Арете-терапия. Психотерапия высоким смыслом

Что такое Логос?

Греческое слово «логос» (от др. – греч. λόγος – слово, мысль, смысл, понятие, число) первоначально означало «слово», «речь», «язык». Позже стало означать «мысль», «понятие», «разум», «смысл», «мировой закон». Всё это – переносные значения термина «Логос». Сейчас мы вместе с древнегреческими философами, рассуждая о функциях речи, языка и слова, переносим своё внимание с живого, звучащего человеческого слова на суть, которое заключается в самом слове, на внутреннюю сущность слова.

Я давно пользуюсь определением А. Ф. Лосева: Слово (или шире – имя) есть место встречи познающего Субъекта с познаваемым Объектом. Вот я произношу слово «стол». И что меняется в моём мироощущении? Ведь я уже давно сижу за этим самым столом, упираясь в него локтями. Я его ощущаю как некое твёрдое основание, на которое можно навалиться, склоняя голову к листу бумаги. На этой бумаге появляются буквы, они складываются в слова, слова стремятся объединиться в осмысленное предложение, а предложение мечтает стать суждением мысли! А что в самом слове «стол»? В нём есть познаваемый моим «Я» объект – некое столярное изделие, предназначенное для того, чтобы класть на его поверхность некие «частицы мира»: еду, вещи, книги, собственные руки… А кто здесь Познающий? Так это же я и есть. Я познаю и сам стол и всё, что на нём лежит. Итак, «стол» – это арена встречи Познающего с Познаваемым. У этого слова есть совершенно определённое значение – вид мебели с большой полезной поверхностью для расположения на ней нужных предметов. Но есть и «личностный смысл» – то индивидуальное значение для конкретной личности, когда, например, я использую стол по своей прихоти. Прямо сейчас вот этот самый стол является для меня мощным стимулом написания текстов. Его твёрдая и гладкая поверхность располагает к такому роду деятельности. А если я вдруг устану и мне захочется подремать, стол превратится в кровать для головы и рук, которые оформятся в «подушку». Потом я проснусь и включу ритмическую музыку, и тот же стол станет «ударной установкой», т. е. большим деревянным барабаном с разными тембрами. Основание моей правой ладони будет отбивать сильную долю с низким звуком, а левая ладонь – слабую долю с высоким звуком, а пальцы будут отстукивать прочие ритмические «мелизмы». Смысл «стола», таким образом, появляется тогда и только тогда, когда я мыслю данный объект как объект моей собственной деятельности.

Логос – это нечто закономерное и упорядоченное. Так понимали логос древние греки. Гераклит, например, учил, что мир не создан ни богами, ни людьми. Мир всегда был, есть и будет вечно живым огнём, который закономерно возгорается и так же закономерно угасает. Логос – это божественный первоогонь, чистый разум, из которого происходят все вещи. Всё течёт, всё изменяется, но не хаотично, а разумно, поскольку этим управляет Логос – некий мировой закон или общий смысл вещей и явлений. Логос – это логическая конструкция всех явлений Бытия. А что такое «все явления Бытия»? А это Эйдос!

Эйдос

Эйдос – это вид вещи, в самом первоначальном и буквальном смысле этого слова, как говорил об этом А. Ф. Лосев. Это то, что мы видим до всякого осознания и объяснения того, что мы увидели! Чем отличается эйдос от идеи? Эйдос – это всегда единственный экземпляр вещи, из которых и состоит видимый мир. А идея – это обобщение свойств любой вещи, а разнообразные свойства вещей, в отличие от единичного экземпляра, могут повторяться бесконечное число раз. В идее мыслится момент сведения многого в единое. В эйдосе видится единство и «живая всеохватность мира». В логосе вещь «мыслится» целостной, собранной из частей в единое. В эйдосе «видится» естественная целостность вещи так, как будто она вообще неделима на части. В нашем познании эти два совершенно разных процесса объединяются (или «сплетаются»), и отделить одно от другого можно только аналитически, размышляя и философствуя. А для чего нам, психотерапевтам и психологам, надо различать Логос и Эйдос?

Эйдос – это явление мира в нашем восприятии, а Логос – сущность вещей, логическая схема вещи, которая открывается нам при умопостижении. Сущность чего-то «увидеть» нельзя, но постичь умом можно. Например, «увидеть» диагноз пациента нельзя – такого явления в естественной природе нет, чтобы ни говорили психиатры в суде, где я часто бываю в качестве специалиста по рецензированию судебно-психиатрических заключений. Можно увидеть человека в разных состояниях, в разных выразительных позах, в разных обстоятельствах. Можно выслушать самые необычные рассказы-нарративы, суждения, аргументацию, доказательства и выводы, но всё это не «диагноз», а чувственные данные о другом человеке. Чтобы «поставить диагноз», необходимо собрать как можно больше этих чувственных данных, а потом от них отречься, т. е. абстрагироваться и с помощью умопостижения дойти до сущности проблемы. Кого-то интересует именно сущность, тогда он погружается в эйдетическую целостность бытия данного конкретного человека. Кого-то интересует только диагноз. Это тоже сущность, но она не относится к целостности. Это просто некоторый односторонний взгляд на человеческую проблему. Старые психиатры учили меня, что диагноз важен только для прокурора, а для лечения он практически не имеет особого смысла: лечить надо больного, а не болезнь, обозначенную диагнозом.

Терапевтическое воображение

На собственном опыте реальной психотерапии (более 45 лет) в качестве врача-психиатра и психотерапевта с самыми разными пациентами я убедился, что без воображения и сильных чувств, без открытия высокого смысла душевного преображения человека ощутимого эффекта от психотерапии не бывает. Только лишь техниками и рационализацией, так называемыми психотехнологиями, человеку помочь невозможно. Это мнение спорное, скорее всего, но в арете-терапии воображение, «терапевтическое воображение» играет очень большую роль.

В Оксфордском словаре английского языка о воображении сказано очень точно: «Воображение – это такая функция ума, с помощью которой мы представляем отсутствующий предмет, как если бы он присутствовал»^[29]. Это для психотерапии весьма полезная подсказка. Ведь первоначальное состояние пациента таково, что он надеется найти утраченное спокойствие, стабильность, здоровье, смысл жизни. Соглашаться с этим или нет? Я лично никогда с этим не соглашаюсь, хотя и не оспариваю это мнение человека, который пришёл ко мне за помощью. Могу даже притворно согласиться на короткое время с этим утверждением («сократовская ирония»), чтобы в ту же минуту начать этот вывод осторожно проверять на истинность. Да, что-то может быть потеряно и отсутствует в данный момент. Но если человек подробно описывает отсутствующий предмет (явление, вещь), то в данный момент отсутствующий в реальности предмет присутствует в его представлениях, в рассказе, в словах, символах и знаках. Надо просто очень внимательно выслушивать речь пациента и мыслить «отсутствие» как «присутствие»! Никакого интеллектуального фокуса или искусства вести беседу здесь нет. Важнейшие «сквозные психические процессы», как об этом писал Веккер, память, воображение и внимание участвуют в любом акте сознания! Чтобы пациент не говорил и не переживал в кабинете психотерапии, у него всегда имеются в наличие память, внимание и воображение! Следовательно, он в любой момент, если захочет, может вспомнить то, что у него раньше было, а сейчас нет, может вообразить «отсутствующее присутствие» желательного объекта, а может просто сосредоточиться и стать очень внимательным к себе, к миру, к своим словам, к своим методам познания!

В книгах о «терапевтическом воображении»^[30] приводят описание функции воображения в пьесе Уильяма Шекспира «Сон в летнюю ночь» (пер. М. Лозинский) в монологе Тезея (5-е действие, 1-е явление):

 
Да, но правдив едва ли. Я не верю
Всем этим старым басням, детским сказкам.
Мозг у влюбленных и безумцев пылок,
Их властная мечта объемлет больше,
Чем хладный разум мог бы восприять.
Безумец, и влюбленный, и поэт
Пронизаны насквозь воображеньем;
Безумцу больше видится чертей,
Чем есть в аду; влюбленный, столь же дикий,
В цыганке видит красоту Елены*;
Глаза поэта в чудном сне взирают
С небес на землю, на небо с земли;
И чуть воображенье даст возникнуть
Безвестным образам, перо поэта
Их воплощает и воздушным теням
Дарует и обитель, и названье.
Воображенье так легко играет,
Что, если в нем забрезжит радость, тотчас
И вестник этой радости рожден;
А в темноте, страшилищами бредя,
Мы куст принять готовы за медведя.
 

Итак, безумец, влюбленный и поэт одинаково сильно используют воображение в познании окружающего мира и себя самого, они «пронизаны насквозь воображеньем», но каждый по-разному и с разными целями. Безумец использует силу воображения для того, чтобы найти спасительное объяснение своим непомерно сильным чувствам. Влюблённый создаёт в воображении желанный объект любви, а поэт «дарует и обитель и название» безвестным образам, т. е. создаёт миры воображения и наделяет их всеми признаками реального существования.

Вот небольшой пример из моей практики.

Кейс № 3. «Мужчинам нужно только одно…»

На первичном приёме молодая женщина обыкновенной наружности, одета очень скромно и старомодно (мода 60-годов прошлого столетия), в старушечьей косыночке, которую она стягивает на шею в начале разговора. Она работник банка. Замечаний по работе нет. Живёт одна. Родители живут в деревне, она посещает их два-три раза в год. Не замужем. «Зачем мне муж?» При этом как-то остренько и с назиданием смотрит на меня. Незачем, так незачем. В чём проблема? Проблема в мужчинах! Банковский работник с редким именем Надя начинает рассуждать.

Н.: Что в них, в современных мужчинах, хорошего? Бездельники, готовы часами смотреть свой футбол и пить пиво. Был у меня один такой. Месяц его терпела, а потом выгнала.

В.Ю.: Давно это было?

Н.: Да уже десять лет прошло. Мне тогда было 19 лет, я ещё ничего не понимала, думала, вот придёт любовь – и настанет счастье.

В.Ю.: Пришла не любовь, к вам в дом пришёл знакомый мужчина и сказал: «Надя я люблю тебя и хочу с тобою жить долго и счастливо!»

Н.: Ничего он такого не говорил, втёрся в доверие, змей. Я его как-то спросила, зачем я ему нужна, а он так и сказал, что ему «нужна женщина»! Женщина ему была нужна. На проституток денег у него не было.

В.Ю.: Надя, а вы помните сюжеты русских народных сказок о выборе невест? Например, такой сюжет. Сидит в тереме Царевна-Несмеяна, глядит с грустью в окошко, а окошко высоко над землёй. Женихи наперебой пытаются допрыгнуть до окна, но никто не дотягивается, не могут преодолеть заданной высоты – надо выше себя прыгнуть!

Н.: Вы это к чему?

В.Ю.: Если верить народному фольклору, то женихов надо испытывать, давать им возможность проявить самые лучшие качества, арете или превосходство в каком-то роде, высшую степень мастерства в чём-то, доблесть, моральные качества. Появился же у Несмеяны добрый молодец, допрыгнул до окна и поцеловал её. Один только допрыгнул, один из многих!

Н.: Допрыгался, значит. А что потом, после свадьбы?

В.Ю.: Да, сказка на этом заканчивается: «И жили они счастливо до самой смерти».

Н.: Вот видите, сказки ничему хорошему не учат, на самом важном месте и заканчиваются. А как этот добрый молодец долетел до окна? А может, его дружки сговорились и подбросили этого молодца до окна, на спор, например? А потом он, женившись и получив полцарства, стал с этими дружками спокойно пропивать добро. Как вам такой расклад?

В.Ю.: Расклад весьма правдоподобный, но это уже не волшебная сказка, а какое-то журналистское расследование очередного альфонса или брачного афериста. В волшебной сказке должен быть «волшебный предмет», например, конь с крыльями – Пегас какой-нибудь или Конёкгорбунок.

Н.: Я уже большая девочка и ни в какие сказки не верю. Нет никаких ваших Пегасов и Коньков-горбунков! Есть мужики, которым только одно нужно от женщин – быстрее получить удовольствие и свалить для других дел. Я же говорю – пиво, футбол, анекдоты, праздная жизнь.

В.Ю.: Ну, есть и такие мужчины. Все люди разные. Мужчины – люди, следовательно, они тоже все разные.

Н.: Какие они люди? Обезьяны, у которых на уме только одно – «основной инстинкт». Так это называется?

В.Ю.: Это в Голливуде так называется, в кино. У нормальных мужчин есть эротическое влечение к женщинам. Это – нормально.

Н.: Вот это правильно. Я как раз об этом и хотела вам рассказать, но немного стеснялась. Я уже месяца два или больше чувствую такое «эротическое влечение» незнакомых мужчин ко мне. Я спать спокойно не могу, меня одолевают мысли о том, что они хотят меня и даже преследуют!

В.Ю.: Прямо вот так и преследуют, ходят по пятам, пытаются познакомиться? В старых романах это называли «волочиться за кем-нибудь».

Н.: Нет. Никто не пытается познакомиться. Они это делают скрытно, как шпионы. Я прихожу домой и замечаю, что во дворе уже стоят их машины и они в них притаились, издалека разглядывают меня…

В.Ю.: …мысленно раздевают…

Н.: Ну да, что-то в этом роде. Захожу быстро в подъезд, в квартиру, сразу к окну, не включая свет. Смотрю – машины на месте, а в них – они, сидят, наблюдают.

В.Ю.: А что они могут наблюдать? Дом и тёмные окна. А если вы зажжёте свет, то снизу не видно, что делается в квартирах. На каком вы этаже живёте?

Н.: На 14-м этаже.

В.Ю.: И что можно снизу увидеть? Я думаю, ничего.

Н.: Но я на всякий случай не включаю свет, только маленькие светильники на кухонном столе.

В.Ю.: Надя! Всё, что вы мне говорите, это ваши предположения. Они достаточно правдоподобны, но вы же никак не проверяли достоверность этих размышлений. А вдруг всё не так, как вам кажется?

Н.: Мне не кажется, действительно во дворе всегда много машин.

В.Ю.: Я с этим не спорю. Сейчас в каждом дворе много машин. Это – стоянки. Машины пусты, их охраняют индивидуальные системы сигнализации, а это – «волшебные сторожа», их не видно, но они реагируют на малейшее прикосновение к машине и дают беспокоящие всех сигналы. Но, конечно, можно вообразить, что там прячутся «волшебные любовники», которые к вам не прикасаются, ничего от вас не требуют, ничего не отнимают – ни времени, ни денег, ни молодости, ни красоты, – но ни на секунду не перестают вас желать, желать, желать! Как приятно, но очень тревожно и даже страшно об этом думать!

Н.: Да, мне страшно об этом думать. А как не думать? Как проверить, на самом ли деле меня преследуют эти ненормальные мужчины?

В.Ю.: Давайте я вам дам домашнее задание. Через неделю придёте и расскажете результат. Сегодня, идя домой, приготовьте ручку и блокнотик. Зайдёте к себе во двор и осторожно перепишите номера машин, которые вызывают у вас подозрения. На следующий день сделайте то же самое. По номерам машин догадайтесь, какие машины принадлежат вашим соседям по дому, а какие приезжают и стоят временно во дворе.

Н.: Наверное, номера машин, где прячутся «волшебные любовники», будут одни и те же?

В.Ю.: Проверим!

Через неделю Надя пришла. Она была одета в современную одежду: джинсы, свободная куртка, платок на шее. Мне показалось, что она стала веселее и спокойнее. Она каждый день сверяла номера машин, и сама убедилась, что часть машин – резиденты, т. е. принадлежат жителям дома, а часть – приезжие, номера этих машин каждый день были разными. Дом, в котором живёт Надя, находится рядом с торговым центром, и по вечерам в их двор въезжали машины покупателей. Только сейчас она поняла разговоры жителей о необходимости ставить шлагбаум на въезде во двор. Надя стала спокойно заглядывать в окна автомобилей, убеждаясь, что никаких «волшебных любовников» там нет. А вот сигнализация есть. Один раз её испугал звук сигнализации – она нечаянно прикоснулась к дверной ручке какого-то большого внедорожника. Этот автомобиль нагло загораживал ей путь к подъезду. Испуг был очень коротким – просто вздрогнула, и всё. А за испугом сразу пришло чувство справедливого негодования: «Наглецы! Ставят свои машины где попало. Ни пройти, ни проехать!» Она даже слегка пнула переднее колесо этого внедорожника. Это случилось на пятый день выполнения «домашнего задания». В этот день страх преследования у Надежды неожиданно исчез, о чём она мне радостно доложила.

На второй беседе мы говорил о её настороженном отношении к мужчинам, о роли отца в её воспитании, о нарушении доверия к отцу, которое позже распространилось на других мужчин, о поведении матери, которая всегда плохо и подозрительно отзывалась об отце. Меня, конечно, интересовало, нет ли у Нади «бреда старых дев» (синдром Клерамбо). Нет, не было вроде бы. Во-первых, она не была девственницей и «старой девой». Во-вторых, подозрительность – это ещё не бред, а черта характера. В-третьих, бредоподобные фантазии у Нади были совсем нестойкими и связаны были с одиночеством и «аутистическим мышлением здоровых людей» (Э. Блейер). Как только у неё появилась возможность рассказывать о них другому человеку, сразу стала видна так называемая «психологическая проекция» собственных неудовлетворённых эротических желаний на предполагаемых «любовников». В-четвёртых, у Нади сохранилось чувство юмора. Мы вместе посмеялись над её ошибками в идентификации номеров машин якобы преследующих её мужчин. Я заметил, что, когда она посмеивалась, вспоминая о том, что номера машин каждый день менялись, на лице Нади выступала скупая женская грусть по утраченным надеждам: её никто не преследовал, и это было прискорбным фактом психического выздоровления! Вернёмся к Шекспиру: «Безумцу больше видится чертей, чем есть в аду; влюбленный, столь же дикий…» В любовном безумии Наде виделось больше «возбуждённых мужчин», чем есть, например, в воображаемом вертепе – большом публичном доме «в аду». Трудно было расставаться с этими любимыми фантазиями, но пришлось – эти амбивалентные эротические представления, которые вызывали и страх и страсть одновременно, стали уж слишком настойчиво оккупировать ум молодой, одинокой женщины. Надя сдалась и вернулась к скучной реальности.

У меня была возможность изучить катамнез. После краткосрочной психотерапии мы расстались, а через три года Надя снова попросилась на приём. Она сменила место работы, но осталась банковской служащей и сделала карьеру: стала заведующей кредитным отделом в очередном банке. А запрос на консультирование был таким: она влюбилась в директора филиала банка, где работала сама, а директор, разведённый мужчина, откровенно боялся её, но не прочь был с ней вступить в «отношения». Надя в этот раз хотела понять, что в ней есть такое, что «отпугивает мужчин». Никаких бредовых расстройств у неё не наблюдалось. Консультирование быстро переросло в «лайф-коучинг»: мы обсуждали цели и соответствующие ресурсы для достижения этих целей. Какие-то сглаженные черты «паранойяльного характера» у Нади наблюдались, но в этот раз у неё была довольно устойчивая компенсация. Ещё через два года она снова у меня появилась и рассказала, что вышла замуж, только не за банкира, а за молодого маркетолога, и родила ребёнка. Пришла посоветоваться на тему улучшения брака. В этот раз перешли на библиотерапию: она самостоятельно читала мою книгу «Брачный ринг: от борьбы к гармонии» (2013) и писала отзывы и комментарии мне «в личку» «Фейсбука». Общая длительность катамнеза составила пять лет и более. Ни бреда, ни бредоподобных фантазий у Нади не было. Она производила впечатление обычного, нормального человека, может быть, с излишней строгостью относящейся к людям.

Абдуктивная логика и арете-терапия

Не существует такого факта, который бы не разлагался на более мелкие факты или не обращался бы в своё правдоподобие. Я хотел бы сейчас оспорить афоризм, который приписывают Ницше: «Нет фактов, есть только интерпретации». Более точно так: нет фактов, которые бы не разлагались мышлением или воображением на более мелкие факты, которые могут иметь совершенно иную судьбу, чем исходный факт. Вот это правильно. И такое понимание взаимоотношения факта и его интерпретации (Эйдоса и Логоса) очень хорошо помогает в реальной психотерапевтической практике.

В случае с «любовным преследованием» Нади «исходным фактом» мы с пациенткой посчитали автомобили, в которых якобы могли находиться мужчины, тайно влюблённые в саму Надю. Что здесь является «неразложимым фактом», а что интерпретацией? Автомобили во дворе – это «неразложимый факт», реально существующие объекты. Интерпретация: «В них могут находиться мужчины, которые сексуально преследуют меня». Как в беседе происходило разложение «исходного факта»? Проводим разложение этого факта наподобие «синсета»:

– автомобили как средство передвижения;

– автомобили как роскошь и место для тайного наблюдения мужчин за женщинами;

– автомобили в моём дворе, их много, в них сидят мужчины;

– автомобили, приезжающие специально для слежки, их мало;

– автомобили, в которых никто не сидит;

– автомобили, в которых срабатывает автосигнализация;

– автомобиль, мешающий проходу в подъезд, помеха;

– просто брошенный на стоянке автомобиль, ничем не примечательный.

Это – восемь классов автомобилей, и каждый класс обладает собственной функцией, а поэтому может быть интерпретирован по-разному. Самый большой класс – это «автомобиль вообще, как средство передвижения». Это максимальное обобщение, в него попадают все автомобили мира, бывшие, настоящие и будущие. Такая абстрактная мысль не может никого волновать в принципе, она не обладает никаким личным смыслом вообще! И это хорошо! Это – Логос, или «логическая схема объекта» в самом чистом виде. Такими логическими схемами оперирует наш «метаум», или, как сейчас принято выражаться в современной когнитивной психологии, «метакогнитивные координации»^[31]. Если бы я спросил у Нади, волнует ли её устройство автомобиля с его шасси, подвесками, рамой, мотором, «лошадиными силами», форсунками, свечами, радиатором, приводными ремнями и т. д., то она наверняка сказала бы, что нет, её это никак не волнует. Ей всё это неинтересно – она не автолюбитель! Я её об этом и не спрашивал, поскольку точно знал, что она так бы и ответила. Почему? Потому что в самом логическом устройстве автомобиля нет материальности, а только логическая конструкция, это, можно сказать, метафизика езды, перемещения в пространстве вообще. А вот если сказать, что это перемещение осуществляется на «железном коне», то мы тут же воспроизведём Эйдос. «Железный конь» – это уже Эйдос и «волшебный предмет» из сказки, обладающий телесностью, хотя и мифической. Разложив «первичный факт», мы получили материальную, фактическую основу для различных интерпретаций, как минимум – восьми. Каждая интерпретация способна вызывать различные, даже противоположные эмоциональные реакции!

Кроме фактов, которые можно интерпретировать, что в наших беседах ещё присутствовало? Конечно, некие идеи, мыслеобразы, концепции, убеждения и вера во что-то, что не имеет прямых доказательств существования, – когниции, одним словом. Эти когнитивные феномены тоже можно разложить логически, в форме понятий разного объёма, а также в форме «теорий» и «гипотез», которые вытекают из теорий. Как догадывается читатель, всё это надо психотерапевту делать в уме, неспешно беседуя с клиентом и задавая ему соответствующие вопросы. Итак, какая главная теория и суперпонятие появилось в беседе с Надей? Половая любовь! Любовные взаимоотношения между мужчиной и женщиной, Эрос! Теперь рассуждаем. Есть Эрос Космический (символ всеобщей связи в Космосе) и Эрос Лирический (символ связи между людьми разного пола), по Платону. Это максимально общие суперпонятия. Далее можно выстроить «лестницу» теорий (концепций) и понятий по степени уменьшения обобщённости. Получится «синсет» интерпретаций, которые можно будет приложить к фактам, разложенным ранее. Интерпретация, приложенная к соответствующему факту, будет называться «объяснением факта», но сначала «лестница» уменьшающихся по своему объёму идей или «гипоним»:

Эрос космический (принцип всеобщей связанности во Вселенной);

Эрос лирический (принцип связи между людьми, ведущей к рождению дитя);

половая любовь (любовные отношения между мужчиной и женщиной);

эротика (все способы полового возбуждения, контактные и дистантные);

ухаживание (преследование эротического объекта);

любовное томление (ожидание встречи с любовным объектом);

эротические фантазии (воображаемые встречи с любовником);

символическая реализация сексуального напряжения (любая).

Теперь снова вернёмся к Шекспиру: «Воображенье так легко играет, что если в нём забрезжит радость, тотчас и вестник этой радости рожден». Любовное томление, которое всегда есть радость, ищет причину этой радости – любовный объект. Вначале это всегда «вестник» или «предвестник». В старые времена дети и подростки спонтанно играли в игру «любовных посланий». Анонимные записки с признанием в любви или ненависти раздавались и выбирались случайным образом – кому что достанется. Эта была наивная и чистая символическая реализация любовного томления и готовности вступить в нормальные половые отношения с кем-то «подходящим» или отрицанием того, кто «не подходил». В случае Нади «вестником» эротической радости и томления были некие «тайные знаки», которые якобы посылали ей из своих автомобилей прячущиеся любовники – она «так думала»! В нашей реальной действительности автомобиль является не только средством передвижения, но и средством эротического (и финансового) соблазнения! Поэтому ничего патологического в ожиданиях одинокой молодой женщины нет. Да, однажды из дорогого автомобиля могут посигналить, откроется окно, а в нём появится шикарный мужчина, который захочет с ней познакомиться и, типа, «подвезти». Такого в действительности у Нади не было, но её фантазия, воображение «так легко играет», что «вестник радости» был мгновенно рождён: на скучный факт брошенных на стоянке машин был направлен ослепительный свет любовного томления! С точки зрения психиатрии это бредоподобная интерпретация малозначимого факта, с психодинамической точки зрения – проекция собственных сексуально-агрессивных желаний на ничтожный объект, с экзистенциально-гуманистической точки зрения – попытка самотрансценденции, стремление преодолеть саму себя, своё отчаянное одиночество хотя бы в воображении. А вот с точки зрения логики это абдукция!

Абдукция – один из трёх способов логического мышления, наряду с дедукцией и индукцией. В абдукции сначала выдвигается некая гипотеза, вытекающая (дедуктивно) из теории, а уж потом к ней подбирается подходящий факт. «Я достойна любви, как и всякая женщина» – это теория. «Меня должны любить мужчины» – это гипотеза. «В моём дворе стоят машины» – это реальный факт, реальное событие, которое отрицать невозможно. К этому событию произвольно и креативно приписывается гипотеза. Вместе и получается: «В машине сидит тот, кто меня тайно любит». Эмоциональный ответ на это объяснение – страсть и страх. Можно записать эту логическую конструкцию в форме силлогизма.

Большая посылка: «Я достойна любви, как и всякая женщина».

Вывод: «Следовательно, меня должны любить мужчины».

Малая посылка, факт: «В машине, стоящей во дворе, сидит тот, кто меня тайно любит».

Абдукция строится на «вывернутой наизнанку дедукции», как это установил в начале прошлого века Чарльз Сандер Пирс (Charles Sanders Peirce, 1839–1914). Пирс считал, что, кроме дедукции и индукции (прямой и обратный линейный логический вывод) люди пользуются нелинейным способом достижения нового знания, выдвижения гипотез и иных предположений о состоянии реальности. Абдукция по Пирсу – метод поиска объяснений наблюдаемых фактов с помощью выдвижения предположений, генерирование догадок, гипотез. Этот метод он назвал «дедукцией, поставленной с ног на голову»: рассуждение идёт не от теории к наблюдаемому явлению через гипотезу (дедукция) и не от единичного факта наблюдения к известной теории через гипотезу (индукция), а от гипотезы, сочиненной познающим человеком, от теории через гипотезу к единичному факту! Лучше называть это не просто «абдукцией», а «абдуктивным рассуждением».

Я бы так определил абдуктивное рассуждение применительно к психотерапии и консультированию: логическая абдукция (рассуждение от частного к частному) есть нахождение простого, элегантного, релевантного объяснения (критерии Пирса) наблюдаемого события в свете подходящей теории, но без неё! При этом мысль движется от гипотезы (предположения), выбранного автором мужественно и ответственно, к способу наблюдения – так, чтобы отобранный единичный факт был «не более экстравагантен, чем объясняющая его гипотеза» (максима Пирса), а гипотеза не противоречила бы теории. Коротко говоря, сначала психотерапевт вместе со своим клиентом (при руководящей роли психотерапевта) сочиняют объяснение (гипотеза, интерпретация), а затем ищут релевантный наблюдаемый факт для этой интерпретации (факт должен быть единственным), пользуясь светом подходящей теории. В догматических школах психотерапии всё наоборот: теория должна настроить восприятие фактов (отсеять нужные факты), а уж для них, наблюдаемых фактов (найденных, увиденных, услышанных), сформулировать гипотезы, извлекая их из теории, т. е. теория должна объяснить единичные факты через гипотезы, т. е. дедуктивным путём.

Абдуктивное рассуждение, при обязательном соблюдении всех правил Пирса, является превосходным инструментом для нахождения высокого смысла трудновыразимых и малопонятных переживаний человека, которые могут увести его в психопатологию. Отыскание высокого смысла в обыденных переживаниях человека и есть сущность арете-терапии, что доказывается в данной книге здесь и далее по тексту.

Закончить эту главу я хочу анализом самого известного в мире кейса Виктора Франкла о старом враче, который переживал депрессию из-за смерти жены. Этот кейс очень часто приводят в пример того, как можно быстро и элегантно найти смысл в страдании. Можно ли этому научиться? Попробуем сделать то, чего не сделал сам В. Франкл, – объяснить ход терапевтического диалога с помощью абдуктивной логики. Это будет арете-терапия, в которой вместо искусства «поиск смысла» будет применён логический метод «извлечения смысла» с помощью абдуктивной логики Пирса: Rule-Result-Case, где Rule – это некая общая концепция или «теория»; Result – гипотеза, вытекающая из теории и служащая «наилучшим объяснением факта»; Case – наблюдаемый факт, случай, событие.