Характер ребёнка: диагностика, формирование, методы коррекции

Text
Leseprobe
Als gelesen kennzeichnen
Wie Sie das Buch nach dem Kauf lesen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

1.4. Роды

Роды являются важнейшим событием в жизни семьи. В настоящее время существуют различные, зачастую диаметрально разные представления на то, где, кем и как именно должно оказываться родовспоможение. К сожалению, некоторые психологи, особенно те, кто не имеет медицинского образования, излишне настойчиво подталкивают своих клиенток, беременных женщин, к альтернативным родовспомогательным практикам. Иногда это приводит к трагедии: достаточно вспомнить пресловутую петербургскую «Колыбельку», владелица которой после множества смертей младенцев была приговорена к лишению свободы. Однако миф о «злых врачах в роддомах» удивительно живуч. Рассмотрим его подробнее.

Интересное исследование провела Е.А. Белоусова. В своей работе «Современный родильный обряд» исследовательница убедительно показала, что практика родовспоможения как сакральный ритуал инициации жива до сих пор. Выводы Белоусовой подтверждают выдвинутое нами в предыдущих работах предположение, что Традиция в эпоху Модерна оживает, в виде, казалось бы, профанических неосознанных действий участников различных процессов – «всевозможные инновации и модификации, как правило, затрагивают лишь поверхностные уровни ритуала (относящиеся к плану выражения), в то время, как глубинные, содержательные схемы отличаются поразительной устойчивостью и единообразием» (Байбурин А.К., 1993). В то же время можно констатировать, что современные люди вследствие изменения культуральной парадигмы во многом утратили понимание традиционных обрядов. Поэтому зачастую проявления Традиции воспринимаются сторонними наблюдателями как нарушение принятых норм поведения, и вызывают нарекание инициируемых. Именно этими особенностями восприятия объясняется устойчивость и распространенность страшилок о роддомах.

В 90-х годах XX столетия в американской «антропологии рождения» (anthropology of birth) современные роды и родовспоможение уже описывались в терминах традиционной культуры в контексте обряда перехода (Davis-Floyd, 1992; Davis-Floyd, 1994). Однако если Дэвис-Флойд преимущественно рассматривает символические значения рутинных процедур, связанных с родами и родовспоможением, то Белоусова делает акцент на анализе вербальной составляющей. По мнению российской исследовательницы, такой ракурс обусловлен глубоким различием между американским и русским способами коммуникации между участниками ритуала. В американской культуре обряд кодируется преимущественно телесными приемами родовспоможения, тогда как в русской культуре основным каналом для передачи символических сообщений, составляющих смысл ритуала, оказывается не использование техники, а вербальная коммуникация.

Исходя из культуральных особенностей, Белоусова во главу угла ставит анализ текстов двух важнейших участников современного родильного обряда – женщины (беременной, роженицы, матери) и помощника в родах, медицинского работника (врача, акушерки, нянечки). Совокупность действий и высказываний участников родов позволяет охарактеризовать это событие как модифицированной переходный обряд, который поныне сохраняет за собой важнейшие функции традиционного ритуала и является важнейшим механизмом коллективной памяти и средством поддержания социального порядка.

Современные роды в родильном доме укладываются в предложенную А. ван Геннепом трехчастную схему традиционной инициации: ритуальное выделение индивида из коллектива – пограничный период (фаза ритуальной смерти или бесстатустность) – реинкорпорация в коллектив, но уже в новом качестве. Эта информация представлена в ритуале в виде многочисленных символов, зачастую дублирующих друг друга: одни и те же сообщения могут быть закодированы по-разному и передаваться по разным каналам (например, лишение роженицы ее прежнего статуса в социуме в вербальном коде может быть представлено в виде инвективы, в акциональном – в виде лишения ее показателей статуса – одежды и драгоценностей, в пространственном – в виде изоляции от социума и т. п.).

Поведение медицинских работников и роженицы в роддоме подчинено их роли в ритуале и во многом диктуется принятыми в данной ситуации стереотипами поведения. Если роженица и новорожденный выступают в роли инициантов, то врачи выступают в роли посвятителей: они являются единственными носителями, монополистами «истинного» знания.

Представления акушеров-гинекологов далеко выходят за рамки концепции официальной медицины и обильно черпаются из сокровищницы народного опыта. Так, многие из используемых ими приемов и техник (например, пугание роженицы с целью вызвать роды) являются традиционными народными приемами.

Поскольку в пределах ритуала не существует спонтанной речи, всякое высказывание становится формулой. Таким образом, речь как медицинских работников, так и рожениц предстает в виде различных клише, а используемые ими речевые жанры переходят в разряд малых фольклорных жанров. Их задача – описать всамделишную реальность ритуала.

В первой фазе ритуала происходит лишение иницианта его статуса. В современном родильном доме ритуальное унижение женщины имеет четко выраженную временную локализацию: основная часть действий сотрудников роддома, имеющая своей целью унижение, происходит при поступлении роженицы в приемный покой, при санитарной обработке и «подготовке к родам». Временная локализация унижения является важным отличием родильного дома от любых других медицинских учреждений.

Белоусова пишет: «В «обычной» жизни беременная женщина обладает достаточно высоким социальным статусом, она уже в большой мере «состоялась»: как правило, она уже вышла замуж, овладела профессией, достигла некоторого материального благополучия, и главное – она уже практически мать. Но в ритуале ее статус «волшебным образом» невероятно снижается. Ей предписывается пассивность и беспрекословное послушание, покорное принятие нападок, ругани и оскорблений. Все это полностью соответствует традиционному поведению инициантов в описании Тэрнера: «Их поведение обычно пассивное или униженное; они должны беспрекословно подчиняться своим наставникам и принимать без жалоб несправедливое наказание» [Тэрнер 1983: 169]. И это обстоятельство нисколько не мешает тому, чтобы быть одним из главных действующих лиц ритуала: это специфика роли. Главный герой в ритуале играет пассивную роль: обряд совершается над ним, ему жестко предписывается недеяние [Байбурин 1993: 198]. По наблюдению Т.Ю. Власкиной, описывающей родильный обряд в донской казачьей традиции, «будучи не столько субъектом, сколько объектом ритуальных манипуляций, роженица, согласно традиционным нормам, как правило, бессловесна <…> Женщина в родах становится бессловесным пассивным телом…» [Власкина 1998: 4, 6]».

Очень важным представляется, что роженица должна самостоятельно настроиться на правильную волну и интуитивно услышать голос Традиции, диктующий линию ее поведения в ритуале (родах). Эта ситуация находит полную аналогию в мистериях античного времени, например, в обрядах Элевсина, когда у мистов (инициантов) в ходе обряда открывались «мистические органы», чему способствовало поведение жрецов.

Современные роды являются традиционным ритуалом, а не ритуализованным игровым поведением. «Он не разыгрывается, эти события происходят «на самом деле» в особой ритуальной реальности. Поэтому унижение иницианта должно быть настоящим, ритуал должен нести инициантам именно это сообщение и достигать цели – действительно унижать. Таким образом, роженица не может загородиться восприятием происходящего как игры, принять унижение «понарошку». И инициант, и посвятитель убеждены в серьезности происходящего. Однако на каком-то уровне и тот и другой осознают высокий статус матери и значительность таинства рождения, понимают, что осквернение священного возможно только здесь и только сейчас» (Белоусова Е.А.).

Здесь же следует упомянуть очень древний прием – ритуальный испуг. Считается, что задача этого приема – вызвать роды, однако мы можем обнаружить этот прием в структуре самых разных традиционных инициаций. Думается, что на сакральном уровне испуг должен не только индуцировать особое состояние сознания миста, но и «открыть двери» между мирами. Кроме того, испуг ознаменует начало второй фазы ритуала – стадию символической социальной смерти или бесстатусности роженицы.

Данное предположение подтверждается карнавальный характер родильного действа. В структуре традиционных годовых праздников карнавал связан с ритуалами почитания предков во время, когда открыты врата между мирами и мертвые получают доступ в мир живых. У эллинов данные обряды были связаны с чествованием возродившегося Диониса, а в Древнем Риме carrus navalis был связан с мистерией Изиды [Лауэнштайн 1996: 161]. У славян также был схожий праздник – Коляда, в ходе которого происходило ритуальное общение с предками. Белоусова пишет: «Мы считаем правомерным говорить о «карнавальности» родильного обряда, используя этот термин в широком смысле слова – для обозначения совокупности некоторых элементов ритуала, типологически сходных с карнавальными. Здесь мы присоединяемся к мнению П. Бёрка, который пишет, что в некотором смысле каждый праздник представляет собой карнавал в миниатюре, поскольку оправдывает «беспорядок» (инверсию нормы) и влечет за собой сходный репертуар традиционных форм. Используя термин «карнавальная стихия», Бёрк не пытается утверждать, что какие-то элементы карнавала как календарного праздника породили какие-либо элементы в составе других обрядов. Его утверждение состоит лишь в том, что многие праздники имеют общие элементы ритуала, и, поскольку карнавал был особенно важным наложением подобных элементов, возможно условное приложение термина к другим обрядам [Burke 1994: 199]. Таким образом, речь может идти ни в коем случае не о генетическом родстве между отдельными элементами родильного обряда и карнавала, но лишь о типологическом сходстве. Функция сходных элементов этих ритуалов различна, поскольку они связаны с двумя принципиально различными типами коммунитас: родильный обряд относится к обрядам повышения статуса, а карнавал – к обрядам перемены статуса [Тэрнер 1983: 231–241]».

 

Подчеркивает карнавальность происходящего присущий родам специфический юмор, в котором важное место занимают образы скабрезные шутки, неуместные и невозможные в какой-либо другой ситуации и отсылающие к сексуальным отношениям между роженицей и врачом. А также распространенность скатологических образов – к примеру, обычный педагогический прием для обучения потугам – аналогия с испражнением.

После завершения родов начинается третья стадия ритуала – реинкорпорация в социум в другом статусе. Прежде всего матери возвращается имя. Если до этого в разговорах с ней врач использовал обезличенную форму обращения: «женщина», «дорогуша» и др., то после родов он обычно спрашивает: «Как тебя зовут?» В утилитарном смысле это прием возвращения роженицы в «трезвое» состояние сознания, на сакральном же уровне – выполнение обряда имянаречения. Женщине возвращается высокий социальный статус, к ней начинают обращаться на «вы» и называть ее «мамочка». Третья стадия проходит в два этапа. Малый очистительный обряд длится до недели – пока женщина с ребенком находятся в родильном доме. Окончание этой части ритуала венчается «выкупом» – вознаграждением или подарками, которые отец ребенка дарит медицинским работникам. Аналогию этому обычаю можно найти в традиционной русской культуре. Бабка-повитуха получала вознаграждение сначала от роженицы после того, как через три дня покидала ее дом, а второй раз повитуха получала вознаграждение от общины после проведения обряда имянаречения ребенка и окончания большого очистительного периода (40 дней).

Итак, характеризуя поведение роженицы и ее близких с одной стороны и медицинского персонала с другой, можно с уверенностью сказать, что ими интуитивно предполагается, что правильное соблюдение ритуала обеспечивает благополучие ребенка и всей семьи в дальнейшем.

Белоусова делает следующее резюме: «Таким образом, картина мира современного человека остается в целом мифологической, и рациональные, научные представления искусственно вписываются в нее, иногда вытесняя старые, магические, а иногда просто остаются невостребованными. Действия и высказывания медицинских работников, независимо от того, репрезентируют они научную или народную культуру, играют одинаково важную роль для функционирования социума как организма, поскольку они в равной степени призваны обеспечивать систематическую смену и воспроизводство социальных статусов. Типологическое сопоставление комплекса действий и высказываний врачей, направленных на мать и на новорожденного, с традиционными формами «авторитетного знания» о деторождении (присущими, например, субкультуре повивальных бабок) позволяет сделать вывод о том, что социокультурный аспект этих действий и высказываний является в наши дни едва ли не более актуальным и значимым, чем собственно медицинский». Добавим от себя, что иррациональный страх акушеров перед рыжеволосыми роженицами, проявляющийся в стремлении при малейшей возможности использовать при родах кесарево сечение, несомненно, отсылает нас к архаичным представлениям и обрядам.

Последние годы получил распространение обычай присутствия мужа во время родов. Рационально этот обычай объясняется тем, что мужчина таким образом испытывает большее сопереживание роженице, лучше понимает, через какие страдания женщине пришлось пройти. Народная культура решает этот вопрос другим образом: в день благополучного родоразрешения Традиция предписывает кормить отца этого ребенка пересоленной и переперченной кашей, тем самым предоставляя ему возможность почувствовать сопричастность страданиям роженицы.

1.5. От травмы рождения к перинатальным матрицам

В 1924 году в книге «Травма рождения» ученик Фрейда психолог Отто Ранк предложил концепцию родовой травмы. По его мнению, особенно значимой для становления личности является проработка «травмы рождения». Действительно, рождение связано с переходом ребенка в абсолютно новую среду обитания. Меняется все: способ дыхания, способ кормления, условия гравитации и многое другое. В дальнейшем по мере взросления ребенок пройдет много обрядов перехода, но рождение – это единственная ситуация, когда переход осуществляется не на символическом уровне, а как объективный факт кардинального изменения среды и образа жизни. Значимым является не столько факт проживания этих революционных изменений, но и специфические нюансы родового процесса.

Британский психотерапевт Джеоф Грэхэм в книге «Как стать родителем самому себе» приводит следующие примеры.

1. Родоразрешение с применением щипцов. Младенцы, появившиеся на свет при помощи акушерских щипцов, в своей дальнейшей жизни в конфликтных ситуациях занимают пассивно-агрессивную позицию. Обычно они недовольны своей жизнью, у них часто болит голова, присутствует чувство вины на фоне зависимости от окружающих с одной стороны и стремления осуществлять гиперконтроль – с другой.

2. Запоздалые роды приводят к тому, что у ребенок вырастает нетерпеливым и требовательным, для него характерна острая реакция на ситуации проволочек, задержек, ожидания. Такие люди действую импульсивно, они не воспринимают логических доводов и в то же время неспособны к конструктивной переработке конфликта, предпочитая стратегию избегания.

3. Роды при многоплодной беременности. Такая ситуация может привести к проблемам, связанным в первую очередь с недостатком ресурсов, за которые приходится конкурировать уже в утробе матери. В последующей жизни данные переживания приводят к обостренной потребности в безопасности.

4. Роды с ягодичным предлежанием. Основная опасность при таких родах заключается в том, что голова младенца в определенный момент оказывается как бы защемленной, пережимая при этом пуповину, поэтому может возникнуть недостаток кислорода. В дальнейшей жизни травма удушья проявляется приступами паники и специфическим страхом «потерять голову».

5. Кесарево сечение. Младенцы, рожденные таким способом, лишены опыта прохождения по родовым путям, который аналогичен первому и важнейшему опыту борьбы за свою жизнь. Став взрослыми, они испытывают проблемы отстаивания своих интересов в конкурентной борьбе, а также зачастую сложности с самоидентификацией.

Необходимо подчеркнуть, что не все выводы Грэхэма видятся нам безупречными, однако в одном мы с ним согласны абсолютно – не всегда роды являются травмой настолько, что это приводит в будущем к формированию нервно-психических расстройств. Роды – естественный процесс у большинства людей.

Чешский психотерапевт Станислав Гроф (один из авторов и признанный лидер трансперсонального подхода) предложил теоретическое обоснование перинатальной психологии. Он выделяет четыре базовых перинатальных матрицы (БПМ), первая из которых относится к внутриматочному переживанию, предшествующему родам, а три остальных – к родовому процессу.

БПМ I – «матрица наивности» – о сроке начала формирования этой матрицы нет единого мнения. Одни исследователи настаивают на необходимости наличия сформированной коры головного мозга и указывают срок не ранее 22–24 недель беременности. Другие – приверженцы теорий волновой или родовой памяти – снижают срок вплоть до момента зачатия. На стадии БПМ I формируется жизненный потенциал человека. Эта стадия субъективно связана с переживаниями космоса, гармонии с мирозданием, райских садов или же в случае угрозы выкидыша или аборта – с вселенской угрозой. По всей видимости, «психологическая тоска утраченному по раю» во многом является воспоминанием о пребывании в матке.

БПМ II – «матрица жертвы» – формируется с момента начала родовой деятельности до момента полного или почти полного раскрытия шейки матки. Примерно соответствует первому периоду родов. Ребенок испытывает силы давления схваток, некоторую гипоксию, а «выход» из матки закрыт. При этом ребенок частично сам регулирует свои роды выбросом собственных гормонов в кровоток матери через плаценту. Гроф связал эту матрицу с переживаниями «жертвы» потому, что когда человеку плохо, на него давят и у него присутствует страх, что нет выхода – это состояние жертвы. При этом возникает чувство вины (изгнание из рая) и аутоагрессии: «я был плох, и меня изгнали». Возможно развитие травмы любви (любили, а потом причинили боль и выпихнули). В этой матрице нарабатывается пассивная сила («меня голыми руками не возьмешь, я сильный»), терпеливость, настойчивость, умение выживать. Человек умеет ждать, терпеть, переносить неудобства жизни.

БПМ III – «матрица борьбы» – формируется во время прохождения через родовой канал после того, как раскроется шейка матки, и головка плода опустится в область таза. Гроф связывает эту матрицу с путем героя. По сути, именно этот этап реконструируют и проигрывают различные инициационные ритуалы, этот же этап имитируется в самых разнообразных психотерапевтических техниках, призванных дать пациенту повторное переживание прохождения по родовым путям. В этой матрице нарабатывается активная сила («я поборюсь и справлюсь»), целеустремленность, храбрость, смелость

БПМ IV – «матрица свободы» – формируется в период от момента выхода ребенка на свет и всю первую неделю после родов. После тяжелого труда и переживаний родов ребенок получает свободу, его любят и принимают. В идеале мама должна взять ребенка на руки, дать грудь, ребенку необходимо почувствовать заботу, любовь, защищенность и свободу, облегчение.

1.6. Приемы воспитания

Как было сказано выше, воспитание характера ребенка следует начинать сразу после его рождения. Однако приемы, используемые для этой цели, имеют свои особенности. Рассмотрим их.

Прежде всего, ребенка нужно любить, понимать его потребности и уделять ему достаточное (не чрезмерное!) внимание. Уже с младенцем рекомендуется много разговаривать, при этом говорить с разными интонациями, чтобы он учился человеческому общению. Ребенок – не взрослый, поэтому родителям не следует проецировать на него свои привычки. Младенец нуждается в безопасности, которая требует стабильности пространства и времени. Чрезмерно яркие ощущения могут напугать ребенка, поэтому знакомить ребенка с окружающим миром и новыми людьми следует постепенно, ориентируясь на его реакции. В традиционной русской культуре первый месяц жизни ребенка видели только родители и другие самые близкие люди, с остальными членами рода-общины ребенка знакомили позже, а от общения с чужаками оберегали еще долгие годы. Для защиты от сглаза одежду детям шили из родительских нательных рубах, детям запрещалось называть чужим свое подлинное родовое имя, а в случае необходимости им должно было представиться прозвищем.

Важно подчеркнуть, что у ребенка должно быть свое выделенное место, предназначенное исключительно для него, обычно это кроватка или люлька. В этом месте новорожденный проводит большую часть времени, поэтому кроватка должна быть чистая, без запаха, располагаться в месте, исключающем сквозняк, в ночное время необходим ночник. Некоторые матери выбирают совместный с младенцем сон, мотивируя это удобством кормления. Это представляется неправильным. Во-первых, это нарушает процесс восстановления супружеских отношений (вплоть до того, что отцов выселяют в другую комнату или даже на кухню). Во-вторых, нарушается процесс сепарации (отделения) ребенка от матери. На символическом уровне сепарация совершается в ходе родильного ритуального обряда, который был рассмотрен выше. Однако в психологическом плане, этот процесс растянут во времени и имеет несколько стадий. В современности этот вопрос детально исследуется в психоаналитической школе объектных отношений, а в традиционной культуре был связан с последовательностью инициаций. Выделим самое важное – отделение от матери напрямую связано с формированием личности ребенка. У ребенка должно быть свое отдельное от матери, принадлежащее только ему безопасное пространство.

Острую дискуссию вызывает вопрос обязательности грудного вскармливания. Зачастую приверженцы естественного кормления чересчур фанатичны в своих убеждениях, что может нанести психологическую травму тем матерям, что в силу объективных обстоятельств вынуждены перейти на искусственное вскармливание. Приведу слова Дональда Вудса Винникотта, одного из самых известных детских психоаналитиков (учителя Бенджамина Спока), сказанные им в 1968 году: «Начну с того, что скажу: я хотел бы, чтобы мне не приписывали сентиментального отношения к матери, кормящей грудью, или агитации за кормление грудью. <…> Не приходится сомневаться, что значительное число людей в мире благополучно выросли и без опыта грудного вскармливания. Это значит, что у младенца есть и другие возможность испытать физическую близость с матерью. Однако, если вас интересует мое мнение, то я сожалею о каждом случае, когда мать не могла кормить ребенка грудью, просто потому, что считаю: мать или ребенок или же и мать и ребенок что-то теряют, не пережив этого опыта» [Винникотт 1998: 21]. Кроме того, приведу еще один аргумент, возможно, необычный: искусственное вскармливание предоставляет отцу уникальный шанс пережить удивительную близость с младенцем во время кормления. Данный опыт, несомненно, не только способствует улучшению отношений между отцом и ребенком, но и улучшает отношения между отцом и матерью. В животном мире можно наблюдать множество примеров, когда оба родителя выкармливают детеныша. Помимо этого, соска-пустышка является своеобразным тренажером, способствующим развитию артикуляционного аппарата.

 

Не менее важен режим дня. Жизнь уже самого маленького ребенка должна делиться на периоды: сна, кормления, самостоятельной игры, прогулки и общения с родителями. Каждый из этих периодов ценен. По мере взросления малыша, продолжительность отрезков сна увеличивается, а количество кормлений сокращается, соответственно, понемногу увеличивается и продолжительность самостоятельной игры. Важно не мешать ребенку, не отвлекать его, когда он играет самостоятельно – когда наиграется, он сообщит об этом. Обратим внимание, что здоровый ребенок в ситуации дискомфорта сначала негромко похныкивает, и лишь потом, если родители не отреагировали на его призыв, начинает плакать в голос. У невнимательных родителей, упустивших самый ранний период, ребенок приучается сразу кричать в голос. Специалисты рекомендуют пятишаговую схему приучения ребенка к распорядку:

• Сигналом, что день заканчивается, для малыша может служить теплая успокаивающая ванна.

• Переоденьте ребенка в мягкую и свежую одежду, в которой ему ночью будет тепло и удобно спать.

• Выключите верхний свет: уютная обстановка быстро приучит ребенка успокаиваться.

• Тихо спойте ему колыбельную или почитайте сказку: услышав чтение или пение тихим мягким голосом, ребенок поймет, что вы рядом, успокоится и легко заснет.

• Поцелуйте ребенка на ночь: почувствовав ваши прикосновения и запах, он успокоится быстрее.

Необходимо сказать хотя бы несколько слов об еще одном модном увлечении – о слингах. Сам по себе факт телесного контакта ребенка с матерью, несомненно, положителен. Однако, на наш взгляд, в каждом вопросе важна умеренность. Чрезмерное, фанатичное увлечение, зачастую перерастающее в «слингоманию», вредит не только матери и ребенку, но и семье в целом. Отметим несколько негативных последствий слингомании: во-первых, нарушается процесс сепарации ребенка от матери, а следовательно, замедляется темп психического развития ребенка. Во-вторых, так как такие матери обычно любят вести экстравертированный образ жизни (ночные клубы, общение в больших шумных компаниях, ночевки в случайных и незнакомых местах, дальние и экстремальные путешествия), то у ребенка не формируется режим дня, отсутствует свое безопасное место, что является значимыми предпосылками развития нервно-психических расстройств у детей.

Исключительно важную роль играют колыбельные песни и потешки, которые родители выбирают для своего ребенка. Именно посредством этих текстов до ребенка доносится в закодированном виде система важнейших понятий, напрямую связанных как с процессом социализации, так и влияющих на формирование характера.

В качестве примера рассмотрим архаичную русскую колыбельную песню «Баю-баюшки-баю, не ложися на краю». Часто приводится только фрагмент этой песни, мы же приведем полный текст колыбельной.

 
Баю-баюшки-баю,
Не ложися на краю:
Придет серенький волчок,
Тебя схватит за бочок
И утащит во лесок,
Под ракитовый кусток;
Там птички поют,
Тебе спать не дадут.
Баю-баюшки-баю!
Во лазоревом краю
Солнце село,
Скрылось прочь,
День угас, настала ночь.
Тишина в лугах, в лесах,
Звезды ходят в небесах,
И дудит им во рожок
Тихий месяц-пастушок.
Он дудит, дудит, играет,
Складно песню напевает,
Да негромкая она,
Только звездам и слышна.
Только звездам, только ночке
В синей сини над селом…
А для нашего сыночка
Сами песню мы споем.
Мы сыночка покачаем
Под припевочку свою:
В ней начало: «Баю-баю!»
А конец: «Баю-баю!»
 

С ракитовым кустом в русском фольклоре связан миф, согласно которому он вырос на самом первом на земле камне, выброшенном рыбой (или поднятом уточкой) из моря, таким образом, он прообраз Мирового древа. Ракитовый куст – «всем деревам мати».

Волчок, не волк, а именно домашний добрый волчок является посредником между пращурами и ребенком (вспомним записанную Афанасьевым сказку «Об Иване-царевиче, жар-птице и сером волке»). Волчок в иной, сновидческой реальности, уносит ребенка к истокам жизни, туда, где новый член родовой общины сможет установить связь с богами и предками, туда, куда человек сможет приходить за новыми силами в самые критические моменты своей жизни. Там в сказочной стране пращуров – Вырии – поют священные птицы славян: Матерь-Сва, Гамаюн, Алконост, Сирин. Там текут молочные реки с кисельными берегами. Там живут пращуры, и там же окажется после смерти сам человек, если будет того достоин.

Где же находится это сказочное место? Как ни удивительно, но колыбельная содержит достаточно много подсказок.

Лазоревый край, где уходит за горизонт солнце. Этот образ удивительно распространен и живуч в русской традиционной культуре. Примером тому его широкое распространение в геральдике населенных пунктов: от берегов Белого моря (герб поселка Умба на Терском берегу Белого моря) до Краснодарского края (герб Приморско-Ахтарского района). Описание последнего из упомянутых гербов, по сути, вторит колыбельной: «В серебряном поле лазоревое море с бурными волнами, бегущими вправо; в море – серебряный бьющий хвостом осетр; из-за волн выходит червленое пламенеющее солнце» (идея герба предложена Ниной Ивановной Нецветаевой и Михаилом Шаруновым). Обратим внимание, что «лазоревый» символически наиболее тесно связан с цветом моря. Конечно, в русской культуре существуют такие устойчивые обороты, как «лазоревый цветок» и «лазоревые туманы», однако это заместительная символика, первичны «лазоревое море» и «лазоревое небо», что видится одним и тем же – на линии горизонта сходятся воедино море и небо.

Сказку «Об Иване-царевиче, жар-птице и сером волке» мы упомянули не зря. Историк Лев Рудольфович Прозоров в одной из статей обращает внимание, что в отличие от многих других сказок, в этой называется имя отца главного героя – Выслав. Выходит, что это сказка про царевича Ивана Выславича. Необычное на нынешний слух имя Выслав было распространено среди королей балтийских славян: вендов, ругов, ободритов. Например, Выслав II был братом знаменитого короля ругов и скиров Одоакра. Нельзя обойти вниманием и тот значимый факт, что представители одного из союзов балтийских славян велеты или волоты отождествляли себя с волками, и именно велеты образовали племенной союз с саксами и фризами. Впрочем, в Северное море и дальше ходили все балтийские славяне. Многие историки, среди которых достаточно упомянуть Кузьмина, Фроянова, Прозорова, считают, что юго-западный берег Балтики явился одной из важнейших областей этногенеза славяно-русов.

Однако скорее всего сказка хранит память другого Выслава. Неслучайно Афанасьев приводит еще и имя деда (!) Ивана-царевича – Андрон. С учетом того, что сказка была записана уже в христианское время и на другом конце славянского мира, можно предположить, что если у персонажей были реальные прототипы, то это король вендов и ободритов Ариберт II (умер в 747 году), его сын король вендов и ободритов Выслав (умер в 745 году) и его внук Иван. История не сохранила короля по имени Иван, однако, возможно, вновь речь идет о более позднем замещении имени. Ванами или иванами скандинавы называли балтийских славян – вендов. Внуков же Ариберта II и соответственно сыновей Выслава Арибертовича звали Дражко (убит в 809 году), Годлиб/Годлав (убит в 808 году) и Славомир (умер в 801 году). У среднего брата Годлиба в свою очередь было три сына, которые стали основателями восточнославянской державы: Рюрик Миролюбивый, Синеус Победоносный и Трувор Верный. Таким образом, по мнению Прозорова, имя Выслав оказывается очень давней, не моложе IX века, памятью о балтийской прародине славяно-русов.