Зденка. Военный роман

– … в середине 50-х годов, особенно после XX съезда КПСС, над страной пронесся ветер перемен, народ воспрянул, ожил, стал смелее и увереннее…

– … темпы нашего развития серьезно замедлились… … в последние годы жизни… Л. И. Брежнева… Усилился разрыв между словом и делом… Ответом на эту острейшую общественную потребность и явились выдвинутые апрельским (1985 года) Пленумом ЦК концепция и стратегия ускорения социально-экономического развития страны, курс на обновление социализма,.. которые… и оформились в генеральную линию революционной перестройки всех сторон жизни социалистического общества.

Едва Саядян начал клевать носом, как получил подзатыльник Ахмедова…

– Товарищи! Мы идем революционным путем, а это дорога не для слабых и робких; это дорога для сильных и смелых. Таким всегда был советский народ…

– Товарищи! К выводу о необходимости перестройки нас привели жгучие и неотложные потребности…

– Цель перестройки – теоретически и практически полностью восстановить ленинскую концепцию социализма…

– Демократизация общества – душа перестройки…

– Задача состоит в том, чтобы прививать людям вкус к самостоятельности… развивать самоуправление как власть народа…

Солдаты боролись со сном. Очевидно, что им было не интересно. А многие, весьма плохо понимая по-русски, просто были не в силах понять суть произносимого.

– Товарищи! Мы справедливо говорим, что национальный вопрос у нас решен… Одним из величайших завоеваний Октября является дружба советских пародов. Она сама по себе – уникальное явление в мировой истории…

– Будем же беречь, товарищи, наше великое общее достояние – дружбу народов СССР. (Аплодисменты.)

– И поэтому никогда не будем забывать о том, что мы живем в многонациональном государстве…

– Будем действовать по-ленински: максимально развивать потенциал каждой нации, каждого из советских народов. (Аплодисменты.)

– …растут доходы трудящихся. Повышена заработная плата учителям и врачам. Реализуются крупные программы в области образования и медицинского обслуживания населения…

– Но было бы неправильно не видеть определенного усиления сопротивления консервативных сил, усматривающих в перестройке угрозу своим корыстным интересам и целям…

– Надо учиться распознавать, выводить на чистую воду, нейтрализовать маневры противников перестройки – тех, кто тормозит дело, вставляет палки в колеса, злорадствует по поводу трудностей и неудач, кто пытается тянуть нас в прошлое…

– Перестройка продолжает дело революции. И сегодня крайне необходимо умение в совершенстве владеть оружием революционной выдержки….

– …партийные руководители, коммунисты разбудили инициативу и самодеятельность масс, смело встали на путь демократизации и гласности, внедрения хозрасчета, коллективного подряда…

Загиров и Ахмедов дружно уснули, застыв в положении сидя…

– …удалось предотвратить развязывание ядерной войны, не дать империализму выиграть «холодную войну». Вместе со своими союзниками мы нанесли поражение империалистической стратегии «отбрасывания социализма», Империализму пришлось умерить свои притязания на мировое господство…

– …мы достаточно ясно сказали всем о том, как мы представляем себе движение к безопасному, прочному миру.

– …государства Варшавского Договора обратились к НАТО, ко всем европейским странам с предложением сократить вооруженные силы и вооружения до уровня разумной достаточности.

– …одним из убедительных тому подтверждений является договоренность с Соединенными Штатами Америки о заключении в ближайшее время соглашения по ракетам средней дальности и оперативно-тактическим ракетам.

– …в состоянии ли капитализм освободиться от милитаризма, может ли он экономически функционировать и развиваться без него?..

– …может ли обойтись капиталистическая система без неоколониализма, который является одним из источников ее нынешнего жизнеобеспечения? Иначе говоря, в состоянии ли эта система функционировать без неэквивалентного обмена с «третьим миром», чреватого непредсказуемыми последствиями?

– …насколько реалистична надежда на то, что понимание катастрофической опасности, в которой находится мир…

– …сможет ли капитализм адаптироваться к условиям безъядерного и разоруженного мира, условиям нового, справедливого экономического порядка, условиям честного сопоставления духовных ценностей двух миров?..

– …экономика Соединенных Штатов со времен войны была неизменно ориентирована и опиралась на милитаризм…

– Ахмедов!.. Рота-а-а! Встать! Спим, товарищи солдаты!?. Сесть! Встать! Сесть! Встать!.. Первый комплекс вольных упражне-ний начи-най! – Тимофеев растревожил сонное царство… А Михайло Сергеевич всё вещал и вещал…

– Третий момент – неэквивалентные, эксплуататорские отношения с развивающимися странами… развитой капитализм не смог и не сможет обойтись без ресурсов этих стран. Это – объективная реальность.

– Ставка на разрушение исторически сложившихся мирохозяйственных связей опасна и выхода не даст. Но и пользование чужими ресурсами неоколониалистскими методами, произвол транснациональных корпораций, долговая кабала, триллионные, явно неоплатные долги заводят в тупик. Это порождает серьезные проблемы и внутри самих капиталистических стран…

– А суть их в том, чтобы сделать «третий мир» своеобразным козлом отпущения за многие трудности, в том числе – за падение жизненного уровня в метрополиях капитала.

– …пока опасность войны сохраняется, пока социальный реванш остается стержнем стратегии и милитаристских программ Запада, мы и впредь будем делать все необходимое для поддержания оборонной мощи на уровне, исключающем военное превосходство империализма над социализмом. (Аплодисменты.)

– Укрепление дружбы и всемерное развитие сотрудничества с социалистическими странами – главный приоритет международной политики Советского Союза! Приветствуя сегодня делегации социалистических стран, мы в их лице приветствуем народы социалистических стран! (Аплодисменты.)

– …вместо эгоизма – коллективизм. Вместо эксплуатации и угнетения – свобода и равенство. Вместо тирании меньшинства – подлинное народовластие. Вместо стихийной и жестокой игры общественных сил – растущая роль разума и гуманности. Вместо распрей, розни и войн – общечеловеческое единение и мир…

– Каким будет мир, когда он перешагнет вековую отметку нашей революции, каким будет социализм?.. Не будем гадать. Но обязаны помнить, что именно сегодня закладываются основы будущего. И наш долг – сохранить нашу неповторимую цивилизацию, саму жизнь на Земле…

– В октябре 1917 года мы ушли от старого мира, бесповоротно отринув его. Мы идем к новому миру – миру коммунизма. С этого пути мы не свернем никогда! – эта фраза из последних прозвучала как залп салюта, как выстрел шампанского, увенчивая финал столь словообильного блестящего доклада генсека бурными и продолжительными аплодисментами…

КПП.

И вот, подразделения одно за другим пересекали КПП части, направляясь к городскому дому культуры, любезно предоставившему свои стены для торжественного собрания полка, концерта художественной самодеятельности и выступления, приехавших по такому случаю звёзд Советской и Чехословацкой эстрады.

Важнейшее событие в жизни страны. Что там страны – важнейшее событие в жизни всего Прогрессивного Мирового Сообщества!

Город пестрел соответствующими красными плакатами со знакомой революционной символикой и какими-то надписями на словацком.

Тимофеев, поблёскивая отполированными голенищами глаженых сапог, цокал по мощённой словацкой улице.

– Прывет! Прокатыться нэ желаешь? – откуда-то вынырнул Мамука Гиоргадзе, лейтенант с соседствующей комнаты по общаге.

– Здорово! Смотря куда. Я веду вообще-то роту на Торжественное Собрание, – Влад бросил серьезный взгляд на тяжело дышащего Мамуку.

– Да хрен его знает, какая разница, хочешь, пойдём со мной к начштаба, он всё и объяснит. Им нужно два лейтенанта. Я уже есть, мне сказано ещё одного выбрать с собой, – Мамука покосился на роту, весело бухающую яловыми сапогами по мостовой, в предвкушении пары часов безделья в Доме Культуры, любопытно разглядывающую редких проходящих мимо женщин, и с наслаждением, вдыхая атмосферу «заморской» гражданской жизни.

– Пусть тебя кто-нибудь подменит.

– Кто? Кто может меня подменить? Командир роты? Не смеши!

– Ладно, как хочешь, – Мамука крутанулся на подковах каблуков…

В «Шкодовке».

Час спустя Владислав и Мамука тряслись в «Шкодовке³⁶» в сопровождении чехословацкого подполковника, который был за рулём. Они находились в приподнятом состоянии духа, насыщенного авантюризмом.

– Вы – представители советской стороны. Представители нашей части. Направляетесь по приглашению «Общества Советско-Чехословацкой дружбы», и должны вести себя как подобает советским офицерам,.. – полчаса назад начштаба дал краткий инструктаж двум лейтенантам-везунчикам, командированным подальше от серости армейских будней…

Позади остались серые очертания казарм, жёлтые угрюмые стены комнаты в офицерской общаге, перекошенное от злости лицо командира полка, нахальные чёрные чубы, выбивающиеся из-под солдатских «жучек»³⁷.

Всё, всё это осталось позади. И городской дом культуры, и общеполковая вечерняя поверка, и «сухой закон». Они не знали, куда их везут, они не знали, когда их вернут назад, и вернут ли вообще. Они ничего толком не знали. И не хотели знать. В свои двадцать лет, проведя свои последние четыре – первые свои юношеские четыре года практически в полной изоляции, ограждённые стенами училищ от внешнего мира, они были открыты к любым переменам в их повседневной жизни. Скажи им сейчас, что их везут на войну. Едва ли это сменило бы выражения их лиц, любопытно выглядывавших из окон несущейся по перевалу «Шкодовки».

(Когда-то, в первые годы в училище, выполняя команды «правое плечо вперёд» или «левое плечо вперёд», длиннющая, как кишка удава, курсантская колонна, меняя направление движения, впадала в общий ропот, мучаясь терзаниями типа – «Куда нас ведут?», «Зачем?», «Для чего?», «Почему?». Спустя время, в последние годы учёбы, терзаний и вопросов, типа: куда, зачем, почему, не было. Все молча выполняли команды, а в мыслях было иное – пойти в увал или в «самоход», пожарить в общаге стыренный в столовке картофан, да погладить старым утюгом с парафином и ваксой на казарменной крыше, натянутые на деревянные колодки хромачи…)

Так и теперь. Всё ясно в общих чертах. А детали – выясним по ходу. И насладимся каждым мгновением жизни, которая уже и за то замечательна, что она «другая», а не повседневная рутинная! За окнами мелькали красивые, почти сказочные словацкие деревушки. Надвигались сумерки. Снега за окнами становилось всё больше.

Лейтенанты с любопытством смотрели в окна, рассматривая всё подряд.

– Странно так. Вот едем сейчас по Чехословакии. А в прошлом году в этот день был, как обычно, парад в Новосибе на площади имени Свердлова, как и сейчас, – прервал тишину Тимофеев, – тогда на улице было 26 градусов мороза! Странно, что людей заставляет вылезать на такой мороз смотреть парад. Правда, некоторые из гражданских зевак, едва на ногах держатся от алкоголя. Тогда, днём – для участников парада – обычно был концерт в оперном. А до этого по ночам – тренировки. На старшем курсе наш батальон, перед ночной тренировкой, как-то на два часа по городу распустили. Прикинь! Триста человек примерно с автоматами по городу, по магазинам расползлись! Гражданские фигели.

– Как вас патом собрали? Нас так ныкогда нэ распускали.

– А мы дрессированные были. Один если опоздает, потом весь батальон накажут. Так что потом свои загнобят, если опоздаешь. Так тут никто не смел. Зубами землю будешь грызть, но придёшь в срок!

– Замполиты среди вас есть? – с акцентом, но по-русски прервал их беседу Чехословацкий подполковник, любезно улыбаясь «зелёным» советским лейтенантам.

– Есть. Я! – вяло выговорил Тимофеев.

– О-отлично! Во-от вы-то и будете говорить приветственное слово от Советской стороны! Не против? Знаете что сказать-то? – улыбался подполковник, демонстрируя хороший русский с совсем небольшим акцентом, – это очень важно! Ну, если что, я могу помочь,.. – продолжал подполковник, слыша растерянное молчание в ответ.

– Я скажу. Я знаю что сказать, – наконец-то ответил Владислав, вспоминая длинную речь Горбачёва…

Штребске Плесо

Сняв голубые парадные шинели и стянув белые перчатки, офицеры вошли в зал. Большой зал. Огромный, практически свадебный, буквой «П» стол посередине. «Батареи» бутылок на нём. Белое словацкое вино, Сливовица,³⁸ что-то ещё. Не плохо в условиях-то советского «сухого закона»! Пока ещё нет закусок. Ни холодца, ни «оливье», ни «шубы», ни жареных курей, «поросей», «осетрей». Ни икорочки «заморской – баклажанной», – проще говоря, нет ничего. Только рюмки и бутылки…

Увидев вошедшую советскую делегацию, выгодно выделявшуюся среди окружающих «хозяев» собрания яркими кителями цвета морской волны, ослепившем зал золотом погон и аксельбантов, зеркальным блеском сапог, люди, уже скучающие здесь в ожидании, оживились. Те, кто сидел, встали. Все обменивались приветствиями и улыбками.

Вошли дополнительно люди в штатском и в скучных зелёных чехословацких военных мундирах, присоединились к «президиуму» за столом, где в самом почетном месте уже расположились наши «блестящие» лейтенанты. Зазвучали по очереди гимны Советского Союза и ЧССР. Все: и штатские, и военные, и мужчины, и женщины – замерли стоя…

– Товарищи! От имени советской делегации я рад приветствовать наших чехословацких братьев! Мотив нашего собрания – это великий исторический день, изменивший ход всей мировой истории! Октябрь – это звёздный час человечества! А эта юбилейная дата – наш с вами взгляд в будущее!..

Тимофеев фактически открыл своей приветственной речью данное мероприятие. Минут пятнадцать или более слова лились из него как из рога изобилия.

– … мы прошли большой, трудный героический путь! Слишком велик был импульс Октября!.. Но сегодня импульс мирового освободительного движения ослабевает. Сегодня перед нами формируется новая реальность и нам необходимо с этим считаться,.. нам необходимо бороться за чистый и честный облик партии… Перестройка – это не только преодоление застоя! Это не только реформирование народного хозяйства наших стран на основе повышения самостоятельности, творчества и инициативы, ответственности, на основе принципов самофинансирования и хозрасчёта. Это реализация в жизнь на деле основного принципа социализма: «От каждого – по способности, каждому – по труду!..»

Многие из присутствующих делали быстрые пометки в блокнотах, наспех конспектировали сказанное.

– …А теперь вопрос: «Сможет ли капитализм адаптироваться к безъядерному миру?» Капитализм сегодня перед жёстким выбором: доводить ли мир до грани взрыва?..

Лейтенанта переполняло чувство значимости изливавшихся из него слов, осознание важности момента, ответственности не только за себя лично, а за свою часть, да что там часть – за всю свою Советскую Родину!..

– …Октябрь, Партия, Перестройка и Советско-Чехословацкая дружба неразделимы! – Тимофеев, наконец, закончил свою длинную речь, способную утомить любого! Однако на лицах присутствующих, к удивлению, не было усталости, на них было оживленное любопытство и энтузиазм от услышанных пламенных слов лейтенанта.

Это был настоящий триумф! Зал буквально взорвался долгими и продолжительными аплодисментами «чехословацких товарищей». Далее слово взяла встречающая сторона… Говорили долго и много. И всё об одном и том же. Что ж, все здесь имеют за честь видеть советскую делегацию, которая прибыла к ним разделить их радость этого великого события. Ведь именно Октябрь принёс победу социализма и в ЧССР, хотя и только по окончании Второй Мировой! Именно Советская армия освободила Чехословакию от немецко-фашистских захватчиков, а сегодня является залогом их мирного существования и стабильности. И всё же чертовски приятно слышать эту прописную истину снова и снова!

И вот, закончились речи. Вовсю шёл «банкет». Присутствующая здесь молодёжь окружила лейтенантов, рассматривая их с нескрываемым любопытством.

Некоторые трогали пагоны, щупали жёсткие цилиндры глянцевых голенищ сапог.

– Хрумки! – изящная девушка с тёмными, как маслины глазами, в которых искрилось озорство, протянула блюдо, где желтела горка каких— то шариков, напоминавших кукурузные палочки. Подобные «закуски» быстро, но не слишком богато наполнили стол… Её глаза удивлённо упёрлись в лейтенанта. Она покраснела и отвела взгляд…

– Зденка? – Влад узнал ту самую девушку, которую он встретил тогда, в первый свой день в городе!

Она лишь бросила на него удивлённый взгляд, улыбнулась в ответ. Поставила «блюдо» и юркнула куда-то. Сердце у Тимофеева забилось учащённо. Мамука проводил девушку взглядом, полным аппетита. В желудках офицеров «гулял ветер» и, поняв, что от гостеприимных «хлебосольных» чехословацких друзей большего ожидать не придётся, поморщившись, бросили они по пару жменей этого «добра» в свои урчащие «топки». Взглянули на наполненные бокалы и, вспомнив про «сухой закон», как бы в нерешительности «зависли» на время.

– Ишти-пийти, – кивал Чехословацкий подполковник, который их привёз.

– Пийти, пийти, – повторил капитан, которому их сразу же представили по прибытии, и который сопровождал их повсюду, как «хвостик».

Наконец, Тимофеев разыскал глазами Здену, подошёл.

– Яко се велаш? – спросил Влад черноглазую девушку, тренируя свой мизерный запас словацких фраз, услышанных в «тот» вечер их первой встречи.

– Запомнили, как спросить моё имя, но само имя забили? – живо по-русски, почти чисто, задала встречный вопрос она.

Его потешило слово «забили», он усмехнулся про себя.

– Вас Здена зовут. Я помню. Как же! – Влад покраснел.

Её глаза излучали лукавство. Её тёмно каштановые волосы мягко спадали на плечи. Пушистая кофточка нежно облегала её хрупкую, полную женственности фигуру. Губы, в которые хотелось впиться страстным поцелуем, изобразили божественную улыбку, обнажив белые жемчужины зубов, которая, казалось, наполнила своим лучезарным светом всю эту залу.

– Се ми пачиш, – продолжил свою языковую практику лейтенант.

– Вы мне тоже нравитесь, – слегка покраснев, ответила по-русски девушка. И, рассмеявшись, поставила очередное блюдо с «хрумками» на стол и куда-то исчезла, смешавшись с толпившейся молодёжью.

– Что, испугал человека? Ай-яй-яй! – напущено пожурил друга Мамука, всё это время стоявший по правую руку от Владислава.

– Да, ладно, давай накатим по рюмашке! – Тимофеев протянул руку с фужером, приподнял подбородок, отвёл согнутый локоть в сторону… Множество фужеров вокруг изобразили в унисон хрустальный звон, поддерживая советских офицеров.

– За сухой закон! – шепнул Мамука Владу.

– Точно! – усмехнулся Тимофеев.

– Вот я ещё чачу прывэзу из дома! Двэ канистры! Вот выпьем тогда! Сухой закон мокрым станэт от слёз!

– Ха-ха-ха!

– Камарад! Добра униформа! – белобрысый гражданский словак пощупал погон Мамуки.

– Какая тебе униформа! – негодующе возразил тот. – Это у фрицев было униформа, а у нас – форма! Советская форма! Понятно!?

Словак недоуменно хлопал глазами на Мамуку и лишь повторил:

– Добра униформа, рус, камарад! Добра! Фриц – нет…

– За наших советских камарадов, отцы и деды которых принесли нам свободу!.. – задвинул речь подполковник.

Все дружно с возгласами одобрения выпили:

– За советских камарадов!

Влад видел, что в свободном пространстве зала уже вовсю шли танцы. Но положение почётных гостей обязывало… И они продолжали находиться в окружении дружественных офицеров из «Československej armády» и важных штатских персон.

– Koľko je Vám rokov? – спросил мужчина лет 45-ти в коричневой жилетке поверх белой рубашки.

– Двадцать, – ответил Владислав, несколько смутившись.

– Такой молодой и уже лейтенантом?

– Да, поручики точно, или, как у нас говорят – лейтенанты! – офицеры заулыбались.

Влад только пожал плечами. Он слышал подобное уже не в первой. Но он не чувствовал за собой особой молодости.

Внутри его двадцатилетнего тела, казалось, сидел уже бывалый, закалённый, видавший виды старый солдат.

Вдруг всплыла в памяти забавная сцена из кинофильма про Мюнхгаузена, с Янковским в главной роли:

– Негодяй! Он бросил жену с ребёнком!

– Я не ребёнок, я офицер! (Ермольник)

– Да! Он бросил жену с офицером!..

Тимофеев улыбнулся. Он любил этот фильм.

Но ведь он и, правда, советский офицер, а не какой—то там гражданский сопляк, сидящий под маминой юбкой! Он – и «отец» солдату, хоть практически и ровеснику, и «мамка» его! В той или иной мере, что-то в этом роде варил в своей голове практически каждый из лейтенантов.

Зазвучал «медляк». Мамука, облизываясь в душе, мерил жадным взглядом немногочисленные женские фигуры…

– Владик, – Мамука, постучав друга по руке, подтолкнул его, – давай, двигай! Не шкаль!

– Влад прицелился в растекшиеся по сторонам группки. Но не мог увидеть ту, которую искал.

– Вас можно пригласить? Я думаю, что тераз белый танец! Так у вас говорят? – услышал он из-за спины задорный голос. Это была Здена…

Он едва касался щекой шёлка её каштановых волос. Вдыхал пьянящий аромат её духов, исходивший от её нежной шеи. Его руки держали мёртвой хваткой её хрупкую талию, он чувствовал каждый её изгиб сквозь пушистую кофточку. Её нежные тонкие пальчики покоились на его жёстких «золотых» погонах. Он старался не наступить своими сапогами на её туфельки и едва касался коленями её бёдер, от чего по его спине пробегали тысячи мурашек. Его щеки налились как переспелые помидоры. Уши пылали пионерским костром. Казалось, свет погас вокруг. Казалось, что всё и вся исчезли вокруг. Он не мог выговорить ни слова. Да и не хотел ничего говорить, дабы не нарушить эту божественную идиллию. Его глаза говорили ярче всяких слов. А из его души шли, словно телепатические волны информации о том, что он безумно влюблён. Он сражён. Он околдован. И нет ничего на свете чище и нежнее его вспыхнувшего чувства, которое словно их обволокло вокруг, оградив от всего окружающего мира бетонным забором. Что там Мира – от всего Мироздания!

– Нам пора, – услышал, а точнее, – почувствовал Влад, как Мамука теребит его за рукав кителя, – музыка давно уже кончилась, да и банкет – тоже!

Влад и Здена стояли в центре зала одни. Нечаянно оказавшись в самом центре внимания, Влад почувствовал на себе множество взглядов и улыбок. Добрых улыбок, почти без издёвок. Но выражавших лишь сожаление и сочувствие: «Да, да, лейтенант. Но, нельзя! Нельзя! Нельзя!..»

Капитан, неразрывно сопровождавший советских гостей весь вечер, даже в туалет, снова подошёл.

– Prepáčte kamarády, но Muzita очистить дома. Плюнул.

– Домой? Спать?! – Влад почувствовал себя почётным пленным гостем. Да. Всё хорошее быстро заканчивается. Слишком быстро…

В гостинице, куда их поместили, они довольно уютно расположились в двухместном номере.

– Я её найду! – Тимофеев было рванул в коридор, едва всё вокруг стихло. Но тут же осекся: в следующем за ними номере дверь была открыта настежь. Горел свет. Неразлучный капитан, оторвав голову от какой-то книги, посмотрел с улыбкой на Влада.

– Доброе утро! все хорошо?

– До-о-обре, добре в-в-в-жетко, – ошалело ответил Влад и сплюнул, вернувшись назад.

– Во, черти! Пасут паскуды! Мы здесь как в каком-то почётном плену. Шаг влево – расстрел на месте, а так, пока не рыпаешься, то, вроде, всё те на блюде с голубой окаемочкой!

Словно ведром ледяной воды его только что обдали. Но пыл не прошёл. Его лишь загнали куда-то внутрь, превратив острый приступ в болезнь хроническую.

«Нельзя! Нельзя! Нельзя! – твердил про себя Влад, вспоминая день своего „представления“ секретарю парткома полка и его назидания. – Обходитесь пятью нашими вольнонаёмными, лейтенант, если сможете, конечно, ха, ха, ха! А иметь хоть какие-то отношения с гражданками Чехословацкой Социалистической Республики строго настрого запрещено, хоть они нам и „братья по социалистическому лагерю“, но!..»

(«А что они там понимают про любовь!? Ведь как там Маркс писал: „Отношение мужчины к женщине есть естественнейшее отношение человека к человеку. Поэтому в нём обнаруживается, в какой мере естественное поведение человека стало человеческим, в какой мере человек стал для себя родовым существом, стал для себя человеком!..“ Что они себе понимают!..»)

Влад слышал, как сопит мирно Мамука, сказавший ему перед сном:

– Влад, не дури! Ложись и спи себе смирненько!

Но ему не спалось. Ему хотелось петь, лезть в окно, бежать куда-то туда, куда звало его пробуждённое юношеское сердце….

Лунный серп висел над соснами. Кружила лёгкая позёмка.

Лейтенантские кителя небрежно висели на стульях, поблескивая в темноте золотыми пагонами. Белые перчатки валялись на полу. Влад спал, ворочаясь от наваливщиxся сновидений, подмяв под себя казённую подушку…

***

 
В душе трепещется волненье,
К щекам бежит крови волна.
Меня не мучают сомненья
Перед глазами ты одна!
 
 
Ещё с утра об этой встрече
мой разум не тревожил гнёт,
Не думал я, что этот вечер
Мне столько в жизни повернёт!
 

В. Земша. 1985 г.

Золотопогонники

Во сне шёл Тимофеев по узкой улочке среди странных домиков со старыми неровными деревянными балками, скрещенными по стенам. Балки вторых этажей иногда выступали над первым, создавая подобие козырька. Он остановился возле фонтанчика, бьющего чистой питьевой водой из кранов в форме змеиных пастей, смотрящих на четыре стороны, попил. Рядом какой-то человек поставил ведро на кованую решётку, набрал воды. Далее он поднялся на пригорок. Стал спускаться по мощённой улочке вниз. Приостановился. Дверь в дом была приоткрыта. Он зашёл внутрь. Мужчина в жилетке ходил возбуждённо по комнате. В углу – письменный стол. Настольная лампа с зелёным абажуром.

– Восстание, чтобы быть успешным, должно опираться не на заговор, не на партию, а на передовой класс. Это, во-первых. Восстание должно опираться на революционный подъем народа. Это, во-вторых. Восстание должно опираться на такой переломный пункт в истории нарастающей революции, когда активность передовых рядов народа наибольшая, когда всего сильнее колебания в рядах врагов и в рядах слабых половинчатых нерешительных друзей революции. Это, в-третьих. Вот этими тремя условиями постановки вопроса о восстании и отличается марксизм от бланкизма, – заявил человек с бородкой, залысинами и слегка раскосо посаженными глазами, – … отказаться от отношения к восстанию, как к искусству, значит изменить марксизму и изменить революции.

– Пока, сударь, вы загораете себе преспокойно в Швейцарии, рассуждая о революции, как искусстве, в России уже свершилось то, о чём вы и мечтать не смели, – в комнату вошёл человек в пенсне, – ещё немного и ваш «революционный поезд» окажется на задворках истории!

– Вы это о чём, милейший? – человек пристально упёрся в пришельца взглядом.

– Царь отрёкся от престола, и вся власть перешла в руки Временного Правительства во главе с Кéренским!

– Не может быть! Что это? Заговор «англо-французских империалистов», чтобы задушить слабое большевистское подполье? Ну, что ж, господин Фриц Платтен, нам пора действовать. Незамедлительно! Мы должны исправить эту историческую ошибку, буржуазная революция должна перерасти в пролетарскую, и вы нам поможете. Необходимо осознавать всю важность момента. Сейчас или никогда! За нами верная победа, ибо народ совсем уже близок к отчаянию, а мы даем всему народу верный выход! Только наша победа в восстании положит конец измучившим народ колебаниям, этой самой мучительнейшей вещи на свете, – человек потёр подбородок.

– Ну, тогда необходимо спешить. Мы обеспечим вам прохождение через линию фронта и поддержим финансово. Немецкие власти и даже генерал Людендорф считают вашу переправку через линию фронта стратегической военной целесообразностью. Но не забывайте, что вашей платой за содействие будет заключение мирного договора с Германией, на уже ранее оговоренный условиях.

– Не извольте беспокоиться. Только наша победа в восстании сорвет империалистическую игру царской России с сепаратным миром против революции, сорвет ее тем, что предложит открыто мир более полный, более справедливый, более близкий мир в пользу революции.

– Вот именно! Лев Троцкий также присоединится к вам вскоре. За его спиной огромная финансовая поддержка со стороны американских банкиров, таких как мистер Джекоб Шифф, например.

– Думаю, наш любезный «доктор М» также не обошёл нас своим вниманием!

– А-а-а! Мистер Хаммер и американская коммунистическая партия? Уверен, этот мерзавец также не оставит вас. Парадоксально, но сегодня весь мир заинтересован в вашей революции. Даже политические противники. У вас открывается уникальная возможность.

– Отчего ж так?

– Вы получите власть, а мы – каждый своё. Влияние, территории, прощённые «старорежимные» долги. Колоссальные средства царского режима на счетах в банках всего мира! Вполне адекватная плата за ваш приход к власти, не так ли?..

Фахверковые стены швейцарских домиков заколебались, расступились, всё исчезло вокруг в водовороте времени. Лейтенанту открылась широкая российская набережная, забитая взволнованными людьми. Многие с тюками, массивными чемоданами. Женщины в шляпках и вуалях, солидные мужчины в сюртуках, офицеры с золотыми пагонами, матросы в бескозырках, с черно-жёлтыми ленточками, солдаты, казаки с красными лампасами, в папахах, некоторые на лошадях. Некоторые люди с детьми на руках. Плачь, гомон, бедственное возбуждение отчаявшихся людей. Тяжёлые волны монотонно бились о камни пирса. Тяжёлое перегруженное судно издало сигнал и начало медленно отчаливать. Пирс взорвался криками, полными отчаяния. Люди махали руками, словно пытались схватиться за уходящую соломинку. Те, что толпились на теплоходе, молчали, глядя грустно на уходящий в прошлое берег. На суетящихся там людей. Этот причал разделил их на «по эту» и «по ту» стороны. И всё на прошлое и настоящее. Красивая вороная лошадь с казачьим седлом, покрытая крупными каплями пота, пахнущая дёгтем и кожаными ремнями, туда-сюда носилась вдоль причала, люди шарахались от неё в стороны. Вдруг лошадь, храпя, встала на дыбы, заржала и сиганула в накатывающиеся волны, вслед за уходящим судном…

– Что, бежите, золотопогонники?!

– К стенке тех, кто не успел бежать! – вдруг раздались крики на пирсе. И толчки и суета.

– Влад, подъём! Давай, тут нас камарады уже заждалыся! – Мамука тормошил товарища.

– Да встаю! – Тимофеев потер глаза. «Как неоднозначна эта революция, будь она неладна!» – в голове был полный сумбур.

Солнечный диск поднимался над соснами. Кружила лёгкая позёмка. Лейтенантские кителя всё ещё небрежно висели на стульях, поблескивая на солнечном свету золотыми пагонами…