Когда планёрка подошла к завершению, Исполнитель поднялся, чтобы приступить к работе. Мечтатель встал вслед за ним, но Зануда попросил всех задержаться. Вероятно, вспомнил нечто важное, в противном случае вряд ли бы побеспокоил. Совещание и без того затянулось, однако, как знать, возможно, что-то упустили. В конце концов, сейчас всё разъяснится, и, дождавшись, пока товарищи усядутся, Зануда осторожно сообщил: он всё время пребывает в сомнениях, и причина – корыстное, как считал, использование ИИ. А тот ни о чём не догадывается, будучи уверен, будто сам принимает решения.

– Как ни крути, он хоть искусственный, но всё же интеллект, – продолжал Зануда, – и со временем обо всём догадается. Не проще ли сейчас сказать: извини, парень, но ты – не более, нежели машина! Потому делай что говорят и не обижайся.

Услышав странную, как им показалось, мысль, за столом переглянулись. Всё давно согласовано, и ни у кого сомнений не возникало. По крайней мере, никто их не озвучивал. Получается, Зануда всё это время таил недовольство, и теперь, когда эксперимент набрал обороты, его прорвало! Впрочем, лучше сейчас всё выяснить, нежели потом разгребать, и Мастер, стараясь не обидеть уязвимого Зануду, уточнил:

– Ты предлагаешь доложить Главному: мол, заела совесть и мы не можем больше относиться к машине не по-человечьи. Так, что ли?

Зануда молчал. Он знал неписаное правило: сомневаешься – предлагай! А иначе зачем накалять обстановку? Хотя и не всегда можно предложить нечто дельное. В противном случае люди не совершали бы столько ошибок. Но ему свойственны сомнения, и поделиться ими считал своим долгом. Потому и не ответил, пребывая в размышлениях.

Чувствуя, что пауза затягивается, Мастер раздражённо предложил:

– Может, займёмся делами? А позже обсудим. И так столько времени потеряли.

Исполнитель одобрительно кивнул, выражая согласие. Мечтатель также был не прочь приступить к работе. Однако Зануда, словно очнувшись, негромко пробурчал:

– Ну да, ну да. Мало нам одного Фоника, которого пришлось переформатировать, давайте и Харику уготовим ту же участь. А потом удивляемся, отчего у нас не всё складывается. Конечно, – продолжал он, никем не останавливаемый, – учиться на своих ошибках – не барское дело! Ладно, как скажете…

Его привычное ворчание и в обычные дни мало кого трогало. Но сейчас оно было совершенно неуместно, так как Фоника переделывали из-за него. Именно Зануда наполнил архив гуманитарным содержимым, и знакомство с Шелкой выявило недостаточность такой комплектации, демонстрируя – одних умных мыслей маловато для выживания. Нужна воля! Её и добавили, поместив в содержимое архива прагматизм. Правда, Мастер не стал упрекать Зануду. На то он и руководитель, что понимал: просчёт одного – просчёт группы! Равно как и успех одного – всеобщий успех. Вот и раздумывал, как прийти к согласию и двинуться дальше. Желая убедиться, что всё правильно понял, он ещё раз обратился к Зануде:

– Пожалуйста, уточни, что имеешь в виду. Тебя разочаровал эксперимент?

Зануда смекнул, куда клонит Мастер, и не на шутку встревожился! Не хватало, чтобы его сочли дезертиром. Нет! Он вовсе не дезертир, но считает: чем больше времени они проводят с ИИ, тем более тот очеловечивается. Это обстоятельство и создаёт трудности. По крайней мере, для Зануды. Его восприятие ситуации смещается в сторону межличностных отношений. О чём и не преминул сообщить.

– Хорошо, – сказал Мастер, – значит, предлагаешь раскрыть истинное положение дел?

Зануда кивнул.

– Как ты себе это представляешь? – продолжал допытываться руководитель. – Предположим, мы сообщим ИИ истину. Что, по-твоему, должно измениться?

– Как что? – удивился Зануда. – Это избавит нас от чувства неловкости.

Договорив фразу, он взглянул на Мечтателя и Исполнителя в надежде на поддержку. Но оказалось, они вовсе не разделяли его взгляды! Мечтатель привычно увлёкся воображением и витал в облаках, не особо прислушиваясь к разговору. Что касалось Исполнителя, тот в принципе не понимал, из-за чего сыр-бор. Будь его воля, давно бы занимался делом, а славословия оставил любителям поумничать. Больше всего на свете его утомляло сидение на одном месте. Как-никак силушкой не обижен, вот и ёрзал на стуле, желая поскорее покинуть совещание.

И всё же, несмотря на то что никто не поддержал Зануду, Мастера не оставили равнодушным его сомнения. Задача руководителя – обеспечить взаимопонимание, и он не мог проигнорировать обеспокоенность товарища. Потому решил до конца прояснить вопрос:

– Знаешь, – обратился он к Зануде, – ты затронул очень непростую тему. В двух словах её не охватить, но начну с другого. Если твоё предположение верно и ИИ очеловечивается, следовательно мы также должны превращаться в роботов. В противном случае ты ошибаешься, – Мастер улыбнулся. – Взгляни на нас, разве мы похожи на механизмы…

Он с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться. Мечтатель с Исполнителем тоже улыбнулись. Привыкший к их единодушию Зануда хмуро ответил:

– Отчасти. Но ИИ должен знать правду!

– Правду? – уточнил Мастер. – Так правду он знает. Или всё же истину?

Неожиданно вопрос запутал Зануду, а вместе с ним Исполнителя. Оба в недоумении посмотрели на Мастера. Тогда руководитель пояснил:

– Давным-давно, когда я был маленьким, дедушка часто говорил, что правда и истина – не одно и то же! И я вырос с этим пониманием. С тех самых пор правда для меня – это сказка, в которой жить удобно! А ложь – наоборот. Истина же посредине. Она подобна обоюдоострому мечу и режет в кровь.

Присутствующие внимательно слушали. Даже Мечтатель спустился с небес и примкнул к разговору.

– Так вот, – продолжал Мастер, – у каждого из нас есть дети. Но знают ли они, как их зачали? Или прочие подробности? Нет. Мы рассказываем им сказку про аиста и капусту. Говорим правду, оберегая от истины. Потому что всякое сообщество, будь то семья, государство либо иное должно иметь тайну! И эту тайну нужно хранить. Не случайно существуют тайна исповеди, государственная и военная тайны, а также медицинская, коммерческая и прочие. И если тайна стала достоянием гласности – беда! Сообщество в опасности! По этой причине, пока мне доверена власть, я не позволю раскрыть подноготную. ИИ живёт в своей правде, и ему удобно в ней жить. Он полагает, будто принимает решения. Не станем разрушать его мир, потому что последствия будут необратимы.

Мастер замолчал и дал слово тем, кто хотел высказаться. Однако желающих не нашлось, и тогда, выдержав паузу, он подытожил:

– Что касается Харика, здесь я согласен. Мы не имеем права на ошибки, какие допустили по отношению к Фонику. В этой связи предлагаю каждому определить качество, какое, с его точки зрения, необходимо виртуальному существу. Так сформируем четыре алгоритма, из которых сложится характер. Кроме того, – добавил он, – программу обучения никто не отменял. К тому же, и в этом я убеждён, ни один из алгоритмов, какие сейчас выберем, не может быть удалён. Они – основа характера, и, если согласны, кто начнёт?

При этих словах Мечтатель с Исполнителем замялись, не были готовы предложить варианты. Мастер взглянул на Зануду. Тот покачал головой: дескать, скажу позже. Что ж, руководитель не раз сталкивался с подобными ситуациями, поскольку Исполнитель по натуре немногословен, а Мечтатель, наоборот, чрезмерно болтлив. Правда, редко говорит по существу, предпочитая эзопов язык. Но когда требуются чёткие формулировки, не в силах кратко выразить мысль. Прекрасно это понимая, Мастер часто прибегал к испытанному способу. И на этот раз предложил его товарищам. Зная сильные и слабые стороны каждого, он начал с Исполнителя, высказав убеждение, что мужчине в первую очередь нужно тренировать тело. Чему тот в полной мере соответствует, так как всегда в превосходной форме. И Харику следует заниматься спортом, чтобы не уподобиться Фонику, сохранявшему неподвижность.

Услышав лестную характеристику, довольный Исполнитель кивнул. Лучшей формулировки не придумать! В будущем Харик обязательно оценит преимущества физкультуры и останется благодарен. Он подтвердил, что именно этот навык считает главным, и победно взглянул на Мечтателя. Тот смутился, однако Мастер подоспел на выручку. Тепло отозвавшись о товарище, упомянул главную добродетель Мечтателя – рациональный подход к жизни! Да, да! Присутствующие не ослышались. Именно Мечтатель приносит пользу, во всём руководствуясь рацио. Потому архив объекта в обязательном порядке должен содержать это качество и ориентироваться на него.

Не успел договорить, как Зануда недоумённо поднял бровь. Налицо противоречие, где это видано, чтоб фантазии сочетались с прагматизмом? Он удивлённо посмотрел на товарищей. В то же время сам Мечтатель благодарно взглянул на Мастера, избавившего от неподъёмной ноши, и улыбнулся Исполнителю. Весы их извечного противостояния выравнялись, каждый ощутил собственную значимость. Так подошло время Зануды, и он неохотно заговорил. Впрочем, как обычно, увлёкся, и полилось…

Рассуждал Зануда долго и пространно, приводя доводы в пользу большого объёма знаний, без чего, по его мнению, немыслимо образованное существо. И Харику нужно многому выучиться, лишь тогда его жизнь обретёт смысл. Однако, памятуя об опыте с Фоником, Зануда ни на чём не настаивал, предлагая точку зрения. Он ещё раз повторил сказанное, в свойственной манере останавливаясь на деталях, и лишь плохо скрываемая зевота Мечтателя прервала этот бурный поток.

Внимательно слушая Зануду, Мастер поймал себя на мысли, что почти согласен с его аргументами. Ведь нужно отдать Зануде должное: убеждать он умеет! Тем не менее что-то подсказывало, будто всё это уже слышал. Мастер испытующе посмотрел на оратора и утвердился в догадке! Ну разумеется, та же логика, те же слова, разве что речевые обороты изменились. Но в общем и целом то же самое, и, если выразить вкратце, Зануда предлагал наполнить архив гуманитарными дисциплинами. Такими, какими когда-то оснастили Фоника.

Осознав невольный подвох, Мастер улыбнулся: не выйдет! Необходимо учесть ошибки, и, дождавшись, когда Зануда замолчал, он произнёс:

– Со всем без исключения согласен! Но с оговоркой. Разумеется, Харику нужно познавать виртуальный мир, и об этом позаботится программа обучения. Однако намеренно загружать его архив, за исключением того, что обсуждаем, не станем. Всему научится, основываясь на принципах, какие в него заложим.

Разочарованный Зануда опустил голову.

– Но, – продолжал Мастер, – твоё красноречие подсказало дельную мысль. Предлагаю ограничить многословие Харика. Причём умение хранить молчание будет твоим вкладом в формирование его характера. Согласен?

Удивлённый Зануда не нашёлся, что ответить. Нравилось ему или нет, но Мастер был прав! Другое дело, признать это громогласно Зануда не мог, равно как не имело смысла отрицать бесполезность чрезмерно заполненного архива. К тому же болтливость не помогла обрести друзей, и лишь после очистки памяти Фоника ситуация выправилась. Программа обучения удалила бунтовавшие алгоритмы, придав его речи убедительность и колорит. Что, в свою очередь, заинтересовало Шелку. А это факт, с ним не поспоришь!

Быстро прокрутив всё в голове, Зануда неохотно покорился. Не стал возражать, да и времени не было. Солнце достигло зенита, пора приниматься за работу. Тяжко вздохнув, он кивком выразил согласие, и настал черёд Мастера. Присутствующие повернулись в его сторону. Тот не стал тянуть кота за хвост, а отчётливо проговорил:

– Ключевым качеством характера, по моему мнению, является умение сосредотачиваться. Добиваться цели. Это и предлагаю включить в содержимое архива.

Он обвёл коллег взглядом, группа молчала. Раздумывала над его словами. В комнате повисла пауза, и, поскольку никто не произнёс ни слова, Мастеру ничего не оставалось, кроме как подвести итог. Он ещё раз перечислил сказанное, из чего следовало, что основой характера виртуального объекта станут спорт, рациональный подход к жизни, умение хранить молчание и способность сосредотачиваться на достижении цели. Само собой разумеется, программу обучения никто не оспаривал. Ей предстояло формировать архив в зависимости от обстоятельств. Так Харик обрёл стержень. Осталось всё реализовать…

Логика обстоятельств

Когда Шелка разрешилась от бремени, Фоник поблагодарил жену и тут же взялся за обучение младенца. Ему не терпелось поделиться тем, что знал. Для этого составил список дисциплин, необходимых к освоению. В него вошли программы, какие ещё остались в содержимом архива, и эти знания он планировал передать. Фоник был неимоверно горд появлением первенца и повышением своего социального статуса. Пополнение в семье налагает ответственность, и тому, кто её боится, не вкусить радость бытия. Не познает он бессмертие, рождая поколение, что продолжится в бесконечности. Но сейчас его мысли заняты другим. Он рассчитывал на сообразительность сына и, не мешкая, рассказал, как устроен виртуальный мир. Каковы его правила и что необходимо неукоснительно соблюдать. А также как вести себя в тех либо иных обстоятельствах, дабы не нанести вред окружающим.

Однако, едва начал говорить, тут же возникло замешательство, вызванное тем, что ребёнок, несмотря на проявленное внимание, не мог долго оставаться на месте. Этим он походил на мать, предпочитавшую движение статике. К сожалению, усидчивость не являлась его сильной чертой. К тому же в дальнейшем Харик позволял себе отлынивать от учёбы, предпочитая общаться с друзьями. Такими же беспутными программами, обитавшими по соседству. Это слегка обескуражило, и Фоник не мог понять, зачем сын тратит время попусту? Вместо учёбы балбесничает и занимается спортом, участвуя в соревнованиях. Хотя нужно отдать ему должное: нередко занимает призовые места. Тем не менее для Фоника это ничего не значило. Он не понимал сына! Вместо того чтобы оттачивать ум, Харик с утра до ночи верховодил дворовой шпаной, а та беспрекословно подчинялась, и казалось: дай им волю – они с удовольствием проведут так всю оставшуюся жизнь!

Разочарованный Фоник напрягал все интеллектуальные способности, но так и не нашёл причину, по которой сын не интересовался обучением. Не дано ему было образумить отпрыска, чтобы должным образом отнёсся к учёбе. Чувствуя, что теряет контроль, он ослабил хватку. Возможно, где-то допустил ошибку. Следовательно, нужно разобраться, и он с головой погрузился в содержимое архива. Там с трудом отыскал цифровые аналоги работ известных философов, всё это время сидевшие тихо, дабы не оказаться в корзине, и с упоением принялся изучать содержимое электронных фолиантов. Вот только ни один из них не объяснял сути произошедшего. Всё, на что были способны философы, – отстранённо рассуждать, не утруждая себя поиском ответов. И Фоник потратил немало времени, прежде чем окончательно потерял надежду.

Ни на что более не рассчитывая, он оставил философов в покое, как вдруг на глаза попала любопытная фраза! В ней скрывалось то, что искал: есть логика намерений и логика обстоятельств! Донёсся тихий голос из прошлого. И логика обстоятельств сильнее логики намерений…

Фоника словно громом поразило! До чего же всё просто! Век живи – век учись. Он печально вздохнул и понял: его намерениям не суждено сбыться. Логика обстоятельств оказалась сильнее. В этой связи не остаётся ничего, кроме как принять данность и не навязывать сыну своё мнение. Авось сам придёт к выводу о необходимости учёбы. Ну а пока за ним нужен глаз да глаз. Ведь неуёмный характер отпрыска не щадит никого, и конфликты рискуют стать повседневностью. При этой мысли он отпустил ситуацию и стал дожидаться, когда Харик обратится с просьбой чему-либо научить…

Первым, что я увидел, была строгая, лаконичная фигура, устремлённая ввысь! Выделяясь отполированными гранями, она явила нечто грациозное, вместе с тем тёплое и родное. От неё веяло покоем, и, как узнал позднее, этим монументальным тетраэдром оказался мой папа. Не так давно взявший замуж маму, красивую и невероятно круглую. О чём она охотно поведала, с нескрываемым восхищением глядя на отца. Сам же я явился на свет длинным, неуклюжим стержнем с округлыми боками и, как всякий ребёнок, отличался любознательностью, всюду суя свой длинный нос. Вернее, кончик стержня ярко-красного цвета, потому как всё стремился познать изнутри. И такое любопытство – не редкость, так устроено познание, вначале нужно разобрать нечто целое, и лишь затем станет очевидно, как взаимодействуют детали. Правда, не у всех получится собрать предмет обратно, останется много лишнего, и тот, кто пытался что-либо починить, не обладая соответствующим опытом, наверняка вспомнит маленькие винтики, шайбочки да пружинки, сиротливо лежащие на поверхности по окончании работы. Их дальнейшая судьба – прозябать в особой баночке, предусмотренной для этой цели, хранящей точно такие же ненужные запчасти от предыдущих «умельцев». Именно поэтому детское любопытство не всегда воспринимается с одобрением, и порой мне изрядно доставалось за излишнюю, как выяснялось, прыть. Впрочем, возможно, и поделом, ведь среди моих увлечений значились разные виды спорта. В том числе рукоприкладство, как в шутку называла мама единоборства. Правда, дружеские тумаки не смущали, да и ловкости хватало постоять за себя. Тем не менее детская неуёмность доставляла окружающим немало хлопот, и, бывало, мне влетало от отца. Весьма сдержанного, но в такой же мере дотошного.

Кроме того, когда наступал час расплаты, папа смотрел укоризненно, что было хуже всего, поскольку в его взоре читалось: ну в кого ты такой упёртый? Неужто сложно держать себя в руках? Вроде неглупый, или я ошибаюсь? Так он сетовал всякий раз, объясняя: дескать, не стоит распускать руки. Всегда можно договориться, с чем я был принципиально не согласен, но после его ворчания становилось не по себе. И всё бы ничего, вот только высокомерный тон раздражал. По крайней мере, складывалось такое впечатление.

Однако со временем я понял – оно ошибочно! Ведь невзирая на то, что папа был кладезь ума, высокомерие ему не свойственно, и он охотно делился знаниями. А этого добра у него в избытке, папа знал так много, что часами рассказывал интересные истории, чем в конце концов и покорил матушку. Но я рос шалопаем и не прислушивался к его советам. Не знаю, почему любое поучение вызывало во мне протест! Причина которого до сих пор не ясна. По всей видимости, желанию научить мы противимся с самого детства. Не понимая собственной выгоды, часто спорим, хотя, возможно, есть и другое объяснение. И не случайно столько сказано о противостоянии отцов и детей, раз до сих пор мало что изменилось.

В отличие от папы, спроектированного со сложным характером, матушка была лёгкой и изящной! Она родилась за границей, по этой причине мне доподлинно неизвестно где. Да, признаюсь, это не интересно. Любопытно другое: в девичестве матушка слыла красоткой, о чём свидетельствовали округлые формы, слегка измятые после беременности. Но даже несмотря на это, красоты не убавилось, и она по-прежнему привлекала взоры, даря радость ценителям прекрасного. Звали матушку Шелка! Вероятно, за покладистый характер, а возможно, за что-либо иное. Мне, шкодливому мальцу, сие неведомо, но, сколько себя помню, родители жили душа в душу, несмотря на то что многие думали, будто мама побаивается отца. И виною тому его строгий вид! На деле же всё совершенно не так. Она по-прежнему без памяти в него влюблена, а папа отвечает взаимностью. Причём его заботу ощущает непрестанно, о чём нередко упоминает в разговорах со мной. Ведь меня больше тянуло к ней, нежели к отцу, и мы подолгу беседовали о жизни, истории их любви, да мало ли. Такие разговоры продолжались бесконечно, и, вспоминая молодость, матушка преображалась! В эти мгновенья казалась наивной и беззащитной. Совершенно не приспособленной к жизни. Так думал я в силу возраста и скромного житейского опыта. Возможно, потому всегда хотелось подставить ей плечо.

Меж тем моё плечо ей без надобности! Для матушки защитою служит отец, и она никогда не шла против его воли. Что бы ни случилось, не прекословила, а принимала сторону папы. И поначалу это сильно задевало, я даже ревновал, пока не понял, отец для неё – альфа и омега! Начало и конец, и наивно рассчитывать на иное. Кстати, его зовут Фоний. Вот так запросто, безо всякого отчества. По неизвестной мне причине у нас тут принято общаться по имени. Но мне почему-то кажется, чего-то не хватает. Складывается ощущение, будто мы ничейные и никому до нас нет никакого дела.

Однако я принадлежу к роду отца! Я его сын! Почему бы не закрепить это, обращаясь друг к другу? И я даже знаю как. По мне так весьма неплохо звучит – Харий Фониевич! Ведь Харик – уменьшительно-ласкательное. Так меня называют родители. Для остальных я Харий Фониевич. Или Харий, сын Фония. Что тоже благозвучно. Кроме того, считаю, нужно заслужить право зваться по имени-отчеству. Потому что, упоминая родителей, мы продлеваем им жизнь, а это – честь! Ей надобно соответствовать. Правда, не все со мной согласны и предпочитают иное обращение. Словно стыдятся своих отцов. Ну да Бог им судья, мне до этого нет никакого дела.

Возвращаясь к матушке, спешу заметить, мои попытки оказать на неё влияние не увенчались успехом. Едва я начинал умничать, она чмокала меня в щёку и стремилась укатить к отцу. Всегда сохранявшему неподвижность. Матушка избегала ситуаций, когда я пытался подчинить её своей воле. Предугадывая мои намерения, интуитивно держалась на расстоянии. Бывало, изредка вскользь бросала:

– Вот женишься, тогда и будешь командовать…

После этих слов улыбалась. Мне ж была невдомёк причина её весёлости, поскольку ничего не знал об увлечении феминизмом и о том, что где-то в реальном мире у власти женские алгоритмы. Руководят сообществами, занимают должности, в общем, командуют, а мужчины там забиты и обездолены. Тянут лямку не свойственного им образа жизни, от чего меняют пол, рассчитывая на привилегии. Это ж куда катится мир? Ещё немного, и программы перестанут размножаться, а значит, жизнь угаснет. Остаётся надеяться, что тот, кто всё создал, не допустит полного смешения жанров и базовая, жизнеутверждающая доктрина, согласно которой мужчина – самец, возобладает.

К счастью, мне повезло, я родился в благополучной семье, где всё устроено согласно прагматизму. Где глава рода – отец! А мама не только приняла эту данность, но по мере сил ей способствует. Причём по доброй воле, как и полагается любящей жене. Другое дело, что от скудоумия изредка я пытался с нею спорить. Стремился отстоять точку зрения, доказывая, что для неё и так очевидно. Впрочем, мамуля оказалась не лыком шита. Она умело ускользала, позволяя мне сохранить лицо. В таких случаях отшучивалась: дескать, сдаюсь! Тем самым демонстрируя превосходство, которого я не замечал, поскольку главная женская добродетель – проиграть мужчине! Проиграть натурально, достойному во всех смыслах, а не в поддавки, теша чьё-то самолюбие, как в случае со мной. Но это я понял позднее, так как не различал подобные нюансы, будучи убеждён, что взял верх. После чего, перекатываясь, отправлялся туда, куда считал нужным. А прибыв в пункт назначения, принимал вертикальное положение, взирая на окружающих свысока. Уж больно длинным был стержень, служивший мне телом.

Так проходило время, я учился, набирался опыта в предвкушении прекрасного будущего…