– Совсем не очередное. Да, несмотря на то, что эта этика в рамках индивидуального применения, на уровне одного человека не вызывает в нем отвращения, при описании более сложной системы – группы – выявляет конфликт между индивидуальными противоположностями. Но этот конфликт абсолютная этика разрешает оптимально, то есть не разрешает только антагонизмы.

– Значит в абсолютной этике есть изъян?

– Изъян – не в ней, а в неупорядоченности мира. Эта неупорядоченность учтена, более того, она – одно из основных понятий этики. Другое дело, что исключается возможность единой идеологии.

– Значит изъян – в идеологической составляющей этики?

– Нет никакого изъяна. Не возможна абсолютно единая идеология. А вот идеологическая несовместимость – вполне.

– Похоже на высасывание из пальца. Все у тебя задним числом.

– Ты потерял начало.

– Этой науки?

– Это трудно назвать наукой.

– Оправдываешься?

– Оправдываю всю этику. Ведь она не наука.

– Будет?

– Да. Но мне это не интересно. У меня все есть.

– Боишься, что кто-то скажет лучше?

– Да. Испытываю огромное удовольствие от того, что ничего не сказано.

– Только в этом смысл твоего внимания к другим?

– Не только. Нужно также подтверждение интереса публики.

– Интерес на пустом месте?

– На пустом месте это знание было бы для всех пустым. Не хватает одного шага, но никто его не делает.

– Значит почти всё известно.

– Нет, это не прямая дорога. Шаг нужно сделать в сторону.

– Так в чем же всеобщий интерес?

– Повторяю – зло.

– Не преувеличиваешь?

– Ты опять о добре? Когда говорят о добре, подразумевают проблему зла. И это в лучшем случае. По большей части зло уже наделили активностью, из проблемы оно превратилось в игрока.

– Дьявол и его воинство.

– Нет. Все потому, что у человека есть глаза.

– Страх.

– Не надо клеветать на страх. Все из-за того, что человек видит только то, что вне его.

– Познай себя.

– Совсем нет. Познавать нужно с простого. Но за внешними проявлениями нужно искать причину. В этом банальность простоты настоящей этики. Нужно правильно выбрать объект оценки.

– Глаза во всем виноваты?

– Глаза – это и есть весь обычный человек. Это не плохо, это – факт и, может быть, единственная возможность.

– И что же видят глаза?

– Действие. Человек видит только внешнее действие. И если человек – это зрение не как процесс, а как увиденное, то этика, как и вся его жизнь, состоит из понятий воздействия, деяний. Глаза рождают достойную себя этику – внешнюю. Этику впечатления.

– Но разве действие не рождает этику?

– Я и говорю, что рождает. Вернее родило. Действие рождает проблему, необходимость ее решения, то есть саму этику – поиск истины. Но этика не должна остаться только стремлением решить проблему. Она должна стать решением. Внешняя этика – это впечатление от существования проблемы, внутренняя – это ее понимание, то есть решение.

– Опять этот вопрос на ответ.

– Внешняя этика позволила получить впечатление о проблеме, и этим ее предназначение должно исчерпываться. Дальше этого впечатления глаза обманывают, то есть пугают. Понимание проблемы зла внешним путем лежит в области метафизики, рождает наслоения предположений, противоборство целых мистических миров – добрых и злых сил. Впечатление о проблеме вызвано злым деянием человека, разрастание впечатления в мистическую теорию вызвано разрушительным действием природной стихии. Глаза обманулись масштабом. Говоря проще, действие – производный объект оценки, то есть не добро и не зло. Об этом говорит неоднозначность или даже противоположность в оценках поступка. Эта неоднозначность оценок и есть всеобщее недоразумение, та самая тонкая граница между якобы добром и злом. Но строго однозначны оценки направлений внутренних процессов в каждом, в каждой системе, одухотворенной или нет. И в этом случае мистические предположения становятся смешно мистическими, то есть абсолютно мистическими.

– Но ведь именно действие составляет отношения. Внутренняя жизнь каждого может не интересовать общество.

– Действие – область проявления проблемы. Действие может быть причиной зла для источника действия и его объекта, но не оно составляет его сущность. И что такое общество? Ты принимаешь его за игрока?

– Действие, движение составляет сущность материи. Все признаки, качества, целостность и источника, и объекта не мыслимы без движения.

– Но речь-то о действии не как о движении вообще, а как о деянии, о выходе субъекта и входе объекта, внешнем для этих систем движении. Речь об отношении между системами. Действие как внутренний процесс в обществе характерно уже именно для внутреннего подхода, для абсолютной этики.

– Так значит, общество можно принять за игрока? И как еще можно рассматривать действия членов общества? Как не внутренний для него процесс?

– Общество, как и природная стихия – это не игрок в привычном понимании. Но общество можно принять за условную точку отсчета этики в уме, не лишенном воображения. По причине недостаточной целостности общества действия людей не могут быть неабстрактно внутренними для него. Нет в обществе того, что могло бы его олицетворять. Не стоят упоминания в этом случае и обличенные властью. Несмотря даже на желание самоотречения ради общего блага, эти представители общества не сопоставимы по своему влиянию с доминантой одноклеточного. Это связано с высокой самостоятельностью остальных общественных элементов. К тому же обновление управляющих совсем не означает идеологическую преемственность доминирующей составляющей общества. Но то, что доминанта все же наблюдается, позволяет быть условию, что общество как единство может быть рассмотрено внутренней этикой.

– Внешняя этика рассматривает общество иначе, не правильно?

– Если бы внешняя этика имела своим объектом только общество, она стала бы частью внутренней.

– Что стоит поменять слова?

– Вопрос – в изначальном ограничении области определения. Вопрос – в признании несубъектности общества и ограниченности возможностей его моделирования – воображения в стремлении самоотречения. Внешняя этика не обладает ни вторым, ни первым. Областью определения внешней этики как непротиворечивой системы должна была остаться групповая цель. Без наделения этой группы самостоятельностью, личностными качествами. Выход за эти рамки ведет к идеологической путанице, а раньше – и к путанице в понятиях.

– В чем путаница?

– Кто сказал: не убей и око за око? Не общество, а человек человеку. Это записано, потому что сказано большинством меньшинству. Что будет записано, когда количество убийц и жертв хотя бы уравняется? Убей тех, кто говорит – не убей? Речь о путанице, а не о том, что такая идеология может быть жизнеспособной; когда законных жертв будет не хватать, может быть записано: убей; а далее если и может быть что-то записано, так это снова – не убей. Но записанным останется также и – око за око. Это – следствие, идеологические издержки путаницы понятий, которая может доходить не только до взаимоопределения противоположностей, но и до их подмены.

– Но все-таки можно признать, что внешняя этика добилась результатов?

– Абсолютной истины в предписании нет. Хотя бы по причине самой записи – для кого-то убийство оправдано. Заповедь так же верна как естественный закон для идеологически совместимых людей, как и бессмысленна там, где никто убивать не хочет. В идеологически разнородном обществе заповедь имеет смысл не как следствие естественного положения вещей, а только как запрет, искусственное вмешательство в естественный ход, мораторий на последствия неопределенности добра и зла, позволяющий этому обществу хотя бы не прерывать существования.

– Какая же заповедь естественна и имеет смысл?

– Убей. Убей несовместимую идеологию. Решение антагонизма – в исчезновении одной из его сторон.

– Что значит убей? Убей того, кто по твоему мнению заблуждается?

– Этот случай исключается. Естественножизнеспособная идеология ориентирована на сотрудничество, хотя бы и отсроченное. Такая идеология – не исключающая сомнения – исключает убийство даже по суду. Это сомнение в окончательности и необжалованности суждения и есть гарантия идеологической жизнеспособности. Но сама несовместимая идеология должна быть лишена носителя без отступлений. Насильственно этот вопрос не решается. Единственный признак отбора – соответствие гармонии мира. Остальное – тупиковые эволюционные ветви, они исчезнут, просто лишившись своих поклонников. Единственный признак отбора – универсальность способа естественного объединения.

– Сотрудничество – естественный закон?

– Принцип наименьшей энергии. Вот закон, который не нуждается в записи. Все стремится к энергетическому уровню, низшему в данной среде. Энергия высвобождается только при образовании связи, повышении упорядоченности. Сотрудничество – выражение сложной связи, опосредованной и не всегда ясной.

– Какая же энергия высвобождается при сотрудничестве?

– Ну эта связь не того уровня и не того определения. Мы не можем быть придатками друг друга. В этом-то и проблема этики, что в обществе не может быть настолько высокого системного единства. До уровня атомной связи нам очень далеко. Хотя кое-что можно сказать и об энергии. Она менее накапливается. Нет нужды в повышенном уровне энтропии при специализации, когда кто-то с меньшими затратами выполняет за тебя то, на что не способен в данный момент ты. Или создать буфер энтропии – например, машину. Вот с ней действительно можно сотрудничать – взять роль триггера, стать для нее пусковым устройством, источникам приказов, производство которых требует меньше накопления энергии, чем накопленная и высвобождаемая в получателе приказа. Социальные отношения всего лишь случай, очень сложный, но объясняемый, не являющийся исключением из этого фундаментального правила.

– Разве энергия – не дефицит? Ведь проблемой являются затраты энергии, она сама, а не освобождение от нее.

– Для того, чтобы отдать, нужно иметь. Все дело в этом «иметь». Нужно повысить энтропию, чтобы ее передать. Дефицит – в концентрации в нужном месте энтропии, которую можно использовать для разрыва связей в других системах. Этот разрыв связей составляет, например, сущность изменения характера перемещения материи, в том числе накопление нужных ресурсов производства, да любых ресурсов. Если угодно, даже сущность денег – это признанный эквивалент внешней концентрации энтропии.

– Если снижение энтропии – благо, зачем ее нужно повышать в каком-либо месте?

– В конечном счете – чтобы предотвратить ее сверхконцентрацию в себе, разрыв собственных внутренних связей. Сохранить равновесие, стабильность нормальной внутренней энтропии.

– Следуя твоей логике, методу проверки гипотез на крайностях реальности, можно сказать, что труп находится в более выгодном энергетическом состоянии, чем живой обыватель.

– Это не проверка, это ошибка. Человек – не самая простая система. Сложный случай допустимо анализировать, разложить на составляющие, но нельзя его упростить в целом, то есть приравнять к простому безусловно. Ограниченное увеличение энтропии – это необходимость для обеспечения защиты целостности и допустимая величина для сохранения – неразрыва связей на уровне составляющих. Это разрешение противоречия между принципом наименьшей энергии и необходимостью преодоления барьера энергии связи в других – враждебных, поглощаемых, перемещаемых, подчиненных системах. Более интересный вопрос – в условиях появления среды, в которой такой цикл упорядочивания мог возникнуть, – зарождении жизни. Жизнь – не упорядоченность, а изощренный способ упорядочивания. Единство противоположностей – в непрерывности разрешения противоречия. Единство, системный признак – это пульсация, замкнутая череда доминирований одной из противоположностей, противоположности могут быть едины только в движении, чем бóльшие противоположности объединены, тем выше системность. Жизнь – это пульсация энтропии и упорядоченности, цикл, одна из фаз которого – отсроченная упорядоченность, накопление энергии для последующего ее высвобождения. Речь все о той же необходимости концентрации энтропии – ресурсов в определенном месте, только место это находится внутри живой системы. Этот цикл колебаний составляет сущность защиты от сверхконцентрации внутренней энтропии, которая возможна благодаря продуктам внешнего разрушения, более высокой амплитуды колебаний энтропии среды.

– Будь трупом, и исчезнут эти заботы.

– Быть трупом, в общем-то, не совсем возможно. К тому же, труп становится частью более колеблющейся системы – забот у него больше.

– Он может быть холоднее твоей руки. Он может достичь состояния, энергетически более выгодного, чем твое.

– Мой недостаток – компенсация за потенциальную устойчивость. Единство противоположностей – равновесие в их борьбе, взаимные уступки.

– Значит, есть противоположность закону наименьшей энергии, и он не фундаментален.

– И противоположности – выражение единого и вездесущего. Как ни странно, но стремление к упорядоченности элементов человека и его волевое повышение энтропии остаются в рамках закона наименьшей энергии. Дело в том, что человек всегда остается частью. Парадокс можно объяснить, если выйти за рамки его носителя. Выйти за рамки человека – очевидно просто. Принцип наименьшей энергии имеет смысл только во времени, то есть в движении энтропии к небытию, а не в самом небытие. Принцип наименьшей энергии, как и производные законы, не является какой-то формой материи, он – описание ее движения, ее временной признак. Небытие энергии, то есть в пределе – всех форм материи, есть небытие всех признаков материи, очевидно, в том числе и закона наименьшей энергии. Бытие этого закона заложено в бытии энергии. Бытие энергии не исключает ее неравномерность, то есть разнообразие форм материи. Глобально вся среда снижает свою энтропию. Но эта тенденция – равнодействующая. Напряженность энтропии неодинакова на всем протяжении среды. Разность в напряженности есть движущая сила ее сопутствующего перераспределения в сторону равномерности. Обмен энтропией означает ее повышение в одной из его сторон. Неравномерность энтропии мира и есть причина зла, то есть причина внутреннего регресса систем с меньшей энтропией в процессе ее глобального перераспределения в соответствии с принципом наименьшей энергии. Неравномерность распределения энергии между человеком и его средой, в том числе ее колебания, не противоречит наименьшей энергии. Особенность перераспределения энтропии, связанная с жизнью, заключается в способности избегать обмена энергией, превышающей внутренние связи. Способность эта обеспечивается накоплением и направленным высвобождением внутренней энергии, уровень которой не выше энергии внутренних связей основных элементов. Речь о воле как целенаправленном поддержании внутренних процессов, не направленных на достижение равновесия элементов, непосредственно участвующих в них. Но воля – не противоположность наименьшей энергии. Воля – не только опосредованное, отложенное снижение энтропии, сам факт ее технического осуществления в настоящем мотивирован эволюционно сохранившимся механизмом снижения энтропии в самой управляющей подсистеме человека. Если угодно, соответствие воли закону можно описать как осуществление прогноза по снижению энтропии в абстрактном его моделировании и назвать это уверенностью.

– Если любой закон есть всего лишь описание движения материи, как закон наименьшей энергии, даже если он очень близок к общему, может составлять материю?

– Описание приспосабливается к ограниченности человеческого восприятия. Любое описание как знание, отражение, – неточно. Наиболее точное определение предмета является наименее научным и сводиться к демонстрации самого предмета. Полное определение, как давно было сказано, содержит сам предмет. Принцип наименьшей энергии – приемлемая для человека форма обозначения основы движения материи. Если свести описание движения к характеристике материи, то этот закон можно выразить как время. Фундамент следовало бы выразить одним словом – энергия. Ее сущность в движении к нулю. Энергия, несмотря на то, что составляет сущность бытия, противоположна бытию.

– Может быть, энергия на каком-то этапе своего уменьшения начнет возрастать.

– Стремление к распаду связей – новый физический мир. Новый фундаментальный закон. Новый бог.

– Но конец нашего мира, его равновесие, – не конечная точка движения материи. Пусть изменится физика, преемственность может быть сохранена в новом мире.

– Преемственность подразумевает замену некоторых признаков из их совокупности, но не всех. Пока мы говорим о преемственности, мы имеем в виду одну и ту же вселенную, то есть одну и ту же основу изменения материи, фундаментальную, а следовательно, неделимую, которую нельзя изменить частично. Основа материи имеет единственный реальный божественный признак совершенства – вездесущность. Бытие другой основы, бытие другой вселенной есть небытие нашей. Можно говорить о том, что равновесное состояние нашей вселенной, ее небытие есть условие бытия иной, но это иная преемственность, преемственность бытия, а не сущности.

– Всеобщее повсеместное стремление к уменьшению энергии. Вездесущее добро.

– Да.

– Бог – добро?

– Да.

– По-твоему это что-то новое?

– Да. Эти два слова превращаются в смысл.

– По-твоему эти слова приобрели абсолютную однозначность и осмысленность? Если закон вездесущ, злу нет места. Как ты объяснишь такой смысл? Твоя теология так же нуждается в теодицеи, как и ортодоксальная.

– Богу не нужны оправдания. Они нужны только человеку. Только для него есть тайна в том, что зло может сопутствовать добру. Глобальному снижению энтропии сопутствует ее перераспределение в сторону равномерности. Движение воды вверх в одном из сообщающихся сосудов не отменяет земное притяжение, а является его следствием.

– Но только для этого сосуда может иметь значение этика.

– И этот сосуд может видеть или парадокс, или его решение. Знание не изменит факт, но позволит понять не только почему, но и как – изменить по закону. Парадоксальная этика водит по кругу в вопросе «почему» – и тогда положительных изменений можно ждать долго – они могут быть только случайными и непоследовательными. Но ждать – и опасно. И единственно верное, что могла сделать внешняя этика, это объявить мораторий – не убей, провозгласить альтруизм.

– Это плохо?

– Альтруизм несмотря на свои некоторые полезные проявления, опорочен своей неестественностью, противопоставлением эгоизму.

– Эгоизм – хорошо.

– На самом деле, альтруизм если и имеет право на существование как нечто рациональное, то только в качестве проявления эгоизма. На деле же эгоистическая направленность поведения всегда имеет отрицательную общественную оценку. Однако сама оценка носит эгоистический характер: внешние действия оцениваются в соответствии с их последствиями, реальными или воображаемыми, именно для того, кто оценивает. Все действия эгоистичны. Желание защитить чужую жизнь – эгоистично. Оно возникает, только если чужая жизнь есть часть идеала. Желание следовать нерациональному провозглашенному в обществе альтруизму – эгоистично. Оно возникает, только если уважение общества есть часть идеала. И чужая жизнь, и общество существуют для человека только в качестве абстрактных моделей, нейронных структур, составляя часть личности.

– Какая разница, что за ним стоит, альтруизм лучше эгоизма.

– Альтруизм как понятие, не выводимое из эгоизма и ему противопоставляемое, не имеет право на существование по причине того, что человек в своем мировоззрении не может выйти за рамки своих представлений о мире, за рамки отражений. Чужая личность действительно может внутренне противопоставляться фактическим качествам собственной, но только как модель, созданная самой личностью в той или иной мере адекватно реальной чужой личности, но неразрывно связанной с собственной. Планируя благое деяние, человек предвосхищает его оценку, примеряя на себя свойства другого человека, оставаясь собой так же, как примеряя собственный идеал. Косвенное доказательство тому – неодобрение другим человеком нашего действия, для нас очевидно полезного, то есть полезного и для него в нашем прогнозе. Если такая органическая связь с этой моделью отсутствует, тогда действительно можно говорить о подлинно чужой вновь родившейся личности – о психической аномалии, внутреннем конфликте, о шизофренически созданной личности, с которой так же нужно налаживать отношения, моделируя ее.

Рационального альтруизма эволюция не оформила, да собственно и не могла. С появлением разума, с появлением собственно почвы для самой этики при снижении актуальности насильственного выживания – на этапе естественного отбора идеологий – альтруизм есть видимое проявление идеологического, группового эгоизма. Но носитель этого эгоизма – не группа – видовое не существует в качестве игрока – а каждый ее представитель. Защищая группу, индивид защищает по сути только себя, поскольку группа для него может существовать только в виде модели в нем.

– Какой смысл разбираться в понятиях, важен результат. Он не изменится, если назвать альтруизм проявлением эгоизма. Обществу ни к чему это усложнение.

– Не изменится. Но его оценка и понимание предпосылок, не говоря о теоретической пользе, влияет на саму возможность выживания групповой идеологии – рациональное возобновление альтруизма. Нельзя сказать, что обществу это ни к чему. Нерациональный альтруизм – от незнания добра и зла. Незнание не рождает рациональный выбор, в том числе – и в пользу отказа от чего-либо.

Сострадание есть лишь собственные переживания чужих страданий. Именно эгоизм, и только он, может быть поставлен на службу обществу. Индивид признает злыми собственные деструктивные по отношению к окружающим действия, больше полагаясь не на внешнюю оценку этих действий, а на собственные переживания воображаемых негативных последствий. Общество воздействует на индивида через его субъективные интересы не только с целью сдерживания его деструктивности, но и для мотивации деятельности во благо общества. Суть этой мотивации сводится к предоставлению возможности обмена самоограничения ради группового блага, главным образом, на общественное уважение – как ни странно, но потребность в уважении важная движущая сила в личности, сила, подтверждающая законность иллюзий. Но дело в том, что сам факт обмена остается незамеченным. Не говорят: «получишь свое добро взамен того, что будешь способствовать нашему», говорят: «ты совершаешь добро» или «твои действия есть добро». Это общественное воздействие, разумеется, складывается спонтанно, общество не выступает в качестве игрока, эти видовые проявления – изначально стихийные закономерности. Ошибочно следуя этой внешней оценке действий, человек называет добром или злом направленные на него действия. Это приводит к путанице, подразумевается благо или страдания, говорится о действиях, ведущих к ним: добро – то, что влечет добро, зло – то, что влечет зло. Человеку, как правило, неинтересно разбираться в этой путанице, да и нет нужды в этом, пока он получает достаточное вознаграждение, реализуя общественную концепцию добра и зла. Положение меняется, когда общая цель не соответствует по значимости индивидуальным интересам, от которых человек отказывается ради нее. Он направляет свои усилия на удовлетворение собственных потребностей в ущерб общественным интересам, и его действия называют злом. Сам индивид так свои действия не оценивает, для него они – добро. Очевидно противоречие оценок действий со стороны человека и оценок со стороны его окружения, так как эти действия оцениваются на основе оценки их последствий. Сначала последствия оцениваются как добро или зло в зависимости от того, чтó они собой влекут – пользу или вред. Но сами действия не следует называть теми же словами, что и их последствия. Иначе мы придем к несуразице вроде того, что добро – то, что влечет добро. Действия, влекущие благо или страдания, следует называть полезными или вредными, а не благом или страданием. Но на деле последствия и их причины именуются как раз одними и теми же словами. Причем акцент делается именно на причины, именно действия открыто называются добром или злом. Оценка их последствий как добро или зло у многих совпадает и настолько естественна и привычна, что проходит незамеченной, иначе ошибка была бы очевидной. Определение добра и зла как полезное и вредное воздействие и есть сущность внешней этики. В качестве основы понимания этих процессов оно несостоятельно.