Расправа. Роман в трёх частях

Глава 3

Тамара была высокая, стройная, привлекательная и уже два года как вышла замуж. И со своим Иваном, кажется, была вполне счастлива. С детства для Анны старшая сестра являлась примером для подражания. Тамара считалась уже тогда образованной, довольно легко поступила в институт и Анна стала на неё во всём равняться.

В тот весенний вечер она увидела сестру невесёлой и задумчивой. Аня явно переживала. Что же её так беспокоило? И она позвала её к ужину на кухню. Сам хозяин смотрел телевизор, можно было разговаривать, не таясь о том, что так наедине волновало Анну.

– С Борисом не поладила? – доверительно спросила Тамара, проницательно глядя на сестру.

– Мелочи… всё образуется, – сдержанно ответила она, не желая говорить о возникших противоречиях в отношениях с женихом. Она бы обо всём с сестрой говорила откровенно. Но только не о личном, интимный разговор у неё как-то не очень получался.

– А всё-таки, что же произошло? – мягко настаивала на своём Тамара, вовсе не ради любопытства, а чтобы помочь сестре выйти из тупика. К тому же у сестры, как казалось Ане, было редкое умение ненавязчиво располагать к себе.

– Не стоит это внимания… Просто учу Бориса жить, пробуждаю у него духовные искания, а ему это не нравится, – улыбнулась самодовольно Анна.

– Ты напрасно на это тратишь силы, – убедительно начала Тамара. – Поверь моему опыту: мужчины не любят когда посягают на их личность. Искание само придёт, если с интеллектом всё обстоит в порядке, – проникновенно пояснила сестра.

– Вот именно, если в голове пусто, никогда не придёт, – уверенно заметила Анна. – А толчок надо сделать, искру зажечь. Собирается учиться, а книги в руки берёт редко…

– Он же не ребёнок, чтобы учить уму-разуму? По-моему, Борис умный, самостоятельный парень, – заключила вежливо Тамара.

– Но я так не считаю! Просто ему не терпится жениться, не думая о будущем, – тоном убеждения ответил Анна, покраснев, словно боялась, что сестра подумает иначе.

– Вот и хорошо! Ему любовь нужна, а ты со своей моралью лезешь, – шутливо заметила она. – Сперва замуж выйди, а потом качай свои права, да и то с умом надо…

– Может, я вам надоела, так скажи прямо! – резко бросила Анна. Ей было неприятно, что так вырвалось неожиданно и причиняет сестре боль.

– Как ты можешь, Аня? – в оторопи упрекнула та.

Анна задумалась, но сестре не ответила, молча пила чай. В словах Тамары она находила ответ, что она сама, Аня, согласна выйти замуж. И это желание держала глубоко в душе даже от самой себя, даже про себя не прорекала. Если бы она была полностью уверена в том, что Борис её настоящий суженый, а не случайно подвернувшийся человек. И она, быть может, тогда бы долго не раздумывала. Вот почему в сердце гнездилось сомнение, как червячок под корой дерева. И оно всечасно настораживало, слегка саднило, тревожно беспокоило, как перед сдачей экзамена, когда боялась вытащить не тот билет. А суженый тот же самый билет и экзамен на всю жизнь, поэтому страшно ошибиться.

Когда Борис сделал ей первое предложение, у Анны только на миг признательной радостью заблестели глаза, которую внешне тут же старалась скрыть. Она боялась усомниться в его искреннем намерении жениться, поэтому дать согласие воздерживалась. Хотя парень уверял, что не шутил и предлагал руку и сердце под влиянием серьёзных чувств.

Но это событие она не могла себе представить, словно находилась во сне, а пробудиться не могла, чтобы удостовериться в свершившемся факте. Правда, её настораживало то, что Борис никогда не объяснял, где они будут жить после свадьбы. Если у его родителей, то это её волновало больше всего. Ведь она заочница, работает воспитателем в интернате. Хоть Борис был шофёр, ей небезразлично то, что изберёт в дальнейшем? Впрочем, было бы желание, а учиться никогда не поздно.

В тот вечер она долго размышляла, перебирая возможные варианты будущих отношений с Борисом, когда тот станет мужем. Но отчётливо себе этого не представляла, поскольку у него был своевольный характер, склонный ей не подчиняться. А значит, их реально подстерегала размолвка. И она сомневалась, что им удастся строить отношения на принципе взаимных уступок, так как у неё самой сильный характер. И поэтому всё было неясно, неопредёленно и туманно, а от этого будущее замужество вызывало тревогу. Ведь готовых рецептов нет на все случаи жизни, так как многое зависело исключительно от семейной пары, которая создаёт свою удобную среду обитания.

Поступками мужчины, сделавшего женщине предложение, безусловно, движет любовь, которую, однако, нельзя взять в свои союзницы в решение остальных вопросов, которые до поры до времени можно даже не замечать. Но всегда жить с закрытыми глазами невозможно. Ведь тогда она ещё не понимала, что её чувствами тоже двигала какая-то неподвластная, закономерная направленность, которая толкала её в желанные объятия Бориса…

В конце концов, они помирились, она приняла его предложение и вскоре поженились. Хотя фамилию мужа Анна не взяла, словно заранее знала, что им предстояло скоро расстаться.

И уже через три месяца у неё в душе поселилось странное предощущение надвигающейся исподволь развязки. А потом появилось устойчивое убеждение, чтобы до конца узнать человека, достаточно выйти замуж. И впрямь, Борис раскрывался во всей своей чудовищной сущности, о какой она впоследствии, даже через десятилетия, не хотела вспоминать. Ведь для исчерпывающего определения бывшего мужа ей достаточно было два слова: «Красивое ничтожество».

Неужели от Бориса она требовала невозможного, и поэтому из протеста тот не подчинялся требованиям жены. И поняв, что в его положении они не исполнимы, малодушно опустил руки, и обвинял её в том, что из-за неё потянулся к водке. Да неужели только из-за того, что не смог угождать жене, вдруг стал пить или просто был склонен к пьянству? И каким надо быть безвольным и слабым, чтобы не бороться за себя…

Хотя ничего удивительного в этом не было, в рестораны и на вечеринки к его друзьям они не ходили. Лучше кого-либо из них она хорошо узнала Бориса, как склонного к алкоголю. О какой учёбе могла идти речь, если к пьянству прибавилась его необузданная ревность, которая дорисовала его образ, чего она уже больше не могла терпеть.

Однажды после ссоры Борис ушёл из дому, шатался пьяный, забрёл в клуб на танцы. Там подрался, избил за какой-то пустяк невинного перед ним человека. И тот с тяжёлой травмой попал в больницу, дал против него показания. На него завели уголовное дело. Оказалось, он уже не раз попадал в хулиганы. Но ему прощали, однако на этот раз его осудили на год лишения свободы. Анна пришла в ужас! На суд она не пошла, не прожив с мужем даже года, будучи на сносях, Анна поняла окончательно, что с таким человеком у неё не будет ничего общего и подала на развод…

А потом родилась дочка Мила. Как бы ни было ей нелегко, учёбу не оставила. Правда, приехала мать, Дарья Семёновна, пожила немного у дочерей, присматривала за внучкой. Мать уговаривала Анну вместе уехать домой: она будет сидеть с ребёнком, а дочь станет работать учителем. Но послушать мать она не могла, надо было оканчивать институт, как-нибудь сама справится. Жила при школе-интернате, работала, училась. Привыкла к старинной архитектуре Ярославля, на каждом шагу памятники истории города, который уже считала, чуть ли не родным.

Незаметно пролетели годы, закончила Анна институт, обрела жизненный опыт. С трёхлетней дочерью поехала домой, где надо было всё начинать заново…

Глава 4

…После возвращения из Ярославля прошло пять лет. Все эти годы Анна Севостьяновна Шелкова работала сначала в школе-интернате. Когда её дочь Мила училась в третьем классе, она перешла учителем географии в родную школу села Дамишино.

Однажды в районной газете «Маяк» Анна Севостьяновна прочитала о себе короткую заметку, которую написала бывшая выпускница, признававшаяся, что благодаря Шелковой, она полюбила географию. А до этого она считала её предмет неинтересным, пока не пришла в класс новая молодая учительница, которая так занимательно объясняла окружающий мир, что сразу всё становилось понятным и хотелось знать ещё больше. Причём каждый раз уроки проходили довольно увлекательно и неповторимо, что хотелось слушать учительницу ещё и ещё. И оказывается вся окружающая нас жизнь, без глубоких знаний географии намного обедняется…

Поначалу, как только переступила порог родной школы, Анна Севостьяновна почувствовала себя вовсе не учительницей, а прежней ученицей. К тому же в школе ещё продолжали работать многие учителя, которые учили Анну Севостьяновну. Правда, её любимая, бесконечно дорогая учительница по литературе Надежда Ивановна Скворцова, уже вышла на пенсию. Иногда она приходила в школу подменить заболевшего учителя. Вот тогда некоторое время она испытывала перед ней свою вину за то, что выбрала не её специальность.

Со временем, глядя на учащихся средних и старших классов, Анна Севостъяновна стала ощущать себя вполне зрелой, умудрённой жизнью. Ведь между ними уже было разницы в несколько лет, и прежней, наивной Ани уже не стало. За эти годы она приобрела педагогический опыт, прошла суровые испытания через одиночество, у неё растёт умница и красавица дочь.

В дальнейшем она настолько увлеклась педагогикой, изучая классиков Макаренко, Ушинского, и настолько сроднилась с учительским коллективом, что без школы другой себе жизни уже не представляла. О личной неустроенной судьбе даже некогда было думать, вся без остатка ушла в свою работу, отдавая много времени классному руководству. Анна Севостьяновна интересовалась успеваемостью учащихся не только по своему предмету, но и по остальным. И ей было не безразлично то, как учащиеся ведут себя вне школы, ходила по домам, смотрела, как они живут, чем увлечены. Хотя так поступали и другие учителя. Но Шелкова хотела также знать, почему её подопечные отставали по тем или иным предметам, что мешает им успевать по всем: отсутствие желания учиться или у них так и не пробудили интерес к познаниям? Она к тому же изучала природные задатки и склонности учащихся, что порой было очень сложно определить, насколько они ленивы или способны. А иной раз даже и это было невозможно понять, так как ребята учились как бы по инерции, практически не ведая, что бы они хотели добиться в жизни? Далеко не многие мечтали стать лётчиками и космонавтами, агрономами и инженерами, учителями и комбайнёрами, или доярками. Хотя в ту пору в сельской школе была весьма слабо развита профориентация, которая только нарождалась, да и то больше в городе, чего того настоятельно требовала жизнь. Но это придёт в школу значительно позже. А тогда Анна Севостьяновна много сил уделяла налаживанию связи с учащимися и родителями. И вырабатывала свой стиль преподавания, применяя метод обратной связи. Без опыта, конечно, это давалось с большим трудом, который приходит как бы сам по себе в неустанном обогащении новыми знаниями. Она вовсе не гнушалась учиться у старших коллег, ведь в памяти ещё были свежи уроки Скворцовой, её пытливый ум и духовная не успокоенность, и как она, пребывала в постоянном поиске…

С новым учебным годом надо было всё начинать как бы заново, словно впервые вошла в класс в качестве учителя. Заново вырабатывала необходимый тон, взгляд, манеру держаться перед учащимися. Переход от пройденного материала к новому, обязан вызывать у питомцев интригующий момент, настраивающий ребят к обострённому, любознательному восприятию, чтобы процесс познания доставлял им истинную радость и удовольствие. Придерживаться строго методик, значит, лишать себя творчества, включающего ребят в сотворчество, чтобы совместными усилиями познать то, что учителю давно известно, тогда как учащемуся должно открываться по мере познания, словно новый материк мореплавателю…

Анна Севостьяновна мысленно на разные лады прокручивала в сознании новые уроки, словно репетировала, как постановку спектакля. А потом часто возвращалась к уже проведённым урокам, анализировала скрупулёзно каждый эпизод, что ей удалось сделать, а что не получилось, а в следующий раз старалась исправить допущенные ошибки методического характера. Если, к примеру, учащиеся не все слушали то, как она объясняла новую тему, она полагала, что ещё недостаточно хорошо овладела стилем преподавания…

Между прочим, в каждом классе молодой учительнице уроки географии давались по-разному. В средних несколько легче, чем в старших. Порой, они походили, как личные открытия давно известного, но несколько с другой стороны, когда сама узнавала нечто новое к давно изученному, когда темы неожиданно углублялись и дополнялись творческими озарениями исключительно на интуитивном, а то и на подсознательном уровне, чего, собственно, невозможно переложить в полном объёме на прозаический язык…

Каждый удачный урок, разумеется, зависел не только от знания предмета, а также и от настроя души. В такие дни, пониженный духовный тонус, Анна Севостьяновна поддерживала исключительно одним волевым усилием, чтобы при этом учащиеся не замечали её внутренних сбоев… Ведь надлежало учитывать ещё способность детей чутко подмечать самые незначительные перемены в настроении учительницы.

Анна Севостьяновна за невыученный материал ставила двойки учащимся, с огорчением в душе, так как полагала, что двойка – это оценка её труда. Но при этом она повторяла, что двойку при желании всегда можно исправить, зато упущенные, не усвоенные знания, намного трудней восполнять, когда запускается познавательный процесс. В той или иной мере, конечно, она уже знала способности каждого учащегося. Поэтому с родителями устанавливала тесные контакты, чтобы всемерно воздействовали на своих детей в соответствии с её замечаниями. Хотя село Дамишино было большим, однако все друг друга знали превосходно…

Шелкова в себе органично сочетала строгое и великодушное отношение исключительно ко всем детям, при этом никому не делая поблажек и снисхождений. Она неукоснительно требовала от учащихся соблюдения принципа безукоризненной порядочности, чего, конечно, далеко не все в равной мере разделяли и принимали на веру. На уроках она могла поговорить с ребятами на жизненно важные темы, касающиеся больше всего культуры личности и культуры общения. Ведь в то время в молодёжную среду уже проникали увлечения западной массовой культурой, уводившей далеко в сторону от истинных, высоких духовных ценностей. Но особенно велико было влияние такого поветрия, как свобода любви, которая растлевала сознание молодёжи. И это проявлялось в таким социальном явлении, как движение хиппи, пронизанное нигилистическими настроениями. И в среде такой молодёжи дело доходило даже до отрицания отечественной культуры…

В те времена школа находилась под идеологическим присмотром партии. И подраставшему поколению уделялось первостепенное внимание общества. Вот потому идеологическое и нравственное воспитание ставилось во главу всех знаний по всем предметам. Практически на всё накладывался идеологический флёр…

В сельских школах этот диктат был не столь ощутим, как в городских, что объяснялось не только удалённостью от города сёл и деревень, но в какой-то степени аполитичностью сельских учителей, которые больше уделяли внимание учебному процессу, чем воспитанию. Но идеологическое и нравственное воспитание почему-то не входило в их прямые обязанности. А вот Анна Севостьяновна, в отличие от некоторых своих коллег, не отделяла воспитание от учёбы, вопреки сложившемуся в учительской среде ошибочному мнению. Считалось, если уделять много внимания нравственному воспитанию, то можно выпустить из рук программу. Хотя каждый учитель считал, что нравственность учителя неотделима от их предмета! Шелкова не видела большого различия между учебной деятельностью и тем, что называется духовностью. Прежде всего, учитель должен активным отношением к жизни и личным поведением, подавать для подражания учащимся положительные примеры. Если сердце ко всему равнодушно, а ум детей спит, то это непосредственно влияет на успеваемость по всем предметам, в результате они инертны, пассивны и неразвиты интеллектуально. Надо отрывать детей от той среды, которая прививает ребятам вредные привычки и навязывает уличный мышление.

Чтобы этого не происходило, Анна Севостьяновна организовывала коллективные поездки в Днянск на Партизанскую поляну, в города соседних областей и литературные Мекки классиков словесности. В то время любовь к земле учащимся прививали участием в помощи родному колхозу в уборке урожая…

С первого года работы в школе Анна Севостьяновна подружилась с молодой учительницей биологии Валерией Александровной Соболевой, весёлой, общительной и компанейской. Она жила в Новозыркове. В плохую погоду Анна Севостьяновна оставляла коллегу у себя дома. Её родители охотно привечали дорогую гостью под своим кровом, вместе ужинали, пили чай, а то и что-то покрепче. Затем подруги уединялись, слушали пластинки с записями классической музыки, впрочем, не только…

– А всё-таки, Аня, скучно жить в селе без развлечений, – как-то сказала Валерия в один из таких вечеров. – Ты ещё молода, красива, нельзя без конца прозябать дома. Личной жизни у тебя нет. Давай пойдём куда-нибудь, хотя бы в ресторан? – предложила подруга.

– Знаешь, Валерия, мне скучать некогда. Учу дочку, сама занимаюсь, с удовольствием вожусь в огороде и по хозяйству. Родители вкалывают в колхозе, устают, а для меня – это полезная разминка. Это тебе, живущей в городе, кажется, что в селе люди прозябают бесцельно. И что же тогда называют целью и есть ли она вообще у кого, не считая линии партии? Отдохнуть, конечно, можно и в ресторане, но это пустое увлечение. Если оно повторяется часто, изо дня в день, то ум тупеет. Я больше года отработала поваром, недолго подменяла официантку и знаю ресторанную жизнь изнутри. Мужчины там все, как близнецы, одинаковые, умных и порядочных в своей жизни я встречала мало. Вот потому своим долгом считаю воспитать, нет, хотя бы немного повлиять на мужскую психологию, чтобы в юношеском возрасте мои ученики видели в девушке будущую женщину, видели её душу, а не только, как вещь для забавы. А таких было всегда большинство.

– У тебя на это хватает терпения? Воспитывает семья, мамы должны сыновьям прививать к себе уважение. А мы исправляем изъяны. Но всё равно личная жизнь должна быть, а то так можно превратиться в мизантропку, отрицающую мужчин вообще. Найди подходящего мужичка и занимайся перековкой его мировоззрения, – шутливо предложила Валерия.

– Ты смеёшься? А я скажу так: если пороки вошли в него с молоком матери, то уже трудно изменить направление его порочного мышления, из которого и вытекает безнравственное поведение. Хотя у многих, как таковой нравственности нет, есть социальный статус, который диктует поведение. Например, в вычислительную машину можно заложить нужную научную программу о том, как прогнозировать будущие социальные явления или модель нравственности будущего человека…

– Как тебе охота так наукообразно выражаться. Да не все же они на одно лицо, как ты рисуешь в своём воображении, Аня. Ты раз обожглась, а теперь всю жизнь готова дуть на воду?

В комнате тихо звучала лунная соната Бетховена и под неё продолжалась беседа подруг.

– Да разве я говорю, что все мужчины поголовно дураки? Есть замечательные люди, но, как говорится, не по мою душу. Многие не любят, чтобы их учили. А я, по-видимому, так странно устроена, что без этого не могу…

– Аня, просто ты считаешь свои взгляды идеальными, как рецепты на все случаи жизни, которые, между тем, не всем подходят, чего ты не хочешь замечать.

– Почему ты так думаешь, Валерия? Неужели я такая зануда? – удивилась та.

– Я тобой восхищаюсь! Я вижу, как ты опекаешь каждого ученика. Но для меня такая практика не приемлема, я упаду, – уклонилась немного в сторону Валерия. – Тебе что-то удаётся исправлять в психике потому что, извини, чересчур вторгаешься в детскую органику…

– Не понимаю, что ты в этом находишь плохого? – изумилась Шелкова. – Мы же воспитываем нравственно здоровых детей.

– Собственно, ничего. Можно исправлять недостатки, направлять формирующееся мировоззрение, вносить коррективы, учить мыслить самостоятельно. Но психология, как и нравственность, наследуется в той среде, в которой человек рос, а это уже личный заповедник, куда необдуманно нельзя вторгаться… а то можно наломать дров.

– В программе партии записано о воспитании нового человека. Я думаю – это правильно, Валерия…

– Извини, Аня, но в эту химеру, я не верю. Знаешь, почему? Мне кажется, Библия говорит о том же, о соблюдении заповедей Христа, если собрать их воедино, то можно увидеть портрет человека будущего или каким он должен быть в идеале, как сам Христос.

Анна Севостьяновна выслушала с интересом подругу и нахмурилась, посмотрела на Валерию несколько удивлённо, от которой впервые услышала отрицание партийной линии да ещё сравнила её с Евангелием.

– Но ещё Толстой проповедовал самосовершенствование. Разве это расходится с идеями нашей партии? – возразила она.

– По-моему, это разные вещи, Аня. Мы изо дня в день говорим, что человек должен быть честным, добрым, развивать бесконечно свои способности. Но нашим заповедям следуют не все, даже те же христиане не исполняли все заповеди Христа. Существуют нравственные нормы, которые нарушаются на каждом шагу, даже нашими вождями. Но словосочетание новый человек, по меньшей мере, звучит противоестественно, хотя бы потому, что существует генетика и наследственность. Вот цепочка: психология подчиняется мировоззрению только в идеале, нравственность вытекает из мировоззрения и вырабатывает соответствующую психологию. Что ни деятельность, то и свой кодекс, хотя психология поведения берёт начало из нравственности или безнравственности. Так что свои законы морали. На самом деле и то и другое вступают в скрытое противоречие. Ведь человек часто меняет мировоззрение. К примеру, в экстремальной ситуации, в действие вступает инстинкт самосохранения. Поэтому нельзя воспитать в человеке героя, хотя нравственную готовность к такому поступку направить вполне можно разными способами то ли безвыходной ситуацией, то ли любовью к родине. А вообще для меня термин «новый человек» ассоциируется с роботизацией сознания человека, управляемого с какого-то неведомого пульта. Ты заметила, что нам всем присуще стадное начало? Это похоже на стирание граней интеллекта, которое способно привести к нивелировке сознания, что уже весьма близко к животному состоянию…

– Валерия, ты биолог, поэтому так думаешь. По-моему, «новый человек» – это гармонично развитая личность, – это высокий интеллект, – решительно возразила Анна Севостьяновна. Хотя в душе признавала суждения подруги.

– Да, это возможно, повторяю, только в идеале, как в фантастике. Если человек наделён способностями в разных областях науки, искусства, то я ещё поверю, но таких всесторонних людей очень мало. Надо в корне менять всю систему образования, чтобы человек стал таким. Толстой был мыслителем, художником слова, пахарь и проповедник, знаменитое его высказывание: «непротивление злу насилием» противоречит нашей идеологии… Кстати, и роман Чернышевского «Что делать?» о новых людях, но только не о новом человеке…

– По-твоему школа, выходит, не должна участвовать в воспитании человека, её задача только давать знания? А кто тогда возложит на себя обязанности воспитателя строителей справедливого общества? Ведь одной семье такая государственная установка не под силу?

– Но по каким законам воспитывать «нового человека»? В наших программах об этом не сказано! По каждому предмету расписаны часы на ту или иную тему. В них мы не найдём даже понятия кто такой «новый человек». Не мифом ли это пахнет? Ты рассказываешь детям о странах и материках, их климате, полезных ископаемых, географических особенностях и различиях. Я рассказываю о размножении и жизни организмов, о видах животных и птиц, о происхождении человека, о законах естественного отбора. Попробуй, приспособь мою науку под особь «нового человека». Вычленим слово «новый» и получим чисто физиологического человека со всеми его психологическими особенностями как социального существа старого и нового времени. Я вот учу детей, что человек произошёл от обезьяны, и прошёл гигантский эволюционный путь развития, а сама не верю, что это так. Я имею в виду вовсе не эволюцию, а само происхождение. Ведь теория ДНК приложима к каждому виду, как у человека, так и у обезьяны свой ДНК. Невозможно допустить переход от одного вида до более совершенного, даже если изменения структуры ДНК происходили на эволюционном уровне. Ведь сама эволюция предрасполагает развитие уже сложившихся видов таких, как питекантроп или неандерталец. И как морфологические типы предыстории современного человека, мало что объясняют нам, это лишь отправная точка познания и не более, тогда как природа закладывала создание высшего разума очень и очень давно, ещё до названных типов. А питекантроп, к примеру, всего лишь разновидность обезьяны самой близкой к человеку. Поэтому теория: человек произошёл от обезьяны, просто несостоятельна, к эволюции она никакого отношения не имеет, разве что косвенное. Так что обезьяна – это не предтеча высшего вида, она стоит, как и питекантроп, на отведённой ей природой ступени…

– Валерия, конечно, тут есть над чем поспорить, я не специалист в этой области, однако ты уходишь в сторону, – перебила Шелкова. – Для нас учение Дарвина сейчас неважно. Мы говорим о сознании, о классовой психологии, мы отрицаем общество, поделённое на классы, до революции, мы строим бесклассовое, равноправное общество…

– Аня, философия, как и идеология – это вовсе не науки, а способ мышления под определённым общественным срезом. Но философия приняла классовые признаки ещё с древних времён, она на вооружении партии, ей определили прокрустово ложе. А ведь она должна быть свободна от идеологии правящей партии, которая сковывает её развитие. Практически создана новая философия. Хотя во все времена были различные философские школы: Спиноза, Сократ, Платон, Аристотель, Гегель, Кант. Весь их опыт переплавлен марксистами и приведено к общему знаменателю классических категорий и законов. Наши философы единой теорией как бы обезличены. Они не могу быть идеалистами, а только материалистами и это сдерживает развитие современной философии. Я верю, что можно воспитать порядочного человека, живущего сообразно своим идеалам. Но при этом нельзя забывать, что общество развивается по своим законам, которые не приемлют идеологию, скажем, сдерживания развития. Ограничение свободы личности конкретными задачами партии расходится с физиологическими и духовными потребностями человека. Новый человек – это продукт будущего. Но это не устранит социального неравенства, а бесклассовость – это утопия. Ведь мы наблюдаем эволюцию жестокости, эгоизма, пороков. Человек отнюдь не добреет, он по-прежнему завистлив, злобен, алчен, мстителен, утратил понятие чести, достоинства. Наблюдается скачок назад, будем прямо говорить, женщины эмансипировались до утери женственности, что им очень нравится. Короче говоря, сама женщина отрицает в себе гармонию, принимая в угоду ложной моде чуждый её природе облик. Простые люди не верят в приход справедливости, хотя у нас сложилось так называемая историческая общность – советский народ. И получили новое общество со своими пороками: спекуляция, очковтирательство, приписки и т. д. Поэтому новый человек на практике невозможен…

– Почему, Валерия, возьмём Тургенева – моего любимого писателя, который вывел в романах целую галерею так называемых лишних людей. Для того времени они были новыми людьми, их ссылали на Кавказ, в Сибирь. В наши дни – это передовики производства, герои труда. А у Чернышевского новые люди: Вера Павловна, Рахметов…

– Аня, я понимаю тебя, людям нужны маяки, как в море кораблям, чтобы не сбиться с намеченного курса. На западе рекламируют товары, а у нас передовиков ставят всем в пример. Получается трагикомическая ситуация: передовик дома колотит жену. А по телевизору показывают, сколько он хлеба намолотил, сколько угля добывает, сколько стали сварил. В то время как жена вкалывает не меньше: и в поле, и на огороде. Я пессимистка, и скажу так: тонкость нашей идеологии состоит в том, что она передовыми стахановскими движениями стимулирует производство, и тем самым эксплуатирует человека за ту же самую зарплату, что и раньше, до провозглашения рабочего передовиком.

– Мы так к истине и не пришли, – подвела черту Анна Севостьяновна. – Я удивлена тобой, Валерия. Спорить с тобой не хочу.

Подруга только добродушно улыбалась, плавно покачивая головой, – прислушиваясь к музыке Бетховена.

Шелкова и Соболева всегда заканчивали спор мирно, а оттого, что выяснялись их диаметральные взгляды, их отношения отнюдь не портились. К тому же при всей полярности воззрений они не испытывали друг к другу даже завуалированной враждебности. И с каждым разом их взгляды постоянно обновлялись, они отчего-то отказывались и что-то вновь принимали на веру, а в чём-то, как и все люди, заблуждались, при этом искренне веря, что жизнь со временем будет меняться к лучшему…

Это был период, когда «хрущёвская оттепель» сменилась брежневским застоем. Но в школе никто не обращал внимания на общественное затишье, пришедшее тогда на долгие годы в результате усилившегося идеологического диктата. А в целом наступило время для карьеристов, двурушников, которые весьма удачно продвигались по иерархической лестнице, преодолевая одну ступень за другой с помощью закулисных интриг, подсиживаний, доносительства. Ловкие идеологи и политики, руководители и хозяйственники всё больше убеждались, чем убедительней произносить с трибун обещания и заверения о поступательном развитии общества и в преданности партии, тем для них выгодней. Сделанное, неважно как, подтверждалось сказанным, а результат этого должен откликнуться в будущем новыми перспективами по пути самого гуманного строя…