Парадокс Вигнера – 2

Секретный объект

Врачи по-разному переживают смерть своего пациента, одним она безразлична, другие эмоционально реагируют на летальный исход подопечного. Протасов достаточно повидал смертей за свою практику и каждый раз, когда пациента не удавалось реанимировать, он несколько дней ходил мрачный и с явным видом побеждённого. Ежедневное противоборство со смертью не загрубило душу доктора и за каждый проигрыш «старухе с косой», он мстил ей, вытаскивая пациентов из загробного мира, когда уже можно было сказать «Царствие небесное». После прочтения Куликовым предсмертной записки Седельникова, у Ильи Кузьмича не было ощущения побеждённого в борьбе за его жизнь, но тяжёлый осадок в душе остался.

Главный врач застал Протасова и Куликова в палате 236, он до утренней пятиминутки, решил лично осмотреть больного Седельникова, вышедшего из комы. Войдя в палату, Пётр Серафимович от удивления открыл рот. Седельников был мёртв, его тело лежало на спецкровати со сложенными на груди руками, профессор Куликов поправлял у его изголовья наволочку. Протасов не ожидал появления главного врача, и уже приготовился к нагоняю и его жёлчным вопросам: «Ну, что? Лечить будем пациента или он сам умрёт?»

– Что случилось, Илья Кузьмич? – спросил главный, сверкая от негодования глазами.

– Пациент неожиданно скончался! – мрачно произнёс Протасов, – Вы сами всё видите….

– Я не понимаю, – недоумевал главный, – больной вышел из комы, чтобы умереть?

– Вам откуда известно, что он ночью пришёл в себя? – удивился Илья Кузьмич.

– Мне звонила медсестра, – признался главврач, – обрадовать меня хотела!

– Вы приказали ей шпионить за мной? – возмутился Протасов, – как мило с Вашей стороны! Я сегодня же подаю заявление об уходе, хватит меня унижать недоверием!

– Кстати, где она сама? – спросил главный, смягчив тон.

– Документы оформляет на покойного, – удручённо ответил Протасов.

– Напомните ей позвонить в РОВД по вопросу захоронения, – уже спокойно посоветовал Пётр Серафимович, покидая палату, – чтобы не тянули время!

– Никаких РОВД! – неожиданно заявил Куликов, – я беру расходы и организацию похорон этого человека на себя! Отдайте лучше приказ выдать труп ритуальному бюро, которое я найму сейчас по телефону для организации погребения Седельникова.

– А Вы кто ему, родственник? – протестовал главный врач, – тогда предъявите соответствующий документ.

– Он мой ученик и последователь, – серьёзно ответил Куликов, – что я Вам могу предъявить?

– Я присоединюсь к Анатолию Петровичу, – поддержал профессора Протасов, – и прошу оформить выдачу тела умершего на меня. Вы же знаете, что в порядке личной инициативы я имею на это право….

– Делайте, что хотите! – махнул рукой Пётр Серафимович и покинул палату.

Профессор тоже был огорчён смертью Седельникова, но он теперь знал, что в будущем времени его теоретические работы станут основой в реализации национальной программы по спасению Разума Вселенной. Седельников оказался последователем профессора Куликова из будущего времени, и его потеря для учёного не могла пройти бесследно. Анатолий Петрович оплатил все расходы по погребению Седельникова, Протасов действительно подал заявление об уходе с работы и активно помогал профессору в его хлопотах. В то же время было непонятно, что имел в виду умерший, уверяя в своей записке: «Что касается вашей дальнейшей работы, то хочу уведомить вас – начинайте её…». Где и как? Вот так обыденно – явиться к ректору МГУ и сразу же начинать?

Хоронить Седельникова решили, не кремируя, Куликов заказал ему мраморный памятник, чтобы «в будущем времени могилу молодого, но перспективного аспиранта смогли найти родственники». Этот его аргумент звучал очень нелепо, но Протасов не стал спорить. Похоронить человека в Москве проблематично, большинство кладбищ столицы являются закрытыми, то есть захоронения на них производятся только на родственных участках. Новые места предоставляются лишь на трёх кладбищах: Перепечинском, Алабушевском и Ново-Богородском. Ритуальное бюро, нанятое Куликовым, рекомендовало Востряковское кладбище, как самое близкое. Оно расположено на юго-западе Москвы на территории района Трёпарёво-Никулино и ограничено Озёрной и МКАДом. Хозяин ритуальной фирмы, лично пообещал профессору, что сам решит вопрос о выделении нового участка под захоронение.

Это иудейское кладбище, в начале XX столетия относилось к селу Востряково. С 60-го года прошлого века оно уже оказалось в черте Москвы, а с 2017-го её территория была расширена благодаря организации отдельной иудейской части. Могилы там оформляются в едином стиле, без оград и к каждой можно подъехать на автомобиле. На территории имеется православный храм, представляющий собой небольшую кубическую двусветную церковь с полукруглой апсидой. Это новый храм, его открыли в 2000-м, а через год, торжественно освятили в честь Иоанна Предтечи. На Востряковском кладбище похоронены известные люди, Герои СССР – Богушевич, Бородачёв, Терёшкин и Туровцев. Имеется братская могила на тысячу двести воинов, умерших в московских госпиталях во время Великой отечественной войны.

Поучаствовать в похоронах пожелала и медсестра Юлия, она с позволения Куликова пригласила на ритуал ещё с десяток сотрудников младшего обслуживающего персонала. Среди санитарок и подсобных рабочих был тот самый охранник, звонивший Протасову, когда увидел на лестнице больницы страшную ведьму. В тот вечер он не поверил Илье Кузьмичу, что это был призрак, субстанция детского страха патриарха рода Седельниковых, передаваемый по наследству с гаплогруппой R1a1. Теперь он знал, что в гробу лежал человек, возвращение Сознания которого сопровождалось появлением нечистой силы и, будучи набожным, крестился и шептал под нос молитву.

У выкопанной могилы стояли сотрудники клинической больницы, а у гроба Куликов с доктором. Неподалёку расположились работники ритуального бюро в ожидании, когда закончится прощание с покойным, чтобы опустить гроб в могилу и завершить выполнение заказа. Несмотря, что вдоль проездов кладбища было много деревьев и кустарника, местность хорошо просматривалось вдаль, потому, как могилы этого кладбища не имели оград, и насаждений.

– Свят, свят, свят, – прошептал охранник, – посмотрите люди, это снова она….

По асфальтированной дороге от храма шла страшная старуха. Её, седые нечёсаные волосы длиной до поясницы, теребил ветерок, таинственно и зловеще развевая эти космы. Старуха шаркала ногами, передвигая их, как лыжи, держа обе руки вытянутыми вперёд. Так делают слепые люди, если им приходится идти без поводыря. На старухе было надето грязное рубище древнего покроя, придающее ей зловещий вид, а на ногах лапти. Физиономия ведьмы была страшной и могла испугать кого угодно, её пожелтевшие зубы напоминали клыки вампира. Эта страшная бабка магически гармонировала с крестами и памятниками кладбища, наводя ужас на стоящих у могилы медработников.

– Ведьма! – радостно вырвалось у Ильи Кузьмича, – смотрите профессор, его Сознание вернулось!

Присутствующие на церемонии медработники в страхе сбились в кучу, не понимая, чему радуется Протасов. Водитель ритуального микроавтобуса спрятался в кабине, а работники побросали на землю лопаты и спешно влезли в фургон. Многие ускоренно крестились, на охранника жалко было смотреть. Илья Кузьмич пристально наблюдал за телом покойного в надежде, что труп начнёт оживать, как это не раз уже было в палате 236, а Куликов с улыбкой смотрел на приближающуюся ведьму. Но чуда не происходило, покойник оставался лежать неподвижно и не подавал признаков жизни.

Ни Протасов, ни Куликов не испытывали в этот раз оцепенения, в отличие от остальных. Никто из присутствующих не мог сделать ни единого движения, а только тупо смотрел на уже подошедшую почти к самой могиле ведьму. Старуха злобно зашипела и сверкнула глазами, и остановившись на некоторое время, продолжила свой путь. Протасов обратил внимание, как со стороны храма, откуда чуть раньше появилась ведьма, по асфальтированной дороге шёл странно одетый человек. На вид ему не больше тридцати, несмотря на отпущенную короткую бороду и усы. Он был облачён в зипун, представляющий собой распашную верхнюю одежду без воротника, в синие шаровары, красные сафьяновые сапоги, на голове шапка из куницы с бархатным верхом. На боку у молодого мужчины висела казацкая шашка с красивым резным по кости эфесом и вставленными в него несколькими рубинами.

Вскоре старуха скрылась из вида, а этот странно одетый молодой мужчина подошёл к самой могиле. Он молча смотрел на покойника, не произнося ни слова, повелительно поднял вверх руку. Работники ритуального бюро, у которых, как по мановению, снялось оцепенение, подчинялись его жестам беспрекословно. Они быстро взяли крышку, стоящую у фургона и поднесли к гробу. Магически повинуясь этому молодому незнакомцу, закрыли его на защёлки и опустили в могилу. Мужчина первым бросил в неё горсть земли, и только после этого у остальных присутствующих исчезло оцепенение. Но никто не осмеливался подойти к могиле и первым, кто повторил это за незнакомцем, был Куликов.

– Вы кто? – спросил он странно одетого мужчину, – ваше лицо напоминает мне кого-то, только я вспомнить не могу!

– Я Кондратий Черкашенин, сын атамана Всевеликого Войска Донского! – охотно ответил незнакомец, – не мог не прийти посмотреть, где будет захоронено моё тело!

– Ты Седельников? – догадался Протасов, вздыхая, – ну, зачем так поступил, друг мой? Стоило ли покидать наш мир?

– Я написал Вам об этом, – сухо ответил Кондратий, – начинайте работу, вас скоро пригласят! Перед смертью я изменил прошлое так, что ваше новое место работы уже существует! …Ну, всё, мне пора!

– Но как Вы попали в наше время? – удивился Куликов.

– Через астрал, профессор, Вам ли не знать? – ответил Кондратий, спешно удаляясь от могилы.

– Кто нам должен позвонить? – вопрошал вслед Протасов, но Кондратия уже не было, он, будто растворился за стволами деревьев. Опомнившиеся от оцепенения и шока медработники приближались к могиле и бросали в неё горсти земли. Люди находились в состоянии аффекта, и мало кто из них мог что-либо объяснить самому себе о произошедших здесь событиях. Работники ритуального бюро засыпали остальную землю в могилу и установили заказанный Куликовым памятник. Под высеченной на нём фотографией красовалась надпись: «Седельников Георгий».

– А отчество его мы так и не узнали, профессор, – сожалел Протасов, – дату рождения – тоже!

– Его близкие исправят, если что, – ответил Куликов, – там, в будущем времени!

После похорон по христианскому обычаю должны были состояться поминки. Куликов заказал их в кафе, принадлежащем ритуальному бюро. Но медперсонал в полном составе отказался поминать человека, по мнению Юлии, связанного с нечистой силой.

– Зачем вы все тогда пришли хоронить его? – спросил Протасов.

– Нам было интересно, – отвечала за всех Юлия, – оживёт этот таинственный пациент в очередной раз или нет? Я в своё время информировала наших сотрудников, как это происходило в палате 236, где он играл в шахматы и даже танцевал. Его должна была воскресить нечистая сила перед захоронением, кому интересно на это посмотреть, пришли его хоронить! У каждого мобильник, чтобы снять видео и выложить в Интернет….

Протасову и Куликову пришлось вдвоём поминать Георгия, а поскольку стол был заказан человек на двадцать, к ним присоединились работники кафе. Профессор выступил с речью-некрологом и охарактеризовал Седельникова, как своего последователя, известного в будущем специалиста по квантовой механике и просто хорошего душевного человека.

– Анатолий Петрович, скажи мне, – поинтересовался Протасов, когда после выпитой рюмки все начали кушать, – каким образом он подселял наше Сознание в будущее время, моё – на Планету Двойного Солнца, а твоё на Паладис? Ты же должен знать, Седельников делал это с помощью твоего компьютера.

– Я нашёл в ноутбуке дополнительное приложение, – отвечал Куликов, – он записал его, когда вырубил нас в палате перед тем, как подселить наше Сознание в будущее время. Мой айтишник смотрел это дополнение и был сильно удивлён его языком программирования.

– Почему и спрашиваю, – загорелся интересом Протасов, – откуда он мог его записать, если при поступлении в моё отделение у него не было ничего, кроме ручки-шприца и твоей фотографии? Я понимаю, что записать дополнительную программу можно было только с флэшки, диска или другого носителя….

– Действительно! – подхватил Куликов, – молодец доктор, а я об этом не подумал! Но у кого мы теперь спросим?

– У Кондратия! – произнёс Протасов, гордясь своей догадкой, – он знает, вернее Сознание Седельникова, которым обладает этот казак!

– Но мы с тобой не можем попасть в XVI век, – возразил Куликов.

– А как Кондратий попал сегодня на кладбище? – с хитринкой поинтересовался Протасов.

– Он сказал, что через астрал! – вспомнил Куликов, – но как это сделать я не знаю.

– Но Вы же, профессор, бывали там и должны догадаться, как это делается, – горячо убеждал Протасов, – когда-то говорили мне, что в астрале обитают сгустки энергии людей, как бы их духи. Там можно встретить любых индивидуумов, и давно уже умерших, и живущих в нашем мире, и даже ещё не родившихся, или тех, кто обитает в параллельных мирах. А значит в астрале можно найти Георгия, ну или Кондратия….

– Стоит ли напрягаться ради одного вопроса: с чего Георгий переписал дополнительное приложение к моей программе? – улыбнулся Куликов, – это вовсе не важно, главное, что оно установлено и работает. Правда, мы с моим компьютерщиком ещё не разобрались с его интерфейсом. Уверен, скоро и мне и Вам некогда будет даже думать об этом, нас ожидает грандиозная работа, о чём говорил сегодня казак.

– Интересует вопрос, связанный именно с будущей работой, – заговорщически произнёс Протасов, – как Георгий телепортировал через астрал эту программу, когда появился в нашем времени и попал ко мне в отделение? По его же словам, посторонний предмет перенести, таким образом, во времени невозможно! Вспомните освоенный им метод телепортации, сначала Сознание переносится, а затем тело сквозь астрал. Но посторонние предметы протащить через него с собой невозможно! Помимо разработки силаноциллина, именно эта проблема должна быть решена в будущем. Как телепортировать антибиотик на планеты-поселения?

– У Вас есть идеи? – улыбнулся Куликов.

– Имеются! – уклончиво ответил Илья Кузьмич, – американцы эту проблему решат в будущем, но каким образом? А чтобы узнать секрет, мне нужно вновь посетить Планету Двойного Солнца, и захватить американского колониста в плен.

– Как только мы с моим программистом разберёмся с интерфейсом записанного Седельниковым приложения, я смогу подселить Ваше Сознание тому же силану-киборгу на Планету Двойного солнца, – резонно предположил профессор, – зачем об этом спрашивать у Кондратия-Седельникова?

– Нужно будет через астрал телепортировать туда хирургический инструмент и кое-какие препараты, – ответил Протасов, – как это делают американцы в будущем.

– Но тогда нет смысла захватывать их колониста в плен? – недоумевал Куликов, – если мы научимся телепортировать через астрал Ваши препараты!

– Ах, да! – спохватился Протасов, – что-то меня зациклило….

– По-моему Вы торопитесь, друг мой! – улыбнулся Куликов, – нам ещё нужно получить приглашение на новую работу!

– В таком случае, будем ждать звонка, о котором нас предупредил Кондратий! – завершил разговор Протасов, – а решение всех проблем по мере поступления, как говориться!

Действительно, спустя два дня Протасову и Куликову позвонил руководитель национальной программы по спасению Разума Вселенной некто академик Павел Прокопьевич Ланин. Он вежливо представился и пригласил на беседу. При этом пообещал, что на следующий день за обоими заедет его порученец на служебном «Лексусе» и доставит их в нужное место. На возникшие вопросы, академик не стал отвечать в целях обеспечения секретности, чем удивил Протасова и Куликова. В назначенный день оба соискателя уже мчались в роскошном автомобиле по Ленинградскому шоссе в сторону Твери.

Порученец Ланина оказался неразговорчивым и замкнутым мужчиной возрастом около сорока лет. Он не отвечал на вопросы Куликова, которого в первую очередь интересовало место, куда их везут? Протасов тоже пытался задать несколько вопросов по поводу наименования учреждения, где работает академик Ланин. Но порученец упорно не отвечал, и это вывело Илью Кузьмича из равновесия.

– Ты робот что ли? – гневно вопрошал он, – тебя люди спрашивают, чего молчишь?

– На все вопросы ответит шеф, – вяло мямлил порученец, – моё дело привезти вас в конечный пункт.

– Вы, любезный, только не усните за рулём, – иронизировал Куликов, – иначе мы вообще никуда не доедим!

– Не нравится мне эта секретность, профессор, – высказался Протасов, незаметно подмигивая Куликову, – давайте откажемся от такой работы? Объясним академику Ланину, что не понравился нам его порученец.

– Придётся так, и сделать, – подыграл доктору профессор, – скажем, если помощник руководителя такой угрюмый и не разговаривает, наверное, и работа будет аналогичной!

– Мне не велено говорить с вами о чём-либо, – встрепенулся порученец, – меня за ослушание могут с работы уволить! Сжальтесь надо мной, господа, не говорите так академику….

– Как у вас там всё строго? – удивился Куликов, – успокойся, дружище мы шутим!

Тем временем от Москвы проехали порядка ста километров и «Лексус» неожиданно сбросил скорость. Протасов посмотрел в тонированное окно и увидел указатель вправо «Национальный парк «Завидово».

– Мы на охоту едем? – недоумевал Протасов, глядя на порученца.

– Нет, – отвечал тот, – просто наша лаборатория находится в национальном парке.

– Вот, молодец, заговорил, как надо, – похвалил его Куликов, – однако странное сочетание – заповедник и секретная лаборатория.

Автомобиль свернул с Ленинградки и по второстепенной дороге проехал ещё около пяти-семи километров, прежде чем остановиться у контрольно-пропускного пункта. Двое вооружённых автоматами солдат подошли к «Лексусу» и попросили всех выйти из него. Приказали стать к ним спиной, лицом к автомобилю. Затем нагло обыскали дорогой портфель Куликова, прощупали каждого на предмет наличия оружия, осмотрели салон и багажник, и только после этого приступили к проверке документов.

– Куда мы попали? – возмущался Протасов, – может быть действительно отказаться пока не поздно?

– Придётся терпеть, доктор, – посоветовал Куликов, – судя по степени секретности, работа обещает быть интересной.

Вряд ли найдётся человек в России, который не слышал бы о Завидово, знаменитом охотничьем хозяйстве-заповеднике. Начиная с XVI столетия, здесь, между Москвой и Тверью, Великие князья-государи любили устраивать соколиную охоту, а также в окружении свиты гоняли верхом на лошадях марала и изюбря с борзыми собаками и громкой ружейной пальбой. В лесах, степях и болотах заповедника, в огромных количествах изобилует фауна. Травоядные – лоси, изюбры, маралы, дикий кабан, зайцы и косули. Хищников представляют волки, медведи, рыжая и чёрно-бурая лисица. Реки и озёра облюбовали бесчисленные стаи перелётной водоплавающей птицы, водится много рыбы, раков и бобров, лесные поляны изобилуют ягодой и грибами. Оттого, наверное, издавна пошло и прозвище сим заповедным местам, крестьяне со времён правления Ивана Грозного завидовали изобилию этих мест. Однако пройти на территорию царского охотничьего хозяйства до настоящего времени даже без ружья, удочки и лукошка для грибов, строго запрещено.

Пришедшие к власти большевики относились поначалу к царскому заповеднику без повышенного внимания, и только в 20-х годах Сталин приказал образовать здесь военно-охотничье хозяйство Московского округа. Генсек, не увлекающийся охотой, распорядился передать этому заповеднику более двадцати тысяч гектаров земли, раскинувшейся в живописнейших местах Подмосковья и Тверской области. «Военно-стратегический» объект привилегированного места охоты и рыбалки был под бдительной охраной ГПУ-НКВД и специального батальона Наркомата обороны. Впоследствии эту почётную функцию возложили на девятое управление КГБ СССР, а в настоящее время вахту охраны несёт ФСО и спецподразделения Росгвардии. Финансирование на содержание огромного штата егерей, прислуги, рабочих по сбору ягоды, грибов, колбасных, консервных предприятий, содержание строений и прочих затрат осуществляется из статьи бюджета на военные расходы.

Когда Иосифа Виссарионовича стало раздражать массовое увлечение охотой высшей партийной номенклатуры, он решил пресечь «барские замашки», к тому же опасался заговора против себя. В начале августа 1951 года по распоряжению вождя земли военно-охотничьего заповедника были переданы Козловской суконной фабрике, а само хозяйство расформировано. Пришедший к власти Хрущёв, большой любитель охоты, вначале 60-х вновь загорелся желанием восстановить в Завидово показательное охотничье хозяйство. На заседаниях Политбюро он мотивировал необходимостью приглашать в заповедник для откровенных разговоров руководителей дружеских стран, и это впоследствии назвали «охотничьей дипломатией». Завидово расширяло территории, строились новые «объекты» для создания максимальных удобств высокопоставленным стрелкам. На охоту приглашали руководителей социалистических государств, зарубежные партийные и правительственные делегации. Их обслуживало больше пятисот егерей, отстрел продолжался и между посещениями высокопоставленных охотников, убитую дичь отправляли на переработку, из неё готовили колбасу и тушёнку.

Малообразованный, безграмотный и некультурный Хрущёв вёл себя в Завидово подобающе, пренебрегая «охотничьим благородством». Когда ему загоняли зверя, находясь в подпитом состоянии, он устраивал жестокие кровавые побоища, стрелял, не останавливаясь, пока не надоест. Вошедшему в раж генсеку не осмеливались напомнить, что истинные охотники подобным образом себя не ведут. По этике ценителей распространённого в ЦК хобби, отстреливать животных в больших количествах ради забавы, не принято. Охотоведы и егеря с отвращением наблюдали, как Никита ради удовольствия, мог стрелять до последнего патрона. А перед утеплённой специальной вышкой генсека, быстро образовывалась куча убитых им кабанов, лосей зайцев или другой живности. Такие сооружения по территории начали строить по приказу Хрущёва, потому что толстый, маленький ростом и неуклюжий генсек идти по следу или стоять на номере не мог.

Сменивший Хрущёва, Брежнев тоже являлся большим почитателем охоты, но очень трепетно, с любовью относился к заповеднику Завидово. Он в отличие от Хрущёва был культурным любителем охоты, никогда не разрешал себе зря губить зверя, ради наслаждения. Леонид Ильич получал удовольствие от процесса подготовки и самой охоты, оставаясь равнодушным к количеству трофея и его набору. Ему неважно было, кого стрелять, лося или кабана, зайца, гусей или уток. Как правило, ограничивался одним метким выстрелом и никогда не устраивал жестоких кровавых побоищ, чем снискал уважение профессиональных егерей и обслуги заповедника. Компаньонами генсека по охоте часто были министр обороны Гречко и МВД – Щёлоков. Здесь генсек также привечал глав других стран для успешного решения «щекотливых» политических вопросов. И конечно, любил фотографироваться, для чего вёл отдельный альбом.

В брежневские времена Завидово расширялось, вначале 70-х заповедник занимал уже сто двадцать пять тысяч гектар, благоустройство территории лично контролировал министр Гречко. По его приказу проводились асфальтированные дороги, недалеко от Ламы был возведён бревенчатый терем, а рядом гостиница на двенадцать номеров люкс с кинозалом и всеми удобствами. По стенам были развешаны охотничьи трофеи и оружие, имелся огромный бильярдный стол. На территории работало спецподразделение, возводившее одиннадцать различных комплексов. Их называли базами – жилые дома с современными средствами связи, автономным отоплением и водоснабжением. Рос штат поваров, охранников, горничных, подсобных рабочих и кочегаров. Самой роскошной и недоступной была Центральная база, занимающая девятнадцать гектар, скрытая бетонным забором. Она была, по сути, правительственной резиденцией. Разной обслуги в «царском заповеднике» насчитывалось до полутысячи человек и гаражи, вмещавшие больше ста автомобилей. Для работников заповедника создали хорошие условия: дома, детсад, магазин и клуб.

Леонид Ильич придумал порядок поощрений партийных работников пайками из Завидово. Их получали к коммунистическим праздникам и накануне Нового года, ассортимент набора согласовывался с руководством КГБ и регламентировался в зависимости от положения в партийно-административной иерархии. Для этого заранее осуществляли отстрел зверей и птицы, сетями ловили рыбу, производили копчения и колбасы, собирались ягоду и грибы. А чтобы исключить возможное пищевое отравление, всё проверялось тщательным медицинским пропускником. Каждому члену Политбюро полагались к празднику задняя часть туши лося или марала. Три бочонка жиро заливной охотничьей колбасы, десять уток или гусей, 10 кг свежей рыбы из экологически чистых водоёмов, три батона произведённой в Завидово копчёной колбасы из дичи, а также ягоды, мёд и грибы. Кандидаты в члены Политбюро получали примерно такой же подарок, но без задней части туши лося и с уменьшенным количеством колбас, уток и рыбы. Секретарям ЦК по статусу – только задок оленя или лося, а также половинную «норму» набора кандидата в члены Политбюро.

Подарки развозили офицеры спецсвязи КГБ на дом работникам партаппарата по заранее утверждённым спискам с адресами. С удовольствием получал эти дары и «непримиримый борец с привилегиями» Ельцин. «Подарки» из Завидово отменил Горбачёв. Накануне Первомая 1989 года он распорядился в дальнейшем «дары леса» направлять в торговую сеть. Этот запрет очень скоро забыли, и пришедшие к управлению страной «демократы» перещеголяли всех генсеков, правящих в годы советской власти. Заповедник теперь называется национальным парком, но доступ на его территорию обычным гражданам по-прежнему строго воспрещён. Какой же «национальности» этот парк, занимающий сотни тысяч гектаров в самом центре России? Это уже не национальный парк, а резиденция Президента РФ «Русь» и стерегут Завидово ФСО ФСБ и Национальная гвардия.

…Автомобиль продолжил путь по живописной территории известного заповедника. Нетронутая человеком природа дарит здесь наблюдателю неповторимое чувство гармонии с ней. Рельеф и фауна национального парка сами по себе впечатляют, а смелое поведение представителей животного мира ещё раз доказывают мудрость естества совместного сосуществования травоядных, хищников, птицы и человека. Здесь на асфальтированную дорогу в любой момент может выбежать лось или изюбрь, на обочину вдруг выскочит дикий кабан, одинокий волк или лисица. В лесной чащобе бурая медведица, не обращая внимания на проезжающий автомобиль, спокойно облизывает потомство медвежат. На степном участке наблюдается изобилие заячьей вольницы, а проезжая по берегу реки или озера обязательно спугнёшь стаи дикой водоплавающей птицы. Проехали ещё порядка пятидесяти километров и снова остановились у контрольно-пропускного пункта.

Вправо и влево от него тянулся высокий забор из бетонных конструкций, что подтверждало повышенную секретность объекта. Но здесь во время проверки документов и автомобиля охранники проявляли корректность. К «Лексусу» подошли два человека в камуфляже, но уже без автоматов. Охранники вежливо попросили всех выйти из машины, осмотрели салон, и просканировали его какой-то рамкой-искателем. Затем проверили содержимое портфеля Куликова, внимательно посмотрели документы и разрешили проехать на территорию.

– Вы помощник руководителя программы, неужели охрана не знает Вас в лицо? – удивился Куликов.

– Это неважно, – ответил порученец, – здесь такой порядок, – сегодня посредством сложного пластического грима вполне реально из Вас сделать Ланина….

– Хорошо, что не Ленина! – пошутил Протасов, – меня начинает напрягать вся ваша секретность.

Автомобиль подкатил к парадному входу двухэтажного здания и помощник, выйдя из машины и предусмотрительно открыв заднюю дверь, пригласил будущих сотрудников, следовать за ним. У входа внутри здания стояли ещё два охранника, которым помощник предъявил всего лишь свой пропуск. Жестом руки он указал на Куликова и Протасова, буркнув при этом: «Они со мной» и молодые крепкие мужчины пропустили всех внутрь. Они даже не пытались заглянуть в портфель профессора. Приёмная Ланина находилась на втором этаже, молодая секретарь со словами: «Павел Прокопьевич уже ждёт вас», пригласила посетителей к шефу. Куликов и Протасов были удивлены радушному отношению к ним хозяина кабинета, пожилого мужчины приятной внешности, который резво поднялся им навстречу.

Он предложил сесть обоим у приставного столика и повторно удивил их, отличным знанием фамилии, имени и отчество каждого приглашённого. Куликов переглядывался с Протасовым, недоумевая, чем вызвано такое внимание академика к их скромным персонам.

– В силу своей занятости, – начал разговор академик, – я сразу перейду к делу. Накануне мне поступило ходатайство Российской Академии наук о вашей работе в программе спасения Разума Вселенной. Скажу так, что это ходатайство представляет собой, по сути, приказ, подписанный президентом РАН, который я не могу не исполнить. Наша лаборатория находится под охраной ФСО и является строго засекреченным объектом с литерой «С». Данное ходатайство, как предписание, утверждает Вас, Анатолий Петрович на должность заведующего теоретической группой по квантовому моделированию телепортации Разума Вселенной в параллельный мир. А Вас, Илья Кузьмич, старшим научным сотрудником в отдел академика Журавлёва.

– Я извиняюсь, – вклинился в монолог Ланина Протасов, – откуда Академия могла знать о моём существовании, ведь я никогда не занимался наукой? Мне понятно, что Анатолий Петрович известен в РАН, он доктор наук, профессор и давно занимается квантовой теорией, но я-то тут причём?

– Сие, господа, мне неизвестно! – отмахнулся Ланин.

– Доктор, помните, Седельников предлагал нам участие в программе? – осадил Протасова Куликов, – это он организовал ходатайство! Кондратий же сказал нам на кладбище: «…ваше новое рабочее место уже существует».

– В таком случае мы ещё не оговорили главный вопрос о нашем согласии на работу, – упорствовал Протасов.

– Вас что-либо не устраивает? – удивился Ланин, – я считал, что высокооплачиваемая, интересная работа понравится любому, и поэтому не спрашиваю вашего согласия.