Шоумен. Король и Спящий убийца

– Ещё машину! – продолжала рисовать картину их будущей беспечной жизни женщина.

– «Жигули»! – поддакнул наш герой.

К нему постепенно возвращался дар речи.

– Ну, почему «Жигули»? – спросила снисходительно жена. – Иномарку!

Только теперь наш герой, кажется, хотя бы приблизительно осознал, какую уйму денег они сегодня выиграли.

– Официант! – срывающимся голосом закричал он. – Водки! Шампанского! Икры!

Он запнулся, не зная, чего ещё заказать, и в образовавшейся вдруг паузе ведущий на телеэкране сказал:

– У нас сегодня необычный розыгрыш тиража. Розыгрыш сегодня благотворительный.

Наш герой обернулся к экрану. У него всё ещё было счастливо-растерянное выражение лица, и он пока не представлял размеров надвигающейся на него катастрофы. А на экране уже показывали президента ассоциации детских домов и интернатов.

– Неспроста сегодня среди членов комиссии находится этот человек, – вещал голос ведущего за кадром. – Всегда ли мы помним о тех, кому приходится труднее, чем нам? Дирекцией лотереи принято решение…

На лицо нашего героя легла тень тревоги.

– …не выплачивать выигрышей победителям сегодняшнего розыгрыша…

Как стремительно изменилось выражение лица этого бедолаги!

– …а передать все деньги из выигрышного фонда ассоциации детских домов и интернатов.

Это была катастрофа!

– Мы думаем, что вы, телезрители, полностью с нами согласны, – продолжал ведущий. – А всех, кто угадал выигрышные номера этого тиража, ждут утешительные призы – вот эти чудесные кастрюли производства Красногорской фабрики металлических изделий.

Камера спанорамировала по длинному ряду раскрашенных аляповатыми цветами кастрюль. Наш герой пытался что-то сказать – и не мог. Он смотрел на происходящее на экране выпученными глазами. Впервые в жизни я воочию наблюдал состояние человека, в одночасье потерявшего всё.

Тем временем «официант» Дима принёс на подносе заказанное. Там были водка, шампанское и икра. Икры наложили целую тарелку.

– Пожалссста! – провозгласил разбитной Дима. – Ещё могу предложить отличную царскую ушицу со стерлядью, устрицы у нас свежайшие …

Но глава семейства его не слышал. Он остановившимся взглядом смотрел на икру, которой в тарелке было едва ли не килограмм. Кажется, до него дошло, что он не в состоянии оплатить собственный заказ.

– Унесите!

Точно, дошло.

– Что? – сделал вид, что не понял, Дима.

– Унесите это всё.

– Как это – унесите? – проявил упрямство Дима. – Заказано! Водка раскупорена. Шампанское раскупорено. И икру я не собираюсь забирать.

Беда никогда не приходит одна. Если уж началось – только держись.

– Они не имеют права, – пробормотал глава семейства.

– Кто? – осведомился Дима, обретая агрессивный вид.

– Вон те.

Наш герой кивнул в сторону телевизора.

– Не имеют, – поддакнула жена. – Давай напишем письмо.

– Давай, – тут же согласился глава семейства. – А кому?

Он выглядел подавленным, но ещё готов был сражаться.

– Прямо на телевидение. Напишем, что мы не согласны. Кастрюля ихняя нам не нужна, пусть отдадут выигрыш. Прям наличными! Пачками чтоб прям!

– Правильно! – начал оживать наш герой. – Не имеют права! Совсем обнаглели! Не на таких напали!

Дима принёс бумагу и ручку. Супруги принялись за составление письма. Дима помогал им самым активным образом. Сидевшая рядом со мной Светлана беззвучно смеялась. Съёмка, безусловно, удалась. Я поднялся и направился в соседний кабинет.

– А икру мы оплачивать будем? – строго спросил я, входя.

Глава семейства вздрогнул и поспешно поднял голову. Посмотрел на меня, потом – уже вопросительно – на жену, и тут она не выдержала, рассмеялась.

Мужчина потрясённо покачал головой. Уже понял, что за икру ему платить не придётся, но ещё не знал, радоваться ему или плакать. Но я всё-таки решил подсластить пилюлю и выложил на стол деньги, выплата которых предусматривалась подписанным его женой контрактом. Наш герой засмеялся – уже совершенно счастливо – и придвинул тарелку с икрой к дочерям.

– Всё нормально! – объявил он. – Едим!

Жизнь снова заиграла для него всеми красками.

11

Светлана встретила меня в коридоре телецентра. По её виду можно было догадаться, что произошло что-то из ряда вон выходящее.

– Женька, мы, кажется, доигрались! – выдохнула она. – Ты знаешь, кто сидит в твоём кабинете?

– Кто? – бесстрастно осведомился я.

– Начальник президентской охраны!

Я остановился и недоверчиво посмотрел на неё. Она кивнула со скорбным выражением лица, показывая, что не шутит.

– Это как-то связано с сюжетом, который мы готовим. Я уверена. Тот, что про президента и про пьянку с дядей Ваней. Кто-то донёс, наверное.

– Кто? – с сомнением сказал я. – Никто, кроме наших, не знал.

– Может, Алекперов?

– Он вообще не в курсе.

У двери кабинета молчаливой горой высился двухметрового роста парень с квадратными плечами. Какой-то проводок убегал из-за его уха под воротник пиджака. Он смерил нас недружелюбным взглядом и даже не посторонился, чтобы мы могли пройти. Светлана выразительно посмотрела на меня – говорила, мол, тебе.

– Мы можем пройти? – осведомился я у громилы охранника. – Как-никак это наш рабочий кабинет.

Только тогда он посторонился. Его взгляд не сулил ничего хорошего.

Я распахнул дверь кабинета и остановился на пороге. За моим столом сидел человек, которого очень многие знали в лицо. Всюду, где бы ни появлялся наш президент, этот человек следовал за ним безмолвной тенью. Говорили, что он всемогущ. Говорили, что в поле его зрения лучше не попадать. Сейчас он сидел за моим столом и разглядывал нас, замерших на пороге, строгим взглядом человека, знающего цену всем и вся. Ещё в кабинете был здоровенный детина – едва ли не братец того квадратного, которого мы встретили в коридоре. Даже проводок за ухом у него был точно такой же.

– Проходите, – сказал человек за столом. – Что же вы встали?

Я услышал, как судорожно вздохнула за моей спиной Светлана. Мы вошли и остановились у стола.

– Я рад нашей встрече, – сказал начальник президентской охраны. – Всегда приятно увидеть людей, которых прежде знал только по участию в телепрограммах.

В его голосе не было мягкости.

– Заехал к вам поинтересоваться, что новенького мы увидим в ближайшее время.

Краем глаза я видел, как сжалась, уменьшаясь в росте, Светлана. Всё было так, как она и предполагала: кто-то настучал. А наш собеседник и не пытался нас разубедить.

– Мне доложили, что задумки у вас самые смелые.

В его голосе звякнул металл.

– Над президентом решили пошутить? – негромко, но страшно осведомился он, и стоявшая рядом со мной Светлана вздрогнула.

– Не бойся, – шепнул я ей.

Она обернулась, и я увидел ужас в её глазах. Это меня подстегнуло.

– Ну, хватит! – дерзко сказал я сидящему за столом человеку. – Что за тон!

Он опешил, наверное, потому что ничего не ответил, а у Светланы лицо стало совсем белое. Она не знала, что теперь с нами будет, но, наверное, ожидала чего-то ужасного.

– Жжжженння, – потрясённо и умоляюще прошептала она.

Но меня уже нельзя было остановить. Я перегнулся через стол и, дотянувшись до лица начальника президентской охраны, ухватил его за нос пальцами правой руки. Обернулся к Светлане – вот, мол, как я с ним – а она уже разве что сознание не теряла.

– Пусти, больно! – сказал изменившимся голосом человек за столом.

Он оттолкнул мою руку и принялся сдирать с лица чудо-мастику. Светлана наблюдала за происходящим остановившимся взглядом.

– Дима! – наконец пробормотала она.

– Похоже? – гордо спросил я.

Дима уже освободился от своей маски.

– Мальчишки! Вы меня чуть не угробили! – простонала Светлана.

– Но как похоже! – гнул я своё. – Ты видела? Не отличить!

Я не успел увернуться и получил от Светланы оплеуху. Было не больно и не обидно. Я засмеялся. И Дима засмеялся. И парень с проводом за ухом засмеялся тоже. Светлана покачала головой.

– Мне уже давно не было так страшно, – призналась она. – Я думала, что умру.

– Нет, ты вела себя очень мужественно, – льстиво сказал я.

– Но как похоже!

– Ещё бы! – подтвердил я. – Лучший специалист возился с Димой два часа.

– Ты думаешь ввести его в сюжет о президенте?

– А какой же президент без начальника охраны? Конечно!

– Кто же будет президентом?

– Вот он, к примеру.

Я ткнул пальцем в парня, до сих пор изображавшего охранника.

– А Дмитрий, к сожалению, ни ростом, ни комплекцией не вышел.

– Но в общем-то я парень ничего, – оскорбился Дмитрий.

– Это конечно. Спорить не буду.

Светлана провела ладонью по лицу, словно отгоняя наваждение.

– Женя, ты создаёшь какой-то особый, иллюзорный мир, – сказала она. – Ты конструируешь жизнь, в которой уже не понять, где правда, а где инсценировка. Я уже путаюсь, честное слово.

– А границы нет, – убеждённо сказал я. – Всегда ли люди искренни в своих словах и поступках? Жизнь – это чудовищная мешанина из правды и неправды. И ещё не известно, плохо ли это.

В кабинет вошел Дёмин. Он как раз занимался подготовкой к съёмкам сюжета с президентом, обеспечивал всю техническую сторону проекта.

– Денег не хватает, начальник, – прямо с порога объявил он.

– Много не хватает?

– Ещё бы тысячи три. А лучше – пять.

– Ты сошёл с ума, – сказал я.

– Не я сошёл с ума, а цены взбесились.

Я посмотрел на Светлану.

– Деньги ещё есть, – сказала она. – Можно дать.

– А что там Алекперов? – вспомнил Дёмин. – Он собирается платить за подготовленный нами материал?

– Собирается, но только после заключения договора. Он готовит проект и должен представить его нам.

– Может, ты говоришь вот об этом? – подал голос Дима. – Сегодня алекперовская секретарша передала с курьером.

Он кивнул на стопку листов с отпечатанным текстом. Это действительно был проект договора. В двух экземплярах. Один взял читать я, другой – Дёмин.

Дёмин читал текст очень быстро, нервными, порывистыми движениями отбрасывая листки один за другим.

– Чёрт знает что! – наконец в сердцах сказал он. – Это договор двух равных сторон или ультиматум? Я что-то не пойму.

– Что именно тебе не нравится?

– Ты вчитайся! – хмуро посоветовал он. – Раздел третий, пункт шесть. А весь четвёртый раздел! Это же издевательство! Кто является учредителем и фактическим хозяином программы? Мы или Алекперов?

Он взял карандаш и принялся вносить правку в текст. Мы со Светланой молча наблюдали за происходящим.

– Завтра у нас первый эфир, – шепнула мне Светлана.

– Сюжет про ненормального англичанина?

– Он самый. Теперь нам предстоит снимать и снимать, чтобы поддерживать ритм.

– Справимся, – успокоил я её. – Письма-то идут?

– Идут, и много. Я разговаривала с девочками из отдела писем. После сюжета о презентации в пансионате пошёл поток. А что будет, когда мы станем выходить регулярно?

– Справимся, – повторил я.

Дёмин закончил правку текста. От первоначального варианта договора не осталось ничего.

– Вот! – мстительно сказал Дёмин.

Сказал так, как будто видел сейчас перед собой лицо Алекперова.

Я пробежал глазами текст.

– Хорошо, я поговорю с Алекперовым.

– И не отступай! – напутствовал меня Дёмин. – Стой на своём!

– Уж это непременно, – пообещал я. – Я его призову к порядку.

– Здесь всё всерьёз, Женя! – недовольным голосом сказал Дёмин. – И повода для шуток я не вижу!

– Ну, хорошо, об этом после. Вернёмся к нашим баранам. Что там с подготовкой съёмочной площадки?

– Ещё дня три потребуется, – буркнул Илья.

– Как раз успеем подыскать человека на роль президента.

Проект договора я в тот же день передал в приёмную Алекперова, а через пару дней столкнулся с ним у лифта. Он вышел из лифта в сопровождении охраны, сурово-озабоченный, как всё последнее время, но остановился, увидев меня. И охранники тоже остановились, стреляя по сторонам настороженными взглядами.

– Добрый день, – сказал Алекперов. – Поздравляю с успешным дебютом.

Первый выпуск нашей программы уже вышел в эфир.

– Спасибо, – ответил я.

– Я просмотрел правку в проекте договора, – сказал Алекперов, и озабоченность в его взгляде сменилась печалью. – Это не ваша рука, Евгений Иванович.

– Ну, почему же, – вяло запротестовал я.

– Не ваш характер там просматривается. Слишком уж агрессивный получается договор. Недобрый.

Я понимал, о чём идет речь. У каждого договора, как у живого существа, есть характер. Бывает договор добрый, полюбовный, мягкий – договор равноправных, уважающих друг друга партнёров. А бывают договоры, в которых нет ничего, кроме недоверия и скрытой агрессивности. В них больше пишется не о том, что предполагается сделать, а о том, какие кары обрушатся на голову нарушившего условия.

Алекперов оглянулся на охранников. Я понял, что он не хочет продолжать разговор при них.

– Вы торопитесь?

– Если честно – да, – кивнул я. – У меня съёмка.

– Хорошо, встретимся позже.

Он что-то хотел сказать мне, я видел. Но не сказал, развернулся и направился вдоль по коридору. Сейчас я его уже не видел – его закрывали широкие спины охранников.

12

Иван Иванович Буряков прожил без двух лет полвека и за свою жизнь кем только не был. Он служил в армии и матросил на Дальнем Востоке. Строил Московское метро. Работал спасателем на водах в славном городе Сочи. Собирал кедровые шишки в сибирской тайге. Год отсидел в тюрьме, причем, судя по всему, не за свои, а за чужие грехи. Ещё он охранял дачу известного в прошлом артиста театра Перевезенцева, по протекции которого чуть позже устроился на должность кладовщика в какой-то мелкой театральной конторе, но был с позором изгнан оттуда через пару месяцев, когда открылась его былая судимость, о которой он при приёме на работу деликатно умолчал. Но пёстрая картина разнообразных событий в жизни Ивана Ивановича померкла перед тем, что сталось с ним после начала перестройки, когда кастрюлю с варевом жизни кто-то невидимый, но огромный с силой встряхнул, и всё в той кастрюле перемешалось. В этом хаосе Иван Иванович за десять лет последующей жизни поменял то ли тридцать, то ли сорок мест работы – он и сам путался, а установить истину не представлялось возможным, поскольку трудовую книжку, этот паспорт каждого честного трудящегося, он потерял ещё году в восемьдесят девятом, а восстановить её так и не удосужился, перебиваясь с тех пор случайными заработками. Жизнь швыряла его из стороны в сторону, пока не бросила в нашу программу, о чём он сам, собственно, пока даже не догадывался.

Письмо на телевидение написала его родная сестра. Она когда-то, год назад, увидела выпуск программы, тот самый, в котором мы отправили нашего героя в прошлое, где он, как верил в это сам, был императором Павлом Первым. Сам факт возможности смены участи настолько потряс женщину, что она предложила проделать что-нибудь подобное с её братцем.

Мы отобрали это письмо в числе десятка других, по которым можно было бы поработать, но когда мне в руки попала фотография Бурякова – всё решилось в мгновение. Теперь он был просто обречён стать героем нашей программы. Бывают лица, плохо подходящие для телеэкрана. Буряков подходил идеально. Теперь ему предстояло: во-первых, узнать страшную государственную тайну, во-вторых, войти в круг избранных.

Для завязки сюжета он был приглашён в театр, в котором когда-то играл Перевезенцев. Здешняя обстановка ему была знакома, к тому же место разворачивающихся событий идеально подходило для осуществления разработанного сценария.

В театре Ивана Ивановича Бурякова принял «директор», один из наших актёров. Разговор происходил в настоящем директорском кабинете. Никогда не бывавший в этом кабинете Буряков смущался и чувствовал себя не очень уютно, но «директор» был сама любезность.

– Я пригласил вас, Иван Иванович, поскольку мне порекомендовали сделать это люди, хорошо знавшие Перевезенцева и вас лично, – сказал «директор», ласково заглядывая в глаза гостю. – Вы где сейчас работаете?

– Я по строительной части, – после некоторого раздумья ответил Буряков.

Он уже два месяца нигде не работал, но не признался бы в этом собеседнику, даже будучи в подпитии.

– Заработки хорошие?

– Не жалуюсь.

Буряков действительно отучился жаловаться на что бы то ни было, как бы скверно ни складывались обстоятельства его неспокойной жизни.

– У нас появилась вакансия, – сказал «директор». – Деньги, конечно, не очень большие, мы всё-таки театр, но вам ещё будут доплачивать за секретность.

Иван Иванович изумлённо воззрился на своего собеседника. Удивлялся он очень недолго, поскольку дверь кабинета неожиданно распахнулась и вошёл … начальник президентской охраны! Я стоял в смежной с кабинетом комнате и через прозрачное с моей стороны стекло видел, как что-то изменилось в лице Бурякова – он будто бы узнал вошедшего, но не мог поверить в реальность происходящего. Чтобы его сомнения не длились слишком долго, директор бросился навстречу начальнику охраны и с подобострастным видом пожал гостю руку. Гость, впрочем, вёл себя как хозяин. Прошёл через кабинет, сел в директорское кресло и воззрился на обмершего вмиг Бурякова.

– Кто такой? – спросил отрывисто.

Буряков, кажется, уже понял, что происходящее – не сон, и потому потерял дар речи. За него ответил «директор»:

– Это Буряков Иван Иванович. Я вам о нём говорил.

Известие о том, что о нём было доложено самому начальнику президентской охраны, повергло Бурякова в шок.

– Подписку о неразглашении с него взяли?

– Как раз сейчас этим занимались, – сказал «директор».

Среди множества бумаг на своем столе он нашёл нужную и придвинул к Ивану Ивановичу.

– Вслух читайте! – потребовал начальник охраны.

Буряков прочитал куцый текст срывающимся от волнения голосом. Когда он дошёл до места, где было написано, что за разглашение доверенной ему тайны полагается смертная казнь, голос у него почти пропал. Мне даже показалось, что ему нестерпимо захотелось встать и уйти, но начальник охраны не позволил ему проявить малодушие, резким жестом придвинул к нему ручку:

– Подписывайте!

Это был важный момент. Мы разработали два варианта дальнейшего развития событий. Первый: герой не подписывает бумагу, и на него начинают оказывать давление, время от времени высказывая недвусмысленные угрозы. Вариант второй: он подписывает бумагу, и тогда на сцене появляется сам президент. Второй вариант представлялся мне более предпочтительным, и поэтому я обмер, когда Буряков на мгновение замешкался. Начальник охраны тоже, видимо, почувствовал важность момента, потому что поднялся из-за стола, будто случайно распахнув при этом полу пиджака, и всем присутствующим открылась кобура с пистолетом у него под мышкой. Буряков схватил ручку и торопливо поставил подпись. Я торжествующе вскинул руки и жестом показал стоявшему рядом со мной артисту, что ему пора выходить на сцену.

Он и вышел, то есть появился в кабинете. Его сопровождали двое здоровяков, которые для пущего эффекта держали в руках ненашенские короткоствольные автоматы.

– Что? Готово? – знакомым всей стране голосом сказал вошедший.

Но вся штука была в том, что внешне он ничем не походил на президента! Разве что ростом и комплекцией. Озадаченный Буряков потрясённо наблюдал за происходящим, но ничего пока не понимал. А директор и начальник охраны уже суетились, придвигая вошедшему кресло, кого-то вызывая по телефону и справляясь, что приготовить гостю – чай или кофе. Тот опустился в кресло, и тут его взгляд упал на притихшего за столом Ивана Ивановича.

– Кто такой?

– Мы взяли нового человека, – доложил начальник охраны. – Для разных поручений. Вместо того…

Он многозначительно взглянул на сидевшего в кресле человека.

– Подписку взяли с него?

– Так точно!

– Смотри! – засмеялся человек в кресле и погрозил Бурякову пальцем. – Обо всём, что здесь увидишь, молчок! Твой предшественник вот говорливым оказался, и где он теперь?

Из своего укрытия я видел, что бледный как полотно Буряков со страхом покосился на подписанную им бумагу о неразглашении. Там было ясно сказано: в случае чего – смертная казнь. Теперь он выглядел совсем потерянным.

– Можно приступать? – осведомился начальник охраны.

Человек в кресле кивнул.

– А где ядерный чемоданчик? – вдруг вскинулся он. – Почему не рядом со мной?

Все забегали, засуетились, и через несколько секунд в кабинете появился моложавый мужчина в штатском, но с армейской выправкой. Он держал небольшой чёрный чемоданчик, который был прикован к его левой руке серебристой цепочкой. Моложавый щёлкнул каблуками, приветствуя присутствующих, прошёл через кабинет и сел рядом с Буряковым.

– Все выйдите! – сказал человек в кресле. – Оставьте нас на пять минут.

Все, за исключением человека с чемоданчиком, потянулись к выходу. И Буряков тоже поднялся со своего места.

– Ты останься! – сказал ему человек в кресле.

Теперь они были в кабинете втроём. Буряков вжался в стул и, казалось, даже не дышал.

– Ну, давай твой чемоданчик! Будем ядерную кнопку нажимать, – сказал человек в кресле и засмеялся.

Моложавый положил чемоданчик себе на колени. Буряков во все глаза наблюдал за происходящим. Щёлкнули замки, крышка чемоданчика распахнулась. Я увидел, как поползли вверх брови изумлённого Ивана Ивановича. В чемоданчике не оказалось ни пульта с многоцветьем лампочек, ни ядерной кнопки. Там, уложенные в ряд, лежали бутылки со спиртным. В специальном отсеке, отделанном алым бархатом, покоились хрустальные рюмочки. Моложавый споро достал две рюмки, но ему тут же было указано, что здесь присутствует третий и разливать надо на троих, что и было тотчас исполнено. Буряков послушно выпил предложенную ему порцию и прикрыл глаза, оценивая вкус дорогого напитка. Не закусывали.

– Ну, теперь зови, – сказал моложавому человек в кресле, и через минуту в кабинете появились две женщины.

Они развернули сидящего в кресле человека так, что теперь он находился спиной и к Бурякову, и к видеокамере, размещённой в соседней комнате, за зеркальным стеклом. Было видно лишь, как женщины споро и слаженно колдуют над лицом своего вельможного клиента. Это продолжалось довольно долго, и за всё это время Буряков даже не шелохнулся, словно был неживой. Очень скоро ему предстояло испытать немалое потрясение.

Женщины закончили свою работу. Кресло развернулось. И Буряков вцепился в стул, чтобы не упасть. Перед ним был президент. Самый что ни на есть настоящий. Тот, которого он тысячи раз видел по телевизору. Буряков дрогнул и привстал. Ноги плохо его слушались.

– Да ты сядь! – добродушно засмеялся президент. – Чего вскочил?

И обернулся к женщинам:

– Его не предупредили, что ли?

Те одновременно пожали плечами.

– Ладно, идите, – отпустил их президент. – Скажите там начальнику охраны, что я не готов. Пусть не появляется. Надоел.

Когда женщины вышли, он повернулся к моложавому:

– Ну, давай ещё кнопки нажимать.

И уже Бурякову:

– Ты подсаживайся. Не стесняйся. Звать-то как?

– И-Иван, – срывающимся голосом сказал Буряков.

– Хорошее имя, – одобрил президент. – А ты испугался, да?

И засмеялся.

Буряков с готовностью кивнул.

– Не бойся, я не страшный. Ну, давай выпьем.

Выпили. И опять не закусывали. Я подумал, что здесь, возможно, мы допустили промашку – с закуской-то. Могут набраться так, что съёмку сорвут. Но уже поздно было что-либо менять.

– Ты не должен бояться, – сказал президент. – И удивляться ничему тоже не должен. Так надо!

Он посмотрел на собеседника суровым и требовательным взглядом.

– Это государственная тайна! Президент-то наш умер …

Я видел, как вздрогнул при этих словах Буряков.

– Скоропостижно скончался. Ещё в прошлом году. Цирроз печени.

Президент вздохнул.

– А страна без руководства жить не может. Поэтому было принято такое решение. Президент должен быть живым! Всегда! Что бы там с ним ни случилось!

В кабинет заглянул начальник президентской охраны, доложил:

– Пакет из Госдумы!

– Ну, я же просил! – рявкнул президент, раздражаясь.

Начальник охраны исчез.

– Ох, как он мне надоел! – пробормотал президент и потянул вниз узел галстука, как будто ему стало трудно дышать.

Вздохнул.

– Ну ладно.

Буряков сидел напротив безмолвной мумией.

– Ты-то кто? – вернулся к действительности президент. – Кем работал прежде?

– Много кем, – неуверенно вымолвил Иван Иванович.

– Летун? – строго глянул президент.

– Нет, что вы! – обмер Буряков.

– То-то. Смотри. Не балуй.

Моложавый тем временем в очередной раз разлил водку по рюмкам.

– За тебя, Иван! – провозгласил президент. – За настоящего русского мужика, на каких вся страна и держится!

Выпили, не закусывая. Президент закручинился.

– Чего ж я его прогнал-то? – вполголоса спросил он будто у самого себя. – Он же не о себе печётся, а о державе. Позови-ка, – кивнул Бурякову.

– Кого?

– Начальника охраны, кого же ещё.

Буряков выглянул в коридор. Там, кроме начальника охраны, топтались охранники в форме и в штатском, у всех были автоматы. Всё выглядело очень грозно.

– Вас! – робко сказал Буряков начальнику охраны, и тот вошёл в кабинет, сжимая в руке алую папку.

– Что там у тебя? – осведомился президент.

– Пакет из Госдумы.

– К чёрту! Потом посмотрю. Что ещё?

– Очередные указы, которые надо подписать.

– Это давай, – со вздохом сказал президент. – От этого никуда не денешься.

Указов было много. Целая пачка. Президент стал читать первый и вдруг сказал с досадой:

– Ну что за чепуха? Что тут понаписано? Ничего не понимаю. Давай так.

Он обернулся к замершему за его спиной начальнику охраны.

– Половину я подпишу, а половину завернём, пусть дорабатывают. Чтоб видели, что президент не дремлет.

Не дожидаясь ответа, он принялся раскладывать указы на две стопки: вправо один указ, влево другой. Одну из образовавшихся стопок он вернул начальнику охраны, а указы из второй начал подписывать один за другим, не читая. Но стопка была слишком уж большая, и он, разделив её пополам, половину придвинул к Бурякову:

– Подписывай, чтоб было быстрее!

Надо было видеть Бурякова в эту минуту! Он впервые присутствовал на политической кухне, и здешние порядки совершенно его потрясли. Поскольку он не предпринял ни малейшей попытки выполнить требуемое, президенту пришлось повторить:

– Ты подписывай! Не видишь, люди ждут!

– А… чьей подписью?

– Да своей! – махнул рукой президент. – Какая разница? Как захотим, так и сделаем.

И озорно засмеялся.

Иван Иванович стал один за другим подмахивать президентские указы. Сначала медленно, потом всё быстрее и быстрее, и в конце концов справился даже скорее президента.

– Готово? – спросил президент. – Вот и молодец. Поздравляю с первым трудовым днём. Давай, наливай, – обратился к моложавому. – Отметим первый рабочий день человека.

Доверительно склонился к Бурякову:

– Тебя ведь зачем на работу взяли? Знаешь?

– Никак нет!

– Ты будешь как бы представителем народа. Уловил? Меня сюда каждое утро будут привозить. Чтобы гримировать. А ты будешь докладывать, как там жизнь. Понимаешь? Чтоб я, так сказать, руку на пульсе держал, чтоб всё знал. Где какой непорядок или совсем наоборот, к примеру. Задача ясна?

– Так точно!

– А как там вообще жизнь? – озаботился президент.

– Да нормально, – неуверенно протянул Иван Иванович.

– Не врать! – гаркнул президент, так что Буряков едва не упал со стула. – Я этого не люблю!

Буряков вжал голову в плечи.

– Так как жизнь? Как страна живёт? Как мои министры? Хорошо работают?

Иван Иванович подумал и ответил, ещё сильнее вжав голову в плечи:

– Воруют.

– Воруют?! – изумился президент и обернулся к вытянувшемуся в струнку начальнику охраны. – А я-то ничего не знал! Почему не доложили?!

– Мы как раз готовили доклад, – пробормотал несчастный начальник охраны, но его никто не слушал.

– Воруют! – грохотал президент. – И хоть бы кто мне слово сказал! Я-то думал … А они … И эти тоже … И не сказали ничего … Один только ты …

Президент потянулся к Бурякову и поцеловал его длинным пьяным поцелуем.

– Спасибо тебе! Глаза мне раскрыл! У-у, я им покажу!

Президент погрозил кулаком своим вороватым министрам.

– Значит, так!

Обернулся к начальнику охраны.

– Во всём разобраться и виновных посадить! Пять человек – на пятнадцать лет, десять человек – на десять лет, и ещё пятерых осудить условно.

– А с остальными как же? Министров у нас много, товарищ президент.

– Остальных оштрафовать. В размере трёх месячных окладов.

Услышав это, несколько осмелевший от выпитого Буряков только хмыкнул. Это не укрылось от глаз президента.

– Что-то не так? – озаботился он.

– Три месячных оклада! – с чувством сказал Иван Иванович. – Да это им совсем нечувствительно! Они знаете сколько наворовали?

– А и правда, – согласился президент. – Чего это я?

Он опять обернулся к начальнику охраны:

– Влупи-ка им не по три оклада, а по пять. Вот это будет здорово! Вот это справедливо!

Начальник охраны, и до того стоявший по стойке «смирно», встал ещё «смирнее».

– Иди! – махнул рукой президент.

После этого он склонился к Бурякову и приобнял его.

– Вот такой человек мне и был нужен! – сказал он с чувством. – Чтоб правду – так прямо в глаза! Не то что эти, – махнул рукой в сторону двери. – Лизоблюды! Ну что за люди? Я им всегда говорю: будьте смелее! Я ведь не страшный, хоть и президент.

При этом он так грохнул кулаком по столу, что стакан с карандашами опрокинулся, а телефон скорбно звякнул. Буряков едва не сполз со стула.

– И вот начальник охраны тоже …

Президент не закончил мысль, махнул рукой: мол, что об этом говорить, ты же и сам всё видел.

Тут опять появился начальник охраны. В руке он сжимал трубку сотового телефона.

– Вашингтон на проводе! – доложил он. – Американский президент!

– Ну, давай, поговорю! Хэлло! – сказал президент в трубку. – Да, это я. Да, хороший день. Нет, я не заболел, просто у меня тут неприятности. Только что вот мне доложили, что министры мои воруют. Да! Ты представляешь? А я же не знал ничего. Да нет, всё точно. Вот он как раз рядом со мной сидит, этот самый человек, который мне доложил обо всём.

Буряков заметно приосанился.

– Да я его привезу в Вашингтон, он тебе сам обо всём и расскажет.

Президент прикрыл трубку рукой, спросил у Ивана Ивановича:

– Ты по-английски говоришь?

Тот отрицательно качнул головой.

– Ладно, возьмём ещё одного переводчика.

И опять в трубку:

– Да, а так всё нормально. Как твоя жена? Ну и славно. Привет ей от меня передавай. Кстати, а что это твой самолет недавно у нас в районе Мурманска летал? Как это не летал? У меня сведения точные, – он посмотрел на начальника охраны. Тот стоял навытяжку. – В общем, ещё одна такая история, и я десять твоих дипломатов вышлю. И ты моих в ответ?

Он засмеялся.

– А у меня дипломатов нет, одни шпионы в посольстве остались. Ладно, позже, при встрече, обсудим. А пока до свидания, передавай от меня привет великому американскому народу!

Президент вернул трубку начальнику охраны, обвел присутствующих веселым взглядом.

– Ну, как я его? Не летал, говорит! Знаю, что не летал, а припугнуть для порядка никогда не мешает.