– На суше мы нигде эту пищу взять не сможем, не привлекая внимания местного населения. Нам остается одно – океан. Да это и к лучшему – там колоссальное количество животных и растений. Наши кулинары, наконец, проснутся и изготовят нам сотни вкуснейших блюд. Но всю эту благодать надо еще добыть.

– Рабочие зоны определены. Будьте осторожны, в верхних слоях шныряют субмарины аборигенов, водная поверхность сканируется спутниковыми системами.

Он засмеялся:

– На время вам придется стать рыбаками – на судне есть приличный трал. Берите все – рыбу, моллюсков, водоросли, здесь разберемся. Проблема в том, что сублимационных установок на судне нет. Улов подвергнуть глубокой заморозке. Придется на орбиту поднимать процентов шестьдесят, не меньше, океанской воды, которая, в общем, нам не нужна, разве что планетологам. Но это неизбежные издержки. Еще раз повторяю, будьте крайне осторожны. По местам.

Загромыхали ботинки по металлу аппарели, цепочка людей втянулась внутрь корпуса. Заурчали сервоприводы, створки люка закрылись.

Механический голос произнес:

– Десятый к старту готов. Судно подать во второй коллектор. Первичная тяга – химическими ускорителями, маршевый двигатель находится в автоматическом режиме.

Завыли моторы, гидравлика подала огромную сигару во входной люк коллектора. Сегменты его бесшумно закрылись, зашипели вакуум-насосы, ангар вздрогнул – заработали стартовые химические ракеты.

Легкий толчок, бот сошел с направляющих. Полыхнула, уменьшаясь, на экранах серебряная звездочка – бот растаял на поверхности сияющего голубого шара.

Слабенький желтый свет заливал середину недлинного коридора, в углах лежали густые тени. Воздух был пропитан устоявшимся запахом прачечной: пахло несвежим бельем, мокрым деревом и хлоркой.

Из полуоткрытой двери доносилось журчание воды и странные, ухающие, вроде бы не человеческие, звуки.

Под раскрытым окном, на табуретке, уставив подбородок в колени, сидела девочка в зеленом ситцевом платьице. Голова ее была хозяйственно повязана косынкой. Сквознячок шевелил выбившиеся из-под платочка мягкие волосы. Грустными глазами она следила за мальчиком из старшей группы в большом, наскоро приспособленном, клеенчатом фартуке.

Мальчик держал в руках шланг, из которого лениво текла толстая струя горячей воды.

В большой оцинкованной ванне, в клубах пара переваливалось, приплясывало на коротких ногах странное существо. Грязно-желтого цвета, толстое, с маленькой лысой головой и коротенькими руками. Однако оно не только не было отталкивающим, но хранило в себе своеобразную прелесть пластилиновой фигурки, вылепленной детскими руками.

Существо таращило сверкающие черные глазки, хлопало себя по объемистому животу и довольно ухало, нежась под горячей водой.

Девочка грустно говорила:

– Я просила, чтобы ты мне Барби сделал, а ты какого-то уродца слепил.

Мальчишка легкомысленно присвистнул:

– Подумаешь, Барби! Глупая кукла. Ее и оживить-то нельзя. Смотри, какой чудный гомункул получился. Он добрый и услужливый. Я тебе ошейник подарю, будешь с ним гулять, ни у кого такого нет.

Девочка в сомнении рассматривала гомункула.

Под ногой у Алексея что-то пронзительно пискнуло. Чертыхнувшись, он отскочил в сторону, изумленно посмотрел под ноги. На истертых плитках лежал толстый пласт чего-то, напоминающего слоновью кожу. В углу куска болезненно перекосилось маленькое личико, крошечные черные бусинки глаз гневно сверкали.

– Твою…– едва сдержался он, – это даже для меня слишком.

Мальчик рассеянно сказал:

– Извините, неудачная проба. Помогите, пожалуйста.

Алексей с натугой поднял эластичный тяжелый пласт. Он явственно пульсировал. По указанию юного алхимика кинул его в ванну – там глухо зашипело, поднялся едкий бурый дым.

Девочка крикнула:

– Ему же больно!

Мальчишка равнодушно пожал плечами:

– Ничего не поделаешь, издержки эксперимента.

На заплетающихся ногах мужчины выбрались во двор.

Палыч жадно затянулся сигаретой. Народу заметно прибавилось. Стояли, тихонько пока еще, переговаривались. В первом ряду, с улыбкой идиота, за происходящим наблюдал Витенька – в прошлом солдат, получивший в Чечне тяжелое ранение и контузию. С тех пор он превратился в полного дурачка. Его жалели – был услужлив и безобиден. Отец умер, убитый горем. Витенька находился на попечении матери, которой, похоже, тоже долго не протянуть.

Палыч, отшвырнув окурок, решительно сказал:

– Все, сворачиваемся к чертовой матери. Пусть здесь психологи и ученые разбираются – не наши дела.

Алексей, озаренный сумасшедшей мыслишкой, сказал:

– Погоди минутку, Палыч.

Рысью понесся к входу, нашел трех девчонок, которые лепили теперь странного белого зверя, и сказал:

– Девчонки, надо помочь очень хорошему человеку. Он тяжело болен после ранения, потерял разум. Кроме вас, его никто не спасет.

Одна из девочек задумчиво сказала:

– Это трудно, надо Толика из подвала позвать. Без него мы не справимся.

– Беги, солнышко, беги, зови его, – заторопился Алексей.

Дети вышли, щурясь от яркого света. Безошибочно определили своего пациента. Толик негромко сказал спасателям:

– Разверните, пожалуйста, носилки. Его нужно уложить.

Странно, взрослые дяди безропотно подчинились пацану и развернули носилки.

Витенька, безмятежно улыбаясь, улегся на них и почти сразу заснул. Ребятишки встали у изголовья, сомкнули развернутые ладони, образовав кольцо. Толик заговорил:

– Сосредоточились, зондируем. Глубже, подкорку.

Натаха быстро сказала:

– Есть пораженная зона. Не очень обширная. Нарушены моторные функции.

– Ерунда, моторные функции. Ищите главную причину.

Маленькая белобрысая девочка, с капельками пота на облупившемся носу, напряженно заговорила:

– Есть. Инородное тело в левой лобной доле. Очень маленькое, скорее всего металл. На черепной кости заросшее входное отверстие.

– Выводим, Катя!

– Нельзя, оно закапсулировалось. Повредим капсулу, гной растечется. Надо расширить отверстие.

Мальчик сказал спасателям:

– Принесите хирургическую укладку.

Те, засомневавшись, посмотрели на начальника. Палыч угрюмо кивнул.

Толик быстро открыл металлический чемоданчик, порылся. Извлек хромированный коловорот, надорвал стерильную полиэтиленовую упаковку.

– Скажите кому-нибудь, пусть принесут бритву.

Говорить не пришлось, из окна первого этажа кто-то уже выскочил с «Жиллетом» в руках. Один из спасателей быстро выбрил редкие мягкие волосы в указанном девочкой месте.

Толик скальпелем сделал надрез, словно всю жизнь этим занимался. Брызнула было кровь, Катя повела рукой над надрезом, кровь перестала течь. Оперирующий хирург поводил кончиком хромированной перки, нашел на желтоватой кости темное пятнышко и завертел ручку коловорота. Катя негромко сказала:

– Осторожно, не повреди покровы.

Полезли костяные розовые стружки, черненькая девочка смывала их сильной струей физраствора из баллончика.

Алексей в полном восторге следил за ребятишками. Мысли проскакивали короткие, отчетливые:

– Это они в шесть лет трепанацию делают. А в двадцать?

Мальчик меж тем небрежно отбросил инструмент.

– Готово. Катя, выводим. Собрались, и-и, взяли!

На поверхности кости появился отвратительный желто-зеленый гнойник, ветерок донес жуткую вонь. Толпа охнула.

Толик небрежно поддел капсулу пинцетом, вырвал.

– Катя, быстро заращивай покровы, нарасти кость, да как следует. Натаха, делаем основное. Блокируй пораженную зону, я займусь переключением нейронов.

Катя вздохнула:

– Зона слишком велика, ему никогда не быть здоровым человеком.

Толик, выполняя короткие резкие пассы, рассеянно проговорил:

– Ничего, ничего, он у нас еще в футбол играть будет, женится, детишек настрогает…

Алексея в очередной раз поразило жутковатое сочетание детского облика с совсем недетской речью и выражением лиц.

Белобрысая Катя заливалась потом, пальцы ее над ранкой заметно дрожали. Толик по-прежнему рассеянно сказал:

– Терпи, Катюша, терпи. Это тебе не с голограммками баловаться.

Потрясенный Алексей увидел, как затягиваются мозговые покровы, нарастает костная ткань, покрываясь по краям кожей.

– Готово, – Катя мокрая как мышонок сделала шаг в сторону и без сил опустилась на выгоревшую траву.

– Молодец, Катюшка! – одобрил оперирующий хирург и бросил через плечо:

– Принесите нам побольше хорошего шоколада и минералки.

Тут же кто-то из толпы, сорвавшись, понесся к ближайшему магазину.

– Сейчас мы ему нейрончики перемкнем, пусть другие участки берут на себя функции поврежденной зоны. Натаха, стимулируй центры обмена веществ, ему понадобится много энергии.

И спасателям:

– Введите ему глюкозу.

Толпа дружно охнула. И было отчего: лицо Витеньки на глазах теряло желтизну и болезненную одутловатость, приобретало черты совершенно нормального молодого мужчины. Он на глазах худел, сквозь таявшие жировые отложения стали прорисовываться мышцы.

Какая-то истеричная старуха в толпе завизжала:

– Диаволы, живому человеку дырки в голове бьют!

Её постоянная товарка по скамейке так саданула кликушу локтем, что та задохнулась и замолчала.

– Ты сама диаволица Лилит, а это ангелочки божии, вишь, врачи ничего сделать не смогли, а они солдатика вылечили.

– Все, закончили, – Толик жадно пил минералку, – теперь он будет спать суток двое. Потом кормите его как следует и пусть побольше гуляет.

Толпа почтительно молчала. Сорвал обертку с шоколадной плитки, сказал:

– Пошли, девчонки.

Алексей взял на руки лежавшую без сил Катю и мгновенно ощутил нечто вроде мощнейшего разряда. На секунду потемнело в глазах, он качнулся, затем выправился и зашагал к садику.

Кто-то промыл отгораживающие мир грязные стекла: он засиял тысячами раньше незаметных оттенков и запах огромным количеством запахов. Что-то случилось со зрением, теперь было видно все сразу: близкое можно было увидеть будто бы издали, а на далеких деревьях Алексей легко различал даже прожилки на листьях. Во всем теле кипела невероятная огромная радость. Кажется, он даже лишился веса. Наплывало пронзительное и ясное понимание окружающего мира – словно кто-то стирал мутную бумажку с яркой переводнушки. В полном восторге он попробовал подлететь, и у него получилось. Катя вяло сказала:

– Не балуй, не пугай людей. Им и так сегодня досталось – за год не переварят.

Помолчала, потом добавила:

– Сейчас ты меня в спальне уложишь и посидишь немного со мной. А то как бы у тебя инфаркта не случилось. Во время приобщения надо медитировать, чтобы отключить сознание.

Уже совсем засыпая, бормотала:

– Это здорово с солдатом получилось. Мы бы сами не додумались. Возьми у Толика шоколаду, а то они все сами слопают…

Прижав спящего ребенка, Алексей вошел в темный проем двери.

Чудотворец

Осеннее солнце жарило невыносимо. У шестиклассника Витьки Савина плавилась левая сторона головы, в висок бухало, в глазах все плыло. Плечо под форменной курткой горело как от горчичника. На чистенькой тетрадной странице в самом начале стояло a+b. Витька с горечью размышлял:

– И какой козел эти a и b выдумал?

С арифметикой у него все было в порядке. Он, как орешки, щелкал любые, самые сложные задачи, но на алгебре застрял. Уж как ему ни пытались объяснить смысл а и b – ничего не понимал.

Витька с сонной ненавистью уставился в переносицу очкастого Николая Ивановича. Вот уж кого терпеть не мог.”Рохля” – это было приклеено им. Старое непонятное слово, слышанное от бабки, намертво въелось в математика. Витька не любил его за неловкость, легкую сутулость, за рыжеватые дурацкие кудри, за немодный пиджак, а пуще всего – за совершенно фантастические какие-то штаны. С пузырями на коленях, отвисшие на заду, да еще и короткие.

Витька доверял своей бабке. Она, первый раз увидев Николая Ивановича, пренебрежительно процедила:

– Учителишка подстреленный!

Не любил Витька Николая Ивановича, хотя тот был добр по отношению к независимому и хулиганистому пацану до неприличия. Старался объяснить ему смысл этих проклятых а и b, был терпелив и доброжелателен. За это Витька ненавидел его еще больше. Впрочем, он так же не любил “англичанина” Аркадия Васильевича, стройного, мускулистого, слегка высокомерного, в шикарном велюровом пиджаке и брюках “Боби дримс” – Витька был сложным человеком.

Он отвел глаза от надоевшей очкастой физиономии и взглянул на парту. На изрезанной и многократно закрашенной грязно-зеленой поверхности ее в солнечном луче ослепительно заблистал никелированный одиннадцатимиллиметровый “Камелот Дельвиг”. Витька остолбенело смотрел на плоскую выборку ствола, на коричневую рубчатую рукоятку, на матово сияющие желтенькие донышки гильз в барабане. Осторожно поднял тяжеленный револьвер, с усилием взвел звонко щелкнувший курок и, подставив левую руку под ствол, тщательно совместил мушку с прорезью. Прямо под переносицу очкастого. Медленно и плавно потянул спуск…

Что-то помешало. Револьвер исчез, а раздраженный Витька уставился на Николая Ивановича, пытаясь понять, что же не дало ему влепить одиннадцать миллиметров в стальной оболочке прямо в лоб нелюбимому математику.

Поганенькая, дешевая, незапамятных еще времен, ручка потихоньку всплыла перед носом Николая Ивановича, повисела спокойно, потом начала раскачиваться. Учитель рассеянно, сквозь очки, смотрел на нее.

Ручка ускоряла движения, потом с пулевой скоростью врезалась в

окно. Раздался короткий треск, и класс остолбенело уставился на двойную дыру в стеклах. Первая дырка была обляпана по краям синим пластиком.

Отверстия в стекле дымились, воняло горелой пластмассой. Витька, как зачарованный, не отрывая взгляда от пробоин, подошел к окну. Осторожно прикоснулся к краю аккуратной круглой дырочки и резко отдернул руку – края были оплавлены и горячи. Повернулся к учителю, уставил в него палец и с глубоким убеждением сказал:

– Полтергейст!

Глубокая тишина повисла в классе. Все сидели, раскрыв рты – смотрели на не менее растерянного Николая Ивановича. Трясущимися руками он совершал множество всяких ненужных движений. Один Витька был как рыба в воде – наворачивалась великая тайна. Поднял кулак:

– Всем молчать, никому ни слова. На перемене любым способом привести Игоря Огнева из 11”б” и показать ему это. Все!

Повернулся к учителю, почтительно и совсем по-книжному сказал:

– Вы, Николай Иванович, наиболее заинтересованы во всеобщем молчании.

И, не выдержав умственного напряжения, простецки добавил:

–А то ведь вас того… За ненормального примут.

***

Оглушительно зазвенел судовой колокол громкого боя, которым все мальчишки втайне гордились. Николай Иванович, ссутулившись от неловкости, быстро вышел, а класс, после секундного молчания, взорвался.

Одиннадцатиклассника Игореху Огнева старшие кликали лордом, а малыши называли индейцем Джо. Был он победителем решительно всех олимпиад, в десятом закончил подготовительное отделение и сейчас вполне мог бы учиться на первом курсе, но у него была сложная любовь с ослепительной Нинкой Зайцевой из параллельного – женщины многих сгубили.

Он долго смотрел на оплавленные отверстия, тихонечко насвистывая сквозь зубы. Сморщил от напряжения свой орлиный нос, стараясь выражаться понятнее:

– Если бы я этого не видел, я бы сказал, что это невозможно. Видите ли, мальки, в чем дело: ручка имеет ничтожную массу, и чтобы пробить такую плотную среду как стекло, ее нужно разогнать до немыслимых скоростей. Она бы просто испарилась от трения о воздух, не долетев до окна.

Похоже, стекло пробито мощным силовым шнуром, а уж ручка попала в него как пустая бочка в водопад.

Он поколупал стекло ухоженным ногтем и осторожно спросил:

– А кто же автор этого феномена?

Но, увидев застывшие в напряжении лица шестиклассников, засмеялся:

– Понимаю, тайна. Под пытками не выдадите.

Повернулся и пошел к выходу – сухой, широкоплечий, нелюбопытный.

***

Витька тщательно отскреб от стекла пластик и аккуратно заклеил отверстия скотчем – они стали почти не видны. Шестиклассники молчали насмерть, но информация все же просочилась – за Николаем Ивановичем стал ходить десяток первоклашек, разинув глупые рты. Они таскались за ним всюду, на переменках стояли возле учительской. Их спрашивали, что им нужно, они, конечно, ничего объяснить не могли – стояли и все.

Витька неожиданно подружился с Николаем Ивановичем. Ушло неизвестно куда раздражение, не замечались больше потертый пиджак и немодные штаны – учитель был не таким как другие. Сразу почему-то Витька разобрался в алгебре и проявлял недюжинные способности. А таинственная сила “очкастого” выползала каждый день как квашня из кадки. Лакированная указка могла проплыть между рядами и слегка тюкнуть в макушку зарвавшегося игрока в морской бой, влажная губка сама собой смахивала меловую путаницу очередного плавающего у доски. Хотя шестиклассники стали вдруг на удивление легко усваивать математику.