вся майка в крови! В общем, мои ребята тогда спасли меня. Сержант Ковальски буквально нёс меня на руках до госпиталя и всё шептал: «Герой, герой!».
– Господи, Костя! – Саша снова улыбнулась. Улыбка получилась милой и искренней. – Так тебя в больницу повезли?
– Нет, обмазали зелёнкой и всё. Ерунда.
– Понятно. Значит, мне лучше не подпускать тебя к холодильникам.
– А где ты собираешься меня сдерживать? – сверкнул глазами Костя.
– Ну… не знаю. Я имела в виду… в целом, – она слегка покраснела.
– Ха! Да шучу я!
– Ну посмотрим, кто кого перешутит! – ответила девушка с весёлым вызовом.
Он секунду помолчал и заметил:
– А этот Штирлиц всё так и таращится на нас.
Саша бросила быстрый взгляд туда, где сидели трое мужчин. За столом был один Сирин, а двое других как раз двигались к выходу.
– Друзья его одного тут оставили?
– Без курток вышли – курить, наверно. Хотя трудно представить, что этот не курит. Так же как трудно представить, о чем он там сейчас опять фантазирует.
Она задумалась и ответила, подмигнув:
– Думает, наверно, что мы с тобой прямо отсюда климатом управляем.
– Ха, возможно! Вряд ли он знает, что нам это только в банке можно делать. Никакой магии за пределами Хогвартса!
Они снова засмеялись.
– Ладно, чёрт с ним. Слушай, а твой шрам откуда? Я его раньше не замечал, – соврал он.
Девушка некоторое время смотрела на Беглова и молчала, а затем опустила глаза и после короткой паузы тихо и отрывисто заговорила:
– У нас был пёс когда-то. Ротвейлер, – она сглотнула. – Большой.
– Оу, я понял, можешь…
– Папа тогда был на дежурстве, мама готовила торт к его возвращению, – продолжала Саша ровным голосом. – Это был его день рождения. Я тогда только вернулась с танцев – в школе были весенние каникулы, и нам ставили занятия пораньше. Мы с Федей были в комнате, смотрели какой-то фильм про инопланетян. Федя – это наш пёс. Почему-то папе нравилось называть животных человеческими именами: он считал, что так правильно. Мне было тринадцать. Федя никогда не был агрессивным, ни разу никого не обидел, даже кошек не гонял. Несмотря на то, что случилось, я очень по нему скучаю, если честно.
– Саш… – он мельком, механически, почти незаметно, глянул на часы и обнаружил, что в руках появилась лёгкая зудящая дрожь, нарастающая вместе с волнением. Было трудно подбирать слова. Он так и не разглядел который час, но снова смотреть на часы не стал. Чёрт, где наш заказ? Сейчас однозначно было бы самое время.
– Всё произошло так быстро, но одновременно с тем я помню буквально каждый кадр. Мама зашла к нам в комнату, попросила помочь ей на кухне. Я слезла с дивана, хотя, скорее, спрыгнула, и не заметила, что Федя был внизу, на полу, у самых ног. Я хорошо почувствовала ногами его шерсть – гладкую и горячую.
Саша запнулась и несколько раз учащённо вздохнула.
– Он взвизгнул как-то высоко и протяжно, как будто скрипнул, и вскочил. И бросился к маме…
Беглову показалось, что внутри у него заворочалось что-то большое, склизкое и упругое, как живой осьминог. Оно истошно толкалось в желудке, конвульсировало в такт напуганному сердцу и стремилось выскользнуть наружу, ползя по пищеводу сильными цепкими щупальцами, которые вставали в горле густым болезненным комом.
– Папа ещё не скоро должен был прийти, – её голос звучал всё более отрешенно. – В общем, случилось то, чего мы бы никогда не предположили.
Она снова тяжело вздохнула, набрала воздуха и продолжила:
– Я запнулась о Федю, полетела вперёд и разбила рукой стеклянную дверцу шкафа.
Беглов округлил глаза.
– Да, так и полетела – как ты сказал? ласточкой? – отсюда и шрам. Кровищи было! Побольше, наверно, чем от твоего холодильника! Я была на грани смерти от волоска! – Саша рассмеялась.
Он тоже хохотнул – нервно и отрывисто, с глухим резким выдохом. В груди гулко, утробно и неровно стучало. Он потянулся к бокалу.
– Мама жутко перепугалась, начала какие-то ватки мне совать, а там нужно было одну хорошую тряпку – как потом папа сказал – и «скорую» вызывать. Даже Федя напугался. Но меня, как видишь, спасли. С тех пор я боюсь стеклянных предметов.
Она наигранно отшатнулась от бокала.
– Ну как? Я тебя перешутила?
– Ладно, победила! – улыбнулся Беглов в ответ уже чуть легче и мягче, всё еще контуженный разорвавшейся бомбой оглушительных образов, но немного успокоенный Сашиным игривым настроением.
Саша лукаво улыбнулась и заправила за ухо тонкую прядь волос, по которым тёплый свет ламп прокатывался гладкими волнами, будто перехватывая их сияющей лентой, игривыми кристалликами кружился в вине, мягко ложился на лицо и шею, пропитывая собой.
– Хорошо, тогда где мой приз?
– Приз? Ты хочешь приз… Хм… А я ведь тебе кое-что захватил! – вспомнил Беглов и потянулся к внутреннему карману пиджака. Он достал маленькую, как фото 9х13, записную книжку – тонкую, с обложкой под чёрную кожу. – Это мои записи и заметки. Помнишь, я рассказывал? Вот, пускай это и будет призом. Почитай как-нибудь, если будет интересно.
– Да… конечно помню, – она удивлённо посмотрела ему в глаза. – А тебе они разве не нужны? Да и это ведь личное, как я могу читать?
– Ничего, с тобой я могу поделиться. Всё самое важное я перенёс в «цифру», так что забирай.